Table of Contents
1.95

Открыть глаза

Белокрыльцев Сергей
Novel, 629 298 chars, 15.73 p.

Finished

Table of Contents
  • 12. Боевой совет
  • 18. Дикари
  • 19. Скрытое преимущество
  • 20. Союзники
  • 21. Француженка
  • 22. Бой с дикарями
  • 23. Экстренное совещание
  • 24. Откровение
  • 25. Кто есть кто
  • 26. Решение принято
  • 27. Процесс пошёл
  • 28. Кое-что разъясняется
  • 29. Расставим точки на "i"
  • 30. Коварство врагов
  • 31. Кахат
  • 32. Давай!
  • 33. Друзья
  • 34. Надо быть вместе
  • 35. Решительные действия
  • 36. Путь к свободе
  • 37. Глоток чистого воздуха
Settings
Шрифт
Отступ

12. Боевой совет

Я почувствовал, что те страшные когти, терзавшие мою кожу, возвращаются, и, вздрогнув всем телом, приготовился к новым мучениям и завыл. Но это был лишь укол обезболивающего, который мне сделал такой добрый доктор Зизимор. Боль почти сразу же пропала, как будто доктор всосал ее в свой шприц. Как я люблю его за это. Я теперь все сделаю для него за то, что он избавил меня от этих мук. Все, что он пожелает. По моим щекам потекли горячие слезы и я глухо разрыдался.

- Ну, ну, успокойтесь, 639, - ласково произнес мой самый лучший доктор на свете. – Все уже позади. Теперь все будет хорошо, 639. Вам уже легче. Ведь вам уже лучше?

Я повернулся на голос и увидел сидящего рядом со мной на корточках Зизимора. В ответ на его вопрос я преданно закивал головой.

- Вот и славно, - сказал Зизимор. – Хотите, я снова включу установку?

При этих словах самый глубокий поглощавший все ужас охватил меня. Слезы ручьем потекли по моему лицу. Я выкатил от страха глаза, громко завопил и отчаянно замотал головой и, оттолкнувшись руками, попытался отползти от человека, которого я считал своим избавителем и который снова хотел мучить меня!

- Видите, не хотите, - улыбнулся Зизимор. – Тогда давайте договоримся. Я дам вам время прийти в норму, а затем вы полностью посвятите себя занятиям на компьютере. Вы согласны, 639?

Я, всхлипывая, закивал головой, заглядывая в самые глаза доктору. Конечно, я согласен. Я ведь так люблю играть на компьютере. Там ведь есть столько замечательных игр, которые мне предстоит пройти. Есть много хорошей музыки, книжек, все-все-все, что душа пожелает. Я буду спать по четыре часа в сутки и быстрее и меньше есть, чтобы только как можно больше времени проводить за компьютером, но прошу вас, доктор, милый доктор, мой самый хороший и добрый доктор, не включайте, пожалуйста, больше вашу установку. Я очень прошу вас, не надо. Не надо, пожалуйста. Не надо. Я прошу вас. Я буду делать все, что вы захотите. Пожалуйста!

ЧАСТЬ 2

ЗАБЛУЖДЕНИЕ

Недели две после карцера я представлял из себя психическую развалину, почти что дауна. Болевой шок и его последствия были настолько сильными, что мой мозг перестал нормально функционировать. Почти без всяких движений я лежал на своей кровати и смотрел в потолок, никак не реагируя на внешние раздражители, так что Мизантропову зачастую приходилось кормить меня с ложечки. Я до сих пор удивляюсь, как он при этом не выбил мне все зубы той самой ложечкой, впрочем, обычно мне вкалывали витамины. Спустя две недели, Зизимор начал серьезно беспокоиться о моем здоровье и, как он позднее проговорился, собирался отправить меня в операционную, как безнадежного пациента, но в те самые дни я начал потихоньку поправляться. Все два или три месяца, пока я валялся на кровати, мой компьютер был включен и сутки напролет показывал всяческие программы, посвященные компьютерным играм. За это время мои мозги за отсутствием какой-либо другой пищи напичкались их содержимым по самую макушку. Конечно же, после всего случившегося не было ничего удивительного в том, что по окончательному выздоровлению я испытал сильное желание основательно засесть за компьютер, но и без него я бы сел за компьютер по первому желанию Зизимора. От одного только упоминания слова «карцер» меня начинало трясти, и я не на шутку бледнел. Зизимор говорил, что это нервное и должно скоро пройти, но и теперь, когда я начинаю сильно волноваться, у меня чуть подрагивает левая щека, как постоянное напоминание о карцере и о том, что я там пережил. Когда я заново научился ходить и с грехом пополам соображать, я подошел к зеркалу и раскрыл рот, увидев свое изображение. Мой левый висок и прядь волос спереди сильно поседели, а вокруг глаз собрались старческие морщинки. Всего треть минуты пребывания в карцере состарило меня на пару десятков лет! В моем взгляде появилось что-то почти безумное, ненормальное, что-то больное. Я не выдержал, мои губы задрожали и из глаз потекли слезы, но вспомнив про камеру наблюдения, я поспешил их вытереть. Смирившись со своей постаревшей внешностью, я через некоторое время, глотая слезы, пересел к компьютеру и принялся наугад лазать по его содержимому.

Сначала я пытался читать книги, но какого я писателя не брал, мне казалось, что все они пишут на одном языке, словно все как один жили в одно время, в одном месте, ходили в одну школу, читали одни и те же книги и одинаково думали об одном и том же. В первые дни моего выздоровления Зизимор совсем забыл про меня. Лишь раз в два-три дня он заходил ко мне и спрашивал про мои успехи. Этим он имел в виду занятия на компьютере. Ему было все равно, чем я занимаюсь, лишь бы я сидел за компьютером. Да и зачем ему было заходить ко мне часто; всю черновую работу за него я делал сам. Итак, сначала я перестал читать книги. Мне просто надоело, что совсем разные писатели применяют одни и те же обороты, сравнения и прочие литературные приемы. Я подумал тогда: неудивительно, что в клинике почти нет читающих людей. Кому охота читать то, что переливают из пустого в порожнее. Да и мои мозги с каждым разом все более ленились воспринимать мало-мальски сложную информацию своими собственными силами. Тогда я снова начал играть в ту стратегию «Земные войны», в которую не доиграл перед моей первой, столь неудачной попыткой поговорить с 861-ым начистоту. Поначалу я выключал звук в игре и включал какую-нибудь подходящую для заднего фона музыку, находившуюся в одноименной папке, но потом для усиления эффекта реальности происходящего, я все-таки стал включать звук в игре и довольно громко, так что Мизантропов по приказу Зизимора принес мне наушники. Я полностью погрузился в игровой мир стратегии. Слабый, но еще способный на здравое осмысление мой внутренний голос из последней мочи кричал мне о том, что я превращаюсь в очередную куклу и пополняю уже и так многочисленную армию компьютерных маньяков, использующих очень полезное, в сущности, изобретение человека совсем не по его прямому назначению, но я игнорировал его. Липкая паутина столь заманчивого, разнообразного, красочного, но все же вымышленного мира компьютерных игр, где каждому найдется местечко по его вкусу и требованиям, снова поймала меня в свои крепкие сети и теперь уже ни за что не хотела выпускать. Я совсем запустил свою гигиену и если бы Зизимор не следил за мной, я бы давно уже превратился в вонючего, немытого, волосатого неандертальца. Но, благодаря его своевременным напоминаниям о соблюдении личной гигиены, я, в конце концов, опустился только в интеллектуальном развитии и своих, постепенно сужающихся до одной сферы компьютерных игр, интересах. Сказать по правде, я с величайшей неохотой отрывался от компьютера и шел мыться и совсем бы этого не делал, если бы не волшебное слово «карцер». Оно действовало на меня с постоянной безотказностью. С того самого времени я потерял счет дням. Я совершенно потерял счет дням и спроси меня кто, навряд ли я бы ответил, какой именно промежуток времени охватил этот период моего нахождения в клинике, когда я весь был в компьютерных играх. Они стали часто являться во сне, и мой мозг продолжал работать и ночью, когда тело отдыхало, пытаясь решить задачи типа: как лучше пройти третью миссию по снабжению трех вертолетов топливом и боезапасами, находившихся в окружении врага, который тем временем отправил отряд мне на перехват и отряд на уничтожение беспомощных без топлива и боеприпасов вертолетов, охраняемых лишь горской солдат. Затем я стал замечать, что, находясь не за компьютером, я вижу перед собой развернутую карту боя «Земных войн» и передвигаюсь только так, как положено по правилам игры, то есть с определенной скоростью и по определенным линиям и только после того хода моего воображаемого противника. Я думал о стратегии и ни о чем кроме нее. Мое психическое здоровье становилось все более плачевным. Я не сходил с ума, но я превратился в дремучего игроголика, у которого уже начиналась самая настоящая ломка, если он долго не играл в видеоигры. Теперь я сам просыпался в начале шестого и сразу же включал комп. Ложился спать я где-то в двенадцать, зачастую в час ночи. Долгое сидение перед компьютером истощало до предела. Я постоянно хотел есть, но одновременно с этим не хотел тратить на еду слишком много времени и поэтому ел я быстро, урывками. Мои глаза поначалу жутко болели и слезились. Зрение резко упало, и я уже не мог четко различать предметов на расстоянии более двух-трех метров от себя. От постоянного битья по клавишам и мышки у меня появились мозоли на пальцах. Но все это волновало мало.

Когда я начал сиднем просиживать сутки у компьютера, то несколько позже я понял истинное значение утренней и вечерней прогулок. Они заставляли пациентов дольше сохранять необходимую толику здравого смысла, чтобы более или менее адекватно реагировать на внешний мир. Большой парк и общение с другими пациентами не позволяли совсем уж замыкаться в своем внутреннем мирке и не терять каких-то социальных навыков и вконец разучится общаться с себе подобными. На прогулках я, если и знакомился с другими пациентами, то ради того, чтобы узнать в какие игры они играют и при совпадении интересов обрадоваться и этим же вечером пригласить его на сеанс игры по сети. Постепенно я узнал, кто еще кроме меня фанатеет от стратегии «Земные войны» и нас собралось довольно приличное количество. Что-то около пятидесяти человек. «Земные войны» же были рассчитаны на тысячи игроков при одновременной игре, так что мы создали свою собственную игру и рубились между собой только в нее, образовав самый настоящий клан или что-то вроде закрытого элитного клуба для избранных. Иногда к нам подсоединялись случайные новички, но обломав о нас, уже к тому времени маститых львов, свои мягонькие молочные зубки, быстренько сваливали в другие игры. Каждый из членов клана постепенно переходил на одну из сторон, участвовавших в игровом конфликте «Земных войн». Это были: две враждующие группы землян, воюющих между собой и попутно отстаивающих свою планету, и пришельцы, которые, соответственно, эту планету пытаются всячески захватить и поработить. Мне лично по душе пришлась Северная группа землян. На их территории редко когда появлялись богатые залежи полезных ископаемых (мэдиокритаса), но их солдаты были более жизнестойкими, чем у остальных и техника обладала дополнительной броней. В хранилищах моей базы всегда было мало мэдиокритаса и часто строить новые здания и создавать новые войска не получалось и нередко вставал довольно сложный и ответственный выбор, что лучше сделать на остатки энергетических запасов: открыть новую технологию или укрепить броню пехоты? Это приучало ценить каждого солдата и заставляло немного задуматься о том, как лучше стратегически атаковать противника, когда в твоем распоряжении всего лишь пара снежных танков, несколько вертолетов и боевой робот Снежный Лев. Между собой мы устраивали многодневные баталии, которые всегда начинались одинаково (каждый игрок тихо, мирно развивался, делая робкие вылазки по территории), но уже в самый их разгар, когда ты еле успеваешь отбивать тучи вражеской пехоты, стаи вертолетов, бомбардировщиков, истребителей и стада танков, никогда не угадаешь, чьей победой она закончиться. Особенно мне нравилось играть вечерами, при выключенном свете, когда в полной темноте экран монитора озаряется почти беспрерывными искрящими фейерверками и красивыми взрывами с фонтанами живописно разлетающихся обломков разорванной в клочья боевой техники или брызгами крови и частей тел, когда во вражескую пехоту попадает пара удачно выпущенных снарядов тяжелой артиллерии. Именно в такие минуты требуется наибольшее хладнокровие и умение быстро ориентироваться в ситуации. Все зрелищные эффекты и чудеса компьютерной графики и нового движка проходят мимо глаз. При желании, их можно разглядеть, просмотрев запись битвы. Ты весь сосредоточен на самом процессе игры. «Горячие» клавиши давно уже выучены наизусть (это было одно из правил для того, чтобы выйти на профессиональный уровень игры в «Земные войны», то есть стать участником одной из сторон конфликта), шаблонные комбинации движений, которые пальцы уже совсем автоматически отщелкивают по кнопкам, картинки меню мелькают с невообразимой скоростью, мышка щелкает, как пулемет. Сам ты неподвижен. Твой взгляд холоден и беспристрастен, лишь зрачки глаз посекундно меняют свое направление, устремляясь то в одну, то в другую точку экрана. Я на полном серьезе, да и не только я, начал считать, что сетевые игры придумал самый настоящий гений. Если бы я знал, кто он и у меня была его фотография, то я бы устроил в своей палате что-то вроде часовни, а из его фотографии сделал икону и молился бы на нее каждый день. Если бы не он, человек давно бы сдох от скуки, ведь играть в игры с самим собой это все равно, что заниматься мастурбацией, особенно когда ты уже стал кое-что соображать в этом. Играть с тупым компьютером довольно унылое занятие. Ты уже знаешь все его ходы наперед, его тактику; он атакует, ты вяло отбиваешься, потом атакуешь ты и выигрываешь, но с каждым новым разом ощущение, что это одна победа, становится все крепче и крепче. Хочется чего-то нового. Другое дело сражаться с живым игроком, да еще и не с одним в придачу. Каждый раз твой соперник старается придумать какую-то новую тактику, на что ты должен ответить чем-то своим.

Встречаясь в реальности, мы общались тремя разрозненными группами, каждая из которых представляла одну из сторон конфликта, и обсуждали свои личные достижения и достижения своей группы, удачные ходы, планировали операции. По исходу каждого крупного сражения мы собирали что-то вроде общей конференции всех групп и подводили итоги. Одно сражение длится до полного уничтожения двух групп из трех. После того, как остается одна сторона конфликта, летопись переворачивается и открывается новая страница в истории «Земных войн». Начинается новое сражение. Были придуманы негласные правила: каждая из сторон всегда воюет против остальных сторон, установлено время общего старта сеанса и общего отбоя и т.д.

Мне страшно произносить такие слова, но я часто думаю, что это было счастливейшее время моей жизни. Мне ничего не хотелось, кроме того, что у меня уже было, а было у меня все, что мне нужно. Меня окружали единомышленники, полностью разделявшие мои взгляды и уважающие меня. У меня было любимое дело, и я был счастлив. А что еще человеку надо? Сколько времени прошло в этом бессмысленном самообмане, я тогда не знал, но подозревал, что от года до нескольких лет.

Насчет своих соседей я успокоился. Первым из них оказался не очень адекватный дурачок, а вторым какой-то немного сутулый мрачноватый тип средних лет. Дурачок жил в 638-ой палате, а мрачный тип в 640-ой. Впервые я увидел их, когда мои мысли уже почти весь день, а то и ночь занимали «Земные войны». Встретив в свое время каждого из них, я только спросил, во что они играют и, получив неудовлетворительный ответ, оставил их в покое и в дальнейшем ими не интересовался; если они не были игроками в «Земные войны», они для меня просто не существовали, как и весь прочий мир, не связанный с игровой вселенной стратегии. Также наперед, для пояснения, скажу, что среди пациентов клиники всегда набирали наряды на мытье посуды, уборку помещений, уход за парком, смену постельного белья и прочей обязательной муторни. Нами они всегда воспринимались, как сущее мучение. Это означало, что тебя лишают возможности играть по крайне мере на час, а если ты пропускал к тому же важную игру, то это была самая настоящая трагедия, переживавшаяся несколько дней, и тебе только и оставалось, что с завистью слушать захватывающие рассказы счастливых ее участников. Каждый раз, когда была моя очередь идти на уборку, Зизимор произносил, как правило, из динамиков, что сегодня моя очередь мыть полы, но я упрямился и только одно произнесенное им слово, моментально успокаивало меня, и я послушно брел за инвентарем в кладовку в конце коридора. Это слово было «карцер». Радовало только то, что пациентов имелось достаточное количество, чтобы очередь идти в наряд мне или кому-то еще приходила достаточно редко.