Глава 1. Любовь и музыка

«Да как он смеет!.. — возмущённо думала Эрика. — Как вообще такое можно сказать человеку, который... которого...»

Без сожалений покинув место, где с ней так несправедливо обошлись, девушка уже второй день в гордом одиночестве шагала по пыльной дороге, усердно прикидываясь, что ей совсем не страшно, и она знает, что делать дальше. Вчера она устроилась на ночлег под открытым небом и совершенно не желала повторять это и в следующую ночь. Эрика знала, что выбранный ею путь рано или поздно должен вывести к городу под названием Тальм — одному из независимых торговых городов, находящихся в пограничных землях, что широкой полосой отделяют Север от Юга. Девушка не особенно надеялась дойти туда засветло, но упрямство, многократно усиленное нежеланием снова ночевать на земле, гнало её вперёд. Да и никак не утихающая злость тоже прибавляла сил...

Неожиданно споткнувшись о камень, Эрика многословно и весьма непристойно выругалась — совсем не так, как подобает изъясняться хорошо воспитанной юной девушке её возраста. Впрочем, пусть подобных выражений она и знала в достатке, но позволяла себе употреблять их только когда договориться с собеседником по-хорошему уже точно было невозможно. Ну, или когда никто не слышал...

Лютня у неё за спиной тихонько звякнула, будто осуждая такие грубые слова, пусть и направленные в пустоту...

«Прости, моя хорошая, — подумала девушка, будто бы извиняясь перед музыкальным инструментом. — Сегодня обязательно дойдём до города. И спать будем в тепле и под крышей... И никто тебя больше не обидит, обещаю».

Мстительно пнув чуть не лишивший её равновесия камень, Эрика устроила лютню поудобнее и пошла дальше.

А ведь именно из-за лютни она и была сейчас здесь... Из-за неё и из-за музыки в целом она и сбежала из дома, который, как ей казалось, мог стать для неё родным. От человека, которого считать родным уже почти начала...

И вроде давно уже пора было успокоиться, но девушка всё продолжала и продолжала злиться, вспоминая:

— Эрика, драгоценная моя, ты ведь скоро станешь частью моей семьи, тебе не следует проводить так много времени, общаясь с простолюдинами... Ведь это просто унизительно... — все эти слова произносились с более чем искренним беспокойством в голосе. В тот момент девушка ещё не понимала, что имеет в виду её теперь уже бывший избранник на самом деле...

— Но я и сама простолюдинка, — отвечала она, беспечно пожимая плечами. — И не считаю их происхождение таким уж важным. Это люди, с которыми мне интересно. Не переживай, меня совсем не смущает, что они теперь ниже меня по статусу...

— Тебя?.. Милая, ты больше не одинока. Теперь тебе нужно думать не только о своих интересах, но и об интересах твоей новой семьи...

Лежавшая на дороге ни в чём не повинная ветка тоже получила пинка.

Сказал так, как будто её, Эрики, семья была пустым местом! Да, она уехала очень далеко от родного дома, но даже здесь имя её отца что-то значило, а этот напыщенный..! Но возмущалась девушка сейчас, а тогда ничего не заметила, пропустила мимо ушей — ведь она думала, что любит этого человека, и ещё не подозревала, что совсем скоро ей даже имя его вспоминать станет противно...

Эрика долгое время спокойно относилась и к тому, что теперь должна придерживаться определённых «норм поведения», одеваться «подобающим образом» и прочим мелким, но почему-то очень важным для семьи её жениха ограничениям, однако нашлось кое-что, оказавшееся неприемлемым и открывшее ей глаза на то, кем она была для своих будущих родственников.

И этим «чем-то» оказалась музыка.

— ...золотая моя, ну что тебе было делать в том захудалом трактире? Подумаешь, какой-то бродячий певец там выступал — такая музыка не для тебя. Оставь лучше эти глупые забавы необразованным деревенщинам. Завтра состоится наша свадьба, и на ней будут играть лучшие музыканты этого города — вот это будет настоящее торжество, а не какое-то жалкое сборище безродных пьянчуг... — мягким, вкрадчивым голосом рассуждал её жених.

Эрика недовольно тряхнула головой. Её волосы — и правда золотые — рассыпались по плечам. Этого, кстати, тоже в последнее время было нельзя — теперь ей было положено носить сложные причёски, на создание которых тратилась куча времени... А ведь это время девушка с радостью провела бы как-то иначе — да вот хоть бы и за игрой на лютне!..

Она давно уже заметила, что её возлюбленный становился всё более высокомерным, в том числе и с нею, но любовь прощает многое... Только и музыку она тоже любила, причём именно такую — простую, но живую и искреннюю, ту, что идёт от сердца...

Как выяснилось, музыку она любила чуть больше.

— ...тебе не стоит опускаться до их уровня, — продолжал человек, за считанные секунды вдруг начавший казаться ей совсем незнакомым, почти чужим. — И выкинь наконец этот... хм... музыкальный инструмент. Моей будущей супруге не пристало исполнять музыку, место которой — в трактирах для нищих бродяг...

А вот это было уже последней каплей. Лютню подарил ей лучший друг, сын башмачника по имени Тонда. Они тогда совсем ещё детьми были, и Эрика до сих пор не понимала, откуда простой деревенский парень мог раздобыть такое сокровище... Но Тонда так и не рассказал. Лютня же и впрямь необычная — сделанная из неизвестной Эрике очень редкой породы дерева, она почему-то была намного тяжелее, чем ей положено... А ещё девушке запомнились слова отца, когда он увидел у неё в руках принесённый домой подарок:

— Не знаю, у кого он украл такую драгоценность, но раз уж подарил тебе — береги.

Она и берегла. Эрика очень её любила и, разумеется, уезжая из дома, взяла с собой. А теперь этот... этот... теперь уже однозначно враг... требует, чтобы...

— Это называется «лютня», — огрызнулась девушка. — Хотя откуда тебе знать, такому богатому, благородному и никогда не бывавшему в местах, где собираются люди, которым известно это слово!..

Потом она добавила ещё пару крайне нелицеприятных выражений, описывающих изменение её отношения к нему самому и всей его семье — да таких, что когда она сразу же после этого ушла в свою комнату собирать вещи, никто и слова ей не сказал. Помочь со сборами, правда, тоже не пожелали — ну да ей и взять было почти нечего: она забрала лишь то, что считала своим — лютню да нарядное платье, в котором приехала сюда. Ну и мелочи всякие, что в дороге могли пригодиться. Ещё лепешек и копчёного сыра из кухни стащила — ничего, эти даже и не заметят, что там убыло что-то...

Вот так, из-за любви к музыке, она здесь и оказалась, а теперь, наверное, только благодаря непроходящей злости и продолжала идти вперёд, совсем не задумываясь о вещах куда более приземлённых, чем её праведное негодование. Было ведь, о чём задуматься... На местных дорогах опасно. Разбойники в пограничье не сказать, чтобы как-то уж особо сильно зверствовали, но чувствовали себя довольно свободно. А она — всего лишь одинокая и безоружная девушка. Есть чего бояться в пути. Просто злость этот страх притупляет — в достаточной мере, чтобы он не мешал идти дальше.

Куда больше беспокоило сейчас Эрику совсем другое — ну вот дойдёт она до города, а потом?.. Заплатить в трактире за еду и комнату денег ей хватит, хотя бы об этом можно пока не волноваться... а дальше-то что? Куда ей идти?.. Обратно она не собиралась даже под страхом смерти... но и к родителям возвращаться было стыдно. Особенно после того, как сама долго уговаривала отца разрешить ей уехать вместе с так понравившимся ей красивым заезжим торговцем...

«Ничего, проживу, — решила девушка. — Выступающим в трактирах поэтам и музыкантам не так и плохо платят. Теперь-то мне никто не посмеет запретить делать то, что хочется...»

Приободрившись от перспективы начать такую увлекательную новую жизнь, она улыбнулась и зашагала быстрее.

«Проживём же как-нибудь, правда?.. — подумала Эрика, снова мысленно обращаясь к лютне. — А домой чуть попозже вернёмся. Сначала мир посмотрим...»

Добраться до города раньше наступления темноты было заведомо невыполнимой задачей, но всё же девушка старалась до последнего. К счастью, когда стало совсем темно, она наткнулась на одну из довольно часто встречающихся вдоль основных дорог стоянок, оборудованных для проходящих здесь торговых караванов. Не боги весть что, но есть хотя бы готовое место для костра, немного сухих веток и даже несколько полноценных поленьев для него же, а самое главное — какие-никакие, а навесы из плотной просмолённой ткани, неплохо защищающие от непогоды. Их обычно поддерживали в приемлемом состоянии сами караванщики, которым неоднократно приходилось останавливаться в этих местах — многие из них так и вовсе предпочитали эти стоянки остановкам в городах, в которых не собирались торговать имеющимся товаром, чтобы не тратить лишних денег на ночлег.

Вечер был не самым тёплым, и Эрика поспешила развести огонь. Потом расстелила поверх кучи не слишком давно принесённых сюда кем-то сосновых веток плотное шерстяное одеяло и закутала в него самую главную свою драгоценность — лютню. Сама же устроилась возле костра, с удовольствием слушая его умиротворяющее потрескивание и ужиная подогретыми на огне лепёшками. Вода во фляжке почти закончилась, но девушка не огорчалась — уж завтра-то она точно будет в городе, и всё будет хорошо...