36 ...должны быть реликвии

После чаепития все расходятся кто куда, и на кухне остаемся только мы с Амелией Боунс. Впрочем, и мы сидим там не слишком долго: ровно столько, сколько нужно на то, чтобы связаться с Перси и уточнить детали завтрашнего явления Амелии в Министерстве. По идее, стоило бы прямо сейчас же обсудить «перспективы дальнейшего сотрудничества», как выразился бы тот же Перси, но боюсь, я и обычно-то недостаточно интеллектуален для подобных бесед, а уж после сегодняшней встряски даже шоколадный кекс не может вернуть мне видимость умной физиономии.

Так что Амелия уходит общаться со Сьюзен, а я иду в гостиную, общаться… с теми, кто там есть. Прямо передо мной туда заходит Драко, встает на пороге и театрально откашливается. Из гостиной слышится приглушенное ойканье Гермионы и недовольный голос Рона:

— Это не дом, это блин общежитие четырех факультетов! Уже спокойно посидеть с девушкой негде!

— Это у вас называется «посидеть»? — язвительно уточняет Малфой.

— Вот только не надо делать вид, что мы тут чем-то ужасно непристойным занимались. Подумаешь, целовались.

— Дальше вы, пожалуй, выясняйте без меня, мне все равно надо в лабораторию, — вздыхает Гермиона. — Так что ты вовремя, Малфой.

Она выходит из гостиной, улыбается поочередно Малфою и мне и убегает навстречу очередному котлу, а мы с Малфоем проходим в гостиную. Некоторое время Малфой делает вид, что очень занят изучением интерьера, но потом спрашивает у Рона:

— Уизли, вот только честно, неужели тебе не противно — с грязнокровкой?

— Малфой, ты нарочно нарываешься или просто головой ушибся в полете?

— Нет, я просто понять хочу. Ладно, я уже понял, что убивать их… что никто не одобрит… и бессмысленно. Но это же — практически другой вид. Это же — как с кошкой или лошадью. А тебе вроде нравится. Как такое может быть?

— А я вообще не брезгливый, — медленно говорит Рон. — Видишь, с тобой же разговариваю, а это не как с кошкой или лошадью, а как с комком слизней. И ничего, не вырвало даже. И рожу тебе начистить я смогу руками, без всякой магии, и не посмотрю, что противно. И даже Гарри Поттер меня не остановит… Гарри?

Что "Гарри"? Я сижу в кресле, смотрю на Малфоя и чувствую, что бешенство буквально захлестывает меня. Ах, убийства грязнокровок не одобрят? Какая жалость! А то можно было бы, наверное, на них охоту устраивать, в лучших традициях древних Блэков, да? Они же так на животных похожи. Другой вид. Да как смеет эта белобрысая тварь говорить такое о Гермионе, когда сам в подметки ей не годится?!

— Гарри!

Белобрысая тварь, впрочем, ничего уже не говорит. Малфой молчит, судорожно вцепившись руками в горло, будто пытаясь освободиться от невидимой хватки, и в глазах его злость и паника. Вот и прекрасно. Он это заслужил. Еще как заслужил.

— Гарри, твою мать!

— Агуаменти, — раздается сзади голос Джинни, и я подскакиваю в кресле от обрушившегося на меня потока воды. Холодной и мокрой! Она стекает по волосам, попадает за шиворот, стекает по очкам — ничего не вижу! Пока я отряхиваюсь, Джинни кидает в меня высушивающие чары и как ни в чем не бывало спрашивает:

— Ну что, отлегло? Пришел в себя? Малфой, ты как?

Малфой сидит с закрытыми глазами и старательно дышит, все еще держась за горло. Потом, сделав особенно глубокий вздох, открывает глаза и смотрит на меня.

— Ты сдурел, Поттер? Это у тебя Силенцио такое интересное, да? Ты блин понимаешь вообще, что ты меня чуть не убил? За что? За слова! За разговор! Ты, Поттер, фанатик почище Упивающихся, они не убивали за разговоры!

— Они убивали тех, кто уродился без магии, а мы — тех, кто без мозгов, — огрызаюсь я. Но огрызаюсь просто машинально. На самом деле я немного так в ужасе, потому что только сейчас понял, что, собственно, произошло. Я же чуть его не удушил. Чуть не задушил Хорька, не вставая из кресла, непонятно как, просто потому, что мне захотелось, чтобы он заткнулся. Я, в общем, в курсе, что я опасный тип и рядом со мной вечно происходит какая-то дрянь, но похоже, я опаснее, чем полагал. Меня изолировать надо, что ли? И как ни печально это признавать, перед Малфоем действительно стыдно. Это если мягко выражаться. Поэтому, взяв небольшую паузу, я все-таки прибавил: — Извини. Я не хотел.

— «Извини»? Это все, что ты можешь мне сказать?! — продолжает завывать Малфой, но что-то в его физиономии подсказывает мне, что ему просто хочется выжать из этой ситуации как можно больше. В идеале — чтоб я подполз к нему на коленях и отписал недвижимость, конечно. Но можно еще раз двадцать извиниться. Так вот: он перебьется.

— Да, это все, что я могу сказать. Потому что ты нарывался и получил бы в любом случае, не от меня, так от Рона.

— Знаешь, я бы предпочел Уизли, пожалуй, — бурчит Малфой. — Кстати, что это было за заклинание?

Как бы так ему объяснить-то попонятнее?

— Это… было не совсем заклинание.

— Поттер, не городи чушь. Не хочешь делиться заклинанием — так и скажи, но мне правда интересно, что это за дрянь, есть ли от нее защита и откуда правильный гриффиндорский мальчик знает такую пакость.

— Да ниоткуда. Я просто разозлился, вот и все.

Малфой меняется в лице и смотрит на меня со смесью опасения и исследовательского интереса.

— Поттер. То есть ты хочешь сказать, что это у тебя был стихийный выброс?

— Ну… да, что-то вроде.

— И часто с тобой случается это «что-то вроде»?

— А тебе зачем? Чего ты прицепился вообще? — нет, правда, чего он?

— Книжку потом напишу, если выживу! — огрызается Малфой. — «Стихийные выбросы Поттера: магия и идиотизм». Просто скажи: часто?

— Ну, за последние пару недель это, кажется, третий раз

Взгляд Малфоя становится еще более заинтересованным.

— Ты вообще понимаешь, что это ненормально? Не бывает у взрослых совершеннолетних магов стихийных выбросов. Может, ты хотя бы палочку при этом в руках держал? Нет? Поздравляю, Поттер, ты влип.

Да уж, весело. Интересно, я когда-нибудь вообще избавлюсь от клейма ненормального? Казалось бы, если ты волшебник, куда уже ненормальнее-то? Оказывается, есть куда. Надо же.

— И во что именно я влип?

— Тут могут быть варианты. Либо ты сходишь с ума и поэтому не в состоянии контролировать магию и эмоции. Либо твоя магия оставляет тебя с помощью вот таких вот всплесков… кстати, тебе колдовать как, не сложно? Патронуса вызывал сегодня — не переутомился, нет? Сам вижу, что нет. Либо еще пара вариантов, вроде проклятий и страшных порч… либо есть еще один, чуть более оптимистичный вариант.

— На фоне таких предположений любой вариант оптимистичный. Ну и?

— Возможно, что-то внезапно увеличило твою магическую силу настолько, что ты не в состоянии с ней справиться, как не в состоянии справиться с магией ребенок, который только-только к ней привыкает. И это приводит нас к интересному вопросу.

— Какому же?

— Поттер, а что вы с Темным Лордом орали про Бузинную палочку во время сражения в Хогвартсе? Ты что-то знаешь про нее?

Не знаю, стоит ли отвечать на этот вопрос. Меня, разумеется, волнует вопрос, что творится с моей магией, но не настолько, чтобы раскрывать Малфою нахождение Даров Смерти.

— Он не только знает, он ее владелец, — вдруг говорит Рон, сидевший очень тихо с тех пор, как… ну да, как у меня случился очередной стихийный выброс.

— И мантия-невидимка тоже его, — говорит Джинни, присаживаясь на подлокотник моего кресла. — Мы и сами ломали голову, что такое с ним творится. Думаешь, это из-за Даров Смерти?

Интересные дела творятся в этом доме за моей спиной, оказывается. Тут обсуждают мои стихийные заморочки, беспокоятся, но почему-то никто не посвящает в это меня. Это как понимать вообще?!

— Только не злись, пожалуйста, — поспешно говорит Джинни. — Мы просто никак не могли понять, стоит ли тебя волновать такими гипотезами, если с тобой вообще-то все в порядке. Додумались до всего, кроме того, что это может быть действие Даров Смерти.

— Вы хотите сказать, что Дары Смерти действительно существуют, все три, и действуют ровно так, как описано? — уточняет Малфой.

Уизли дружно кивают.

— А Воскрешающий Камень вы тоже видели?

— Видели. И я даже использовал, — говорю я, понимая, что иначе и без меня все расскажут. — Только его я оставил… там, где никто его не достанет.

Малфой со стоном откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.

— Поттер, — тихо, но очень выразительно говорит он. — Ты даже не представляешь себе, как я тебя ненавижу. Мало того, что ты обходил меня в квиддиче и регулярно обставлял неведомым образом. Мало того, что ты меня чуть не убил, потом спас мне жизнь и на закуску зачем-то выволок из Азкабана. Ты умудрился обойти меня даже в той области, в которой ни драккла не смыслишь. Ты хоть понимаешь, что если ты собрал в своих руках все три Дара, то ты теперь их хозяин, и это не изменится, где бы ты их ни кинул и кто бы их ни стащил?

— В сказке Барда Бидля ничего про это не было.

— Естественно, не было! Потому что сказки эти — адаптированные варианты древних легенд, собранные им как попало и записанные как захотелось. Что-то сохранилось, что-то выпало при пересказе из уст в уста из века в век… а вот в библиотеке Малфой-Мэнора есть собственно легенда о Дарах Смерти. С толковыми комментариями. Ну почему, почему они попались не мне, а тебе?

— Ну, если по-честному, ты был владельцем Бузинной Палочки с того… с того вечера на Астрономической Башне и до того, как мы попали в Малфой-Мэнор.

— И что, мне должно от этого полегчать? А вот не легчает почему-то.

— Ты мне вот что скажи, раз уж легенду читал. Допустим, я хозяин Даров Смерти. И что?

— И это все объясняет. Владение такими мощными предметами неизбежно меняет тебя самого и твою магию.

— Я не об этом уже, то есть, не совсем. Я имею в виду: что я теперь такого могу, из-за чего стоило собирать Дары и терпеть потом все эти стихийные штуки?

Малфой улыбается, и мне не очень нравится его улыбка.

— Честно? Понятия не имею, Поттер. И подозреваю, что никто не имеет.

И что, я должен этому радоваться?