День первый

Сколько себя помню, мне хотелось бегать, прыгать, лазать по деревьям и копать червей, чтобы рассмотреть, из чего они состоят, а меня заставляли чинно ходить, ровно сидеть и вышивать. Матушку я потеряла слишком рано, чтобы помнить ее и брать пример, папенька весь свой родительский пыл удовлетворил старшим Эгбертом и средним Альфредом, а меня передал гувернанткам и фрейлинам, которые имели надо мной весьма мало власти. Быть похожей на них я совершенно не хотела.

В шесть лет я стащила у кухонного мальчишки штаны и рубаху, подвязала волосы и вволю набегалась на заднем дворе. Вернувшись, я обнаружила ревущего поваренка и кухарку с полотенцем. Гувернантка мне выговаривала, что нехорошо, когда из-за моих проказ страдают невинные. "Значит, должны страдать только те, кто в чем-то виноват," — сообразила я. Мальчишескую одежду у слуг я больше не таскала. Мой средний брат Альфред, которому в ту пору было десять, приказал набить сеном несколько своих старых нарядов, чтоб лупить по ним игрушечной саблей, и я выпросила у него рубаху, жилет и штаны. Я быстро научилась прятаться в саду от придворных и гувернантки, чтобы делать то, что хотелось: бегать, прыгать, лазать по деревьям и рассматривать червяков.

Обнаружив, чем занимается принцесса, папенька собрал консилиум лекарей, чтобы излечить благородное дитя от простонародных желаний. Лекари наперебой советовали успокоительные настойки, сонные травы и артефакты, которые будут громко звенеть, если я отойду от гувернантки на двадцать шагов. Только один седовласый мэтр ничего такого не советовал, дав консилиуму выговориться.

— Коллеги, — мягко начал он, когда поток идей исчерпал себя. — Ничего, из того что вы предлагаете, не даст необходимого эффекта.

Замолчали все, даже папенька. Про мэтра Инжектуса ходили слухи, что сам Эсклапий осенил его божественной искрой. Папенька его откровенно побаивался — мэтр Инжектус наблюдал за появлением папеньки на свет, лечил ему горло, нос и прочие органы с малолетства, посему авторитет имел непререкаемый.

— Мы имеем дело с очень сложным, рискну предположить, неизлечимым случаем концентрации легированных металлов в форме острого стержня внутри большой ягодичной мышцы.

— Э... — напряг лицо папенька. — Мэтр, при всем моем уважении я попросил бы у вас пояснений, и если вы, несмотря на сложность состояния пациентки, найдете возможности сгладить течение болезни, Корона была бы вам премного благодарна.

— Шило у нее в заднице, — охотно пояснил мэтр. — И это не лечится. Приставьте к ней не сушеную черепаху, — кивнул последователь Эсклапия на мою гувернантку, — а кого-нибудь помоложе и порезвее. Пусть вместе бегают, прыгают и копают червей. Посадите Ее Высочество Беатрис за один стол с Его Высочеством Альфредом, пусть она тоже решает задачки. Боюсь, Его Высочество Эгберт ее уже не нагонит. — Он положил руку мне на лоб, прислушался к чему-то и возвел очи горе. — Ох, горгульевы зубы, у девочки еще и магия проснется... Ваше Величество, если вы отказываетесь выполнять мои рекомендации, я не поручусь за целостность Большого дворца. И, пожалуй, выберу другое место для практики. Мне, знаете ли, дорог мой покой.

Выслушав эту тираду, потрясенный папенька попробовал возразить, что принцессе положено чинно ходить, ровно сидеть, учиться вышивать, а из гимнастических упражнений разрешены только танцы.

— Ваше Величество, если вы прикажете вон тому молодому дубку не расти, он вас не послушает, — кивнув в окно проговорил мэтр таким тоном, каким добрейшая нянюшка убеждала меня оставить в покое клыки огромного волкодава из охотничьей псарни. — Если вы построите вокруг него стены и потолок, дубок сломает и потолок, и стены. И не говорите потом, что я вас не предупреждал.

— Но вышивание... хорошие манеры... Ей предстоит выйти замуж и укрепить династическим браком Корону, в конце концов! — в голове папеньки послышалось отчаяние.

— Дитя, — обратился ко мне мэтр Инжектус, — ты согласна учиться вышиванию и хорошим манерам, если в прочее время тебе дадут возможность проявлять свою буйную натуру приятными тебе способами?

Я не поняла всего предложения, но будучи в уверенности, что мэтр на моей стороне, немедленно кивнула.

— Замуж еще не и таких выдают, — закончил мэтр.

Назавтра я спросила у поваренка, что такое "задница". Он продемонстрировал на себе, за что получил выволочку от посудомойки. После подобного опыта вызнавать про шило я не рискнула.

Папенька внял увещеваниям мэтра. Ко мне приставили бывшую циркачку, с которой мы проводили три часа в день. Урокам рядом с Альфредом папенька тоже не возражал, и средний брат даже не очень сильно шпынял пигалицу на соседнем стуле, лишь иногда, по-родственному.

Старший брат и наследник престола Эгберт попытался возмутиться, почему недостойное существо учат тому же, чему и принцев, но я спросила, сколько планет на небосклоне, и когда он в молчании наморщил лоб, радостно воскликнула: "Видишь, этому тебя не учили, значит — не тому же!" Альфред захохотал, а Эгберт прибавил к презрению в мою сторону изрядно злости. Не случилось у нас с ним братско-сестринской любви.

Я же, со своей стороны, за последующие годы наловчилась вышивать сносные букеты, отрепетировала дюжину поклонов и вызубрила три тома этикета. Когда мне было восемь, во дворце появился маг с племянницей Катрионой, откуда-то из провинции приехал новый архивариус с дочерью Сабиной, и оба занятых отца были рады, что у их девочек появилась высокородная компания. Казалось бы, боги подарили мне безоблачное детство, но увы, папенька не оставлял надежд сделать из меня выгодный и достойно представленный товар.

Дюжина придворных дам, сменяя друг друга, наставляла меня скрывать ученость, смотреть на мужчин кротко и с восхищением, почитать родителя и готовиться к задуманному папенькой замужеству.

— Он будет молодой и красивый? — допытывалась я, когда мне исполнилось десять лет.

— Он будет таким, как надобно королевству, — ответила маркиза Дропис. — Ваш долг состоит в том, чтобы любить его, уважать и всячески угождать, как положено приличной супруге.

За два дня до этого разговора мы с Катрионой застали маркизу Дропис, которая угождала графу Пуфису в Желтой гостиной за портьерой. Мы рассмотрели только зад графа, высовывающийся из расходящихся складок, а маркизу и вовсе узнали по голосу. Не поняв происходящее, мы все же верно расценили, что наше присутствие сочтут неуместным, и мышками выскользнули из комнаты.

Муж маркизы был большим, пузатым и с красными щеками. Граф Пуфис, напротив, высок, худощав и с вечно недовольным выражением лица. Мне очень не хотелось угождать ни пузатым, ни вечно недовольным, и наша троица решила показать маркизе всю степень негодования принцессы. Магия у нас с Катрионой еще только начала проявляться, но ее хватило на создание зачарованных блесток, которые мы подсыпали в пудру благородной дамы. Блестки проявлялись через час, переливаясь нежным фиолетовым оттенком. В тот день мы узнали, что некоторые леди используют отдельную баночку пудры для шеи и ниже. Маркиза появилась на ужине в лиловом платье и после закусок засверкала. Вышло вполне симпатично. Может быть, никакого скандала бы не было, если бы сияние распространилось только на декольте маркизы Дропис и пальцы ее супруга, но вдобавок граф Пуфис щеголял фиолетовыми переливами на подбородке и носу.

На следующий день дядюшке Катрионы поступил заказ на магические блестки. К досаде кавалеров мода на сверкающее декольте продержалась до конца сезона.

Чем старше я становилась, тем больше поучений старались влить в мои многострадальные уши, и тем изобретательней я выражала свое неудовольствие.

Папенька быстро понял, что лишать меня сладкого бесполезно (надо будет — умыкну плюшку с кухни), розги Инжектус запретил ("Ваше Величество, помилуйте, дворец точно не устоит!"), а из его тирад, воплей и угроз я лишь добываю новые выражения.

Перестать докучать мне увещеваниями о благопристойном будущем никто не догадался.

Со временем я стала видеть во дворце больше, чем мне хотелось. Когда та же маркиза Дропис подсыпала песку в туфли второй любовнице Пуфиса и отправила письмо без подписи его жене, начитанная Сабина процитировала басню "Кусала жаба гадюку". Но когда баронесса Кратмонг дала пощечину горничной, которую барон Кратмонг взял в привычку щипать за разные места, мы привели в исполнение хитроумный план. Вскоре барон Кратмонг отправился лечить пошатнувшиеся нервы на побережье, а баронесса удалилась от Двора, дабы молитвами богине здоровья Гигии избавиться от некоего недуга, о котором шептались так тихо, что даже мы не расслышали. Зачарованные простыни творят чудеса.

Конечно, папеньке жаловались. Но поняв, что обычными средствами меня не пронять, папенька махнул рукой. Его Величество рассматривал придворных как интересные фигурки на политической доске, и если кто-то разыгрывает фигурками комедию положений, то так даже веселее. Папеньку я не трогала. Во-первых, у меня соображения побольше, чем у Эгберта, который, подложив папеньке на стул колючку, спрятался за шторой и на папенькино "ой" громко смеялся. Пороть Эгберта мэтр Инжектус не запрещал. Во-вторых, на родственников рука не поднималась, даже на Эгберта. В-третьих, при всех скверных чертах характера папенька вчистую проигрывал множеству прочих обитателей дворца.

Когда мне исполнилось четырнадцать, Альфред, который все детство невольно следил за моими уроками, предложил занять принцессу чем-нибудь полезным, например, делами королевской канцелярии. Папенька посчитал это неуместным, и Альфред на свой страх и риск поручил мне проверить расчеты в контрактах с Лагирией и выдал документов толщиной с мизинец, надеясь хотя бы на неделю отвлечь меня от преследования придворных. Советник по торговле уже просмотрел бумаги, и ничего нового от меня не ждали. Каково было удивление, когда я, сверившись с книгами из библиотеки и сводками в прессе, выяснила, что Алгонию пытаются обвести вокруг пальца. На советника по торговле надели кандалы за взятку от Лагирийских торговцев, и он так и не узнал, что его махинации открыла девчонка, которая еще не доросла до взрослых балов. А меня допустили в королевскую канцелярию на правах младшего помощника в конфиденциальных делах.

Альфред оказался прав — на пакости придворным у меня осталось меньше времени. Нельзя сказать, что я совсем забросила это дело, но — меньше.

Все изменилось, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Отыграв две свадьбы папенька возмечтал о третьей, но дальновидность никогда не была его сильной чертой. Папенька недооценил, что годы опыта не прошли даром. Если уж ко всему привыкших придворных мне удавалось застать врасплох, то свежие люди мне были на один зуб, и даже занятия делами канцелярии мне не мешали. Женихи один за другим слетали с доски, и пополнения в рядах фигур вскоре закончились.

Осознав положение, папенька вздохнул, что пороть меня поздно, с горя надрался с советником до зеленых кентавров и подписал указ “о первом входящем".

Было три часа пополудни, когда в главном зале собрались: Его Величество с Первым советником и штатом министров, я с Сабиной и Катрионой, выстроенные в стройную линию женихи и несчетная толпа состоявших при дворе лордов и леди.

Стараниями дворцового алхимика Его Величество выглядел бодрее, чем можно было ожидать. Набор снадобий "Королевское утро" мэтр Пиллс держал под рукой. Не могу сказать, чтобы подобные вечера у папеньки случались часто, но однажды за завтраком увидев воочию монарха в естественном после возлияний виде и прочувствовав на себе его настроение, мэтр Пиллс пристальнейше следил, чтобы необходимые компоненты не заканчивались.

Его Величество метал глазами молнии, но пока его гнев ни на кого пал. Я поёжилась: накапливает. Вдохнув и выдохнув я сделала шаг вперед:

— Ваше Величество, никоим образом не опровергая ваш указ, осмеливаюсь испросить разрешения выбрать мужа из всех, кто волею судеб, — среди придворных пронесся смешок, — вошли в ворота.

Король выразил свои чувства взглядом, но отвечать не торопился. Вчерашний день в достаточной мере обнаружил неразумность поспешных слов.

Советник наклонился к уху короля, но тот отмахнулся от него как от назойливой мухи.

— Я, Бернар Второй, милостию богов король Ангории, повелеваю, — наконец разлепил губы монарх, — в течение недели Ее Высочеству Беатрис выбрать мужа из представленных здесь семерых гостей Двора.

Король вышел в дверь позади трона. Ко мне подошел слуга и передал, что Его Величество желает видеть меня в кабинете.

— Тебе двадцать лет. Пора бы уже отвечать за свои поступки.

Я с трудом подавила рвущееся наружу возмущение. Это... это он мне? После вчерашнего?

— Надеюсь, это послужит послужит тебе уроком. Либо через семь дней ты назовешь мне имя будущего мужа, либо на восьмой поедешь в обитель весталок.

Все это король проговорил ровным голосом, таким ровным, что я поняла — поеду.

Сделав книксен, я все же набралась смелости на один вопрос:

— Вы, действительно, дозволяете мне выбрать жениха?

— Да, — тяжело бросил король. — На этот раз тебе некого будет винить, кроме себя самой.

Кажется, папенька забыл, каким образом эти семеро оказались во дворце. Но спорить было себе дороже.

— И вы не станете заставлять кого-нибудь из них отказаться от участия?

— Не исключено, что стану. Возможно, ты мечтаешь выйти замуж за шпиона или за вдовца, который свел пять жен в могилу, но всему есть пределы. — Он прищурился. — Вечером проведем проверку артефактом родства, после чего я дам тебе время оценить всех оставшихся. Посмотрим, действительно ли ты так хорошо разбираешься в людях, как хочешь представить. Всё, иди.

Что ж, я получила все ответы. Еще раз почтительно присев, я удалилась и направилась в сторону казарм.

— Ваше Высочество, — каптенармус вскочил и поклонился. Он окинул взглядом мое платье и догадался. — Сегодня магстрелы?

— Да, подготовьте три штуки.

Разумеется, я не стала бы махать саблей или кинжалом в платье, и уж тем более гонять по лужайке гвардейцев. Переодеваться для поединков сейчас не хотелось, мне нужно было скинуть плохое настроение немедленно. Мелькнула шальная мысль: составить из “женихов” воинское подразделение и проверить их в штурме хозяйственных построек, но я отложила эту идею на потом. Я приняла из рук каптенармуса три магстрела, прошла под навес во дворе, где у стены из соломенных тюков стояла мишень, и с удовольствием разнесла ее в клочья.

* * *

К концу второго блюда с булочками и четвертому чайничку чая мы решили не поддаваться панике раньше времени (верней, прекратить паниковать и отложить сие занятие на потом) и собрать сведения по моим "женихам". Эта работа ложилась прежде всего на плечи моих горничных и камеристки. Энни на таких поручениях уже приданое заработала. Хорошо, что она выбрала помощника кузнеца, а значит, останется во дворце... Ох. Мне бы самой во дворце остаться!

Сабина отправилась к отцу, пообещав вызнать все, что возможно.

Мы с Катрионой обложились старинными манускриптами и книгами поновее в поисках заклинаний, которые могли бы помочь нам узнать подноготную каждого из семерки.

Перед ужином нас позвали на проверку артефактом родства. Единственный в своем роде, весьма полезный, а для нашей страны необходимый предмет занимает особое место в Королевском Хранилище. Его достают раз в неделю, чтобы все желающие провериться на родство капнули на него кровью. Подходит даже засохшая кровь, чем порой пользуются дознаватели.

Королевство наше, Ангория, занимает половину большого острова. Верней, для острова этот кусок земли большой, а королевство получилось маленьким, если сравнивать с материковыми. Все королевство от края до края верховой не загоняя лошадь может проехать за четыре дня. В карете, конечно, дольше. У нас пять графов, семь баронов, а герцог всего один — тот самый Тальм, происходящий из давнего, в шестом поколении, ответвления королевского рода. Недавно он собирался обновить родство и имел наглость посвататься ко мне с известным результатом, но тут уж папенька сам не очень упорствовал — нечего давать человеку, владеющему четвертью государства, лишнее влияние.

На второй половине острова расположилась Эдачия — наш сосед, друг и союзник. Последний раз мы воевали пятьсот лет назад, потом держались нейтралитета, но с укреплением материковых королевств заключили военный союз, а за ним торговый и политический.

Через пролив лежит Галния — она побольше нашего острова, но заметно беднее. Время набегов давно прошло, сейчас вокруг острова курсируют объединенные морские силы, а берега полны гарнизонов. Но несмотря на это, Галния не успокаивается, что только укрепляет нашу дружбу с Эдачией.

Островная аристократия смешивается уже много сотен лет. Еще во времена прапрадеда при помолвке семьи жениха и невесты стали сверять генеалогические древа во избежание близкого родства.

В молодости папенька увлекался артефакторикой. Нет, он не создавал артефакты собственноручно, он отвлекал мэтров от работы разговорами, висел над душой, поминутно задавал вопросы и выдумывал им новые, интересные — с его точки зрения — задания. В один из дней, когда папенька размышлял, чем бы еще порадовать артефакторов, на аудиенцию напросился некий граф. По словам графа его сын на деле не его, посему граф требует развода и ссылки неверной жены жрицей в дальнюю обитель. Осененный идеей папенька побежал (очевидцы говорили — именно что побежал) в артефактную мастерскую с приказом создать артефакт родства.

Страх перед королем толкнул науку вперед, и через месяц Его Величеству представили зачарованный камень, опутанный изгибами золотых и платиновых полос. Камень светится разными цветами в зависимости от степени родственной связи: зеленый при близком, изумрудный при родстве во втором-третьем поколении, синий — если выявить невозможно.

Графа с сыном вызвали во дворец. Камень засверкал, как весенняя травка на солнце, графа арестовали за попытку обмана Короны и передали землю его сыну. Через три месяца во время приема на папеньку бросилась безумная молодица с ножом — любовница графа, которая уже примеряла графский венец, но на ее пути встал новый артефакт. Папенька, который с юности носит под рубахой легчайшую зачарованную кольчугу, сетовал на испорченную вышивку на камзоле.

После случая с графом раз в неделю артефакт стали предоставлять желающим за несколько золотых. Страждущие потянулись во дворец. О, какие трагедии разыгрывались! По королевству пронесся вихрь разводов, передела наследства, передачи земель.

Вскоре семьи, которые желали породниться, посчитали артефакт более надежным средством, чем сверка генеалогии. Начали вскрываться новые интересные подробности прошлого.

Два года назад потрепанный скандалом министр просвещения предложил допускать к камню только отцов для проверки законности наследника. Но папенька проявил редкое для себя благоразумие и сделал поход к артефакту перед свадьбой аристократии обязательным.

Министра просвещения папенька отправил просвещаться в экспедицию на остров Желтого Кокоса — пусть, мол, островитяне объяснят, чем опасны близкородственные браки. Дикари дикарями, а в некоторых вопросах понимают больше, чем министр. Матросов папенька посоветовал набрать молодых, крепких и неженатых. Почему? Сам узнает. Вернулся министр задумчив, подолгу глядел в окно на осенний парк, а весной, как открылась навигация, испросил у Его Величества назначения послом в Полиадорию. Там как раз освободилось место после замужества леди Доминари.

Укол в палец отвлек меня от воспоминаний. Проверка артефатом родства не выявила ничего неожиданного. Мне пришлось семь раз выдавить каплю крови, семь женихов подходили, капали на камень в свой черед, он исправно зажигался синим, лишь дважды, для Кларка и для Белла — с легкой прозеленью. Это объяснимо — у титулованного Белла наверняка в дальнем родстве кто-то из королевской фамилии, а в семью Кларка, живущую в окрестностях столицы, несколько поколений назад мог наведаться кто-то из моих любвеобильных предков.

После ужина я достала из ящичка стопку бумаги и отсчитала семь листов. На каждом сверху написала имя, положение и род занятий претендента на мою руку. Этими сведениями после настояний меня снабдил секретарь отца.

Барон Ховард Белл, 30 лет, владелец земель.

Лорд Эрик Дженкинс, 28 лет, негоциант.

Лорд Натан Кларк, владелец земель, 32 года.

Лорд Колин Сантион, 26 лет, служит при дворе герцога Тальма.

Сэр Франк Браун, командор северного флота в отставке, 45 лет.

Мартин Виллиамс, горожанин, торговец, 30 лет.

Карл Вольф, горожанин, ювелир, 35 лет.

Листы торговца и командора я сразу же сложила пополам и на каждом сверху написала "Нет". Первого — потому что помню, как он подкупал соперников, чтоб они ушли. Второго — потому что не для тебя, старого пня, цветочек цветет. Со старым пнем я, конечно, поторопилась, командор в хорошей для своего возраста форме, и по словам гвардейцев отлично показал себя в бою у ворот, но... сорок пять лет. Нет и нет.

Разложив пять оставшихся листов, я объявляла имя, и девушки сообщали мне все, что им удалось узнать. Ни очевидной жестокости, ни разгульных пьянок, ни кутежей ни за кем не водилось. Даже жалко.

— А может, устроить отбор по всей форме? — у Сабины предвкушающе сверкнули глаза. — Конкурсы, задания... Я читала книжки про отборы невест. Чем женихи хуже?

Мы с Катрионой дружно застонали. Идеи Сабины порой были слишком далеки от действительного положения дел.

— Нет, — как можно мягче ответила я. — Сомневаюсь, что узнаю женихов получше, если они станут драть глотки под рояль или распинаться про торговые пошлины.

— Но как они проявят себя без трудностей? — не сдавалась Сабина.

— Трудности... А это хорошая мысль. Трудности мы им обеспечим.

И мы все, все шестеро, предвкушающе улыбнулись.