Глава 21. Внутренние демоны тоже плачут

Вода наполняла лёгкие, постепенно вытесняя каждую молекулу кислорода. Вода закипала внутри меня, обжигая нос, горло, грудь. Безуспешные попытки вдохнуть лишь усиливали мучения, я устала бороться. Любая попытка бесполезна. Я медленно тонула, оседая на дно.

Я перестала дышать, закрыла глаза в ожидании, когда пытка закончится, но долгожданное избавление не наступало. В этот раз всё было иначе — проснуться не получалось. Ну же, Кристина, очнись, это всего лишь сон!

Пустота сомкнулась над головой, я продолжала погружаться в пучину мрака. Я воззвала во тьме: «Хватит! Прекрати! Когда же это закончится?..»

И тьма ответила: «Никогда. Ты виновата. Ты никогда не избавишься от меня».

Тиски сдавили грудь, переползли на горло, и я снова ощутила боль и беспомощность. Распахнув глаза, вцепилась руками в нечто невидимое, но вполне осязаемое — я чувствовала под пальцами тонкие запястья и нежную кожу. То, что меня душило, имело женские руки, но сила в них была нечеловеческая, не из этого мира. Попытки скинуть их с себя оказались тщетными, я могла лишь вяло трепыхаться, тело слабело, слушалось всё хуже, а чёрная вода загустела подобно маслу.

«Отпусти меня!» — взмолилась я. Воздух давно закончился, но я продолжала жить и говорить, нарушая законы природы.

«Нет. Идём со мной. Мне одиноко».

Из темноты вынырнуло синее измождённое лицо и посмотрело на меня черными провалами глазниц, ухмыляясь. Бледная рука с обломанными ногтями и почерневшими кончиками пальцев коснулась моей щеки.

«Идём, я уже устала ждать. Идём, идём, идём…»

Руки душили, лицо повторяло и повторяло призыв, скандируя слово всё чаще и чаще, ускоряясь, пока голос не превратился в истошный визг.

Кричала я негромко, но отчаянно. Подскочив на кровати и запутавшись в одеяле, свалилась на пол, в боку больно кольнуло. Горло саднило, лёгкие горели огнём, будто меня душили по-настоящему.

Пока я тёрла ушибленное тело, смогла собраться с мыслями. Почти позабытый кошмар вернулся, причём в самой страшной из всех своих форм — когда понимаешь, что спишь, но не можешь проснуться.

— Чёрт тебя побери! — я стукнула кулаками по коленям, а потом засучила ногами и замотала головой так неистово, что та чуть не сорвалась с плеч. — Ну почему именно сейчас? Что тебе ещё нужно от меня?

Несколько минут я пялилась на стену и ждала ответа, но божественная рука не появилась, чтобы начертать на белой штукатурке загадочное пророчество.

Это повторялось с завидной регулярностью: стоило чуточку расслабиться, почувствовать свободу от оков вины, как кошмар сразу возвращался, словно выжженное на душе нестираемое клеймо, вновь напоминая о прошлом. Как только страхи немного отступали, кошмар снова загонял меня в раковину, заставлял прятаться от всего мира и трястись от страха. Вечно. Видимо, это должно быть моим наказанием, кто-то сверху не хочет, чтобы я жила спокойно… Как же обидно: когда обращаешься за помощью, невидимые управители вселенной становятся глухи и слепы, а как только нужно над кем-то поиздеваться, так они вмиг «восстанавливают» равновесие, наказывая слабых и беззащитных без суда и следствия. Как же мир несправедлив!

И как же мне это надоело! Чем больше я размышляла о случившемся в прошлом, тем отчётливей понимала — я ни при чём. Я была всего лишь глупым ребёнком, и то, что натворили взрослые — не моя вина. Но я настолько привыкла быть козлом отпущения, что уже не могла справиться с последствиями годами вдалбливаемого чувства причастности и вины.

И что мне делать? Всё так запуталось… Наверное, я должна бороться за своё счастье, даже если это будет дорогого мне стоить, и пошла вся эта вселенская «справедливость» к чёрту!

Телефонная трель вынудила меня подскочить на месте и очнуться от мрачных размышлений. Наконец-то появился повод переключиться с неприятной темы. Я бросилась в коридор и подняла трубку.

— Здравствуй, Кристина.

Я не сразу узнала её голос. Но когда дошло, тотчас подумала: «Беда не приходит одна. Чего ей надо?»

Звонила моя бабка, а я была не в том настроении, чтобы выслушивать очередные упрёки, ведь её звонок не мог предвещать ничего хорошего. Хоть бы я ошибалась! Мы уже много лет сохраняли молчаливый нейтралитет. Она с дедом два раза присылала денег — немного, ни на что серьёзное не хватит, — лишь бы обозначить, что ещё помнит о моем существовании. Я же сначала пыталась звонить по праздникам, интересовалась состоянием здоровья. Впрочем, эта женщина была крепка как сталь — не только характером, но и физически. После второго звонка она велела больше её не беспокоить, а если ей что-то понадобится, то она свяжется сама. И никогда этого не делала — что я могла ей дать, кроме как напомнить о случившемся с единственной дочерью?

И вот я слышу её голос. Что же она мне скажет? Велит выметаться из квартиры? Сорвётся и будет вымещать накопленную за годы злобу и ненависть? Потребует вернуть деньги, которые она потратила на меня в детстве? Я не могла придумать ни одной версии событий, в которой не пострадаю. Признаться откровенно — я боялась бабки до дрожи, заикания и мокрых штанишек.

— Здравствуйте, Мария Иоанновна, — прохрипела я в трубку, радуясь, что хотя бы не запнулась, иначе бы и это послужило причиной её недовольства.

Я никогда не называла эту женщину бабушкой, только по имени и отчеству. В противном случае могла огрести пару крепких или едких слов, да и не были мы никогда близки, чтобы считаться бабкой и внучкой.

Ожидаемо ей не понравился мой тон: недостаточно раболепный, испуганный или виноватый, так как на том конце провода воцарилось красноречивое молчание.

— Что-то случилось? — спросила я, чтобы хоть чем-то заполнить пустоту, поскорее добраться до сути и прекратить неприятный разговор.

— А должно что-то случиться? Я что, не имею права позвонить?

Мария Иоанновна некоторое время ждала моего ответа, но я молчала. Она цокнула языком и выплюнула с ненавистью:

— Хорошо. Тогда сразу перейду к делу. Объявился… твой отец.

Отец? Я чуть не выронила трубку и прикрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Вот это новость!

Кто мой отец, я не знала, даже имени его ни разу не слышала: в паспорте в графе «родители» на месте отца стоял прочерк, будто родилась я в результате непорочного зачатия…

Однажды, ещё ребёнком, я мечтала его найти, надеясь, что он вернётся к нам, и всё наладится: мама выздоровеет, меня полюбят, а бабка успокоится и перестанет его проклинать, обзывая мудаком и педофилом. Ведь из-за него её дочь даже не смогла закончить одиннадцатый класс, родив меня через несколько месяцев, как ей исполнилось восемнадцать.

Как там всё на самом деле случилось — неизвестно. Во дворе ходили слухи, что мама сама вешалась на шею и приставала к видному мужчине намного старше неё, другие болтали, что он соблазнил глупую девчонку, обманув обещаниями вечной любви и красивой жизни. По тем же слухам, у моего отца была крутая по тем временам машина и квартира в центре города, а в нашем районе он появился, чтобы расширить бизнес — тогда массово открывались магазины и ларьки, и все, кто мог, старались урвать кусок земли, чтобы приспособить его под свои нужды или сдать в аренду. Вот меркантильная девчонка и надумала охмурить взрослого перспективного мужчину, залететь от него и женить на себе.

Как позже оказалось — мужчина был запойным алкоголиком, а красивая машина и земля под магазины принадлежали его начальнику. Обрюхатив дурочку, он куда-то исчез и больше его никто не видел.

По большей части я его ненавидела. Если бы он не бросил маму, да пусть бы не женился, но хоть иногда появлялся в нашей жизни, моя судьба сложилась бы иначе. Иногда во мне просыпались сомнения, и я начинала переживать: вдруг он не знает, что у него есть дочь? Или он попал в аварию и потерял память? Или ещё миллион «если», разных версий и причин, которые могли бы его оправдать. Но теперь всё встало на свои места — он просто от нас отказался. Неужели бабка об этом знала, просто вычеркнув из жизни, как ненужную строчку в черновике, не соизволив поставить меня в известность?

Тем временем Мария Иоанновна продолжила, чеканя каждое слово с такой ненавистью, что у меня волосы зашевелились:

— Вспомнил о тебе, когда пришло время продавать квартиру. А я-то думала, он даже не представляет о твоём существовании! Почти двадцать четыре года тихарился, и я лелеяла надежду, что этот алкаш уже отправился в ад. Но теперь-то я высказала ему всё, что думала! — Она перевела дыхание и дальше заговорила уже спокойней: — Ладно, это уже не твоего ума дело. Его покойная мать перед смертью оставила завещание, в котором велела половину жилплощади отдать тебе, либо выплатить соответствующую сумму. Он хочет решить этот вопрос мирно, но, уверена, такой подлец попробует откупиться грошами и облапошить тебя, дурочку.

Бабка говорила рублеными фразами, и было слышно по тону голоса, что она очень недовольна столь долгим общением со мной и едва пересиливает свою неприязнь. Я не перебивала, так как аналогично не испытывала радости. Резко выдохнув, она продолжила:

— И так как твой папаша не знает твоего адреса, а видеться с тобой лишний раз не хочет, — я услышала злой смешок, — он оставил все необходимые документы в камере хранения. Что делать с ними дальше — решишь сама, чай, не маленькая. Пакет будет тебя ждать тут, — она продиктовала адрес и номер ячейки, в которой лежит посылка. С собой нужно взять паспорт. Чтобы не упустить детали, я судорожно записала продиктованное на огрызок листка, что валялся рядом на тумбочке. Переспросить я бы не решилась, поэтому делала всё быстро.

— Ты всё поняла?

— Да, спасибо.

— Советую тебе требовать с него размен квартиры на две поменьше, так менее вероятно, что он тебя одурачит. А для начала найми нормального оценщика и риелтора, даже если это вольётся в копеечку. — Хотя она и говорила, чтобы я решала сама, всё равно не удержалась от возможности ткнуть носом в несостоятельность и неопытность. Честно говоря, я вообще не знала, что сейчас делать с полученными новостями, и не осознавала, повезло мне, или наоборот, на голову свалилась очередная сложная проблема.

— Да, конечно. Спасибо за наставление, — я поспешила поблагодарить, чтобы не прослыть ещё и невоспитанной засранкой, коей меня нередко раньше называли.

Возникла пауза, и Мария Иоанновна вдруг спросила:

— С тобой все в порядке? Голос хрипит.

И тут я опешила. После моего возвращения из санатория-дурки она ни разу не интересовалась моим состоянием, выгнав из дома и бросив на произвол судьбы. Даже в те редкие встречи или во время звонков она не спрашивала об этом, ограничиваясь чем-то формально-оскорбительным. Типа увидела, что я ещё не сдохла, и ладно, долг выполнен.

— Немного простыла. А так всё нормально, — ответила я тихо, боясь спугнуть добрый порыв, хотя в порядке совсем не была, ошарашенная всем и сразу. — А как дедушка?

— Ясно. Дед, как обычно, ничем кроме рыбалки не интересуется. Но… он передавал тебе привет.

Ну, дед действительно «как обычно». Я не могла сказать о нём ничего ни плохого, ни хорошего, этот абсолютно инфантильный человек полностью подчинялся своей жене, не вникая и не влезая никуда. Во времена, когда мы жили вместе, он работал дальнобойщиком, и его не было дома по полгода-году, а когда возвращался, пропадал с друзьями на рыбалке. Меня дед не обижал, но и не защитил ни разу. Странно, что он вообще вспомнил о моём существовании.

Зато я отчётливо слышала, как трудно далась бабке эта «беседа». Словно она боролась сама с собой. Я тоже нервничала и в то же время была рада и такому прогрессу. Несмотря на всю боль и неприятности, она мой единственный родной по крови человек, пусть и никогда не любила меня.

— Передавайте ему тоже большой привет.

Она замялась, и пыхтение в трубке стало отчётливей.

— Ладно. Береги себя, — не успела ничего ответить, как в телефоне щёлкнуло и послышались короткие гудки.

Потом ещё долго я стояла, сжимая трубку в вспотевшей руке и не в состоянии сделать хоть какие-нибудь выводы. Это была попытка наладить контакт? Или нечто иное? Может, она обрадовалась, что я получу своё жильё, и теперь можно будет забрать назад эту квартиру? Или она надеется забрать новую? Всё же эта находится на краю города в одном из самых бедных районов и по сути не стоит ничего. Вот если бы была в центре, туда можно было бы пустить квартирантов и неплохо зарабатывать. А так от меня одни убытки…

Конечно, хотелось, чтобы бабка меня приняла в семью. Как любой одинокий человек, отвергнутый роднёй, я жаждала обрести родственников, даже если они будут не самые лучшие на свете. А у Мария Иоанновна детей, кроме моей матери не было, получается, что она тоже одна-одинёшенька — дед старше на двенадцать лет — сколько ещё протянет? Ведь однажды она станет совсем старой и немощной. Я могла бы досмотреть за ней: готовить, убирать, выслушивать вредное брюзжание… Не ради квартиры или каких-то сбережений, просто так…

И тут я снова вспомнила об отце. Получается, жив ещё один родственник, и ему я тоже не нужна, раз он даже не захотел меня увидеть.

Сев на пол, я горько расплакалась. Ну почему жизнь буквально разваливается?

Сколько событий со мной произошло за столь короткий период, и все они ужасные. Кроме Макса. Я всхлипнула и неуверенно улыбнулась. Ну и я снова могу выходить на улицу. А ещё, если всё получится, у меня появится своя, личная жилплощадь, и я не буду никому ничего должна. Я приободрилась и даже встала с пола — он был холодный, и простудиться не хотелось. Всё не так плохо! Если я выживу после разборок с бандитами…

Настроение заскакало, словно стрелка свихнувшегося компаса. Не в силах найти хоть какое-то решение, я пару раз легонько стукнулась лбом о стену, но это не помогло — определиться, как мне быть дальше, было сложно.

Словно промокшая кошка стряхнула оцепенение, на автомате поплелась в ванную и только там заметила, что всё ещё сжимаю лист с адресом в руке. Отложила его в сторону, умылась, почистила зубы и причесалась. Заплела косу по схеме из интернет-гайдов — сейчас модно, чтобы коса была неплотной и с кучей торчащих во все стороны прядей. Даже с учётом моих парикмахерских навыков получилось неплохо.

Затем приготовила на завтрак овсянку с молоком и к концу трапезы чувствовала себя вполне сносно, а потому сидящего на подоконнике таракана восприняла с философской отрешённостью. Был бы таракан моей единственной проблемой в жизни! Я перехватила тапок на манер мухобойки и прихлопнула подлеца, брезгливо смахнув в стоящее рядом мусорное ведро мёртвую тушку. Видимо, от соседей залез. И тут мой взгляд упал во двор.

От подъезда, разговаривая по телефону, отходил какой-то мужик. Обычный такой, одетый в коричневую куртку и светлые джинсы, и я бы не обратила на него внимания, если бы он не вертел головой, заглядывая в окна. Словно почувствовав взгляд в спину, он на миг замер и резко обернулся, глядя прямо на меня. Пискнув, я рухнула на пол, под подоконник. Сердце отбивало барабанную дробь.

По идее, это мог быть кто угодно. Будь на нём дурацкая ковбойская шляпа, я бы не сомневалась ни мгновения. А так это мог оказаться и просто прохожий, который показался мне знакомым, но как бы я себя ни успокаивала, знала — это не так.