Глава 1. Последний шанс
Тик-так, тик-так.
На кухне монотонно тикали старые механические часы и тихо урчал холодильник. За окном бушевала гроза и облезлая берёза снова и снова теряла остатки своей шевелюры, отправляя золотые остроносые листья в последнее путешествие. Один из таких гастролёров сорвался с ветки и вызывающе прилип в центре стекла.
Я с грустью наблюдала за его попытками удержаться на скользкой поверхности, но стихия оказалась сильнее, и вскоре бедняга сорвался, улетая в неведомые дали.
Тик-так. Тик-так.
А часики-то тикают. Неумолимо. Неостановимо. Сколько там осталось? День? Два? Вовсе нет. Времени — до утра.
Я честно пыталась справиться с эмоциями и страхом, но чем меньше оставалось до расставания, тем острее ощущала неизбежность. Вика исподлобья посматривала на меня и без аппетита скребла вилкой по тарелке.
Ужин — наше с подругой любимое время. Именно по вечерам мы могли никуда не спешить и более-менее спокойно поговорить, обсудить дела, помечтать о будущем. Полушёпотом обсудить последние сплетни, поплакать, сетуя на судьбу, или увлечённо поспорить о какой-то ерунде, хихикая в особо пикантные моменты. Но не сегодня. Последний вечер вместе проходил в атмосфере траура.
Каждая попытка Вики заговорить проваливалась, сменяясь неловкостью. Мы дружим с первого класса, уже почти пять лет живём под одной крышей, и такого между нами ещё ни разу не было. Подруга тяжело вздыхала, выдавливала из себя очередную безликую фразу, чтоб как-то нарушить молчание, и снова замолкала, не зная, чем ещё меня взбодрить. Я знаю, она видела, как мне плохо, и боялась неосторожным словом задеть мои чувства. Ох, лучше бы она меня побила, и то пользы было бы больше! Ведь это я должна её поддерживать. Но я такая эгоистка…
После пары вздохов Вика попросила соли к давно остывшему омлету, хотя его уже точно нельзя ничем реабилитировать: некогда пушистый и жёлтенький он сморщился и потемнел, превратившись в плоский позеленевший блинчик. Прямо как моя жизнь.
Я приподнялась и потянулась к полочке со специями. Говорят, если рассыпать соль, это к ссоре… Конечно же, по закону подлости в последний момент моя рука дёрнулась, и я едва не сбила солонку на пол. Сердце дрогнуло, и я, будто получив оплеуху, немного пришла в себя. Аккуратно поставила солонку на стол и вымученно улыбнулась. Вика вновь тяжко вздохнула.
— Ты точно в порядке? Выглядишь совсем бледной.
— Я почти месяц доказывала тебе, что чувствую себя намного лучше. Ты же сама видишь, мне даже таблетки почти не нужны. Всё отлично! — с жаром соврала я. Мне ли не знать, как сильно она хочет, чтобы все наши мечты воплотились в жизнь. — Просто… погода такая печ-чальная…
В какой-то момент язык словно прикипел к нёбу и я замолчала на полуслове. Не смогла придумать себе оправдания. Честно, пыталась. Но не смогла.
Говорить о нашем расставании не хотелось. Я уже давно всё осмыслила, взвесила за и против, но где я, а где логика? Смириться никак не получалось. Поэтому мне так паршиво. С тех пор как умерла моя мать… нет, с тех пор, как я стала виновницей её смерти, всё изменилось. Мне ещё не было и шестнадцати, когда это случилось, и с каждым днём чувство вины, подкрепляемое постоянными упрёками и обвинениями бабушки и её многочисленной родни окончательно разъело мою сущность. За последние семь лет я превратилась в настоящую развалюху, невротика с целой коллекцией психологических проблем и фобий.
Вика единственная, кто остался со мной и поддерживал все эти годы. Мы сроднились, словно сёстры. Если её не будет рядом, то кто со мной поговорит? Ведь я не могу разговаривать с посторонними — привет моя первая фобия! Первая, но не последняя. Нужно сходить в магазин? Минуточку, но ведь я до жути боюсь чужих людей! Мне сложно даже просто выйти на улицу, в большой и открытый мир. Слишком большой, слишком переполненный живыми, шумными, слишком тактильными человеческими существами, которые так и норовят протянуть ко мне свои грязные лапищи, замарать, ударить, оттолкнуть, а затем потоптаться. Все они будут кричать, что я убийца матери, что мои руки в крови, что это моя вина и мне лучше было даже не появляться на этом свете…
Снаружи я всегда теряюсь, а стоит посмотреть в небеса, как начинает казаться, будто бесконечная синева утягивает меня в свою пучину. Мне становится так страшно, что я теряю сознание.
К сожалению, мы живём не в Японии, где хикикомори-затворники могут годами не выходить из дома, заказывая всё необходимое курьером. После того, как я останусь одна, мне придётся бороться со своими страхами самостоятельно. И нет никаких гарантий, что я смогу одержать хотя бы одну победу…
Виктория — моя спасительная соломинка, связующее звено с внешним миром, которого я так панически боюсь, и без которого невозможно выжить. И теперь эта соломинка уплывает в далёкую страну. А что делать мне?
Взъерошив и так растрёпанную причёску, я отвернулась к окну, едва сдерживая слёзы. Я злилась на саму себя. Вот как мне побороть свои страхи? Ещё и погода отвратительная и никак не способствует душевному равновесию, только сильнее загоняя в депрессию. На улице промозглая осень: листья почти облетели, оставив после себя голые и ободранные деревья; газоны посерели, из них торчат редкие клочки пожухлых мокрых цветов и пучки облезлых кустов. Пьяный дворник в грязном ватнике и оранжевой жилетке уже час спит на лавке, не двигаясь. Живой ли? А может, и не человек он вовсе — лишь марионетка на верёвочках, брошенная уставшим от надоевшей осенней картины кукловодом…
Вдали парочка студентов прижались друг к другу, кутаются в плащи, сражаются с ветром, что вырывает зонтики из рук. А в квартире сплошная тоска — прокуренные ободранные обои, старая разваливающаяся мебель. И смотреть невозможно, и заменить нечем. Дом старый — годится только на снос, но район неблагополучный, бесперспективный, никто из застройщиков даже браться не хочет. Соседи тоже бегут отсюда подальше, в поисках лучшей жизни.
«Вот придёт время, и мы заживём, как люди. Ещё немножко осталось потерпеть!» — мечтали мы с Викой на вечерних посиделках.
Глупые размышления о дворнике и соседях немного отвлекли меня и, вздохнув, я опёрлась рукой о стол, отчего он, отчаянно скрипнув, в очередной раз покосился. Подруга привычным движением подтолкнула его с другой стороны, и он временно выровнялся. Мы улыбнулись друг другу, и обстановка вроде немного потеплела.
Я остро чувствовала свою вину перед Викторией. Она одна тянула нас двоих. Хваталась за любую работу, не гнушалась самой грязной и тяжёлой, не отказывалась от ночных смен, которые никто не хотел брать. С трудоустройством куда-то на нормальное место у неё не ладилось, её резюме почти всегда оставляли без ответа, а если подруга звонила, то ей говорили напрямик, что она слишком жирная, чтобы стоять за прилавком приличного магазина, или недостаточно ухоженная, чтобы общаться с важными клиентами. И плевать, какое там у неё образование.
Я помогала ей, как могла: готовила, убирала, писала курсовые в университет, где Вика училась на заочном, переписывала конспекты для других студентов, делала переводы текстов на английский и наоборот, а также другие мелочи, чтобы заработать нам немного денег. На факультет лингвистики мы поступали вместе, но через год из-за ухудшившегося психического состояния мне пришлось бросить учёбу, а вот у Вики был реальный шанс окончить университет с красным дипломом.
Несмотря на все наши усилия, денег всё равно не хватало — мне постоянно приходилось тратиться на походы к психиатру и на дорогие препараты, которые гасили панические атаки. Медикаменты быстро заканчивались и совсем не лечили, лишь немного облегчали жизнь, на время пряча симптомы. Учитывая цену, я бы предпочла не покупать их вовсе, но Вика настаивала. Поэтому каждый поход в аптеку погружал меня в очередную депрессию — я считала таблетки такими же бесполезными, как и своё существование: деньги и время выброшены, а пользы ноль.
Выживать нам удавалась только благодаря неуёмному оптимизму Вики, её несгибаемости и непробиваемости, но я знала — этот ресурс не вечен. Всё чаще она возвращалась с работы раздражённая, срывалась на крик, жалуясь на очередного начальника-козла, необоснованно урезанную зарплату, или, подавив злые слезы, рассказывала о насмешках одногруппников во время сессии. И казалось, нет ни конца, ни края нашим бедам.
Но месяц назад Вика явилась домой с невероятной новостью. Ни разу в жизни не выиграв в лотерею, она внезапно сорвала джек-пот: за отличные результаты в учёбе и по протежированию одного из преподавателей её включили в программу обмена студентами. Практика в Америке — на целый год!
Взволнованная, раскрасневшаяся, с лихорадочным блеском в глазах Вика, не успев разуться, прямо с порога принялась рассказывать о новых перспективах, сложностях. Смотрела на меня такая счастливая, сияющая. Мне ли не знать, как опостылела ей жизнь на дне городских трущоб, издевательства окружающих, жалкие гроши, добываемые непосильным трудом, проблемы со здоровьем, лишние килограммы и бесконечные заботы о больной на всю голову подруге.
А что я? Сначала обрадовалась новостям, скакала по квартире, как безумная — я ведь не враг единственному близкому человеку и тоже от всей души желаю ей добра. Это последний год университета, и после практики в Америке она станет отличным лингвистом, получит место в престижной фирме синхронным переводчиком и тогда, возможно, настанет и на нашей улице праздник.
Я радовалась до тех пор, пока не поняла, почему подруга вдруг начала прятать глаза, а улыбка погасла. Потом и ко мне пришло осознание — когда она уедет, мне придётся остаться одной. На протяжении бесконечно долгого нескончаемого года, наполненного неизвестностью, страхом и болью.
Помня о своих проблемах, и о том, что порой не контролирую себя и могу всё испортить, я тут же дала себе клятву — Вика поедет на учёбу любой ценой. Несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства, даже если мне будет очень плохо, и я буду умирать.
