Глава 13. Угасшее сияние.
Складчатый занавес, укрывавший дальнюю стену залы, заколыхался, пошел волнами и резко отдернулся. За ним скрывалась небольшая дверца — как раз пройти одному человеку. Первому из вошедших, человеку крупному и широкому в плечах, пришлось повернуться боком и склонить голову, чтобы не удариться о притолоку. Его спутник, более стройный и легкий на ногу, скользнул неслышной тенью, оказавшись рядом с Катарией. Советница приветствовала его поспешным взмахом руки и раздраженным замечанием:
— Что-то вы не спешили!
— Пребывали в уверенности, что ты сама отлично со всем справишься, — легкомысленно откликнулся новопришедший. В свете уцелевших ламп стало видно, что он довольно молод и смахивает обликом на норда, но не белобрысого, а темноволосого. — Итак, что же мы здесь имеем? Гору трупов, море крови и заговорщиков во главе с известным ненавистником людей, Павшей Звездой. Все просто и очевидно. Это не Таросси там валяется, мир его душе?
— А компанию ему составляет печально известная Николетта Яростная, — уточнила советница. Судя по голосу, она уже успокоилась и взяла себя в руки. — Орк выдает себя за Соратника Исграмора, но я полагаю, он — обычный наемник, которому даже не объяснили толком, во что он вляпался. Беги, орсимер, беги, — она небрежно повела ладонью в сторону дверей. — Далеко все равно не убежишь, но хотя бы попытайся. Ваше величество, мы ожидаем вашего решения.
— Прикончите их, — после краткого размышления вынес приговор Мид. — Всех. Лофт, потрудись к утру придумать достойное объяснение внезапной кончине главы Бдящих. Все-таки Таросси был изрядным болваном, раз умудрился прохлопать заговорщиков у себя под носом, — он нахмурился, словно пытаясь вспомнить что-то: — Где-то я видел этого нордлинга. Или похожего? Все они на одно лицо... Катария, чего ты ждешь?
— Тони, сделай что-нибудь, — углом рта прошипел альтмер, отступая ближе к человеку. — Мне ее не одолеть.
— Давай убежим? — буркнул Тони. — Роза не хочет иметь со мной дела. Может, она и впрямь фальшивка...
— Ты просто в нее не веришь. И в себя тоже.
— Советница, леди Катария, — встрял Лофт. — Я бы не торопился разить направо и налево. Нам нужен кто-нибудь, способный поведать о планах заговорщиков. Мы отрубим ящерице хвост, а голова уцелеет, если вы понимаете, о чем я. Оставь норду жизнь, и я уверен, он охотно поделится с нами своими секретами.
— Прекрасно, пусть говорит прямо сейчас, — согласилась Катария. — Я готова подождать.
Тор оскалился на нее и глухо зарычал, не хуже поднятого из берлоги медведя.
— Вообще-то Тор — немой, — ядовито заметил альтмер.
— То-ор, — протянул император. — Да, теперь я вспомнил. Разве не так звали твоего старшего брата, Лофт?
— Сводного и давно уже покойного, — голос наместника Скайрима теперь звучал уже не столь легкомысленно, а напряженно. — Тор — очень распространенное в наших краях имя. Тут каждый третий Тор, либо Торвальд, либо Торхунн...
Он лгал. Тони был уверен в этом. Как и в том, что существо в облике советницы Катарии отлично чует эту ложь и откровенно забавляется попытками наместника спасти шкуру своего родича. Бывший охотник за сокровищами чувствовал себя плясуном, раскачивающимся на тонком, грозящем вот-вот порваться канате над полыхающей огнем пропастью. Или актером в пьесе, вышедшей из-под пера Пелагия Безумного, где в финале участников ждет не поддельная, но всамделишная казнь на виселице. Катария могла в любой миг покончить с ними. Император мог возвысить голос и кликнуть стражу. А треклятая Роза, на которую возлагалось столько надежд и упований, не желала ничем помочь!
«Ты, — Тони покрепче стиснул в ладони гладкий металлический стебель. — Однажды ты ведь откликнулась. Вспомнила меня, а теперь бросаешь на произвол судьбы. Не знаю, настоящая ты или подделка, но... но сделай для нас хоть что-нибудь, или клянусь, я просто-напросто расколочу тебя вдребезги. Прямо здесь и сейчас, понимаешь меня? Что тебе нужно, моя вера? Я верю в тебя. Ну... стараюсь верить.»
Роза вспыхнула. Она вытягивалась, росла, превращаясь из короткого жезла в нечто, сравнимое по длине с боевым копьем. Хрустальное соцветие отблескивало радужно мерцающими переливами. Сияние Розы разгоралось, из бледно-сиреневого становясь нестерпимо белым, безжалостно изгоняющим тени и превращающем зал в перекрестье ослепительно острых, режущих глаз плоскостей и граней. Катария прикрыла глаза рукой, и щурящийся Тони ощутил непреодолимое желание последовать ее примеру. Превратившаяся в копье Роза упруго трепетала в его руке, точно стрела на натянутой до отказа лучной тетиве, готовая сорваться в полет. Сердце бешено колотилось о ребра, словно пытаясь выломать их изнутри, и Тони всерьез испугался, как бы не потерять сознание в самый ответственный миг.
— Давай, — прохрипел Рингилл. — Давай, человек. Сделай это, ради всех богов.
«Лети», — Тони подкинул Розу-копье на уровень плеча, перехватил и коротким, резким движением метнул. Решив, что вряд ли промахнется, стоя в десяти шагах от цели.
Он не промахнулся. Просто Катария испуганной птицей шарахнулась в сторону, перехватила копье в полете и гибким движением уличной танцовщицы крутанулась вокруг себя, удерживая Розу на вытянутых руках. Артефакт мерк и уменьшался, вновь превращаясь из разящего копья в короткий причудливый жезл. Катария сжимала его, отставив руку в сторону и обмотав кисть подолом плаща, словно Роза жгла ей пальцы и одновременно нестерпимо воняла.
— То-они, — скорбно застонал альтмер. — Я убью тебя!
— Не надо, лучше я сам, — отказался Тони.
— У вас был такой прекрасный шанс, — укоризненно покачала головой Катария, словно бы и самом деле сочувствуя досадной людской промашке. — До чего же вы, люди, нелепые и бестолковые. Возьми это, — она сунула Розу стоявшему рядом наместнику Скайрима. — Унеси и уничтожь, да поскорее. — Ее пальцы танцевали, лепя из воздуха трескучий искрящийся шарик. — Ох, альтмер, я так мечтала увидеть тебя в числе победителей, да не сложилось... Придется довольствоваться кем-нибудь другим. Норд, к примеру, отлично подойдет. Лофт, ты ведь обещал мне. Клялся на крови, что отделаешься от него.
— Верно, — подтвердил наместник. — Обещал, — очертания его фигуры словно бы расплылись на пару ударов сердца, и снова слились воедино, но теперь уже за спиной к Катарии. Его движения стали плавными и тягучими, словно ему приходились одолевать сопротивление воды — и все же он прервал ее чародейство, заломив советнице руку за спину. Катария протестующе взвизгнула, невероятно медленно задергалась, вырываясь — и оцепенела, ощутив приставленный к горлу острый комель Розы. — Помнится, ты тоже мне многое сулила. Но сдается, ты никогда не намеревалась выполнять свои обещания. Просто потому, что такова твоя природа. Так что я припомнил твои рассуждения о могуществе случая и о том, как важно не упустить подходящий миг — и решил, что от тебя больше хлопот, чем пользы. Моя дорогая Катария. Не держи на меня зла, — с этими словами он нанес женщине один-единственный колющий удар, глубоко вогнав суставчатый стебель Розы под ключицу советницы.
Катария рванулась так сильно и яростно, что Лофт выпустил ее руку. Шатаясь, она молотила руками по воздуху, запуталась в складках плаща и сорвала его. Она не кричала, только испускала сквозь сомкнутые зубы низкое, утробное шипение. Торчащая из ее плоти Роза сияла, сияла и звенела, и тысячи ее острых лепестков переливались от бледно-золотого к темному, почти черному.
— Не быть мне семнадцатым принцем даэдра во плоти, — задумчиво изрек Лофт. Наместник боком отступал от рухнувшей на бок и судорожно дергавшейся женщины, опасливо косясь на заговорщиков. — Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.
Альтмер сорвался с места, Тони только головой успел крутануть, провожая его взглядом. Рингилла не интересовал ни наместник Скайрима, ни застывший в полной растерянности император Тамриэля — альтмер упал на колени рядом с Катарией. Запустил ладони в блекло-русые волосы женщины, торопливо нащупывая удерживавшие маску ремешки и разрывая их. Сдернув кожаную маску, альтмер открыл лицо советницы: обтянутые бледной, почти бесцветной кожей острые скулы, перекошенный в беззвучном вопле провалившийся узкогубый рот и закаченные глаза под набрякшими веками. Тони думал, Звезда сейчас свернет поверженной даэдре шею, но нет — альтмер на удивление бережно приподнял голову Катарии, пристроив ее на своем колене. Она часто и мелко дрожала, словно замерзла и никак не могла согреться, вытянутые ноги беспомощно елозили по полу, скрюченные пальцы скребли доски, а потом... потом с ней что-то случилось. Черты искаженного мукой лица разгладились, сквозь них проступило истинное обличье сосуда для духа Боэтии — скорбный облик альтмерской воительницы Араннелии. Альтмерка на миг приоткрыла глаза. Возможно, она увидела и опознала склонившегося над ней соплеменника — ее тело напряглось, посиневшие губы дернулись в попытке выговорить что-то, но сил оказалось недостаточно. Она обмякла, ее голова беспомощно упала набок. Протянув руку, Рингилл без усилия извлек засевшую в плече мертвой женщины Розу. Артефакт больше не светился.
— Что, и все? — приглушенным голосом недоверчиво спросил Халаг. — Никаких землетрясений, извержений вулканов и осыпающихся с неба звезд?
— Тебе позарез нужны катастрофы? — откликнулся вопросом на вопрос Тони. — Без них твоя жизнь прожита напрасно?
— Но как же тогда люди узнают о нашем великом подвиге? — нашелся с ответом орк. — Должен быть знак. Такой, чтобы все увидели и прониклись нашим величием!
— Нам бы ноги унести, и желательно вместе с головой, а ты тут про величие рассуждаешь... — Тони смерил взглядом расстояние до дверей залы и прикинул возможность того, что им удастся благополучно смыться. Император выглядел совершенно потерянным и внезапно одряхлевшим на добрый десяток лет. Скайримский наместник, вроде бы бывший союзником даэдры и столь неожиданно расправившийся с ней, украдкой пятился к потайной дверце за занавесями. — Корноухий! Эй, Рингилл, очнись!..
Тор дотянулся до своего ненаглядного молота и утробно раскашлялся, словно ему в горло попали крошки жгучего перца. Нордлинг с размаху бухнул себя кулаком в грудину — Тони невольно поежился — и сквозь кашель отчетливо прорвалось:
— Ты с-сволочь, Л-локи. Мер-рзавец.
Голос у него был хриплый и скрежещущий, как у того, кто был вынужден долгое время хранить молчание, и звучал, словно со дна глубокого колодца. Но, как и уверял орсимер, Тор вовсе не был немым и обладал способностью говорить. А еще нордлинг пребывал в состоянии холодного, расчетливого бешенства — и пер прямиком на наместника Скайрима. Тот вскинул руки, защищаясь:
— Я тебе жизнь спас, свинья неблагодарная!
— Ты украл мой голос, — припечатал Тор, пытаясь сгрести верткого родственника за отворот камзола. Локи вывернулся у него из-под руки, крича:
— Не украл, а позаимствовал на время! Так было надо!
— Ты всегда твердишь — так было надо!
Альтмер отгородился от мира скорбью по погибшей соплеменнице, и Тони, оскальзываясь на скользком полу, перебрался ближе к орсимеру. Рядом с надежным, как скала, Халагом охотник за сокровищами чувствовал себя малость спокойнее.
— Я уже ничего не понимаю, — шепотом, который наверняка был слышен на другом конце Солитьюда, признался гро-Харр. — Но задницей чую — пора валить.
— Как нельзя более согласен... только как, скажи на милость?
Рингилл опустил тело мертвой альтмерки на пол, накрыв ее плащом, и поднялся на ноги. Огляделся, словно бы не понимая толком, где находится и что происходит. Тор все-таки изловил Лофта и теперь тряс, как грушу, гневно рыча. Лофт с отвращением жмурился, брезгливо отворачиваясь от летящих ему в лицо брызг слюны. Спорхнувшая с балки сорока добавляла сумятицы, с истошными криками мельтеша вокруг и норовя заехать клювом Тору по голове.
— Молчать! — надтреснуто воззвал отчасти позабытый в общей суматохе Тит Мид. — Стража! Лофт, какого демона?! Рехнулся или вздумал предать меня? Знай, ты жестоко поплатишься за свое вероломство, и я...
Тор отбросил Лофта, развернулся, сверху вниз мрачно взирая на императора. Крупный кадык на горле нордлинга судорожно заходил вверх-вниз. Тор с хриплым присвистом втянул воздух, словно бы раздувшись вдвое, побагровел и широко открыл рот. Тони мысленно приготовился к тому, что норд сейчас пошлет императора всея Тамриэля туда, где под мертвым солнцем бесконечно сражаются друг с другом проклЯтые демоны.
Лофт закричал. Его голос бесследно канул в протяжном, низком рыке, нараставшем с каждым ударом сердца. Звук поглощал все остальные, заставляя в ужасе содрогаться древние камни, из которых были сложены стены замка. Стекла жалобно дрожали в свинцовых переплетах, уши закладывало. Хотелось согнуться пополам и засунуть голову между коленями, лишь бы не слышать этого всепроникающего вопля. Складывающегося в неразборчивое, чудовищно растянутое слово.
Тони упал, зажимая уши ладонями и чувствуя, как из носа потекла теплая липкая кровь. Орк, мотая головой, точно оглушенный бык на бойне, бросился к выходу, но врезался лбом в косяк и закружился на месте. Тита, нелепо раскинувшего руки, неумолимо повлекло назад, как соломенное пугало под сильнейшим ветром. Он пытался упираться, но утробный вопль Тора был сильнее. Человеческая глотка не могла так долго испускать крик такой мощности, но Тор кричал, кричал, кричал. Вдребезги разлетелись керамические вазы на полках, раскололся надвое огромный стол из мореного бука, с обрушившихся полок посыпались книги. Под потолком на толстой цепи устрашающе закачалась огромная люстра-колесо, уставленная множеством толстых, оплывших свечей.
Мид, склонив голову, попытался идти навстречу звуку, но тот оказался сильнее — его отбросило назад и буквально размазало по стене.
Роза Сангвина взорвалась изнутри, рассыпавшись облаком мельчайших осколков. Бронзовый стебель изъела зеленая плесень, превратив в бесформенно перекрученную гнилую ветвь. Окна в зале вылетели со звоном, неразличимым за устрашающим рыком Тора. Лофт размашисто качнулся назад и, криво улыбнувшись, вывалился спиной вперед в темный оконный проем, перечеркнутый косо падающим снегом. Тони показалось, он заметил промельк черно-белых крыльев. А может, это ему померещилось. Как и выпученные глаза императора Тамриэля, и его голова, лопнувшая подобно перезревшему на солнце арбузу, забрызгав белесой мерзостью стену и старинный гобелен.
Стало темно. Тони упал в объятия темноты с облегчением — там было прохладно и тихо. Может, там и скрывались кошмары, но это были его кошмары. Знакомые и привычные, а не чужое кричащее безумие.
