Chapter 1

      — У нас нет выхода! — Рамиро большими шагами мерил палубу.

      — Вы плохо искали.

      Исабела стояла, опираясь ладонями на фальшборт, и внимательно рассматривала корабли, перегородившие выход из залива.

      — Губернатор предлагает переговоры, — продолжала она спокойно.

      — Это ловушка! — юноша нервно схватился за рукоять шпаги. Исабела повернулась к нему:

      — Это выход. Пока я буду у губернатора, они не станут ожидать нападения. Вы внезапно атакуете и уведете «Молнию» на Кремальеру.

      — Оставив вас на верную гибель?

      — Это мое дело, — девушка улыбнулась. — И не надо меня хоронить заранее.

      Ровно за полгода до этого суматошного разговора была весна. Такая дружная и ранняя, что деревья проклюнулись зеленым дымом, тут же обратившимся в свежие листья, бурно зацвели сады и рванулась изо всех щелей, запенилась отчаянная гомельская сирень. Улицы пахли пылью, солнцем и цветением. Ползли по своим маршрутам натруженные, пахнущие горячей резиной троллейбусы. Вечера стояли тихие и нежные. Закат, лимонный и алый, медленно лиловея, перетекал в синее. Под звездами хотелось бродить бесконечно. Вот и тогда она бежала к Алешке. Эта старая лестница с подскакивающими ступеньками была самой короткой дорогой к реке. Три ступеньки оказались сломаны. Не то чтобы до конца — можно вцепиться в перила, зажмуриться и пройти по самому краешку. Но каблук подвернулся, закружило пыльным ветром... она закричала от страха...

      — Февелись!!

      Девушка сморгнула. Если орангутанга долго не брить, выбить ему два передних зуба и одеть в засаленные одежки... и если этот орангутанг ухмыльнется — как раз и получился бы тот, кто перед ней стоял.

      — Ну, бья...

      Ее тащили по палубе. Это определенно была палуба, потому что пол в доме не дергается в приступах эпилепсии, и над головой вместо потолка не шлепают огромные грязно-серые тряпки. А они шлепали очень даже выразительно, и еще брызгало горько-соленым, воняло смолой и гарью, и в небе среди путаницы такелажа пылали огромные кресты: мачты второго корабля.

      Впрочем, любоваться пейзажем девушке пришлось недолго, стукнула крышка, под ноги подвернулись ступеньки и она, понимая, что с лестницами сегодня не повезло, рухнула вниз и вперед.

      — Исабела?!

      Она сглотнула. Колено, ушибленное при падении, болело так — искры из глаз.

      — Исабела, что они с вами сделали?

      Кто-то выругался в темноте, неотчетливо плеснула вода. Но тут рука — приятно теплая на ощупь — осторожно сжала ее руку. 

      — Кто вы?

      — Рамиро. Рамиро Вальдес! — быстро ответил человек. Судя по голосу, он был молод и красив. И беспокоился за нее. Случайно прикоснувшись к мокрой переборке, девушка дернула плечами. Вот сейчас зажгут свет, и окажется, что все наоборот. То есть, не красив и не молод. Ох-х...

      — Где мы?

      — Исабела, что с вами? Нас захватили пираты.

      — Что-о?!!

      Недовольно заворчал кто-то из разбуженных соседей.

      — Считайте, — пробормотала она, упираясь в плечо Рамиро, — что я ударилась головой... и все забыла.

      — О господи! — он нежно стал ощупывать ее голову. — Здесь болит? А здесь?

      — Мы что, родственники?

      — Я воспитанник вашего отца.

      — А-а... — она решила не сопротивляться. От мужчины пахло потом и солью, но этот запах не был ей неприятен. — Нас захватили в плен?

      — Да, — сказал он тихо. — Мы плыли из Лас-Аренас на Торменту. Потом... пираты... они убили капитана, часть команды, а остальных...

      — Договаривай, чего там, — велела «родственница».

      — Возможно, продадут на плантации Ирселя.

      — Да-а. Лучше бы мы сидели дома.

      Какое-то время они молчали. Судно трясло и водило по сторонам, как пьяную корову, и Исабелу затошнило. Вот только морской болезни недоставало, злилась она. Качка, спертый воздух, гнилая вода... все прелести плена. А, еще могут не кормить и изнасиловать. Время тянулось мучительно. Она положила голову на колени Рамиро и постаралась заснуть.

      Наверху буянили пьяные соседи. Пели, стреляли, пытались обрушить потолок. Исабела потянулась встать и грохнуть в него шваброй, и тут же в кромешной тьме что-то скользкое и живое прошлось по коленям. Девушка подскочила и не пробила подволок головой лишь потому, что попала в открытый люк. Кроме того, она завизжала. Она визжала так, что могла бы поднять и мертвого. Но к мертвецки пьяным это не относилось. «О поле, поле, кто тебя усеял пьяными костями?» — пробормотала Исабела, удовлетворенно озирая палубу. Наверху было холодно, но дышалось легко — смрад пота и перегара сносило бризом. Подошел и стал тереться о ноги тощий черный кот. Рулевой висел на штурвале на фоне молодой луны, не делая даже попыток к управлению, и судно рыскало, зарываясь в волну. Следующие полчаса девушка трудилась, как пчелка, собирая все, мало-мальски напоминающее оружие. Пираты всхрапывали, но не просыпались.

      С узлом железок и фонарем наперевес остановилась мстительница над трюмным люком:

      — Эгей!..

      Пленники вздернулись, недоуменно глядя на неземное виденье.

      — Наверх, только шепотом. 

      Дальше пошло то, что в студенческих кругах называется «раздачей слонов», только вместо слонов распределялись мушкеты, ножи, рапиры... или палаши?..

      — Кто найдет веревку — того поцелую, — и уточнила: — Много веревки.

      Связывая пиратов, предстояло поработать.

      Должно быть, время подкатывало к полуночи, когда Исабела опустилась на какой-то бочонок у фальшборта и вперилась невидящим взглядом в тропические звезды. Бесшумно подошел и встал рядом Рамиро. 

      — Дон Вальдес! Дон Вальдес! — споткнувшись о кота, чертыхаясь, почти на колени Исабеле свалился один из бывших пленников. — Нас мало, чтобы вести судно на Торменту.

      Вот же, подумала девушка с досадой, в плен пиратов брала она, а приказов требуют с Рамиро... Где справедливость?!..

      — Какой из островов ближе всего?

      — Кремальера, дон-н Вальдес, — почему-то заикаясь, сообщил колобок.

      — Следуйте на Кремальеру. Исабела?..

      Она что-то пробормотала, проваливаясь в сон.

      Ослепительное солнце било в косые огромные окна, играло пылинками, блестело на бронзовой лампе, свисающей с дощатого потолка, и на самом потолке бегали блики. Мерно покачивалась кровать.

      Боль в колене напомнила Исабеле события вчерашнего вечера. Девушка подумала, стоит ли заплакать. Ну и что, рассуждала она сама с собой, во всякой фантастике тысячи людей попадают в чужие миры, и ничего. Потом оказываются какими-либо императорами. Или возвращаются точно в ту же минуту, из которой пропали. Главное, в саму себя не врезаться. А может, просто случилось раздвоение личности, и одна Исабела благополучно процеловалась весь вечер с Алешкой, а сегодня, злая и сонная, поехала в университет. А вторая Исабела... Зато вредной бабки больше не предвидится... Короче, плакать ей совершенно не хотелось. Не каждому удается попасть в собственную ожившую фантазию и на занятия можно не ходить.

      Деликатно постучали в двери. 

      — Доброе утро, — произнесла Исабела, в упор разглядывая молодого человека, стройного, широкоплечего и узкобедрого. На нем были высокие сапоги, черные облегающие брюки и серая рубаха с воротом на шнуровке, над рубахой — смуглое чисто выбритое лицо с фиалковыми, как показалось Исабеле, глазами, носом с горбинкой и припухшими губами. Волнистые черные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб. Вполне милое лицо — если не считать какого-то испуганного выражения на нем, а также доцветающих синяков и ссадин. — Я думаю, вы Рамиро.

      Он сделал попытку улыбнуться:

      — Похоже, ваша горничная пропала.

      — Не поняла... А-а... — Исабела взбила волосы. Голова чесалась. — Где здесь можно умыться? 

      — Только забортной водой. Я распоряжусь, чтобы ее подогрели и принесли. И выберу платье.

      Исабела вспомнила, что, по ее мнению, носили в данную эпоху, и почти взвизгнула:

      — Не-ет!! Меня, пожалуй, устроило бы что-то вроде вашего, э?

      Рамиро медленно покраснел. Вообще-то Исабела полагала, что так краснеют только люди с очень светлой кожей: заполыхали щеки, лоб и даже шея.

      — И еще я голодна.

      Он покорно опустил голову.

      Копание в сундуках доставит радость не одной женщине, особенно если ты ограниченная в средствах и гардеробе студентка, а сундуки с тяжелыми крышками ломятся от слегка траченного молью неисчислимого богатства фасонов, тканей, стилей, галунов и сверкающей канители, а еще понятных и не очень предметов обихода (некоторые из серебра). С детства Исабела усвоила нехитрый способ отличить серебро от золота, а мельхиор от серебра. С платиной было сложнее: платину лизнуть не довелось. Так что кисловатый на вкус светлый металл действительно был серебром. Имелись и камни: красненькие, синенькие, желтенькие и беленькие. Скорее всего, самоцветы — какой прок возить среди пиратских сокровищ стекляшки? Дикарей соблазнять? Наличествовал и жемчуг. Чтобы убедиться, что это жемчуг, нужно было покатать его на блюде, но пришел Рамиро.

      — Ой! — сказала девушка.

      Потом последовало купание в подогретой морской воде, налитой в бочку, мучительное расчесывание сбившихся волос, одевание... и, наконец, завтрак.

      — Тебе не стоит выходить из каюты, — сказал Рамиро осторожно.

      — Я такая уродина?

      — Нет. Что ты, нет! Я и не знал, что ты так прекрасна.

      Исабела опустилась в скомканную постель. И поняла, что Рамиро чем-то очень похож на Алешку. Если покрасить волосы того в черный цвет, заставить загореть на тропическом солнце, чтобы пропали веснушки... и глаза светлее. Вот только забитым таким Алешка не был никогда. Нормальный студент...

      — Ты совсем другая...

      — Чем же, интересно?

      — Ты не плачешь. Не стыдишься быть при мне с открытым лицом...

      — А должна?

      Он тряхнул головой:

      — Я всего лишь воспитанник твоего отца.

      — Очень хорошо, — Исабела выловила ложечкой с тарелки остатки сладкого желе. — Мне очень интересно услышать про... мою семью.

      Рассказ Рамиро показался обрывком старинной повести. Дочь знатного дворянина, губернатора провинции Мансорра, полюбила юношу, который воспитывался в доме ее отца. Отец, как положено, ничего не знал. И отправил сопровождать девушку к жениху, своему старинному другу, этого самого воспитанника. Взяв клятву доставить невесту живой и невредимой. 

      Рамиро дернул щекой.

      — Вот что, — спросила Исабела, — ты не ранен?

      В свои двадцать она чувствовала себя достаточно искушенной в романтических мальчиках, способных на невероятные безумства ради любви.

      — Н-нет, — соврал он.

      — Будет сепсис! — пригрозила Исабела.

      Рамиро спрятал лицо в ладони.

      — Они... уводили вас... — сказал он глухо.

      — Меня не изнасиловали, — ответила она на незаданный вопрос, упирая на это «меня». Эх, а если ту Исабелу со страху как раз и занесло в Гомель? Ой, что бу-удет?..

      По сценарию Рамиро должен был начать целовать ее колени.

      — Я не хочу на эту... Торменту... замуж.

      — Я поклялся.

      Исабела вообразила себе жениха: старца с седой волосатой грудью с орденами и в парчовых штанах; представила, как он повлечет ее к алтарю, и взорвалась:

      — Фиг вам, индейское жилище!

      — Что?

      — То, что этот старый хрен меня не получит!

      — Но я же слово дал!

      Исабела гневно сощурилась:

      — А я — нет. Что, свяжешь? Веревки перегрызу. Понял?!

      — Исабела...

      — Я не Исабела. Похожа — и все.

      И совершенно не поняла, почему в его глазах мелькнуло восхищение.