5. Два неудачника

Здоровяк Трупль был родом из бегетра Рыжебородых, бандитов-каннибалов, неугомонных путешественников, самобытных врачей и бездарных работников. Для постоянного труда Рыжебородые были слишком ленивы, слишком независимы и считали себя умнее других. В особенности умнее тех, кто вкалывал от рассвета до заката, зарабатывая на кусок хлеба с маслом, а иногда и на свиную колбаску рогаликом. Хлеб съедался по будням, а масло с колбасой прикупалось к торжествам. На праздничное застолье не таясь сбрасывались всей деревней, закусывали весело, а пили ещё веселей. Конечно, для всякого торжества имелись свои традиции и развлечения, но роднила все праздники застольная часть, кульминационная, во время которой иногда случались разные истории, презабавные и не очень. Потом ещё долго они вспоминались, припоминались и перевирались в анекдотах. Доведись услышать подобный анекдот участнику реальной истории, он только затылок почешет: “Вот же случай, происшествие! А у меня бытьё до того тоскливое, что висельнику в петле и то радостней живётся».

Угрюмые и нелюдимые рыжебородовцы гнездились отдельно от всех, своим хутором, на застолья не сбрасывались и в торжествах участия не принимали. И тех, кто месяцами экономил ради не столь уж и частых праздников, презирали. Они не понимали такую жизнь и, не понимая, не принимали её. Рыжебородые хотели жрать от пуза и пить от горла не по редким праздникам, а когда захочется. Они алкали постоянных пиров и развлечений. Были Рыжебородые браконьерами и самогонщиками, а развились в грабителей-убийц-каннибалов, путешественников и врачей. Награбивши и наубивавши всласть, они покидали встревоженный округ и отправлялись в ещё нетронутые места, с годами пустив корни на секретном архипелаге, на котором основали пиратскую вольницу. А врачами они стали потому, что члены этой независимой канибальной семейки басмачей нет-нет да получали травму или ранение по долгу своей грабительской службы. Или заболевали.

Унаследовав от отца, известного красавца и смельчака, всё самое лучшее, Трупль был высоким трусливым уродом. Имел бока бочки, живот под стать бокам, сержантские плечи, голову, похожую на сморщенную репу, губу зайца, жиденькие волосы, цыплячью кровожадность и красоту мёртвой гориллы. Правый глаз Трупля, который помидорного цвета, был больше левого в два раза. На щеке, как вишенка на торте, томно краснела выпуклая бородавка, обросшая редким волосом, а вытянутая мочка левого уха касалась плеча. И ещё Трупль был вегетарианцем.

В четыре года он впервые отведал человечинки. Угостил “сладеньким мясцом” батя, имеющий настолько рыжебородую натуру, что даже среди своей родни, разгульных и развесёлых маньяков, изловчился прослыть лентяем и пьяницей. И находясь в своём естественном состоянии (был трезвым как сапожник), попотчевал малолетнего отпрыска нежным гуляшом из девичьих ягодиц, коим и накормил его до тошноты. Попробуй, сына, вкусноты из бабских жоп! Осоловевший отец заставил Труплика запивать горячий жир ягодичного гуляша стаканом крепкого вина, отчего сыновний желудок окончательно вывернулся наизнанку. С той поры Трупль ко всему мясному, спиртному, а впоследствии и женщинам резко охладел. Отныне женщины у него прочно ассоциировались с ложкой дымящегося мяса, подливы и толстых колец лука. И ложка эта насильно лезла ему в рот. Понятное дело, тяги к противоположному полу это не прибавляло, только в животе пучило.

Вдобавок отец Трупля был заядлым трусом, но трусость свою скрывал умело. Как только намечалось дельце, папаша Трупля врезал водки так, что требовал независимости от всего на свете, даже от водки. Если другие пираты посматривали на него совсем уж косо, то, делать нечего, отправлялся на семейный промысел. Да и то прирежет для виду бабку каку старую, которая и так по три раза в день помирать собиралась. А с более опасным противником Труплевый батя старался не связываться, незаметно ускользая на задний план и уступая главные роли тем, кто похрабрее.

Трупль переплюнул отца и ушёл по трусливой стежке ещё дальше. На обряде взросления он не сумел перерезать пленнику глотку. Казалось бы, чего тут сложного? Взял нож и режь потихоньку. Но Трупль не отважился. Тогда ему дали кувалду - разломать головёшку пленному как глиняный горшок. И этого не смог Трупль. На глазах у старших. Рыжебородые, являясь яростными каннибалами, вегетарианство-то его едва терпели, а тут вообще явное психологическое отклонение налицо. Для рыжебородовцев, чьё умение сострадать развито как у чёрной вдовы, отказ перерезать горло пленнику или разбить ему черепушку приравнивался крайне агрессивному проявлению социопатии. Трупля с позором выгнали из пиратской вольницы, из рыжебородого лона семьи, как заболевшего лепрой, как больного ублюдка. Изгнали, несмотря на его врождённые физические уродства, которые могли бы нагонять на жертвы дополнительного страха. Батю его кастрировали, чтобы больше таких выродков не плодил, хотя тот и не собирался. Мамку же отдали другому, заслуженному убийце и обладателю медали за виртуозное овладение изнасилованием. Много дней изгнанный и исхудавший Трупль провёл в лесу, питаясь ягодами, грибами, кореньями и травой. А потом его отыскал Воста и забрал в Общагу, где бывший рыжебородовец порядком отъелся на кашах, овощах и фруктах.

Трупль гулял на опушке банапеловой рощи. Задумавшись, он сорвал по привычке пук травы, как делал это, когда жил в лесу. Уже поднёс ко рту, но опомнился и сорванное бросил. Трупль мечтал научиться перерезать глотки. Тогда бы он вернулся к своим. Он скучал по пиратской вольнице, в которой родился и вырос. Будь у него другой отец... но тут ничего не поделаешь. Трупля, здоровенного труса, вегетарианца, выросшего в семье каннибалов, раздирали противоречия: хотелось мяса, но от него рвало; хотелось быть как все и устраивать в поселениях кровавые бани, но рука не поднималась. Он даже насиловать не мог. Вот как прикажете насиловать ложку с гуляшом? У Трупля на роду было написано стать изгоем. И он им стал.

В этом замечательном месте, в котором он оказался, было достаточно потенциальных пленников, чтобы время от времени кого-нибудь из них пришибать и оттачивать на нём горловую резку. Но Воста предупредил, чтобы он «не выделывался», иначе будет плохо, а потом провёл ОПП и показал живые картинки, на которых нарушившего правила оставляли в лесу, полном чудовищ. По этому самому ОПП запрещалось причинять вред кому-либо или чему-либо.

Трупль побаивался уверенного Восту, страшился капитана Угры, которого ни разу не видел, но страшился потому, что не знал значения слова “капитан”, а неизвестность его всегда пугала. Боялся он и рыжей Авьеры. Она цветом волос, едва заметными веснушками на щеках и высоко поднятыми скулами напоминала старшую сестру, известную в широком семейном кругу садистку. Свою сестру Трупль боялся не из-за того, что она могла как-то обидеть его, а из-за уважения к её пыточному таланту. Ему бы научиться так самозабвенно мучить.

Другие жильцы забавляли Трупля. Взять двухголового синего дракона из десятого убежища. Две головы постоянно спорят между собой и со смачной ненавистью обхаркивают друг друга. Трупля смешило, что головы никак не могут понять: При плевке в оппонента от ответной харчи им увернуться нельзя. Не удержавшись, Трупль подошёл к дракону и харкнул ему в ближайшее лицо, рассмеявшись своей ребяческой проделке. Головы тут же прекратили склочную ругань и уставились на него с одинаковым возмущением. Двухголовый затопал от злости, на два голоса обматерил незадачливого увальня, метко и кучно харкнул в него двойным плевком и ушёл, носы задравши, на одном из которых болталась тягучая слюна. Ничего не понявший Трупль отправился к себе, умыться. Если двухголовый сам себя оплёвывает, ему-то чего нельзя плюнуть в одну из его харь? Весело же! А может двухголовый обозлился из-за его уродств? На себя пусть сперва глянет. Две башки, а мозгов и на одну не наскребётся.

У цацы из 12-го кожа вообще вроде красного крема, которым цацы богачей мажут себе морду, чтобы красивше быть. И одевается цацой, и ведёт себя как избалованная цаца. Сразу видать, родители у неё что надо, гуляшом из девичьих ягодиц насильно не кормили. Только вместо вина или пива почему-то хлещет огуречный рассол, словно заранее опохмеляется.

Полный дум, Трупль углубился в банапеловую чащу. И заметил в кустах что-то коричневое, кудлатое и круглое. Зверь какой-то. Не шевелится. Спит? Трупль тихо подкрался к животине с намерением наброситься на неё и уволочь к себе в убежище, а уж там, в спокойной обстановке, постараться вдумчиво и старательно перерезать ей глотку. Трупль никак не мог запомнить правильного названия своего нового жилья и именовал его убежищем. До зверя оставался шаг. Трупль изготовился прыгнуть на него, как лохмач встрепенулся, пришёл в движение и всем телом, молниеносно и мощно, по-кабаньи, как болтом из арбалета, влупил по ногам здоровяка. Подкошенный изгнанник грохнулся на землю. Дикий сын банапеловой рощи стремительно укатился в чащобу. «Забавный зверёныш, - подумал Трупль, поднявшись и глядя ему вослед. – На барана похож, только коричневый, круглый и катается».

Трупль вернулся к Общаге и прошёлся вдоль тёмно-зелёных стен, когда увидел стоявшего у входа хлипкого синеватого человечка, которого раньше не встречал. Человечек подскочил, всплеснул худыми длинными руками и вдруг, сорвавшись с места, побежал навстречу. Сделал зачем-то кружок вокруг здоровяка, разглядывая его на ходу, остановился и протараторил:

- Я Делец СЕ-38, бизнес-класс, бизнес-леди, бизнес-ланч!

- Я Трупль, слышь, пират-рыжебородовец, башка – кувалда, глотка - нож.

- Где твоя рыжая борода, пират? – быстро спросил человечек и так остро вперился глазёнками в Трупля, словно хотел проткнуть его взглядом, как шарик лимонной вилкой.

- Я… - замялся Трупль. - Я не прошёл обряд взросления и не достоин бороды.

- А достойным что, бороды приклеивают?

- Нет, достойные могут отращивать бороды. Я не прошёл обряд и каждое утро недостойно бреюсь. Начисто.

- Могу помочь с прохождением обряда. Я в прошлом часто проходил обряды взросления. Многие с моей помощью стали мужчинами. У меня большой опыт в этих делах, делах взросления, брокеридж, брокеридж, брокеридж!

- Правда? – обрадовался Трупль. – Ты научишь меня резать глотки?

Делец опешил и забегал глазами. Но только на секунду.

- Естественно! Я десять лет самоотверженно глотки режу, без отпусков и выходных. Для меня перерезать глотку - раз плюнуть! В среднем ежедневно по три глотки распиливаю, согласно накладным! Могу резать одновременно до двух глоток. Хочешь, перережу тебе глотку для наглядности, естественный отбор?

- Не надо, - поверил на слово Трупль и доверительно сообщил: - Слышь, моя б сеструха втюрилась в тебя.

- Сестрам я нравлюсь, гарантия качества! А где твоя?

- Её здесь нет. Она дома.

- Нет сестры, но есть ты! Я с лёгкостью научу тебя резать глотки. Для этого заключим контракт, а подпишешь его ты, фондовый маклер, товарный маклер, биржевой маклер. Три маклера, три! Читать умеешь?

- По слогам, но буквы, слышь, знаю почти все, - сказал Трупль. – Наш учитель не успел обучить всему алфавиту. Его баронские солдаты повесили.

- За что? – полюбопытствовал Делец.

- За шею.

Делец моргнул.

- За какое преступление его повесили, особые условия мелким шрифтом?

- Он своровал и съел трёх детей.

- Без разрешения родителей?

- Без.

- Какой ужас, - быстро и равнодушно прокомментировал Делец. - Нельзя своровывать и есть детей без письменного разрешения их родителей, факсимиле. А подписать контракт сможешь, процентная ставка возросла на пять целых шесть десятых?

- Могу, наверное, слышь.

- Ставка возросла на восемь целых две десятых!

- А зачем заключать капитана и подписывать его?

- Куда заключать капитана, задолженность дебиторская? – изумился Делец СЕ-38. – Зачем заключать капитана, задолженность кредиторская? Зачем подписывать капитана, начинаю сбор недоимок?

- Сам говоришь, заключим капитана, подпишем его, а потом глотки резать начнём.

- Мы заключим контракт, и контракт подпишешь ты, понимаешь меня, печать у нотариуса, одну копию в земельный комитет, две себе?

- Не совсем. Мне бы научиться глотки резать, а то меня из бегетра выгнали за это, а я обратно в вольницу хочу, к маме вернуться.

- Бедняжка, глотки не умеешь резать, - пожалел его Делец, мысленно заполняя бланк договора. – Жизнь пуста, если не умеешь резать глотки. День без перерезанной глотки – день насмарку. Пленник без глотки – нож на ветер. Перерезал глотку – гуляй с ножом. Нож не глотка в лес не убежит. Одна целая глотка лучше двух перерезанных. Глотка от ножа недалеко падает. Как тебе?

- Моя б сеструха втрескалась в тебя по самую глотку, слышь! – разулыбался Трупль. - Она храбрая и красивая, в мамку вся, а я уродливый трус, слышь, весь в отца. Я даже собачонку какую измучить не могу, младенчика паршивого, слышь, удавить не могу. Сеструха говорит, что я рохля и слишком добрый.

- Я польщён, - улыбнулся Делец профессиональной улыбкой. Подобные улыбки маскируют желание навесить на клиента как можно больше обязательств, а стрясти с него ещё больше. – Красивая сестричка? Надеюсь, вы похожи также, как твой правый глаз похож на левый?

Трупль вытер слезящийся правый глаз, тот что побольше и томатного цвета.

- Она вся в мамку. А мамка у нас красивая. И храбрая.

- Познакомишь, брачный договор, любовный контракт? – Делец чихал на сестру Трупля, как и на весь его бегетр. Он хотел расположить к себе этого увальня с растрескавшейся губой, растянутым до плеча ухом, мерзкой волосатой бородавкой на щеке и разнообразными глазами.

- Не получится, - вздохнул Трупль. – На обряде взросления я не сумел раскрошить пленнику череп, не сумел разрезать ему глотку и оказался бесполезен для пиратской вольницы. Старшие изгнали меня. Я стал бесполезным изгнанником. Обучи меня резать глотки, я вернусь к семье и познакомлю тебя со своей сестрёнкой. Она тебе, слышь, понравится. У неё дома целая комната есть с разными пыточными штуковинами. Ты ей сразу про глотки говори, мол, сам не свой от резьбы по горлу, она заинтересуется. Говори, слышь, меня хлебом не корми, а дай кому-нибудь по глотке полоснуть. Сеструха будет в восторге.

- Обязательно заскочу, метрика, табель, диплом, трудовая книжка, свидетельство о смерти! Ты пьёшь? По глазам вижу, что пьёшь, особенно по правому, запись к окулисту по талонам!

- Глаза у меня батьковские, - вздохнул Трупль, - можно подумать, что пью. А я ведь, слышь, не пью спиртного и мяса не ем вовсе, хоть и дылда такая, а питаюсь овощами, фруктами и кашами, а если ничего такого нет, то и трава сойдёт.

Трупль наклонился и сорвал дикий щавель. Не отряхнув от грунта, он с хрупом зажевал зелёно-красный стебель, став похожим на задумчивую лошадь с разнообразными глазами и волосатой вишнёвой бородавкой на щеке.

- Резать глотки - мечта всей моей жизни, - в третий раз вздохнул Трупль. – Может, научившись резать глотки, смогу и мясо есть, слышь?

- Научишься, сможешь, - решительно подтвердил Делец. - После подписания контракта. Я тоже не ел мяса и не умел резать глотки, а как подписал контракт, мигом научился.

- А чего такой мелкий и худой, раз мясо ешь? Я вот не ем, а большой и сильный. А если бы ел, так вообще не знаю, как бы меня земля носила. А ты глистотный какой-то, болезненный. Тебе, слышь, надобно веса поднабрать, прежде чем к сеструхе подкатывать, а то впечатления на неё не напустишь. В нашей семье все дородные, все мясожоры отменные.

- Ну… - Делец на секунду задумался. – Я подписал много контрактов, а это утомляет, вот и похудел, но скоро отъемся. Мясо буду с утра до вечера трескать, предписания личного диетолога.

- Ух ты! – восторженно воскликнул Трупль. – Мне б с утра до вечера мясо трескать!

- Контракт подпишешь - утрескаешься! Урежишься! Укрушишься! Будешь трескать самое нежное мясо, резать самые сочные глотки, крушить самые крепкие черепа!

- Слышь, а что такое капии… контраа...кт?

- Документ, налагающий на на тебя взаимовыгодные обязательства, - пояснил Делец. – Пошли ко мне, накладные, загрузочные-разгрузочные. Контракт возьмём, да как я заполню его, да как ты подпишешь его!

Антураж комнат Дельца СЕ-38 разительно отличался от атмосферы в убежище Трупля Рыжебородого. В жилище бывшего пирата на стенах висели сети, остроги, уды. Пол устилали медвежьи и волчьи шкуры. На них Трупль спал вповалку, видя сны о чём-то большем. Над входом висела картина, где на поляне полыхал костёр, а на вертеле поджаривалась гигигантская брюква. Квартира же Дельца походила на офис не слишком преуспевающей юридической конторы. Множество предметов Трупль увидел впервые. Они были чужды и непонятны ему, как исторический фильм о средневековых рыцарях был бы чужд и непонятен средневековому рыцарю. Он замер, едва переступив порог. Бывшим пиратом овладел страх неизвестности.

- Наверное, мне сюда нельзя, - промямлил Трупль и развернулся.

- Можно!! – истошно взвизгнул Делец и загородил ему проход своим тщедушным тельцем. Но быстро опомнился. – Прости, не удержался. Это от волнения. Заключение контракта - это всегда так волнительно.

- Если научишь резать глотки… - нерешительно произнёс Трупль.

- Научу, да так научу, как никто не учил! – решительно потёр синеватыми лапками Делец. - Просто слово - это слово, а с печатью и подписью уже закон, необходимы фото девять на двенадцать и отпечатки пальцев.

Делец сел за стол, вынул из папки бланк с ручкой и принялся быстро заполнять графы.

- Как подпишешь контракт, коньяка выпьем, полбутылки “Луновоя”, а?

- Но я не пью.

- Подпишешь контракт, сразу запьешь, - пообещал Делец.

- А обязательно, слышь, подписывать контраа-кт? Может, слышь, без него обучишь горловой резьбе?

Дельца на мгновение пронзило нервическим тиком и немного скособочило.

- Нет! – отрезал он. – И не проси! Без контракта никак!

- Ты сказал, что контраа-кт наложит на меня годные издевательства. Это как?

Делец перестал строчить и посмотрел на Трупля как на идиота.

- Взаимовыгодные обязательства. Я научу тебя резать глотки, это и есть твоя выгода.

- А твоя?

Делец поморщился и неохотно ответил:

- Ты отдашь мне… свой эфир.

- Но у меня, слышь, нет никакого эфира. А что это такое?

- Пустяк, ерунда, купля по рыночной цене, - небрежно бросил Делец. - Эфир – это душа.

- Но как же я без души-то буду резать глотки? Сеструха говорит, резать глотки надо с душой.

- Не переживай. По условиям договора я забираю твою душу после твоей смерти. Ты умрёшь, а свою душу оставишь мне в наследство, дарственная, пожизненная рента.

- А зачем тебе, слышь, моя душа?

- Какая тебе разница?! Ты же мёртв будешь! – взъелся Делец, тут же успокоился и пробормотал: - Нужно держать себя в руках, нужно держать себя в руках, нужно перечитать вечером книжку “Как держать себя в руках”.

- Душа-то моя.

- Продам кому-нибудь, - сказал Делец, заполняя последние графы бланка.

- А кому-нибудь зачем?

- Для нужд, в качестве расходного материала.

- В качестве расходного материала, - зачарованно повторил Трупль. – А для чего?

- Для чего, для чего... - Делец тискал низы бланочных страниц печатью с гравировкой «СЕ-38». – Помни, кто много спрашивает, тот мало режет. Меньше болтовни, больше перерезанных глоток.

- Но и ты помни, душа-то моя, - настаивал Трупль.

- Душа-то твоя… - пробормотал Делец, - расходный материал твоя-то душа, как и всё прочее. Захочет создать некто шедевр, допустим, скульптуру с неповторимыми изгибами форм и очертаниями лица красоты неописуемой, и чтобы все восхищались. А свою душу вкладывать пожалеет. Душа-то у него одна и малюсенькая. Вот твоей и воспользуется. Ты-то уже мертвый будешь, может даже с перерезанной глоткой. При вложении души гарантировано шедевр получается.

- А с душой что?

- В камне растворится. Пришло время собирать подписи. Давай подписывай, здесь, здесь, здесь, а потом и здесь, и здесь, и здесь. Шесть подписей, шесть печатей. Шесть!

- Не буду я подписывать, - вдруг заупрямился Трупль, исподлобья оглядывая комнату-офис, полную чудных до жути предметов. – Не хочу, чтобы моя душа в камне растворялась. Научи резать глотки просто так, без этой бумажки.

Делец дёрганым движением поломанного робота истерично швырнул ручку на стол и сделал плаксивое лицо.

- Ничего не получается, - обречённо сказал он. – И здесь у меня ничего не получается. Я до сих пор не заключил ни одного контракта, уволить без выходного пособия. Мой отец, Делец СЕ-21, известный банкир, в год по две сотни душ приобретает. Мой брат, Делец СЕ-37, востребованный адвокат, вертит душами как хочет. Моя мать, Делец СЕ-33, прославленный продюсер, плавает в душевных морях. А я даже тебя, деревенщину тупую, урода такого, не могу уговорить подписать этот чёртов контракт! Ни тебя, ни Фанаберию, ни Авьеру, ни Восту, ни капитана, ни Стоуша, ни молчаливое Облако, ни глыбу говорящую, ни-ко-го!

Делец икающе захныкал и упал лицом в столешницу с глухим стуком лба.

- Ты не умеешь заключать контракты, а я перерезать глотки, – после некоторого молчания подвёл итог Трупль. – Хочешь, подпишу твою бумажку, только, слышь, без души?

- А с чем? – поднял голову оживившийся Делец.

На лбу его краснело пятно.

- Ни с чем. Ты дай пустую бумажку, я её подпишу, а ты печать на ней поставишь. Вижу, тебе нравится ставить печати, ты на каждой странице поставил, ни одну не пропустил. Ты и сам уже весь синий от печатей и от чернил фиолетовый. А взамен научишь меня резать глотки. И контраа-кт заключишь, и меня глотки резать научишь. Годные издевательства!

Делец застонал и повторно ударился лбом о столешницу.