Table of Contents
Free

Меня зовут Джерри

ValyaSho
Novel, 578 225 chars, 14.46 p.

Finished

Series: Том vs. Джерри, book #1

Table of Contents
  • Глава 46
Settings
Шрифт
Отступ

Глава 46

Паскаль не запомнил, как добрался домой, дорога прошла в каком-то трансе. Будто тень, зашёл в собственный дом, так тихо, что Джерри даже не услышал. И долго сидел на кухне и курил, смотря перед собой, пытаясь осмыслить всё то, что ему поведали в больнице, разложить по полочкам, принять. 

Полученная от докторов информация давала ответы, но и порождала рой совершенно новых вопросов-размышлений, да таких, что от них в голове зудело! 

Кто мог сделать это с Джерри? Неужели на самом деле родители? Это было логично во многих планах, хотя бы в том, что он их не сдал, ведь дети продолжают любить своих родителей, какими бы они ни были, даже если они животные, монстры. И родителям на самом деле проще запугать так, что и слова не скажет, чем посторонним людям. 

Но эта оточенная во всех смыслах версия натыкалась в сознании Юнга на риф. Джерри не говорил о маме с папой так, будто они были теми самыми чудовищами. Только если он придумал себе каких-то других родителей, которые не причинили ему столько боли. 

Но если это так, значит, Джерри всё-таки нездоров. Потому что подобная вера в собственную фантазию является расстройством. И почему в таком случае он ничего не сказал о своих «хороших родителях» докторам и полиции? Что-то не складывалось. Те, кто верят в то, что сами же придумали, ведут себя иначе. Они верят всецело и до конца, при всех.

Получается, это всё-таки сделали какие-то чужие люди? Не запомнил их? Вполне может быть, психика имеет свойство блокировать травмирующие воспоминания, чтобы сохранить себя. Или он просто испугался, ребёнок же? Да что уж там, любой взрослый бы сломался, пройдя через подобное. Это было самым логичным объяснением его молчания.

Так много вопросов и так мало ответов, потому что они по-прежнему таились всё там же, в прошлом Джерри и в его голове. И больше не злило то, что он так часто врёт, после того, что он пережил, это было самой меньшей и незначительной из всех возможных странностей. 

Паскаль тяжело вздохнул, потёр глаза, провёл ладонями назад по лбу и волосам, будто пытаясь пригладить мысли, успокоить их, как ощетинившегося кота. Как такое могло произойти? Не в фильме ужасов или триллере, не в сводке криминальных новостей какого-нибудь города N, а в болезненно близкой ему реальности. В жизни невинного мальчика, который стал ему родным.

И было ещё кое-что, что путало мысли, ставило в тупик разум. Джерри был не похож на того, кто пережил столь страшное насилие, в нём не было совершенно ничего от жертвы. Он ничего не боялся, не сторонился прикосновений, не шарахался, даже когда Паскаль подходил к нему со спины. Для этого нужен здоровый уровень доверия к людям, которым в современном мире невротиков мало кто обладает.

С позиции обычного человека Паскаль радовался за него, сумевшего преодолеть свои травмы и страхи, а с позиции специалиста недоумевал. Конечно, все люди индивидуальны, но никто после подобного не сможет остаться прежним, это подтверждённое и теорией, и практикой положение. Он сам не раз сталкивался на работе с жертвами сексуального насилия. Самым свежим примером в памяти была шестнадцатилетняя девушка, которую изнасиловал парень из её же школы. Просто изнасиловал: один раз, без отягощающих обстоятельств. Ей понадобились одиннадцать месяцев терапии, чтобы она более или менее смогла вернуться к нормальной жизни и перестала сторониться людей. 

В случае Джерри, с учётом тяжести его травмы, ему бы понадобились несколько лет терапии, чтобы восстановиться и то не факт, что полностью. А его никто не лечил так долго, его вообще толком не лечили – выписали через два месяца после того, как он пришёл в себя, убедившись, что никаких нарушений у него нет и разведя руками.

Уникальный случай? Поразительная крепость психики? Или он просто не помнит того, что с ним произошло? Но Джерри же говорил врачам, что не желает обсуждать случившееся, значит, помнит…

Мозг кипел от того, что факты никак не складывались в общую картинку, противоречили друг другу. Хотелось биться головой об стол, может быть, хотя бы это поможет встряхнуть разум или хотя бы отвлечёт его.

На кухню зашёл Джерри.

- Паскаль, ты уже вернулся? – удивлённо произнёс он. – Я даже не услышал. 

Юнг поднял к нему взгляд, но молчал. Не мог выдавить из себя ни единого слова, да и не хотел. Смотрел на Джерри и теперь видел его совершенно другим: ещё более хрупким, нуждающимся в защите, сломанным, пусть и восхитительно живым. Его было безумно жалко, за него было горько настолько, что щипало в носу и сводило скулы.

- Паскаль, у тебя всё в порядке? – уже совершенно иначе – заботливо, тревожно спросил Джерри, подойдя к опекуну, и сел рядом с ним. – Ты неважно выглядишь.

Юнг сглотнул ком, вставший поперёк горла, и произнёс:

- Я был в больнице…

- О нет! – воскликнул юноша, схватил его за руку. - Неужели с тобой что-то не так? Ты болен? Паскаль, прошу тебя, не молчи.

- Нет, я не болен, - качнул головой Юнг. – Я… - говорить было трудно, но, наверное, необходимо, Джерри заслуживал правды, - был в больнице в Сан-Кантен-Фаллавье, где лечился ты. Поговорил с докторами.

Тонкие пальцы, сжимающие его запястье, замерли, будто окоченели. Джерри отпустил его, сел на стуле прямо и убрал обе руки под стол, чуть опустил голову.

- И что они тебе рассказали? – негромко спросил он.

- Всё. Но будет лучше, если ты сам озвучишь это.

«Так это не прозвучит обвинением. И я не испугаю тебя, если вдруг ты не помнишь», - мысленно добавил мужчина.

Джерри молчал. Паскаль тоже, но он не выдержал первым, вздохнул, готовясь к невообразимо тяжёлому разговору, и спросил:

- Джерри, ты помнишь, что с тобой произошло?

- Такое трудно забыть, хоть я и пытаюсь, - тихо, на грани шёпота ответил Джерри.

Изнутри поколачивало от напряжения, от ответственности за то, что поднял эту тему, но нужно продолжать. Подобные тайны необходимо вскрывать, как нарыв.

- Почему ты не рассказывал мне об этом? 

- А зачем? – Джерри вдруг развернулся к опекуну; глаза бегали, блестели. – И как бы я это сделал? При каких обстоятельствах уместно говорить о таком? 

- При любых. Джерри, если бы я знал…

- Что?! – неожиданно воинственно перебил Юнга юноша. – Паскаль, что бы ты сделал? Вёл бы себя со мной иначе? Вот именно. Никто не захочет связываться с человеком с таким прошлым. Меня каждый пожалеет, но обойдёт стороной. И не говори, что я не прав. Ты добрый и понимающий, но и ты бы отнёсся ко мне по-другому, если бы знал правду с самого начала. По глазам вижу, что теперь ты смотришь на меня иначе. 

- Я не стал относиться к тебе хуже. Честно… мне очень жаль тебя. И мне страшно от того, что тебе пришлось такое пережить.

- Поэтому я и молчал, - Джерри отвернулся, положил на стол сцепленные в нервном замке руки. – Я не хочу этих чувств с твоей стороны, я не хочу быть каким-то другим. Мне просто хотелось быть лучше, чтобы иметь право на счастье. 

- Джерри, не думай, что произошедшее как-то портит тебя, это совсем не так. 

- Может быть, и не портит… но только на словах. И ты бы сам вряд ли взял к себе парня, которого… - Джерри заламывал пальцы, говорил с трудом, с надрывом, будто выдавливал яд из раны, - насиловали. Который почти полгода лежал после этого в психушке. Всем нужны нормальные дети, вот я и хотел быть таким! Я просто хотел жить нормальной жизнью. Мне никогда не отмыться от этого, не забыть, но я не хочу, чтобы моё прошлое портило ещё и моё настоящее. 

- Оно не испортит, Джерри, я обещаю.

Паскаль помолчал немного, опустил взгляд и, скрепя сердце, боясь, озвучил один из главных вопросов:

- Кто это сделал? 

- Не мои родители. Не удивляйся. Полицейские не скрывали от меня того, что подозревают маму с папой. Это было отвратительно. Хотя в некотором смысле это произошло из-за них…

- Что на самом деле произошло с тобой? Понимаю, что тебе сложно об этом говорить, но, пожалуйста, попытайся. И ничего не стыдись и не бойся.

Джерри молчал минуты три, смотря перед собой, Паскаль терпеливо ждал. И, наконец, он снова опустил голову и заговорил:

- Когда я узнал, что родители погибли, а меня отправят в детский дом, я сбежал из больницы. Я не думал, как буду жить, мне просто хотелось избежать этого… - он выдержал долгую паузу. – Но мне повезло, по крайней мене, тогда так мне казалось. Я познакомился с мужчиной, который предложил мне кров и помощь, отвёз к себе домой… А на самом деле… это было что-то типа частного борделя. Мне всё популярно объяснили, припугнули тем, что «лучше быть лапочкой, иначе…»… Но я не смог. Первого клиента я укусил за… - Джерри облокотился одной рукой на стол, закрыл пятернёй глаза, вздохнув так, словно душа рвалась прочь из груди, - ты понимаешь. Я думал, меня убьют, так меня за это били. И после этого со мной уже никто не церемонился. Меня просто насиловали: сам хозяин, его друзья, кто-то ещё… Это был ад, но в какой-то момент мне стало всё равно, я даже перестал обращать внимание на лица тех, кто делал это со мной… И так около трёх месяцев… А потом меня куда-то перевезли, заперли в подвале. Какое-то время ко мне продолжали приходить и издеваться, но потом бросили.

Джерри закрыл лицо обеими ладонями, видно, что сдерживался, но всё равно мелко дрожал, беззвучно всхлипывал. А потом прорвало: всхлипы стали звучными, плач настоящим – на грани истерики.

Всего несколько минут между самообладанием и вскрытой раной. А возможно – полминуты до нового слома. 

У них дома не было никакого успокоительного, даже чая на травах. Паскаль прекрасно понимал, что не нужно поить ребёнка, но бывают моменты, когда на правила можно закрыть глаза. И лучше с ним, в безопасности, чем неизвестно где в попытке заглушить растревоженную душевную боль.

Он плеснул в бокал коньяка и протянул его Джерри.

- Выпей. Это невкусно, но поможет.

Юноша послушно взял бокал и залпом выпил его содержимое, задержал дыхание и только через пять секунд протяжно выдохнул. Вновь навалился на стол, закрыв лицо руками.

- Джерри, поговори со мной, тебе станет легче, - произнёс Паскаль.

- Мне было очень больно и страшно, - оставаясь в той же позе, ответил юноша. – Больше ничего. 

Юнг в глубокой задумчивости почесал нос, вернул к мальчику внимательный, серьёзный взгляд. Никогда ни в больнице, ни в своём психологическом офисе ему не было настолько сложно подбирать слова. Потому что, как бы это банально ни звучало, здесь была реальная жизнь. Джерри не нужен был специалист, ему нужен был родитель, которым Паскаль умел быть гораздо хуже, хоть и мечтал об этой роли большую часть сознательной жизни. Он балансировал на тонкой грани между психологом и обычным близким взрослым, переваливаясь то в одну, то в другую сторону. 

Ошибиться было страшно. Потому что за ошибку никто не осудит, не откажется от него, но ему с этим жить. Ему жить с Джерри, к чему бы ни привёл этот разговор.

- Джерри, по какой причине ты отказывался говорить о родителях с докторами и полицией? – спросил Паскаль.

Джерри тихо вздохнул, помолчал пару секунд и ответил:

- Поначалу я хотел начать жизнь с чистого листа, оградиться от всего, что было моим прошлым. Потом я передумал, но менять тактику было уже как-то поздно. И мне не хотелось, чтобы полицейские упоминали имена мамы и папы в своих ужасных народах… А так, хотя бы можно было представить, что они говорят о каких-то других людях.

- А мне ты сказал правду? Твои родители на самом деле звали Эсм и Джоанну? 

- Ты можешь мне не верить, имеешь право, но это их имена откроешь. Клянусь. Мне уже давно не хотелось их скрывать, когда я познакомился с тобой, и понимания тоже не было и нет.

Паскаль понимающе покивал и снова обратился к юноше:

- Не думаю, что я спрашиваю тебя, но у меня к тебе есть еще немало вопросов. Если не захочешь или будет очень тяжело говорить, можешь не появиться.

- Сначала я должен их услышать, - Джерри опустил голову, рассматривая собственные побледневшие от захватов и заломов пальцы; он говорил приглушённо, ровно.

Юнг слегка осознавал себя. Это был самый логичный и правильный ответ со стороны Джерри.

- Джерри, почему ты не сказал полиции, кто это сделал?

- Потому что я не хотел об этом говорить и всё ещё не хочу. 

- Но ты же рассказал мне всё?

- Это другое, Паскаль. Я не обращался к тебе подробностей и, наверное, никогда не говорил, - голос вдруг дрогнул, надломился, Джерри часто заморгал. – Полиция потребовала бы от меня все детали, заставили бы меня вспомнить всё, снова пройти через это. 

- Никто бы не стал тебя мучить. Но закрыть личность замка нельзя. Если ты расскажешь, кто это сделал, их поведение и посадят в тюрьму. Они должны понести наказание за свои действия.

- Мне всё равно, что с ними будет. Никакое возмездие не исправит то, что было. 

- Прошло ничего не в состоянии исправить. Но если ты поможешь их найти, они перестанут быть безнаказанными и больше никому не смогут причинить боль.

Джерри поджал губы — уголки их дрогнули, даже зубами едва слышно скрипнул от напряжения.

- Для этого мне придется еще раз встретиться с ними, посмотреть им в глаза… А я не хочу этого. Я не в порядке, Паскаль.

- Ты не остаешься с ними наедине и даже в одной комнате. Они…

Джерри не дал Юнгу договорить:

- Можешь считать меня плохим, можешь назвать трусом, но я не скажу, кто они. Я не хочу снова их видеть. Я… просто не в состоянии… - он развернулся корпусом к Паскалю; Лицо изломало от эмоций, он покачал голову. – Мне не забыть, но у меня никогда нет ни малейшего желания заново вспомнить всю эту грязь. Я просто стараюсь не думать об этом и жить дальше. В конце концов, я имею на это право, даже если это неправильно.

Договорив, он снова уткнулся в руку человека. Паскаль подождал пару секунд и несмело погладил его между лопаток. Помимо воли, представлено, сколько же раз к Джерри прикасались чужие руки, как это происходило с ним отвратительные действия: применение силы, заботясь только о собственном удовольствии, калеча и тело, и душа. От этой картинки мутило, хотелось выкинуть ее из головы.

 Юнг ожидал, что Джерри уклонится или оттолкнет его, но тот даже не вздрогнул, вообще никак не отреагировал. Это и успокоило, и покорило всю душу. До этого нормальное во всех смыслах поведение Джерри Паскаль мог объяснить тем, что он не помнил о том, что произошло с этим кошмаром, абстрагировался от него. Но теперь было очевидно, что он помнит, он сам рассказал об ужасах своего прошлого, развивался в них, пусть даже неглубоко, а на прикосновения почему-то по-прежнему реагировал спокойно.