— У нас нет выхода! — Рамиро большими шагами мерил палубу.
— Вы плохо искали.
Исабела стояла, опираясь ладонями на фальшборт, и внимательно рассматривала корабли, перегородившие выход из залива.
— Губернатор предлагает переговоры, — продолжала она спокойно.
— Это ловушка! — юноша нервно схватился за рукоять шпаги. Исабела повернулась к нему:
— Это выход. Пока я буду у губернатора, они не станут ожидать нападения. Вы внезапно атакуете и уведете «Молнию» на Кремальеру.
— Оставив вас на верную гибель?
— Это мое дело, — девушка улыбнулась. — И не надо меня хоронить заранее.
Ровно за полгода до этого суматошного разговора была весна. Такая дружная и ранняя, что деревья проклюнулись зеленым дымом, тут же обратившимся в свежие листья, бурно зацвели сады и рванулась изо всех щелей, запенилась отчаянная гомельская сирень. Улицы пахли пылью, солнцем и цветением. Ползли по своим маршрутам натруженные, пахнущие горячей резиной троллейбусы. Вечера стояли тихие и нежные. Закат, лимонный и алый, медленно лиловея, перетекал в синее. Под звездами хотелось бродить бесконечно. Вот и тогда она бежала к Алешке. Эта старая лестница с подскакивающими ступеньками была самой короткой дорогой к реке. Три ступеньки оказались сломаны. Не то чтобы до конца — можно вцепиться в перила, зажмуриться и пройти по самому краешку. Но каблук подвернулся, закружило пыльным ветром... она закричала от страха...
— Февелись!!
Девушка сморгнула. Если орангутанга долго не брить, выбить ему два передних зуба и одеть в засаленные одежки... и если этот орангутанг ухмыльнется — как раз и получился бы тот, кто перед ней стоял.
— Ну, бья...
Ее тащили по палубе. Это определенно была палуба, потому что пол в доме не дергается в приступах эпилепсии, и над головой вместо потолка не шлепают огромные грязно-серые тряпки. А они шлепали очень даже выразительно, и еще брызгало горько-соленым, воняло смолой и гарью, и в небе среди путаницы такелажа пылали огромные кресты: мачты второго корабля.
Впрочем, любоваться пейзажем девушке пришлось недолго, стукнула крышка, под ноги подвернулись ступеньки и она, понимая, что с лестницами сегодня не повезло, рухнула вниз и вперед.
— Исабела?!
Она сглотнула. Колено, ушибленное при падении, болело так — искры из глаз.
— Исабела, что они с вами сделали?
Кто-то выругался в темноте, неотчетливо плеснула вода. Но тут рука — приятно теплая на ощупь — осторожно сжала ее руку.
— Кто вы?
— Рамиро. Рамиро Вальдес! — быстро ответил человек. Судя по голосу, он был молод и красив. И беспокоился за нее. Случайно прикоснувшись к мокрой переборке, девушка дернула плечами. Вот сейчас зажгут свет, и окажется, что все наоборот. То есть, не красив и не молод. Ох-х...
— Где мы?
— Исабела, что с вами? Нас захватили пираты.
— Что-о?!!
Недовольно заворчал кто-то из разбуженных соседей.
— Считайте, — пробормотала она, упираясь в плечо Рамиро, — что я ударилась головой... и все забыла.
— О господи! — он нежно стал ощупывать ее голову. — Здесь болит? А здесь?
— Мы что, родственники?
— Я воспитанник вашего отца.
— А-а... — она решила не сопротивляться. От мужчины пахло потом и солью, но этот запах не был ей неприятен. — Нас захватили в плен?
— Да, — сказал он тихо. — Мы плыли из Лас-Аренас на Торменту. Потом... пираты... они убили капитана, часть команды, а остальных...
— Договаривай, чего там, — велела «родственница».
— Возможно, продадут на плантации Ирселя.
— Да-а. Лучше бы мы сидели дома.
Какое-то время они молчали. Судно трясло и водило по сторонам, как пьяную корову, и Исабелу затошнило. Вот только морской болезни недоставало, злилась она. Качка, спертый воздух, гнилая вода... все прелести плена. А, еще могут не кормить и изнасиловать. Время тянулось мучительно. Она положила голову на колени Рамиро и постаралась заснуть.
Наверху буянили пьяные соседи. Пели, стреляли, пытались обрушить потолок. Исабела потянулась встать и грохнуть в него шваброй, и тут же в кромешной тьме что-то скользкое и живое прошлось по коленям. Девушка подскочила и не пробила подволок головой лишь потому, что попала в открытый люк. Кроме того, она завизжала. Она визжала так, что могла бы поднять и мертвого. Но к мертвецки пьяным это не относилось. «О поле, поле, кто тебя усеял пьяными костями?» — пробормотала Исабела, удовлетворенно озирая палубу. Наверху было холодно, но дышалось легко — смрад пота и перегара сносило бризом. Подошел и стал тереться о ноги тощий черный кот. Рулевой висел на штурвале на фоне молодой луны, не делая даже попыток к управлению, и судно рыскало, зарываясь в волну. Следующие полчаса девушка трудилась, как пчелка, собирая все, мало-мальски напоминающее оружие. Пираты всхрапывали, но не просыпались.
С узлом железок и фонарем наперевес остановилась мстительница над трюмным люком:
— Эгей!..
Пленники вздернулись, недоуменно глядя на неземное виденье.
— Наверх, только шепотом.
Дальше пошло то, что в студенческих кругах называется «раздачей слонов», только вместо слонов распределялись мушкеты, ножи, рапиры... или палаши?..
— Кто найдет веревку — того поцелую, — и уточнила: — Много веревки.
Связывая пиратов, предстояло поработать.
Должно быть, время подкатывало к полуночи, когда Исабела опустилась на какой-то бочонок у фальшборта и вперилась невидящим взглядом в тропические звезды. Бесшумно подошел и встал рядом Рамиро.
— Дон Вальдес! Дон Вальдес! — споткнувшись о кота, чертыхаясь, почти на колени Исабеле свалился один из бывших пленников. — Нас мало, чтобы вести судно на Торменту.
Вот же, подумала девушка с досадой, в плен пиратов брала она, а приказов требуют с Рамиро... Где справедливость?!..
— Какой из островов ближе всего?
— Кремальера, дон-н Вальдес, — почему-то заикаясь, сообщил колобок.
— Следуйте на Кремальеру. Исабела?..
Она что-то пробормотала, проваливаясь в сон.
Ослепительное солнце било в косые огромные окна, играло пылинками, блестело на бронзовой лампе, свисающей с дощатого потолка, и на самом потолке бегали блики. Мерно покачивалась кровать.
Боль в колене напомнила Исабеле события вчерашнего вечера. Девушка подумала, стоит ли заплакать. Ну и что, рассуждала она сама с собой, во всякой фантастике тысячи людей попадают в чужие миры, и ничего. Потом оказываются какими-либо императорами. Или возвращаются точно в ту же минуту, из которой пропали. Главное, в саму себя не врезаться. А может, просто случилось раздвоение личности, и одна Исабела благополучно процеловалась весь вечер с Алешкой, а сегодня, злая и сонная, поехала в университет. А вторая Исабела... Зато вредной бабки больше не предвидится... Короче, плакать ей совершенно не хотелось. Не каждому удается попасть в собственную ожившую фантазию и на занятия можно не ходить.
Деликатно постучали в двери.
— Доброе утро, — произнесла Исабела, в упор разглядывая молодого человека, стройного, широкоплечего и узкобедрого. На нем были высокие сапоги, черные облегающие брюки и серая рубаха с воротом на шнуровке, над рубахой — смуглое чисто выбритое лицо с фиалковыми, как показалось Исабеле, глазами, носом с горбинкой и припухшими губами. Волнистые черные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб. Вполне милое лицо — если не считать какого-то испуганного выражения на нем, а также доцветающих синяков и ссадин. — Я думаю, вы Рамиро.
Он сделал попытку улыбнуться:
— Похоже, ваша горничная пропала.
— Не поняла... А-а... — Исабела взбила волосы. Голова чесалась. — Где здесь можно умыться?
— Только забортной водой. Я распоряжусь, чтобы ее подогрели и принесли. И выберу платье.
Исабела вспомнила, что, по ее мнению, носили в данную эпоху, и почти взвизгнула:
— Не-ет!! Меня, пожалуй, устроило бы что-то вроде вашего, э?
Рамиро медленно покраснел. Вообще-то Исабела полагала, что так краснеют только люди с очень светлой кожей: заполыхали щеки, лоб и даже шея.
— И еще я голодна.
Он покорно опустил голову.
Копание в сундуках доставит радость не одной женщине, особенно если ты ограниченная в средствах и гардеробе студентка, а сундуки с тяжелыми крышками ломятся от слегка траченного молью неисчислимого богатства фасонов, тканей, стилей, галунов и сверкающей канители, а еще понятных и не очень предметов обихода (некоторые из серебра). С детства Исабела усвоила нехитрый способ отличить серебро от золота, а мельхиор от серебра. С платиной было сложнее: платину лизнуть не довелось. Так что кисловатый на вкус светлый металл действительно был серебром. Имелись и камни: красненькие, синенькие, желтенькие и беленькие. Скорее всего, самоцветы — какой прок возить среди пиратских сокровищ стекляшки? Дикарей соблазнять? Наличествовал и жемчуг. Чтобы убедиться, что это жемчуг, нужно было покатать его на блюде, но пришел Рамиро.
— Ой! — сказала девушка.
Потом последовало купание в подогретой морской воде, налитой в бочку, мучительное расчесывание сбившихся волос, одевание... и, наконец, завтрак.
— Тебе не стоит выходить из каюты, — сказал Рамиро осторожно.
— Я такая уродина?
— Нет. Что ты, нет! Я и не знал, что ты так прекрасна.
Исабела опустилась в скомканную постель. И поняла, что Рамиро чем-то очень похож на Алешку. Если покрасить волосы того в черный цвет, заставить загореть на тропическом солнце, чтобы пропали веснушки... и глаза светлее. Вот только забитым таким Алешка не был никогда. Нормальный студент...
— Ты совсем другая...
— Чем же, интересно?
— Ты не плачешь. Не стыдишься быть при мне с открытым лицом...
— А должна?
Он тряхнул головой:
— Я всего лишь воспитанник твоего отца.
— Очень хорошо, — Исабела выловила ложечкой с тарелки остатки сладкого желе. — Мне очень интересно услышать про... мою семью.
Рассказ Рамиро показался обрывком старинной повести. Дочь знатного дворянина, губернатора провинции Мансорра, полюбила юношу, который воспитывался в доме ее отца. Отец, как положено, ничего не знал. И отправил сопровождать девушку к жениху, своему старинному другу, этого самого воспитанника. Взяв клятву доставить невесту живой и невредимой.
Рамиро дернул щекой.
— Вот что, — спросила Исабела, — ты не ранен?
В свои двадцать она чувствовала себя достаточно искушенной в романтических мальчиках, способных на невероятные безумства ради любви.
— Н-нет, — соврал он.
— Будет сепсис! — пригрозила Исабела.
Рамиро спрятал лицо в ладони.
— Они... уводили вас... — сказал он глухо.
— Меня не изнасиловали, — ответила она на незаданный вопрос, упирая на это «меня». Эх, а если ту Исабелу со страху как раз и занесло в Гомель? Ой, что бу-удет?..
По сценарию Рамиро должен был начать целовать ее колени.
— Я не хочу на эту... Торменту... замуж.
— Я поклялся.
Исабела вообразила себе жениха: старца с седой волосатой грудью с орденами и в парчовых штанах; представила, как он повлечет ее к алтарю, и взорвалась:
— Фиг вам, индейское жилище!
— Что?
— То, что этот старый хрен меня не получит!
— Но я же слово дал!
Исабела гневно сощурилась:
— А я — нет. Что, свяжешь? Веревки перегрызу. Понял?!
— Исабела...
— Я не Исабела. Похожа — и все.
И совершенно не поняла, почему в его глазах мелькнуло восхищение.