Солнечные часы показывали два пополудни – время, когда Мясники приходят в очередной раз. Но сегодня они задерживались... Беляк уже было подумал, что он обсчитался, и сегодня не пятница, а только четверг, но тут черные ворота со скрипом открылись. Беляк мигом присел на корточки, спрятавшись за пушистым кустом, растущим на берегу горной речки.
Сегодня их было трое, а обычно приходило четверо. Интересно, имело ли это изменение какие-либо интересные причины, или неизвестный Хозяин просто заболел и не смог выйти на работу?
Мальчик облегченно вздохнул, увидев, что один из высоких объятых в черное Мясников уже тащил к воротам сопротивляющегося стадника. Это было отчасти удивительно, отчасти странно: говядинцы никогда не кричали, когда их уводили – им не хватало ума понять, что неизвестность – это страшно. Единственное, чего они боялись, и по вполне понятным причинам – это электрического забора. Этот малец, которому на вид было меньше десяти, не то чтобы орал, он даже не мычал, а просто отпирался от сильного непобедимого великана.
Беляк приподнялся в надежде, что увидел настоящее проявление Разума, даже не сразу сообразив, что выставил свою любопытную фигуру напоказ Хозяевам, да к тому же все равно уже не сможет помочь мальчишке и научить чему-нибудь. Он тут же вернулся в укрытие, не успев поймать взгляды оставшихся Хозяев. По крайней мере, он так думал.
Пот проступал по всему телу, и совсем не от жары. Мальчик волновался, что его заметили. Каждую пятницу к приходу Хозяев он уговаривал себя спрятаться в пещере, уйти туда, где даже днем темно, и куда ни один Мясник не заглянет, но каждый раз его тянуло наружу любопытство. Он завороженно смотрел на открывающуюся пасть стены, пытаясь отыскать путь к побегу, заведомо зная, что это невозможно. Его взгляд притягивали блестящие черные шлемы Хозяев, и он невольно старался разглядеть под ними человеческие черты, но это было бесполезно.
Стало тихо, ничего не менялось и не слышен был скрип закрывающихся ворот. Беляк удивился: так долго они не искали даже Старца... Мысль об учителе отозвалась скупой болью – единственным, на что способно сердце примитивного мальчишки. Боль потихоньку разливалась по телу, и Беляк не мог ее подавить. Он тяжело вздохнул и тут же замер: над ним нависла длинная тень, и это в два часа дня... Ну точно Мясник...
Беляк, обливаясь по́том, боялся поднять глаза, а тень так и стояла, почти не двигаясь. «Чего он ждет? – тяжело дыша, думал мальчик. – Ждет проявления Разума? Хочет, чтобы я посмотрел на него своими глазами? Увидеть там мои знания? Мой страх? Страх выдает меня... – Беляк опять глубоко вздохнул. – Значит, я должен посмотреть на него смело, как Старец. И уйти молча... тихо и незаметно... И я буду последним Видящим в этом стаде», – у мальчика навернулись слезы, а он-то думал что все их выплакал. Голова не поднималась, хотя, как казалось, он тянет ее вверх изо всех сил. Наконец, Беляк посмотрел на источник тени со всей злобой, на которую был способен.
Каково же было удивление, когда он увидел над собой полненькую фигуру мальчика лет восьми с любопытными темно-серыми глазами. Маленький незнакомец приподнял брови в вопросительном жесте, пока Беляк облегченно вздыхал, и громко замычал.
– Ты чего орешь?! – прошипел Беляк и заглянул за спину мальчишки.
Там один из Хозяев все еще озирался по сторонам, пока другие уводили парней, сегодня они забирали около дюжины.
Малец снова вопросительно промычал, оглядывая белые волосы Беляка и тыча пальцем в его новую (точнее, первую) набедренную повязку.
– Закрой рот, дубина! – вспомнив, как когда-то обзывал его Старец, мальчик почувствовал отчаяния, но ситуация заставляла взять себя в руки: за спиной мальчишки все тот же Мясник направил взгляд в их сторону.
Пора было прятаться в пещере, и, повинуясь инстинктам, Беляк уже было повернулся к убежищу, но тут снова услышал протяжное, настойчивое мычание.
«Назло он, что ли?» – с досадой подумал парень и потянул любопытного говядинца за собой.
Поначалу мальчик не хотел следовать в темноту за Беляком, но последний был намного сильнее этого низенького толстячка, так что вскоре они добрались до того самого места, где в тоннеле пещеры была дырка, через которую проглядывало небо.
– О-о-о! – воскликнул мальчик, показав пальцем на прорешину в потолке.
– Ш-ш-ш! – Беляк зажал ему рот, а сам прислушался к внешним звукам: кроме тихого журчания речки ничего не было слышно. Даже Мясники не смогли бы двигаться так тихо в темноте, к тому же, по воде.
Мальчик все равно показывал на дырку в пещере. «Да знаю я, знаю», – сказал про себя Беляк, а ему просто кивнул. Он уже сто раз пожалел, что притащил этого невежду с собой.
Любопытный толстячок вскоре успокоился и сидел тихо, зачарованно глядя на кусок неба. Когда Беляк потянул мальчика к выходу, тот слабо сопротивлялся, но все-таки оглядывался назад, пока дыра в потолке не скрылась из виду.
Беляк не торопился выходить наружу – страх все еще держал его. Они с мальчиком, которого он окрестил Толстый, просидели в убежище полночи, и Беляку пришлось делиться с прожорливым соседом скудными запасами. Толстый не был рад ни капусте, ни лепешкам, но к утру съел все, что было предложено, просто от безысходности.
– Лепешка, – медленно проговорил Беляк, пользуясь тем же приемом обучения, что и Старец и все «видящие» до него. – Капуста. А ты, – он ткнул мальчика в голую мягкую грудь, – Толстый. Ясно?
– Яно, – повторил ученик, высовывая толстый неповоротливый язык на каждом звуке.
Беляк поморщился, надеясь, что он выглядел не так, когда Старец начал его учить.
– Лепешка. Повтори.
– Ри.
– Дубина!
– Бина!
По крайней мере, малыш точно воспроизводил интонацию.
– Я и не думал, что это так тяжело...
– Ло...
– ...теперь мне кажется, – продолжал Беляк, – что Старец ошибался, и раньше «видящих» не было много.
– Тарц, – неожиданно живо повторил Толстый.
Беляк вытянул шею, и мальчик понял это как вопрос.
– Тарц! – мальчик замычал и показал на набедренную повязку Беляка.
– Это не тарц, это трусы. Одежда! – сокрушенно ответил учитель. А ему-то показалось, что Толстый повторил имя Старца. А он, наверное, просто видел такие же трусы и на нем.
Мальчик так рьяно мотал головой, что ударился о собственное плечо.
– Тааарц! – он постарался вложить в свои слова какой-то величественный смысл.
– Ты знаешь Старца? Видел его?
– Тарц! – Толстый встал и зашагал по пещере, изображая кого-то, кто собирает с пола вещи. Потом он увидел мешок и взял его. Немного повертев в неуклюжих ручонках, он раскрыл его и кинул туда недоеденную лепешку. Потом показал на потолок пещеры, но резко замер и погрустнел.
– Ты все? Закончил?
В ответ мальчик потянул Беляка из пещеры. Выходить было боязно, но ведь уже настала ночь, и даже говядинцы спали. Беляку пришлось повиноваться, тем более, любопытство брало верх.
Толстый вышел к тому самому кусту, где днем они с Беляком познакомились, и показал пальцем вверх. Беляк посмотрел – обычное ночное небо: немного облаков и много звезд, одна-единственная луна.
– И что?
Мальчик снова начал свои манипуляции с мешком.
– Ты не наелся, что ли? Тебе худеть надо, так что терпи.
Толстый обиженно посмотрел на учителя. Он снова показал на небо, сказал «Тарц!» и начал собирать невидимые вещи в мешок.
– Ты видел Старца? – Беляк и хотел, и не хотел произносить это. Ему не хватало знаний, чтобы понять свои чувства.
– Тарц!