На мне лежало что-то тяжёлое и вибрировало. Будто мне на грудь положили гигантский мобильник. Мягкий мобильник. Мягкий пушистый мобильник с мокрым носом, который тыкался мне прямо в рожу.
– Кот, ты нашёлся, кот, – пробурчал я.
Башка гудела, словно я жёстко бухал. В горле пересохло и в то же время подкатывала тошнота. Я снял с груди кота и попытался встать. Удалось это не с первого раза. Во-первых, голова кругом шла, а во-вторых, кот порывался снова уложить меня на лопатки.
Я лежал на полу всё в том же заброшенном недострое. Больше тут ничем не пахло, ни гарью, ни трупами. Просто пустая каменная коробка, которая так и не стала детским садиком.
Это что ж получается? Я приложился башкой и увидел реалистичный кошмар? Никогда такого не было. Обычно и простых снов не запоминал, а уж если меня били по голове, так там оставалась одна пустота. А тут такая мультипликация прилетела.
И всё же я с облегчением выдохнул. Не было никакого снайпера, и Серёга жив, получается. И кот никуда не сбежал.
Я погладил кота и заметил, что рука у меня в крови. На гвоздь, видать, напоролся.
Кое-как удалось встать на ноги. Я пошатывался, но всё же сумел выйти на свежий воздух. На улице уже стемнело, и я не стал задерживаться в этом странном месте, а пошёл обратно к новостройкам, перелез через овраг, и уже возле одного из домов вызвал себе такси. Хватит на сегодня прогулок.
Таксист оглядел меня презрительно. Видок у меня был тот ещё, но по большому счёту плевать. Может, я и выгляжу, как бомж, но зато при деньгах. Так что я тоже зыркнул на таксиста с максимумом презрения. Пусть не выёбывается.
До дома я добрался уже за полночь. Лариса встретила меня в коридоре полураздетой, в шёлковой пижаме, которая совершенно ей не шла. Она устало зевнула, глядя, как я разуваюсь и спросила:
– И где тебя черти носили?
Я усмехнулся. И, в самом деле, черти носили – по-другому не скажешь. Но вслух говорить об этом не стал.
– Задержался на работе.
Она недоверчиво покачала головой. А я не стал оправдываться. Не веришь – и хрен с тобой, золотая рыбка. Я тоже устал. Так страшно устал, что не то, что рассказывать обо всём не хотел. Даже думать сил не было.
– А это ещё что? – вдруг воскликнула она и уставилась на меня выпученными глазами.
Кот на моём плече мурлыкнул и спрыгнул на пол. Мохнатый пригрелся и задремал, а я – надо же – совсем о нём забыл. Он словно прирос к моим рукам и стал частью моего тела. Тёплой мохнатой частью.
– Это кот, – ответил я.
– Сама вижу, что не кенгуру. Ты на кой чёрт его притащил?
– Не знаю. Но пусть будет. И тебе всё веселей будет.
Но Лариска нахмурилась и сурово посмотрела на животинку.
– Это ты мне так сына заменить удумал?
– Лар, ну, зачем ты так? Я, между прочим, его искал. Вернётся Димка, вот увидишь. И он ведь давно просил животное ему завести. У него эта… – я замялся, подбирая нужное слово, – ответственность вырастет. И убегать больше не станет.
Она только плечами передёрнула.
В эту ночь я спал без снов. Оно и к лучшем. Хватило мне и днём сновидений.
Когда я проснулся, в квартире находился один только кот. Не выкинула, значит, Ларка животинку. И я глупо и по-детски обрадовался. Погладил кота, а потом усилием воли вытащил себя из-под одеяла. Зябко поёжился и пошёл на кухню заваривать чай, а заодно и кошана угостить остатками колбасы.
– Надо бы имя тебе придумать, – сказал я вслух, отправляя чашку в мойку и наблюдая, как кот поглощает своё незамысловатое кушанье. – Будешь Мурзиком? – предположил я и тут же помотал головой.
Нет, кот у меня необычным путём появился. И сам кот тоже необычный. Вот и имя ему надо выдумать какое-нибудь особенное. И я вдруг подумал о дочери Ларисы, которой та тоже дала вычурное имя. Как там она говорила? Кела, кажется…
– Фурфур! – придумал я. – Точно! Ты будешь Фурфур.
Мне показалось, что это имя идеально ему подошло.
На улице вдруг загромыхало. Взвыли сигнализации припаркованных во дворе машин. Порыв ветра ударил в окно, заставил задребезжать стёкла. Небо резко потемнело, но тут же расцветилось лиловой молнией. Так странно, гроза поздней осенью.
А кот продолжал жрать колбасу.
На работу я снова не пошёл. Вместо этого решил всё-таки рассказать следачке о своих приключениях. Не обо всех, конечно, только про девчонку, которая мне про заброшку рассказала. И про это мать, как там её?
Телефон Беловой я раздобыл легко. Просто позвонил тому следователю, который мне триста девятнадцатую хотел пришить. В этот раз он не стал кочевряжиться, а просто продиктовал мне цифры.
Белова долго не брала трубку, а когда я, наконец, дозвонился, сообщила, что у неё вообще-то выходной.
– Ваше дело никак до понедельника не подождёт?
А я-то, наивный, думал, что следователю можно хоть в три часа ночи позвонить, тот подскочит, схватит табельный пистолет и тут же полетит задерживать преступника. А у них, оказывается, суббота бывает. Ещё и какие-то личные дела. Разочаровала меня Белова.
– Даже не знаю, – раздражённо ответил я. – Может, ребёнок жив ещё, но у вас выходной.
– А, так вы по поводу пропавшего мальчика, – отлично, она ещё и забыла про меня. – У вас что-то важное?
– Я девочку нашёл. Она сказала, что Димка пошёл в заброшенный детский садик искать какую-то мать.
– У него же есть мать, – удивилась Белова.
– Я так толком и не понял. Но, может, вы там с собаками его, что ли, поищите?
– Нам нужно встретиться, – заявила она. – Меня сегодня не будет в конторе, личные дела. Не могли бы вы подъехать в цыганский посёлок? Новый свидетель – это серьёзно. И это нетелефонный разговор.
Так и подмывало спросить, а что вы там делаете? Если б она сказала, что по работе там находится, я бы подумал, что кражу какую расследует или наркоторговцев ловит. Хотя этим, кажется, полиция занимается, а не следственный комитет. Но она ведь про личные дела что-то говорила. Впрочем, чёрт с ней.
– Да, я могу подъехать, – ответил я. – Говорите адрес.
Я записал улицу и дом, и отключился. Ещё раз выглянул в окно. Гроза утихомирилась, и даже не пролилась дождём. Но я всё равно решил поехать на такси. Деньги-то теперь у меня были, и Лариска ничего не отняла. Я ведь ей так ничего и не сказал про деньги. Да она и не спрашивала.
Цыганский посёлок находился на самой окраине. Здесь город плавно превращался в сельскую местность. Здесь ещё не успели возвести новостройки, как в Гранитном переулке, и чуть поодаль от советских хрущёвок стояли деревянные бараки-времянки, полуразвалившиеся избушки и вычурные коттеджи. Когда-то этот район весь состоял из частного сектора, но это было ещё до моего рождения, а жители, отправляясь в центр, так и говорили, едут в «город». У посёлка даже название какое-то было, но его давно позабыли, даже на картах его не осталось, а вот определение «цыганский» прижилось. Хотя там не только цыгане жили. Собственно, цыгане теперь жили везде, а в посёлке возвели панельные пятиэтажки, в которые заселились рабочие металлургического комбината, не пережившего девяностые. Теперь на том месте мебельная фабрика и ещё какие-то мелкие предприятия, так что город продолжил жить, хоть и не слишком хорошо. А вот коттеджи в частном секторе заменили некоторые старые деревянные хижины, и некоторые цыганский посёлок даже стали называть коттеджным. Но название не прижилось, потому как всё также стояли рядом бараки-времянки, всё также красовались рытвинами грунтовые подъездные дороги, всё так же торчали во дворах бараков деревянные сортиры. А коттеджи в стиле дорого-богато смотрелись на их фоне нелепыми иллюзиями – несбыточной мечтой жителей коммуналок без канализации.
Такси остановилось как раз возле одного из таких коттеджей. За высоким кованным забором красовался дом из жёлтого кирпича с красной черепичной крышей, местами посеревшей от времени.
Калитка оказалась не заперта. Я толкнул её, и петли протяжно заскрипели. На ладони остались частицы облупившейся краски. Некогда том, и в самом деле, был шикарным, но время наложило на него свой отпечаток, и постепенно он приходил в запустение.
К дому вела тропинка, выложенная брусчаткой. А вокруг, наверное, когда-то рос газон, но теперь его задушила высокая сорная трава, которая к этому времени иссохла и посерела, и вместо газона местами раскидали его пластиковую имитацию – этакие квадратные плитки грязно-зелёного цвета. Забавное сочетание роскоши и убогости.
Я подошёл к двери дома и дёрнул за верёвочку, привязанную к колокольчику, заменявшему дверной звонок. Раздался низкий густой звон, словно ударили в церковный благовестник. Я подивился, как такой маленький колокольчик умеет так странно звенеть. А спустя некоторое время из-за двери послышался женский голос:
– Заходите, открыто.
И я вошёл.
Вместо прихожей я сразу оказался в просторном холле. Внутреннее помещение полностью соответствовало внешнему виду. Нарочитая роскошь, приправленная вековой пылью. Выкрашенная золотой краской потолочная лепнина, тяжёлая хрустальная люстра с имитацией свечей, багряные бархатные стены, какие-то вульгарные вазоны на полу с искусственными цветами – такие только на кладбище ставить, окна, занавешенные тяжёлыми пыльными портьерами, сквозь которые не проникает солнечный свет, а электрического освещения явно недостаточно. И несколько куч тряпья прямо на полу. Шик с привкусом отвращения. Не хотел бы я жить в таком доме. Сразу голова разболелась от обилия красного и золотого в интерьере. Помещение давило так, словно старалось вытолкнуть из себя любого живого человека.
Посреди этого бедлама копошилась в тряпье следователь Белова. Я не сразу её узнал без формы. Белокурые волосы она собрала в высокий хвост, а сама нарядилась в светлый спортивный костюм. Её присутствие настолько выбивалась из общей картины дома, что я, при взгляде на неё, ощутил глоток свежего воздуха.
– Мария Константиновна, – позвал я следачку и отвлёк от возни с тряпками.
Она повернулась ко мне и растеряно улыбнулась.
– А, это вы. Рада вас видеть. Ой, простите, что вот так принимаю.
– Это вы меня простите. Не хотел отвлекать от работы. Но вы сами сказали, что дело срочное.
– Да-да, не обращайте внимания, я не занята. Ну, почти не занята. Просто с наследством разбираюсь сейчас. Сами понимаете, даже после похорон остаётся много дел. Вот и теперь… – она не договорила, только снова улыбнулась и развела руки в сторону.
Никогда бы не подумал, что этот дом принадлежит самой Беловой. Или даже её родственникам. Настолько несоответственно её образу. Я испытал, как там это называется? Когнитивный диссонанс, вот.
– Мои соболезнования, – произнёс я, с трудом припомнив, что следует говорить, если у кого-то кто-то умер.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Мария. – Знаете, от бабушки столько всего осталось. Помимо дома. Вещи там, одежда. Выбрасывать не принято, вот и раздаю теперь по соседям и родственникам.
– А, понял.
– Так что вы говорили на счёт свидетеля? Не будете против, если я запишу наш разговор? – она выудила из кармана смартфон.
Я только плечами пожал – дескать, не против.
Мария предложила мне присесть на диван. Я думал, что она сядет напротив – в кресло, но девушка вышла в соседнее помещение, а вскоре вернулась с небольшим столиком на колёсиках, на котором стоял пузатый чайник и две чашки. Она разлила уже остывший чай и протянула мне конфетку, которую всё это время держала в руке.
Я растеряно взял угощение, отхлебнул почти холодный и совсем несладкий напиток, закусил горечь конфеткой. И только потом удивился поведению следачки. Всё-таки я ей не друг и не приятель, чтоб чаи со мной распивать. Был бы я посамоувереннее, подумал бы, что Белова мне так знаки внимания оказывает. Но нет, тут что-то другое. Что-то такое, чего я пока не понимаю. Ещё и дом этот странный, но после глотка чая он уже не казался мне таким уж отвратительным.
Мария положила на стол смартфон с включённым диктофоном, и я понял, что пора начинать.
– Короче, я вчера решил пацанов со двора расспросить. Может, они что-то видели или Димка сам что-то им сказал. Понял только, что отношения с этими пацанами у Димки не очень были. Ничего они мне так и не сказали. А ещё девчонку начали донимать. Ну, я их шуганул, а девочка мне сказала, что Димку она видела на кануне исчезновения.
– Вы знаете имя и фамилию девочки? – перебила меня Белова.
– Вот чёрт! Не догадался спросить. И живёт она не в нашем дворе. Сказала, что раньше жила, а теперь тут иногда гуляет. Но раз иногда – так, значит, я её ещё смогу увидеть? Ну, буду там почаще присматриваться, может, встречу её. Обязательно спрошу имя и фамилию. И адрес. Хотя адрес, наверное, не скажет, но я попробую.
– Вы не волнуйтесь, – следачка мягко улыбнулась. – Выпейте ещё чаю, он полезный.
Я сделала ещё глоток, а Мария протянула мне ещё конфетку.
– Она мне сказала, что Димка пошёл в заброшенный детский сад искать Всеобщую Мать, – надо же, вспомнил, какую именно мать девчонка упоминала. – Это какая-то детская страшилка, но девочка не объяснила, что к чему.
– Как выглядела девочка?
– Вы знаете, странно выглядела, – сам не понял, зачем это сказал. – Сначала она мне показалась маленькой совсем, на качелях же каталась. Потом вдруг подумал, что она студентка. А то и вовсе моя ровесница. Ну, сейчас подтяжки там всякие, сами знаете. Может, ей вообще под сорок? Или всё-таки нет? Короче, неясно, сколько ей лет. Невысокая, волосы светлые. На ней комбинезончик был такой светло-голубой, совсем детский. А голос взрослый, низкий такой, приятный. Как у Патриссии Каас. Вы знаете?
– Представляю.
– А потом я пошёл в этот детский сад. Это в Гранитном переулке, где новые дома построили.
– Где старое кладбище? – уточнила Белова.
– Кладбище? А, точно, кладбище. Только его же давно перенесли, кажется, – то-то мне в том районе не по себе – сраная мистики! – Там пустырь есть прямо рядом с домами, от шестнадцатого дома как идёшь прямо, сразу увидите. А от пустыря налево, там овраг за деревьями. А за оврагом сгоревший недострой. Девочка сказала, что Димка туда пошёл. Я был там, но никаких следов не нашёл. Наверх бы залезть как-то, но верёвка нужна или лестница. Там бы с собаками всё обследовать. Был он там или?..
– Вы внутрь заходили?
– Да, но… там ничего, – говорить вдруг стало очень тяжело, словно каждое слово приходилось из себя выдавливать.
На языке совсем другое вертелось, про Серёгу и перестрелку, и про кота, но я не хотел этого рассказывать.
– Можно вашу руку? – зачем-то попросила следачка, но тут дверь открылась, и на пороге возникла простоволосая седая женщина в длинной чёрной юбке. Цыганка. Ну, правильно, посёлок-то цыганский. Вот и налетели воронами.
Мария резко встала, я тоже поднялся. Подумал, что помощь может понадобится. Мало ли, что у этой старухи на уме.
– Манджу, у тебя гости? – спросила старая цыганка. – Ты, наконец, нашла мужчину? – улыбнулась старуха, сверкнув золотыми зубами. – Но он не из наших, Манджу.
– Ай, тётя Чергэн, это по работе, не обращай внимания, – отмахнулась Мария.
– Тогда мне позже прийти? Не хочу мешать.
– Нет-нет, ты не мешаешь, – следачка схватила цыганку за руку и потащила к столику. – Мы тут чай пьём, о делах разговариваем. Ты мне лучше сама помоги, – следачка отключила диктофон. – Это Александр, у него сын пропал. Можешь посмотреть?
Цыганка встала напротив меня и застыла, не моргая. Мне от её взгляда жутко стало. Я едва сдержал желание просто взять и сбежать отсюда. Сюр какой-то. Опять какая-то хрень начинается.
Старуха ожила, замахала руками, и мне сразу стало легче.
– Манджу, смотрели его уже. Не берись, Манджу.
– Тётя Чергэн, как не браться? Это работа моя. Как я объясню? Нельзя так.
– Ягори смотрела. Пуговицу ей отдал. Нельзя теперь.
Следачка удивлённо посмотрела на меня.
– Вы были знакомы с моей бабушкой? – спросила она.
– Пуговицу… отдал, – произнёс я сдавленным голосом.
В горле страшно пересохло, будто я пустыню пересёк без воды. Словно и не пил этот горький чай. Бабушка, пуговица, мёртвая цыганка… Пазл сложился, но яснее от этого не стало. Наоборот, всё стало ещё более непонятным. Я смотрел на следователя Белову, в её светлые, почти прозрачные голубые глаза, я видел её светлые кудри, которые, может, и крашенные, но всё равно. Следачка – цыганка? Бред какой-то. Они ж замуж выходят лет в пятнадцать и школу не заканчивают даже, как она может быть следачкой? Как она может быть цыганкой с такими голубыми глазами? Но почему тогда бабушка? Почему этот дом?
– Тётя Чергэн, иди наверх. Ты знаешь, что там твоё, иди и возьми. Я дальше сама, – произнесла Мария.
– Смотри, Манджу, – погрозила цыганка пальцем. – Смотри!
Она вышла из комнаты, а я так и стоял, разглядывал следачу Белову с неприкрытым удивлением.
– Манджу, – повторил я, сам того не желая.
Мария улыбнулась.
– Это просто прозвище. Тут многим дают такие имена. Означает «снежная» на санскрите. А в паспорт пишут более привычные имена. Можете звать меня Марией. Или как вам больше нравится.
Я не ответил. Не успел. Хотел сказать что-то возвышенно-романтичное, потому как чем чёрт не шутит? Может, она реально со мной заигрывает? А у неё всё-таки сиськи. Но тут вернулась старая цыганка с огромным чемоданом, который та с трудом тащила.
– Тётя, давай помогу, – бросилась к ней Манджу-Мария, но цыганка жестом дала понять, что помощь не нужна, и на удивление неуклюже и быстро выскочила на улицу.
Я стоял с выражением лица: «А что это вообще было?».
– Давайте продолжим, – предложила Манджу-Мария – в уме я теперь не мог звать её иначе. – Вы чай ещё пейте, успокоитесь.
Мы снова расселись по своим местам, и я, в самом деле, сделал ещё глоток неприятного травяного отвара. Это совсем не чай, подумал я. Но мне, действительно, стало легче.
– Я спокоен. Просто немного удивлён.
– Вы думали, что у цыган работать не принято? – рассмеялась Манджу-Мария. – Что мы коней воруем и людей гипнотизируем?
– Ну… – я пожал плечами.
Может, не про коней, но что-то подобное я и думал.
– Это всё глупые стереотипы. Мы давно уже цивилизованно живём. Получаем образование, работаем. Вот, видите, я – следователь. И в этом нет ничего необычного.
– Просто вы совсем не похожи на цыганку. Глаза и всё остальное.
– А, это да, не похожа. Но так бывает. Просто меня в детстве цыгане украли.
Я чуть не подавился очередным глотком гадостного чая. Вот тебе и глупые стереотипы. Нет, людей не лапошим и образование получаем. Подумаешь, ребёнка украли – фигня какая.
– Украли? – повторил я эхом.
– Нет, вы дурного не подумайте, – ага, ничего дурного, конечно. – Бабушка Ягори меня очень любила. Так жаль, что её не стало. Кстати, а как вы с ней познакомились?
Она потянулась к смартфону и снова включила диктофон.
– Да я, в общем-то, знаком с ней толком не был. При жизни…
И я, сам того не желая, выложил ей всё. И про цыганку в КПЗ, и про пуговицу вместо глаза у покойницы, и про глюки в заброшке с перестрелкой и Серёгой. Я не понял, как так вышло. Мне вдруг понесло так, что если мне рот кляпом заткнули, я бы всё равно продолжал всё выкладывать. Никогда за собой такой болтливости не замечал. А тут всё говорил и говорил. Следачка слушала, не перебивая, только чай мне этот гадкий подливала. А я почему-то его пил. Голова от него одновременно становилась ясной, но словно бы чужой. Я как будто наблюдал происходящее со стороны. А Мария вытягивала из меня информацию против моей воли. Ведьма, ей-богу.
– Всё, что вы рассказали, очень поможет, – заявила она, когда я, наконец, смог заткнуться, и выключила диктофон.
Я же понимал, что наговорил много лишнего. Слишком много личного и мистического, она меня за шизика теперь примет, но поделать уже ничего не мог. Хотел напоследок объясниться, но тут дверь открылась, и в дом ввалился цыганский табор.
Манджу, да, именно Манджу, а никакая не Мария подскочила к ним, что-то затараторила на незнакомом языке. Цыган бросились к кучам тряпья, лежащим на полу, начали махать бабкиными шмотками, поднимая их высоко, растягивая, прикладывая к своим телесам. Шумные, неприятные, грязные. И лишь светлое пятно следачкиного спортивного костюма мелькало среди этого яркого безобразия. Только медведей не хватало с балалайками до полного охуевания.
Я не стал дожидаться медведей, а тихо попрощался – мой голос потонул в гомоне цыганок, и покинул странный дом.
Почему-то не стал сразу вызывать такси, будто опасался быть застуканным возле этого неприглядного жилища. Дошёл пешком до пятиэтажек и уже там открыл приложение.
На работу не поехал. Мысли нужно было упорядочить для начала. Ещё один выходной мне сейчас точно не помешает, тем более, что вчера выходной у меня в полной мере не удался.
Возле дома зашёл в супермаркет, купил пару бутылок пива – его сонная одурь выбьет из головы остатки травяной отравы, а заодно кошачий корм для Фурфура. Проведу остаток дня в блаженном безделье, наглаживая кота. Лариска на смене, и ничто мне не помешает провести день, как настоящему мужику. На диване и с пивом.
Дойдя до подъезда, я окинул взглядом детскую площадку, но на этот раз там гуляла только малышня с мамашами. Присев на скамейку, я решил позвонить Серёге, чтоб окончательно убедиться, что мир встал на место. Закрыть, как говорят психологи, гешефт. Или гельштат? Или гюйсшток? Шенген? Фальшстарт? Фуршет?.. Ай, понапридумывают херни всякой, а ты голову ломай.
Серёга всё ещё был не абонент. Тогда я набрал номер Женьки. Тот сразу взял трубку.
– Здоров, ты Серёгу перед Михалной отмазал? Он так и не объявлялся?
Женёк некоторое время молчал, а потом вдруг спросил:
– Какого Серёгу?
– Ты там головой трюхнулся? Нашего Серёгу, с работы.
– Сань, ты зря этот порошок пробовал.
– Чего?!
– Ну, из сейфа я ж пакетик взял на продажу. Зря ты его пробовал.
– Я ничего не пробовал! Мы в гараже как раз у Серёги сидели, и я этот пакетик на пол высыпал! Я точно помню!
– Сань, ты лучше отоспись хорошенько. Это пройдёт. Я сегодня сам справлюсь.
– А Серёга… Мы же втроём сейф вскрывать ездили. Вы ещё задрались там, помнишь?
– Да не было никакого Серёги. Мы с тобой вдвоём всегда работали. Всё, давай, мне некогда.
Женька отключился.
Я схватился за голову. Стало так паршиво, словно меня наизнанку вывернули. Я же точно знаю, что мы работали втроём. Зачем Женька несёт эту чушь.
Рука снова потянулась к телефону. Я пролистал входящие и исходящие вызовы. Вновь набрал номер Серёги. Но в этот раз оператор ответил: «Набранный вами номер не существует».