На работу я не пошёл. Собственно, Михална сама меня отпустила, однако случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Меня вызвали в следственный комитет. Пока не повесткой, нет, просто позвонили на телефон. И, если так посудить, идти я был вовсе не обязан. Не ставил же я подпись в том, что обязуюсь явиться. Но с другой стороны, это такое предложение, от которого не стоит отказываться. И потому я собрался и пошёл.
Лариска осталась дома, то ли не её смена, то ли просто выходной взяла. Я не стал уточнять. Да и какое мне дело до её работы? Не рыдает больше и ладно.
По дороге к следователю я не мог отделаться от ощущения, что за мной наблюдают. Нет, даже не так. Будто предчувствовал, что снова встречу эту странную цыганку, не то живую, не то мёртвую, или всё сразу одновременно. То же мне, цыганка Шрёдингера.
От этих мыслей по спине полз липкий холодный пот, несмотря на промозглую осеннюю погоду и ветер, продувающий насквозь. А я всё равно гадко потел, словно бежал в жару кросс.
Но, я даже удивился, в этот раз обошлось безо всякой метафизической хрени. Мне не попалось на пути ни одного призрака, зомби или какого-нибудь завалящего пророка. Мир по-прежнему стоял на месте, небо не поменялось местами с землёй, а та в свою очередь не разверзлась и не выплеснула в реальность чертей с раскалёнными вилами. Вокруг меня царила заурядная обыденность, и только нервы мои зачем-то дребезжали, как придурочные.
В конце концов, мне удалось списать всё на успокоительное «показалось». Я махнул рукой и вошёл в здание следственного комитета.
Охранник проверил мой паспорт и пропустил к кабинетам. И тут до меня дошло, что я понятия не имею, к какому следователю мне нужно. Так разнервничался из-за собственного воображения, что попросту забыл и фамилию, и номер кабинета. Так бы и стоял, как баран, посреди коридора, если бы одна из дверей не открылась, и из неё не высунулся бы молодой парень, по виду вчерашний студент.
– Вы ко мне? Иванов? Александр?
– Иванов, – кивнул я и прошёл в кабинет.
Следак сел за стол, достал дело и ещё какие-то бумажки. Я тоже присел на единственный свободный стул, не дожидаясь приглашения.
– Находясь на автобусной остановке, – начал зачитывать следак, – расположенной по улице Гагарина гражданин Иванов в период времени с четырнадцати ноль-ноль до пятнадцати ноль-ноль двадцатого октября…
– Чего? – удивлённо перебил я парня.
– Обвинительный акт, – следак оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на меня.
– В чём меня обвиняют?!
– Вы же были согласны с обвинением. Оскорбление сотрудника при исполнении. Вот протокол, – он сунул мне под нос едва различимую копию протокола задержания. – Вы ведь Иванов?
– Да вы охренели?! – не выдержал я. – Вы пацана искать думаете или нет?
– Какого пацана? Вы ведь Иванов?
– Я-то Иванов. А вы кто такой? Я не был ни на какой остановке двадцатого сентября!
– Как же не были? Вот протокол! – снова он тыкнул мне в рожу мятой бумажкой.
Я уже не знал, что делать. Ведь я, правда, не был ни на какой остановке. И никого не оскорблял. А то, что в отделе было, так ведь административка, но теперь я уже и сам засомневался, что в ментовке про меня написали-то, может, и на триста девятнадцатую натянули, а я, идиот, на радостях всё подписал. Но тут дверь распахнулась, и в кабинет влетела большегрудая блондинка в синей форме.
– Это не твой Иванов! – закричала она.
– Как это не мой? – возмутился следак.
Вид у него стал такой, будто бы он меня уже посадил, а тут какая-то девка меня своей пышной грудью прикрывать вызвалась.
– А так, не твой! Это мой Иванов!
– Час от часу не легче, – вздохнул я, глядя, как эти двое мою тушку делят. Прям стервятники налетели.
– Твой – алкаш и уголовник, а мой – по сто пятой, – пояснила девица.
Охренеть можно. Уж лучше б я подписался за триста девятнадцатую, а теперь ещё и убийство навесят.
– Как это не мой? Я ж ему сам звонил!
– Номера секретарь перепутала. Только твой не придёт. А мой – вот он, – девушка тыкнула в меня пальцем.
Сюр какой-то. Реальность снова начала от меня ускользать.
– А как мы узнаем, какой из Ивановых чей? – спросил следак. – Получается, у нас есть два Иванова и оба они Александры.
– И отчества тоже совпадают, – добавила блондинка. – Но твой в бега подался. Или в запой. В общем, сам его лови. А моего не трожь!
– Слушайте, а я не хочу за убийство идти, – вмешался я в спор. – Может, я лучше побуду тем Ивановым, которому триста девятнадцатая светит?
Они оба засмеялись, но как-то нервно, я бы даже сказал, истерически.
– Слушай, мужик, – обратился ко мне парень, – может, правда, возьмёшь эту триста девятнадцатую? Там максимум штраф будет. А я хоть дело закрою.
Я посмотрел на блондинку, та нахмурилась и недовольно поджала губы.
– Соколов, нечего на моего свидетеля свою делюгу вешать, – строго выкрикнула она, а потом посмотрела на меня. – Пойдёмте со мной, Иванов.
– Свидетелем? – уточнил я.
– Ну, пока у меня на вас ничего нет, – развела она руками.
Мне не понравилось это пока, но я всё же встал и пошёл за девушкой. Она мне по определённым причинам нравилась больше, чем следак. И дело тут не только в сиськах.
Она завела меня в соседний кабинет и усадила на стул.
– Старший следователь следственного отдела следственного управления следственного комитета Белова Мария Константиновна, – представилась она.
Такая молодая и уже старший следователь, надо же. А должность произносит как титул. Ей бы в позапрошлом веке какой-нибудь баронессой представляться, а не вот это всё.
– А я Иванов, Александр Иванов, – представился и я.
– Я это уже знаю. Расскажите, пожалуйста, всё, что могло бы помочь в поиске вашего пасынка. Как вы обнаружили пропажу ребёнка?
– Собственно, обнаружил не я, а супруга моя, Лариса.
– Сожительница, – поправила Мария.
– Ну, да, мы не расписаны, но у нас хорошие отношения. И с мальчиком тоже были хорошие отношения.
– На учёте не состояли, органы опеки не проверяли… – пробубнила следачка, вглядываясь в документы.
– Лариса мне сказала, что Димка домой не пришёл. Она ему звонила, но телефон был недоступен. Я тогда подумал, ну, может, с друзьями загулял, возраст такой у него сложный.
– Так у вас всё-таки были с ним сложности?
– Да нет, ну, просто. Возраст ведь подростковый, он сложный.
– Тринадцать лет – это ещё не сложный возраст. Вы с его отцом знакомы?
– Нет. Даже не знаю, кто он и жив ли. Лариска про него никогда не говорила.
– И мальчик с биологическим отцом не общался?
– Насколько я знаю, нет. Но это вы лучше у Ларисы спросите.
– Я сама знаю, что и у кого спрашивать, – с нажимом произнесла Мария. – С какой целью вы посещали квартиру номер восемьдесят три, расположенную в доме номер четырнадцать в Гранитном переулке?
У меня внутри вдруг всё похолодело. Какое это имеет отношение к пропаже Димки?
– Так… вызов туда был. Можете у начальницы моей спросить или у напарника. Я работаю взломщиком.
– Показания вашей начальницы я видела. Вы ничего кроме этого не хотите сказать? – она прищурилась и пристально посмотрела на меня, будто мысли мои прочесть пыталась.
Я только плечами пожал.
– Нехороший это дом, – зачем-то произнёс.
– Очень интересно. Чем именно он нехороший?
– Там… не знаю, хрень там какая-то всё время случается. Не люблю весь этот район с новостройками. Нехорошее место. Гадкое.
Она открыла одну из папок, вынула фото девушки и положила передо мной. Совсем молоденькая, почти школьница, рыженькая, с приятной улыбкой. Она держала на руках серого кота. Почему-то внимание привлёк именно кот. Сверху серый, голова вся серая, а нос розовый, яркий такой, будто нарисованный. Лапки, живот и хвост беленькие. И только на одной передней лапке серое пятнышко, будто белого кота сверху покрасили серым, и капелька капнула на лапу. И где-то я уже видел этого кота или слышал о нём…
– Вам знакома эта девушка?
– Кот… знаком, кажется.
Цыганка! Она говорила про кота! Это тот самый кот!
Я так заволновался, что тошнота к глотке подкатила.
– А девушка? Вы видели её?
– Нет, – отрицательно помотал головой. – Не видел. А вот кот…
– Кот меня не интересует, меня интересует девушка. Может, вспомните что-то?
– Говорю же, впервые вижу.
Мария тяжко вздохнула, будто я стал разочарованием всей её жизни. А я всё не мог отвести взгляда от кота, пока следачка не забрала фото.
– Это Кристина Колокольникова, год назад она въехала в квартиру, которую ей подарили родители на совершеннолетие. Квартира располагалась по тому самому адресу, на который вы выезжали.
– Я её там не видел.
– Конечно, не видели. Девушка пропала без вести почти сразу, после того, как въехала в новое жилище. Её родители продали квартиру. А теперь вы говорите, что это какой-то нехороший дом. Знаете, я не верю в мистику, но если вы как-то связаны с исчезновением Колокольниковой, я об этом всё равно узнаю.
– Да я понятия не имел…
– На телефон вашей начальницы поступил звонок с телефона Колокольниковой. И ваш коллега, забыла имя, он ведь тоже звонил по этому номеру. Вы знаете, с кем он разговаривал?
– С клиенткой, – ответил я. – Но её имени я не знаю. Это действительно был вызов на адрес. Может, просто её номером кто-то пользуется. Родственники там или ещё кто. Или симку перевыпустили. Могло ведь быть такое?
– Её телефон хранится в вещественных доказательствах при деле. Вместе с сим-картой. Её номером никто не мог воспользоваться. Однако звонок был. Оператор зафиксировал.
– Дубликат сим-карты! – догадался я. – У кого-то есть дубликат!
– Возможно, – согласилась она. – Её телефон был найден возле подъезда. Больше никаких следов. А теперь ещё и этот звонок в вашу контору.
Следователь Белова не вела протокол. Она вообще вышла за рамки допроса. Зачем-то рассказала мне то, что я знать не должен. Мне прекрасно известно, как ведётся допрос. Эта Мария действовала не по инструкции, она вообще разгласила мне информацию, которую знать я не должен. И я не мог понять, зачем она это делает.
– Вы меня подозреваете? – спросил прямо.
– Пока нет. Но я с вами говорю откровенно. И, мне кажется, вы можете что-то прояснить в этом деле. А я же со своей стороны могу гарантировать, что всё, сказанное вами, останется между нами. Вы говорили, что узнали кота.
Эх, Маша, что-то мне кажется, разводишь ты меня. А если я, и впрямь, расскажу всё, что случилось со мной в эти дни, так тут же психбригаду мне вызовешь.
– Не то, чтобы узнал. Нет, тут другое. Я его узнал по описанию. Когда меня задержали по ошибке, ну, за взлом этой несчастной двери, а потом в отделе закрыли, я в камере цыганку встретил. Может, она сумасшедшая была, не знаю. Но она что-то про кота говорила, что тот меня, дескать, ждал, а я не пришёл. Серенький, с пятнышком на лапке. И я как увидел этого кота на фото, почему-то подумал, что это тот самый кот. У него тоже пятнышко. Глупость какая-то, да?
– Да уж, – следачка поджала губы. – И это всё? А про нехороший район?
– Да не знаю я ничего. Просто не нравится мне этот район. Терпеть его не могу. Туда как не приедешь, так всегда вызовы проблемные оказываются. Один раз мужик из окна выпрыгнул, потому что из квартиры выйти не мог. Главное, сам вызвал нас, но пока мы с замком возились, взял и в окно выпрыгнул. С восьмого этажа.
– Действительно, нехорошая ситуация, – согласилась Маша. – У него были психические расстройства?
– А я почём знаю? Вроде бы нет. До того, как выпрыгнул. А после – да кто ж разберёт?
Я рассказал ей почти обо всём. Умолчал лишь о том, что слышал, как девушка в телефонной трубке кричала. Я и сам старался забыть о том случае. Моё сознание цеплялось за версию с дубликатом сим-карты. Может, подружка какая-нибудь этот дубликат раздобыла и теперь так зло шутит со знакомыми пропавшей девушки? Иного варианта я не мог найти. Впрочем, это не моя проблема, а следачкина. Вот пусть и ломает голову.
– А что на счёт Димки? Что-то удалось найти? Он хоть мне и не сын, но я всё равно переживаю.
– Понимаю вас, но пока ничем порадовать не могу. Мы отследили его телефон, последний раз аппарат был в сети, когда мальчик находился ещё в школе. Никаких звонков он в тот день не совершал. Но сам аппарат мы так и не смогли найти. Видимо, мобильник сел, после чего отследить его стало невозможно.
– Лариса ему специально ведь телефон покупала дорогой. Она даже как-то через свой телефон его отслеживала. Очень за него волновалась всегда. А тут и телефон он не зарядил, и сам домой не пришёл. Я, было, подумал, что специально он так сделал. У друзей где-нибудь заигрались в компьютер. Но что-то так долго…
– Его круг общения проверяется. Может, ещё найдётся ваш мальчик, – грустно произнесла она. – У него был конфликт с кем-то? С матерью или с вами? Может, в школе?
– Со мной – точно не было. Я ведь ему не отец, потому никогда его не наказывал, не ругал. Да он и повода не давал. С матерью, вообще, Лариска строгая, могла отругать, телефон отнять, но не била. Да и накануне ничего такого не было. Про школу – честно, не знаю. Он не жаловался никогда. И Лариса мне тоже не рассказывала. Учился средне, но я не вникал.
– Иногда конфликты с детьми со стороны незаметны. Практически все родители говорят, всё было нормально, а ребёнок уходит из дома, потому что ему невыносимо. Или прыгает из окна.
– Думаете, он мог?
– Пока не думаю. Но такой вариант исключать нельзя. Мы проверяем все версии: похищение, убийство, самоубийство, уход из дома. Всё может быть.
– Лариска не переживёт… – произнёс я.
– Поэтому я откровенно говорю именно с вами, а не с матерью. Ей сейчас намного тяжелее.
– Понял. Я могу идти?
– Идите. Если будут новости, я вам позвоню.
Мне хотелось ей сказать, что она может мне звонить и без новостей. Просто поболтать или, может, в кафе сходить. Но, понятное дело, я ничего такого говорить не стал. Где следачка Маша и где я... Да и нет в ней ничего особо притягательного, окромя сисек. Лица-то я и не разглядел. Так что хрен с тобой, Маруся, сиди теперь одна со своими бумажками. А я, и вправду, пошёл.
На улице моросил дождь, но не холодный и колючий, а почти приятный, грибной. С одной стороны солнце выползло, а с другой нависала сизая тучка. Я шёл по освещённой стороне улицы, и дождь на меня почти не попадал. Пошёл пешком, не стал ждать ни маршрутку, ни трамвая. Настроение странным образом улучшилось. Меня не арестовали и даже подозревать ни в чём не стали. Жизнь прекрасна и удивительна, разве можно желать большего? А, главное, ощущение невообразуемой хрени, глядящей в спину, исчезло.
Поисками Димки я решил заняться сам. Серёга был прав, со следаками малолетняя шпана вряд ли станет откровенничать. А вот самому с ними можно попробовать договориться. В конце концов, у меня с ними есть нечто общее. Я тоже шпана. Только потрёпанная.
Я нашёл пиздюков на детской площадке прямо в нашем дворе. Подростки оккупировали карусель, но не катались, они ж типа взрослые уже, зато нарочито громко матерились к месту и не к месту. Вот такая-то компания мне и была нужна. Я подошёл к ним, они же, заприметив во мне взрослого, поумерили пыл, притихли.
– Здорова, мужики, – обратился я к ним. – Закурить не найдётся?
Парни замялись, не зная, то ли принять меня за своего и угостить-таки сигареткой, или же броситься врассыпную.
– Мужики на лесоповале, – вдруг раздался тоненький, но уже с лёгкой хрипотцой голосок.
Вообще-то, я терпеть не могу эту АУЕшную романтику. Вышибить бы дурь из этих пиздюков, чтоб даже играть в эти игры желания не возникало. Они не понимают, что зона – это совсем не весело. Оттуда не выйдешь крутым и блатным, оттуда выйдешь с поломанной психикой и жизнью. И романтизировать вот этот донный мир – это всё равно, что романтизировать болезни. Ах, как круто переболеть сифилисом! Вот это я слышу, когда малолетки начинают пародировать уголовные понятия. Я этот мир просто ненавижу. Наверное, потому, что сам был его частью.
В детстве был у меня друг. На полном серьёзе рассуждал, как круто попасть на зону, а потом выйти сразу блатным. То были девяностые, и блатному полагалась подержанная иномарка десятилетней давности и компания отморозков, с которой можно не только чей-то лопатник отжать, но и ларёк данью обложить. Ну, круто, на козе не подъедешь. Он изучил все понятия, чтоб на зоне в лужу не пёрнуть, чтоб поставить себя правильным пацаном, тщательно готовился, идиот. И, конечно, мечта его сбылась. Сел он за какое-то пустяковое ограбление ещё по малолетке. А вот блатным обратно не вышел. Вскрылся прямо в СИЗО заточенной ложкой. Сам или помогли ему – то мне неведомо. Но зоновская романтика явно не пошла ему на пользу.
И вот смотрю я на этих пиздюков и вижу – ничего-то за последнюю четверть века не изменилось. Тоже, наверное, себя крутыми мнят. Уж лучше б в телефоны пялились.
– А ты, типа, правильный пацан? – с усмешкой спросил я этого, с писклявым голосом.
– А тебе-то чего, дядь? – поинтересовался другой, постарше. – Мы не курим. Спортсмены.
– Спорт – это хорошо, – произнёс я. – Я тоже спортсмен.
Кажется, мы друг друга поняли. Спортсменами у нас называли не тех, кто реально спортом занимался. Это участники силовых акций. Магазин конкурента разгромить, массовую драку устроить, лоха припугнуь. Вот для этого и существуют спортики. Так было раньше, так осталось и по сей день. Вот и эти спортсмены разве что уличным боксом занимались. Хотя на вид что-то хиленькие совсем.
Я вытащил сигарету.
– Спички хоть есть?
Тот, что постарше, вытащил из кармана зажигалку. Контакт установлен.
Я закурил и выпустил дым в сторону.
– А вы Димку давно не видели из четвёртого подъезда? – спросил я как бы между делом.
– Димку? – пацан почесал коротко стриженый затылок.
– Белобрысый такой, ходит в синей куртке.
– А, белобрысый, – повторил он со знанием дела. – Слышь, Карман, ты Барашку не видел?
– Не-а, – отозвался писклявый голос.
– Барашку? – переспросил я.
Ладно бы Димка был кучерявым, я бы понял. Нехорошая какая-то кликуха у него.
– Барашку. Потому что тупит, как баран, – пояснил пацан.
А я начал закипать.
– Не, давно его не видно. Он с нами не гуляет, – отозвался ещё один мальчишка, мелкий совсем, лет восьми, но с надменным взглядом пронюхавшего эту жизнь старика.
– А ты папаша его, что ли? – спросил тот, кого я определил, как старшего.
– Да нет у него никакого папаши, – произнёс писклявый.
– Мент, что ли? – спросил мелкий.
Разозлила меня эта шпана. Но я сдержался, махнул рукой, хотел уже уйти, но тут прямо над ухом раздался металлический скрежет, да такой душераздирающий, что я чуть не наебнулся. Обернулся и увидел на качелях девчонку лет двенадцати. Это она издавала этот жуткий звук, слегка раскачиваясь. Девчонка была явно не из тех, кто тусуется со шпаной. Вся такая беленькая, с золотистыми локонами, в светло-голубом комбинезончике. Видно, что из приличной семьи, а не как эти. И мне вдруг стало тревожно за девчонку. Но я всё равно пошёл прочь под робкое хихиканье шпаны.
Но до дома я не дошёл. Обернулся, когда скрежет качелей прекратился. И увидел как эти малолетние отморозки тянут девчонку за руку. А она упирается, но, видно, испугана сильно. И я вмиг снова оказался на детской площадке.
– А, ну! Пусти её! – крикнул я и подошёл к старшему. – Видишь, девушка не хочет с тобой идти.
Девчонку отпустили. И я увидел, что её красивый комбинезончик измазан грязью. Вот же суки мелкие!
Пиздюки начали задирать меня, нестройным хором вопрошая: «Ты кто такой? Гуляй, Вася» – и всё в таком духе. Как бандерлоги прыгали вокруг меня, но подойти не решались. Знают, что теперь им никто ничего сделать не может. «Этожеребёнки» – закон на их стороне. «Жеребёнкам» разъяснили их права «яжемамки», а о правилах приличия рассказать забыли. В мои годы мы так открыто не нарывались. А эти мелкие аушники просто ахуешники.
Но не страшна мне административка. А больше ничего я им не сделаю.
Я схватил старшего за куртку и приподнял так, чтоб ноги едва касались земли.
– Втащить бы тебе, пиздюк, но ты ж в прышке переобуешься. Сразу побежишь к мамочке и ментам жаловаться, как тебя дяденька отпиздошил прямо на площадке. Быстро всю свою ауешную хуйню забудешь. Так что свалил отсюда, пока уши не оборвал.
И я просто оттолкнул подростка. Тот устоял на ногах, но сделал пару неловких шагов назад, а потом побежал со всех ног. Его компашка последовала примеру своего лидера. Вот и все их понты. И я мог с уверенностью сказать, что даже в тёмном переулке они не попытаются меня встретить. Кишка тонка.
– Ты как? – спросил я у девочки, которая всё это время стояла в стороне. – Они тебя не успели обидеть?
– Всё в порядке, – ответила она низким и очень приятным голосом. – Спасибо, но я бы и сама справилась.
Странная девочка. Или совсем уже не девочка. Теперь-то и не разберёшь. Голос и манера совсем взрослая. Нет, ей не двенадцать, может, двадцать, а то и все тридцать. И я растерялся. С этими пластическими операциями фиг поймёшь, сколько лет девушке. Кожу так натянут, что и старушку за малолетку примешь. А вот эта девочка-девушка-женщина могла с одинаковой вероятностью оказаться и школьницей, и мамой одного из пацанов. А голос, я где-то уже слышал такой, довольно низкий, но приятный. Контральто, кажется, называется. Как у Патрисии Каас, вот кого её голос мне напомнил. И говорила она слегка с французским проносом.
– Ты… здесь живёшь? – спросил я. – Может, проводить?
– Жила когда-то. Иногда тут гуляю, – пожала она плечами и снова показалась мне школьницей, а потом вдруг спросила: – вы мальчика искали?
– Искал, – кивнул я. – Ты его знаешь? Димка, белобрысый такой.
– Я знаю, что с ним случилось, – внезапно заявила девочка. – Это мальчишки его подговорили. Он ушёл искать всеобщую мать.
– Чего? Какую ещё мать? Его мать дома с ума сходит.
– Нет, это страшилка такая. Всеобщая мать – это чудовище, живущее в заброшенном садике. Все ребята о ней знают.
– Где этот садик? – я напрягся.
Монстров, может, и не существует, но этот садик-то наверняка реальное место.
– Там, – она неопределённо махнула рукой. – Где новые дома построили, а садик так и не достроили.
Сраный Гранитный переулок! Я не видел там садика или ещё чего-то похожего на недострой, но новые дома только там!
– Ты очень помогла мне. Спасибо! – выкрикнул я и бегом рванул к этому чёртовому переулку.
Опомнился почти сразу. Вызвал такси. Благо, деньги у меня остались. И так дохренища времени потеряли, а у Димки, может, каждая секунда на счету.
Пока ждал машину, мне позвонил Женька.
– Саня, ты можешь подъехать?
– Нахуа? – вежливо спросил я.
– Дверь не могу вскрыть. Тут делов-то тебе на пару минут. А Серёга с инструментами куда-то запропастился.
– Я занят, давай потом.
– Сань, ну, выручи. Когда сможешь к новостройкам подъехать?
– В Гранитный? В сраный Гранитный переулок?! – любопытное совпадение.
– Ага. Там бабка какая-то забаррикадировалась. Не хочу МЧС-ников звать.
– Я как раз туда еду. Не четырнадцатый дом, случаем?
– Не, шестнадцатый. Где мужик выпрыгнул, помнишь?
– Ладно, сейчас буду.
Машина как раз подъехала. Вскрыть квартиру отмычкой – в самом деле, минутное дело. И мне, можно сказать, по пути. Заодно спрошу у местных, где там этот садик-недострой.