Десятисловие Дерева

Ясень я знаю 

по имени Иггдрасиль, 

древо, омытое 

влагою мутной; 

росы с него 

на долы нисходят; 

над источником Урд 

зеленеет он вечно.

Прорицание вёльвы

Не печалятся только ветви –

одного они с нами склада:

в дождь не верят и спят так сладко,

словно каждая стала садом.

Федерико Гарсиа Лорка

Слово первое

Прелюдия

В почтительном поклоненье по небу раскинуты кроны,

Благолепные кроны.

Играют и грают вороны.

Синь зеленью щедро закрасив ветвей кистями простыми,

От солнца чуть-чуть золотыми,

Деревья роятся – старцы, детва, мужи и матроны,

Девчонки, девицы, матроны.

Шуршат роброны.

Растасканы клочья света листвы пучками густыми,

Живым теплом налитыми.

В почтительном поклоненье по небу раскинуты кроны.

По ветру – поклоны.

В древесном бденье,

В зеленом кажденье

В радость раденья

День входит единым порывом –

Взрывом.

Дальше – в сони истаяв,

Лежит пустая

Земля святая.

Трав прорастает

Стая.

Вот истово встал и свято 

Безвозрастной башней священной,

С осанкой надменной

Под солнцем пленным

Дуб, силой земли заклятый, 

Принявший властно оммажи,

Древес и небес оммажи,

Предзная, что каждый скажет.

Он силой небес вдохновенной 

И мощью в корнях сокровенной

Взывает к вселенной,

Живых поселенной.

Деревья робеют и даже 

Готовы стоять на страже,

Вечной страже,

Бесконечной страже.

В почтительном поклоненье по небу раскинуты кроны.

Песня дуба

Покинувши желудь спящий,

Росток миры отворяет,

Чтоб не терялся пропащий

Мир в дикой вселенской чаще.

Играет с верхом и низом,

Меняет право и лево,

Весь свет на него нанизан.

Ведь каждый дуб повторяет

Собой Предвечное Древо.

В листве его – паутинкой 

Великих Прях рукоделье.

Остинкою за остинкой

Иного тайные всходы

Пространства меняют природу

В бескрайнем его подножье,

А от корней бездорожья

Ведут прямиком в Запределье.

И я, издревле упорный,

Клочок реальности спорный

Меж прыткими временами,

Менливыми именами,

Возможностей бременами,

Меж здешним – нездешним царством,

Меж зорь золотым бунтарством

И мглы игривым коварством

Себе присвоил когда-то.

Ведь там, где пустил я корни,

Прошла и миров граница.

Дубы – Пограничья солдаты.

И ныне стороны света –

Всего лишь мои ветви,

Мои засохшие ветви.

Мои листопады – доля 

В извечной вселенской жертве,

А службы моей неволя

Музыкой сфер согрета.

Я – всякой твари ограда

И жизней их береженье.

Дарю я приют и радость

Врагу царицы Зарницы,

И их прекращаю сраженья.

Лишь трепетом крыльев пространства

Легко тасует Мать-Птица

И с бережным постоянством

К кроне моей стремится.

Отец всех зверей со мною

Единой жизнью роднится.

Льет синь свою небо – миро.

Вниз звезды летят – вира.

Кипение спелой силы

И пение бездны-могилы

Немого стоянья ценою.

Интерлюдия

Земли и воды созданье, Всезверь, окликает силу.

Ключей клокочущий кладезь клинком клыка отворяет

И допьяна поит племя ласковых листьев плескучих,

Чтоб зов его в синий светень раззвонисто возносило.

Зверь верит в невидаль неба и отклику темной тучи

Забытую и глухую сердечность камня вверяет.

Земли и воды созданье, Всезверь, окликает силу.

Всезверь окликает солнце – настойчиво, чинно, молча.

Питаясь полдня вестями и полночи тешась страстями,

Зверь ходит солнца путями,

Подземными солнца путями.

И в сны его скоком волчьим посланницы звездных полчищ

Врываются злыми гостями,

Незваными входят гостями.

А небо гневную нежность уже давно позабыло.

Земли и воды созданье, Всезверь, окликает силу.

Песня Зверя

Скитался я с солнцем в сердце, без солнца в глазах закрытых

И плакал каменной кровью.

Тянулся тугой тугою я к тверди, гнутой дугою,

К ветрам простирался тьмою.

Сыскал я – небу на счастье – сто кладов, в земле зарытых,

Силой сокрытых

И ставил свои зимовья

У рек подземных верховья,

У рек незнанных низовья.

Я песнею скал благою и вод всегдашней булгою

Баюкал себя зимою.

Скитался я с солнцем в сердце, без солнца в глазах закрытых.

Я небу остался верен в своих желаньях несытых

И, чтобы коснуться сини,

Избывши камня бесплодье, сросся с древесной плотью

И солнца питался соком.

Мой сон в живой древесине

Безмерной солнечной хотью живит мою душу скотью.

Теперь неподвластный срокам,

О времени помню жестоком:

Скитался я с солнцем в сердце, без солнца в глазах закрытых.

Прославление

В хмелю зеленого пира

Дуб кличет Женственность мира

Кипением спелой силы.

В кипении спелой силы

Кружатся над кроной вилы,

И служит им ориентиром,

Среди ветвей ориентиром,

Горячечный ритм эфира,

Сбивчивый ритм эфира.

Ярью и емью всякая тварь

Славит веселую дуба ярь.

В хмелю зеленого пира

Распахнуто лоно мира,

Необоримым Омфалом,

Древесным фаллом

Распахано лоно мира.

В этом бою небывалом

Вскипают выдроги валом.

Небо в порыве шалом

Бьется в рассвете алом,

Стонет в восторге алом.

Ярью и емью всякая тварь

Славит веселую дуба ярь.

Романс

Прижалась ты к стволу, раскинув руки,

И с телом дерева и телом Зверя

Роднишься в высшем сопряженье тела,

К ним рвешься в высшем напряженье тела,

В расплав и сплав вливаясь, в верность веря.

О том, что жилка каждая пропела,

Звенят ветвей натянутые луки

Душой взлетая от корней к вершине,

Прижалась ты к стволу, раскинув руки.

О мире люби в мертвой мир-машине

Прощально грезят прожитые люди.

Здесь – силы жизни сплетены для песни.

Светило на блестящем неба блюде

Лежит над кроной вольно, зрело, спело.

А жилы жизни сплетены умело,

И ты вплелась в плетение как вестник,

Пришла и пролилась как ангел песни,

Прижалась влюбь к стволу, раскинув руки.

Трепещут на ветвях стрибожьи внуки.

Сквозь древо – Зверь зверей мечты чудесней,

А под корой свет белый стиснут втесне. 

Прижалась ты к стволу, раскинув руки.

Расслышав сердца Зверя перестуки, 

Прижалась ты к стволу, раскинув руки.

Кода

Лес грезит, в Древе отражен стократ,

О жизнемир скрепляющем объятье.

О клятве крови, на крови заклятье

Лес грезит, в Древе отражен стократ.

А древний Зверь отныне кровный брат.

Припав к коре, крепишь ты мировзятье.

Лес грезит, в Древе отражен стократ,

О жизнемир скрепляющем объятье.

Слово второе

Прелюдия

День спелостью пышет и плещет, а сад пламенеет плодами.

За ласки палящего солнца сад платит обильной листвою.

А ветер теряется в травах, а ветром встревожены травы.

Деревья в зеленых мундирах равняются, строясь рядами.

Уходят ряды к горизонтам под бдительным неба конвоем.

Вибрируют горизонты натянутою тетивою.

Сквозь небо шагают деревья уверенно, гордо и браво.

День спелостью пышет и плещет, а сад пламенеет плодами.

Здесь зрелость чревата рожденьем, рожденное смотрится в зрелость,

И зреет заветная радость на ветках, протянутых в вечность,

Извечные завязи тайны невидимо зреют годами.

Стоят перед солнцем деревья и пестуют светлую смелость,

А мир замирает от счастья, разлита по полдню беспечность,

А мир замирает от грусти, свою ощущая конечность.

День спелостью пышет и плещет, а сад пламенеет плодами.

Романс

Ты к тайне тянешься всем естеством.

Еще на ветке, но уже в руке,

Плод верит в явленность своей загадки.

Святым и неизбежным воровством,

Как вспышкой яри в солнечном зрачке,

Что зажигается желаньем хватким,

Себя ты обрекаешь на солюбь,

С древесным миром входишь ты в солюбь

И к тайне тянешься всем естеством.

У тайны из-под глыб в глубины, в глубь,

В живых древес любление и в краткий

Момент, когда, гудя, Великой Матке

Весь улей жизни в дар приносит мед,

В хмельное листьев с небом баловство

Ты входишь тихо – а душа вразлет –

И к тайне снова льнешь всем естеством.

Деревья меряются щегольством,

Рождение плодами ветви гнет.

Ты тянешь руку – из теней, тенет –

И к тайне тянешься всем естеством.

Плода секрет всех больше старшинством,

И к тайне снова льнешь ты естеством. 

Слово третье

Прелюдия

Вставая из лона камня, деревья ломают скалы.

Рожденные диким камнем как выплеск каменной воли,

Они вонзаются в небо, звеня в знакомом экстазе.

В страстях и томленье тверди струится светень экстаза.

А скалы глубью расщелин радеют в родильной боли.

И праздно пирует солнце и сыплет бликов алмазы,

И празднует потлач солнце, даря деревьям алмазы.

А белые скалы только сгущенье белого света,

А белые скалы только древесной жизни начало,

Начало всякой судьбины, начало всякого лета,

Начало ветвей разлета, начало, просто начало…

А в белом с просинью небе – зачаток белого цвета.

Вставая из лона камня, деревья ломают скалы.

Лишь бел-горюч камень знает все тайны корней змеистых,

Всю цепкость корней змеистых.

Лишь бел-горюч камень слышит все песни и жалобы хвои,

Шипящие песни хвои.

И жертвует белый камень слезой безупречно чистой,

И жертвует белый камень своею силой лучистой,

Давая в слезы капели деревьям силу присвоить,

Питая корни и хвою, 

Давая жизни начало.

Вставая из лона камня деревья ломают скалы.

Песня восхождения

По скалам, всё вверх – по скалам,

Под небом и над провалом.

А камни катятся книзу

И славят свое паденье.

Ступенькой, уступом, карнизом –

Безумное восхожденье,

Крылатой души рожденье.

Вот дерево встало рядом

Под неба пристальным взглядом,

В круженье крошек-светинок,

В паренье бликов-желтинок –

Феерии карнавальной.

В стиснениях плоти скальной,

Под лет заскорузлой коростой

Живет в нем желание роста.

Льнет к тверди стремлений дым.

Ему по пути с ним.

Вам по пути с ним.

Ввысь, ввысь, ввысь!

Поднялись, обнялись,

Сердцами и душами переплелись.

В высь, в свет, в жизнь!

За небеса держись.

Это и есть жизнь.

Романс

Сошлись твои пути с путем древесным.

На каменного гребня крепкой кромке

Почти паришь ты в равновесье шатком,

А дерево расщелиною тесной

К тебе стремится – близкой незнакомке,

Гнет шею, как игривая лошадка.

И треплешь ты его слегка по холке.

Сошлись твои пути с путем древесным.

Приветливо топорщит кедр иголки.

Как люди, дерева на ласку падки.

Сошлись вы. Высь трепещет в вашей хватке,

Подхвачена стремлением совместным.

Так схожи ваши дерзкие повадки.

Одно для неба, дерева и сердца

Шальное слово – ключ к твоей загадке.

Сошлись твои пути с путем древесным.

Томится дух томлением телесным.

В любь из надежды приоткрыта дверца,

Чтоб сжать губами облака облатку.

Сошлись твои пути с путем древесным.

В зрачках земное сведено с небесным.

Сошлись твои пути с путем древесным.

Слово четвертое

С какою нежностью колышется бамбук,

Не уставая успевать за ветерком

И переглядываясь с соснами тайком,

Он издает пустотным стеблем тонкий звук.

Тао Юаньмин

Прелюдия

Цы цзюнь – слово для бамбука, исполненного благородства.

Цы цзюнь – постоянное слово, слово – как шелест бамбука,

В пропасти тишины – тень звука.

Ласковый голос бамбука.

Он тесной встает толпою, меж стеблями тьму сберегая.

Стекая по стеблям плавно, тьма танцует нагая,

Вьется, танцует нагая.

А иероглифы листьев стремятся сложиться в поэму.

Легкая кисть ветра пишет листвы поэму,

Пишет поэму неба, пишет земли поэму,

Пишет поэму лета, пишет жизни поэму.

Слово – игрушка ветра, слово всегда условно.

Радуясь приходящим, бамбук говорит бессловно

И укрывает сердце скромной тенью господства.

Ветротекучая песня мчится, день настигая,

Но в сердцевине полой песня молчит другая,

Каждое буйное сердце тишью, безмолвьем стегая.

Тишь – словно смысл последний, тишь – бесконечность словно.

Полая сердцевина душе- и сердцеловна.

Нотки вечной тревоги, стойкости строгой тема,

Гибкости плавной тема.

Голос, слова и слоги. Лопнувших струн тема. 

Что-то еще в дороге, что-то уже немо.

В ветре с самим собою можно утратить сходство,

Но остается правда вечного первородства.

Цы цзюнь – слово для бамбука, исполненного благородства.

Романс

В парении скользят по стеблям руки.

В смирении ждет пустота бамбука,

Когда в ней сердце встретится с собою,

Устав от смутно-серых дней докуки.

А тьма, вперяясь в спину близоруко,

С огнем волос играет, как с судьбою.

А чаща святотатственной татьбою 

Грозит, вбирая образ твой коварно.

В парении скользят по стеблям руки,

А тело стынет в танце статуарно.

Движенье остановлено борьбою 

С пространством. В нем томительной волшбою –

Простая утонченность пьес Кабуки.

Пространство листьев вычурной резьбою

Украшено, утомлено борьбою

И грезит остановленным движеньем.

В парении скользят по стеблям руки,

А стойкость пустоты не ждет поруки.

Пустотность зреет сердца отраженьем,

А сердце со стремительностью стебля

Растет во тьму, в любовь, в преображенье,

Встрасть страсти запоздалые колебля.

В парении скользят по стеблям руки.

Живет пустотность сердца обнаженьем,

И ласково скользят по стеблям руки.

Слово пятое

Прелюдия

Сползает зеленая лава с разлогого берега в воду.

Вдаль вытянув ветви, деревья господствуют над рекою.

Зеленый монашек склоняет

Главу, разом с ветром вздыхает,

Течение благословляет

Подъятою векой-рукою.

Согласно глядятся друг в друга листвы говорливой глубины

И гордые глуби речные.

В их преданно-пристальных взглядах горчит вековая свобода

Взаимно забыть про слабины.

Сближаются листья и капли. Они – от единого рода.

Едины их мысли дневные, едины их мысли ночные.

Река восхищается лесом, лес вечно гордится рекою.

Сползает зеленая лава с разлогого берега в воду.

Романс

Река и лес зовут сойти с дороги

И, путь прервав, понять прерывный шепот

Листвы легко голубящей шелк солнца,

Чтоб камнем в реку канули тревоги

И не кружились жизни веретёнца

Так быстро, чтобы сердце стало светом.

Река и лес зовут сойти с дороги.

Дробится свет о времени пороги.

Засохший ствол, теплом твоим согретый,

Змеится, шелестя коры суконцем,

Давая примоститься у оконца

В высокой сини. И коснется лето

Волос твоих и плеч губами нежно.

Река и лес зовут забыть дороги.

Ствол силится оленем сребророгим

Подняться над простым и неизбежным

Так, что взовьются кудри цвета меди

Над ним и он не будет больше прежним.

Ты ж радуешься о нехитрой снеди,

День быстрый успокоив безмятежно.

Река и лес зовут забыть дороги.

Лесных уставов рамки так нестроги.

Река и лес зовут забыть дороги.

Слово шестое

Прелюдия

Деревья сошлись для беседы, для долгих своих разговоров.

Ползут между ними тропы,

Натянутые, как стропы,

Чувствительные, как нервы,

К тому, кто пройдет по ним первым.

И старая тишь тропинки использует для прогулок,

Простых неприметных странствий в пространстве лесного строенья –

И в блеске колонных залов, и в полумраке притворов.

Но долгохранимым эхом простор послетишья гулок.

Харизматичное эхо в просторах тешится гулом.

А тишь бредет себе дальше, святая в терпком терпенье.

Порхают прыткие духи,

Лесные разносят слухи,

Плетут-расплетают сплетни

Со страстью и пылом летним.

Деревья сошлись для беседы, для долгих своих разговоров.

А листья стирают небо, сбиваясь в стаи и своры,

С зеленого окоема, чтоб мир заслонить собою.

А листья играют смело с передосенней судьбою.

Деревья сошлись для беседы, для долгих своих разговоров.

Романс

Спокоен облик твой в древесной раме.

Оправлена высокими стволами,

Ты притушила яростное пламя,

Сродненное с бельтайнскими кострами.

Свет шепчет: В небе солнце ветром вышью.

Спокоен облик твой в древесной раме.

Мечты лесными странствуют мирами,

И попятам за медленною тишью

Скользит душа сквозь листьев многостишье,

Шуршит в траве проворной серой мышью.

Чарует чудо леса чернокнижье.

Душа спешит припасть к чудес истокам.

Спокоен облик твой в древесной раме.

А чудеса – уже не за горами.

 Деревья ими полнятся, как соком.

Глядят в просветы крон янтарным оком

Они то благолепно, то жестоко.

Спокоен облик твой в древесной раме.

Еще сорвешься ты лететь с ветрами,

Но в тихий миг тиха в древесной раме.

Слово седьмое

Прелюдия

Прописаны темной тушью деревьев ветви нагие,

Невинно нагие

По выцветшей дымке неба в изящном китайском стиле,

Старинном стиле.

Сияющим сонмом светов омытые и благие,

Блаженные и благие

Шеренги строгие строят, глотая за милей милю,

Считая за милей милю.

Сравнимы старые сучья с расползшейся сеткой трещин

На светлой эмали сини,

На бледной эмали сини. 

Прописаны темной тушью деревьев ветви нагие

По выцветшей дымке неба в изящном китайском стиле.

Взъерошены гребнем ветра, буреют пожухлые травы,

Усталые травы.

В них бьется странная осень, пульсирует в стихшей жизни,

В стылой жизни.

Земля пропитана пряной печалью безвестной тризны,

Пьяной печалью тризны.

Уже ввинтил в нее холод студенность своих буравов,

Свои стальные буравы.

Разорванным горлом неба серебряный ихор хлещет.

Земля рукоплещет,

Себя отражая в сини. 

Прописаны темной тушью деревьев ветви нагие

По выцветшей дымке неба в изящном китайском стиле.

Песня дерева

Подножье мое твердо,

И сердце твердо.

Земля в корнях моих стонет,

Тает и тонет.

Когда величаюсь гордо,

Встаю в рассветной короне, 

Встаю в закатной короне.

Луна и солнца вьют гнезда,

Одинокие гнезда

В моей распушившейся кроне, 

Косматой кроне,

А сучья взывают к звездам.

И нежится древнее небо

В моих неласковых пальцах,

Заходится в выдроге небо

От силы моих пальцев.

И сохнут пространств полотна,

Тугие полотна,

Пропитаны времени влагой,

Росной влагой,

На сучьях стыдливо сохнут

И просят листвы, как блага,

Весеннего блага.

В последнем паденье охнут

Бойкие звезды,

Беглые звезды.

Их светлые грозды

Качаются в маре болотной,

Зыби болотной,

Вязкой и плотной,

Вкруг тверди архипелага,

Предвечного архипелага.

И нежится древнее небо

В моих неласковых пальцах,

Заходится в выдроге небо

От силы моих пальцев.

Несу из Нижнего мира

В объятья Верхнего мира

Гармонию лука и лиры.

Романс

Начало пляски – нетерпенье шага и крылорук раскинутость навстречу,

А дерево поет и смотрит в душу.

Начало пляски – нетерпенье шага

И крылорук раскинутость навстречу,

И крылорук раскинутость на встречу,

Начало пляски – в небе солнца кречет,

Начало пляски – верность и отвага.

А дерево поет и смотрит в душу.

Начало пляски – нетерпенье шага.

Начало пляски – девственность нарушить

Земли, уснувшей у корней. А брага

Сомненья горько перебродит в жилах

В жизнь, и в ветвях заплещет небо стягом.

Начало пляски – стройность ритуала.

Начало пляски – нетерпенье шага.

Врастают в пляску солнце, куст, коряга.

А дерево движение поймало,

И в отклике нагих ветвей вокала

Начало пляски – нетерпенье шага.

Считает травы нервно ветер-скряга.

Начало пляски – нетерпенье шага.

Начало пляски – нетерпенье шага и крылорук раскинутость навстречу,

А дерево поет и смотрит в душу.

Кода

Ты пляшешь, и листком кружит душа,

Легко летит древесными путями,

И не поймать ее земли сетями.

Ты пляшешь, и листком кружит душа.

И небо плачет светом, чуть дыша,

И тени древ нисходят в мир гостями.

Ты пляшешь, и листком кружит душа,

Легко летит древесными путями.

Слово восьмое

Прелюдия

Высокое небо взлетает вразлет над деревьев стволами.

Ветви взвились.

Солнце подвысь!

Деревья в художничьей прыти упрямо готовят к работе

Заиндевевшие кисти, чтоб небо закрашивать синью.

А ветер влагает ладони в снегов перестывшее пламя,

И мир в невозможном восторге на миг задыхается стынью.

Синь же застенчиво просит о солнечной позолоте.

Красьте, красьте, красьте

Спелою силою страсти!

Высокое небо взлетает вразлет над деревьев стволами.

Рассыпалась роща по снегу в задорного танца бедламе.

Радости рдеют расплавы,

Льется веселья лава.

Высокое небо взлетает вразлет над деревьев стволами.

Романс

Цветут деревья инея цветами. 

Сиятельна святая синева,

Ветвей в ней тонких тонут кружева.

Таинственно сплетаются слова

Со льдистыми холодными цветами.

Стыдливо стынет снега целина

Встревоженная легкими шагами.

Цветут деревья инея цветами.

И с мигом миг меняется мечтами,

И белизна безмолвна под ногами.

Ты раздаешь секундам имена,

В глазах смеется снежная весна,

Горчит букет морозного вина,

Пригубленного теплыми губами,

Улыбка бестревожна и ясна.

Цветут деревья инея цветами.

А плоть времен легла снегов пластами.

Зима связала землю ворожбами.

Полетом сильных рук

Ты обнимаешь миг,

Ты обнимаешь мир.

Натянут солнца лук.

Страницы зимних книг

Зачитаны до дыр.

Цветут деревья инея цветами.

На ветках виснет небо лоскутами,

Цветут деревья инея цветами.

Слово девятое

Прелюдия

Зима на ветрах играет, огнем ледяным сгорает

И хрипло мурлычет елям напевы канцоны снежной.

Земля в снегах обмирает, за лето себя карает,

Желает быть злой и холодной, желает быть теплой и нежной.

Она возгревает нежность

И тонет, уходит в снежность.

Зеленою пирамидой над зимнею Атлантидой довлеет громада ели.

Зима на ветрах играет, огнем ледяным сгорает.

Налипнув на лапы ели, снега белизной запели.

Всласть выбелив лапы ели, снега их зелень отпели.

А ветер с зимой играет,

Крыла заостренным краем со снега следы стирает.

Ель силу снегов вбирает

И хищно в подбрюшье неба макушкою острой целит.

А день приоделся в тучи, а дня жернова скрипучи, в снежинки секунды мелют.

Зима на ветрах играет, огнем ледяным сгорает.

Романс

Мир снежный нежно держат лапы ели

И через холода его проносят.

Веселый мир, смеясь, смиренно просит

Колючего ежастого касанья.

А снег себя на мир беспечно стелет,

Снег белит день, снег белит время, вечность белит.

Благословляющее нависанье

Еловых лап приемлешь ты с улыбкой.

Мир нежный снежно держат лапы ели.

Ель госпелы поет со снежной скрипкой,

А ты, пускаясь в пляску, к темной оси,

Застывшей в убеленье дня,

Так ластишься, средь светов карусели

В снега, как в колокольчики, звоня,

Но после – резким всплеском и бросаньем

Себя в расплав замерзшего огня –

В ширь холодов раскидываешь крылья,

В мир нежный, что в надежных лапах ели.

Леса переполняет песня ели.

Ожил замерзший свет, снега взлетели,

И Дивомирье прорастает былью.

Осколками – зимы покой привычный,

Ты пляшешь в белом облаке вакхично.

Мир нежный снежно держат лапы ели.

День встал на времени заиндевелом теле,

Мир снежный нежно держат лапы ели. 

Слово десятое

Прелюдия

Безумье Бельтанэ зреет в деревьях тягучим соком.

Во мраке корчатся корни, зло выласкав глубь земную,

Зло вылюбив глубь земную.

Лист бьется созревшим сердцем, а небо бездонным оком

Читает в сердцах зеленых их тягу и тугу шальную.

Мечтает каждая крона стать бури зеленой оком,

Стать бури безумным оком.

Безумье Бельтанэ зреет в деревьях тягучим соком.

А ветви текут из сказки зеленоструйным потоком,

Из сказки тянутся ветви к зеленым солнца истокам.

Их танец приходит в выси к весны неизменным срокам,

Их танец терзает выси весны безудержным роком,

Их танец томится роком.

Таится в коре древесной разбуженной тверди твердость,

Веснящейся сини твердость.

А выси кладут на плечи деревьям тяжкую гордость.

Встрасть к сини возносят плечи неподъемную гордость.

Безумье Бельтанэ зреет в деревьях тягучим соком.

Песня шествия

Течешь, босой стопой лаская травы,

Плывешь, плеснувши в пламь волос венком зеленым –

Сплетенным пленной силой гальдраставом,

Горишь цветком, ночной росой зажженным,

Неопалимым и неопаленным.

Течешь, босой стопой лаская травы.

Идешь, неся земное нетерпенье,

Неся предчувствие костров неукрощенных,

И слышишь ярко горизонтов древних пенье,

И слышишь ясно ста ветров забытых пенье.

А кроны – к небу вечному ступени,

Звенящая отрада посвященных.

Плывешь ты, власть стопой лаская травы.

Романс

Пестрят, колышутся ленты – подарок древесным душам.

Сплетаешь ветви с сильными руками,

И змейки лент свиваются с плетеньем.

Меж ними листья вьются мотыльками.

Зеленых душ, древесных душ цветеньем

Сад пышет, моя кудри в пене света.

А ветви свиты с сильными руками.

Пестрят, колышутся ленты – подарок древесным душам.

Не ведая всезначащих ответов,

Ты вольно сеешь семена улыбок,

Чтоб память ледяного запустенья,

Холодной тьмы обрывов, срывов, сшибок

Скорей беспечно заросла листвою.

Чтоб цвел зеленой силой даже камень,

Сплетаешь ветви с сильными руками.

Пестрят, колышутся ленты – подарок древесным душам.

Пускай играют кроны с облаками,

Пускай в степях прощально ветры воют,

Пускай в полете ночь кричит совою,

Поддерживаешь ты зеленый пламень,

Сплетая ветви с сильными руками.

Пестрят, колышутся ленты – подарок древесным душам.

Весну ты пишешь смелыми мазками,

Сплетая ветви с сильными руками.