37 ...должны быть достоинства
Ночью мне снится Снейп. Или не снится. По крайней мере, я обнаруживаю себя в том же полуосвещенном зале, где мы уже дважды с ним встречались, и почти привычно сажусь за столик. Профессор подходит чуть позже, садится рядом и пристально смотрит на меня.
— Вы все-таки догадались про Дары Смерти, Поттер? Очень жаль.
— Потому что в таком случае я проспорил Альбусу. Он утверждал, что Вы точно разберетесь в ситуации до конца года, а я полагал, что хорошо если Вы к концу жизни поймете, во что влипли. И прогадал, видимо.
— Кстати, а почему Вы так решили, сэр?
— Почему я решил, что Вы догадались? Потому что Вы здесь, Поттер, и при этом не при смерти, не в обмороке и не усыплены насильно. Даже не бредите. Просто заснули и тут же помчались обсуждать со мной последние новости — так мило!
— Приятно, что я не умираю, как раз хотел об этом спросить, но как это связано с Дарами Смерти?
— Очень просто, Поттер. До этого момента Вы не могли попасть сюда, когда просто спали. А теперь Вы осознали себя хозяином Даров Смерти, возможности ваши увеличились, Вы заснули и, совершенно не напрягаясь, даже толком не осознав свое намерение, попали в чужое посмертие. Я все еще выражаю недоумение по поводу того, что из всех возможных вариантов Вы выбрали именно мое.
— А можно было выбирать? — оживляюсь я.
— До сих пор можно выбирать, — раздраженно вздыхает Снейп. — Вы уже третий раз ко мне заходите, во всех сказках третий раз — последний. Сколько можно-то, Поттер? Оставьте меня в покое уже, сходите к кому-нибудь другому. Или еще как-нибудь развлекитесь, только без меня.
Жалко, Волдеморту он в свое время не сообщил, что третий раз — последний. Глядишь, тот бы внял и ограничился всего тремя покушениями на меня и тремя хоркруксами. Я бы здоровее был. Некоторое время мы с профессором играем в гляделки, потом мне в голову приходит идиотская мысль.
— Профессор… скажите, если Дары Смерти дают такие уж потрясающие возможности, может быть, я могу Вас… оживить?
— Не знаю, Поттер, — медленно говорит профессор. — И не советую Вам пробовать.
— Думаете, не получится? — обижаюсь я.
— Наоборот, опасаюсь, что вполне может получиться. А я совершенно не горю желанием воскресать. Ну, что вы так на меня смотрите? Сами подумайте, что меня там ждет? Утомительная борьба за то, чтобы считаться шпионом Ордена Феникса, а не Упивающимся Смертью, перспектива либо сесть в Азкабан, либо жить под грузом весьма двусмысленной славы, не дай Мерлин, дальнейшее преподавание в Хогвартсе, поскольку жить на что-то надо… можно, конечно, еще уехать из Англии, но… Поттер, у меня здесь есть дом. Я не хочу отсюда никуда.
— Но у вас же вроде и так есть дом, раз нет? — спрашиваю я и тут же сам понимаю, что ляпнул глупость.
— Я не недвижимость имею в виду, когда говорю «дом», Поттер. А некое специфическое место, вызывающее специфические ощущения, и этих ощущений то строение, которое вы имеете в виду, давно уже у меня не вызывает.
— Я понял, сэр. Но все равно жаль, что так. Мне бы хотелось что-нибудь сделать для вас, если уж я не удосужился ничего сделать, пока вы были живы.
— Вы убили Темного Лорда, этого вполне достаточно, — отмахивается Снейп. — Ну, и если бы Вы наконец-то оставили меня в покое, тоже было бы неплохо.
Я понимаю, что меня радует, что Снейп перестал быть снисходительно-благодушным и снова желает куда-нибудь меня послать. Так гораздо спокойнее, в самом деле. Я встаю и совсем уже было собираюсь откланяться, когда вдруг соображаю:
— Так получается, Вы с самого начала знали, что дело в Дарах Смерти? И что именно из-за них я опять не умер? Знали и молчали?!
— У мертвых свои возможности, но и свои ограничения, мистер Поттер. Я вам сразу же сказал, что мог, постарался обратить ваше внимание на могущество артефактов, а дальше Вы должны были уже сами. И Вы как-то справились, хотя я не очень понимаю, как.
— Малфой помог, — неохотно признаю я. — Видимо, у него хорошая библиотека.
— Драко? — удивляется профессор. — Но как у вас получилось организовать его освобождение, если Вы сами-то все еще вне закона? Вы же еще не организовали переворот… постойте, не объясняйте. Я сам догадаюсь. Вы устроили побег из Азкабана, верно?
— Ну да. Вы же сами сказали, что нужно освободить Малфоя…
Снейп хватается за голову, буквально. По-моему, при жизни я никогда не видел у него подобных непосредственных жестов.
— Мерлин Великий, Милостивый и Всемогущий! Чтобы я еще когда-нибудь что-нибудь поручил гриффиндорцу! Разумеется, я хотел бы, чтобы Драко Малфой вышел из Азкабана, но я имел в виду: тогда, когда у вас будет официальная возможность это сделать, законными методами! Сейчас даже и не знаю, не повредили ли Вы ему и себе этим бессмысленным геройством. Драко Малфой — и побег из Азкабана, подумать только!
Да уж. Воистину, гриффиндорец слизеринца не разумеет. И наоборот, наверное, тоже. Нет, ну нормально? Я тут из кожи вон лез, Хорька спасал, для Снейпа старался, между прочим, а теперь мне еще и оправдываться за это надо! И что тут, интересно, можно сказать в оправдание? А, вот что:
— Профессор, из Азкабана так и не убрали дементоров.
— В самом деле? — он на миг задумывается. — Тогда, возможно, поторопиться действительно стоило. Старшим Малфоям проще, у них Окклюменция хорошо поставлена. А у Драко еще не настолько. И все же… нет, Поттер, все-таки никогда не пойму, как Вас заносит во все эти приключения. Ужасно… ну, зато вы везучий. Прощайте, мистер Поттер, надеюсь, что если не навсегда, то очень надолго.
— Прощайте, профессор. Только как мне отсюда выбраться?
— Попробуйте выйти через дверь.
И я выхожу через дверь. Открываю глаза, закрываю их снова и сплю до самого утра — без всяких загробных снов.
А утро для меня начинается с подслушивания. Это уже становится доброй традицией, я постоянно кого-то подслушиваю! В этот раз, например, спокойно шел на кухню, выпить кофе и позавтракать, услышал голос Малфоя, остановился на секунду, решая, хочу ли я лицезреть его рожу с утра пораньше, да так и остался стоять и слушать.
— И чего вы так носитесь со своим Поттером, я не могу понять? Да, он везучий, но кроме этого-то какие у него достоинства? Гонора много, нервов, крику, идиотизма, вот и весь ваш герой. Вот скажи мне, Уизли, что хорошего в Поттере?
— С ним не скучно, — отвечает Джинни, и я слышу, как она улыбается.
— И все? Больше тебе сказать нечего? Ты же вроде как в него влюблена, я не перепутал?
— Не перепутал. Ну и что?
— Ну для влюбленной ты как-то очень сдержанно о нем говоришь. Это, знаешь ли, довольно подозрительно.
— А ты хотел ведро розовых соплей, что ли? — фыркает Джинни. — Ну извини, ничем не могу помочь. За этим — к фанаткам Гарри, у нас вон отдельная кучка писем на шкафу лежит, видишь? Можешь почитать, там доступно написано, чем он хорош. А я лучше все это скажу ему лично.
— Понятно. То есть ты действительно просто отхватила себе героя, по расчету, и теперь морочишь ему голову, — насмешливо тянет Малфой.
— Малфой, Малфой, — вздыхает Джинни. — Мальчик со здоровенным кривым зеркалом в глазу. Тяжело тебе живется, да? Кругом циничные расчетливые твари вроде меня, нищеброды Уизли, наглые грязнокровки, рвущиеся занять твое место, идиоты вроде Гарри Поттера… и среди всего этого стоишь ты, весь такой красивый, в цветах Слизерина, и страшно страдаешь от человеческого несовершенства, да?
— Ну, знаешь, Уизли… что ж ты тогда со мной разговариваешь, если думаешь, что я кругом не прав?
— А мне за тебя Луна поручилась. Сказала, ты еще не совсем потерян для общества.
— И какая разница, что обо мне сказала эта…
— О! Точно! И ненормальные еще кругом, да? Бедненький Малфой. Ты бы глаза-то разул при случае, столько нового узнал бы!
— Ладно, к драклам эту тему, я все равно не понимаю, что ты мне хочешь сказать. Но признай, ты хорошо устроилась. Влюбиться в героя — это беспроигрышный ход, преклоняюсь просто. Легко, приятно и прибыльно.
Джинни издает некий звук, в котором я не без труда узнаю смешок.
— Думать, что любить героя легко и приятно, может только полная дура. И не смотри на меня так, Малфой, я знаю, о чем говорю, сама такой была аж до школы. И даже, наверное, первые два курса, хотя тогда я уже начала сомневаться.
— Что ж так? Чем тебе герой не угодил?
— Он меня спас от Василиска.
— А, ты же в Азкабане газеты не читал. Вся Магическая Британия ныне знает эту историю во всех или почти всех подробностях. Василиск — это такая большая змея. От его взгляда все каменеет. А еще у Василиска есть яд. Кстати, странно, что ты не знаешь, твой отец к той истории тоже руку приложил. Вот не надо сейчас так оскорблено вскидываться, я не обвинениями бросаюсь, а просто рассказываю, как было дело.
— И Поттер спас тебя от Василиска?!
— К слову о том, чем он хорош, да? Ты много знаешь мальчиков двенадцати лет, которые полезли бы вытаскивать какую-то малявку аж из Тайной Комнаты?
— Ну так я и говорю — идиотизм. Этого у него через край. Итак, Поттер тебя спас. И что плохо в этой истории? По-моему, для полной идиотки это вполне прекрасная ситуация. Практически как в сказках.
— Ты прав. Только я оказалась не совсем полной идиоткой. И до меня дошло, что любить героя очень хлопотно. Он будет постоянно кого-то спасать, с ним что-то будет приключаться, его могут ранить и даже убить, а я все это время буду переживать за него, и далеко не всегда смогу быть рядом. И? Чего хорошего?
— Чего ж ты тогда не бросила это дело, раз тебе это не нравится?
— Понимаешь какое дело… героя я любить перестала, потому что дурное это занятие, как я и говорила. А вот Гарри Поттера так и не разлюбила. Пришлось учиться снова получать удовольствие от того, что он такой герой и с ним вечно что-то происходит. Получается, конечно, с переменным успехом, но все-таки получается.
— Уизли, ты меня вконец запутала, — вздыхает Малфой.
— Это ничего, главное, что сама не запуталась, — отвечает Джинни. Какое-то время они молчат, и я выбираю этот момент, чтобы все-таки зайти на кухню. Переступив зачарованный порог, я чувствую запах кофе. Джинни радуется:
— Доброе утро, Гарри! Наконец-то я поняла, для кого кофе варю. А то стою поставила зачем-то, стою и гадаю: неужели придется самой пить?
— Доброе утро. Ну, самой все пить не обязательно, но компанию составишь?
— Пожалуй, — кивает Джинни и достает из шкафа вторую чашку.
— А я пойду в библиотеку, пожалуй, — объявляет Малфой. — Подозреваю, в этом доме это единственное место, где можно остаться в одиночестве.
— Угу, если сильно повезет, — улыбается Джинни. — А если не повезет, там окопался наш местный Рейвенкло и Сьюзан Боунс. И, возможно, Гермиона, если она не в лаборатории.
— Обрадовала, — кривится Малфой, но все-таки уходит.
Джинни наливает нам кофе, садится напротив меня, внимательно осматривает и ехидно ухмыляется:
— Было дело. А как ты узнала?
— Взгляд у тебя был очень выразительный, когда ты вошел. Возмущенный такой. Хорошо, Малфой не видел, а то распсиховался бы опять.
— Говоришь, Луна за него поручилась?
— Да, говорит, он неплохой, просто…
— Ну да. Но обучаемый. Вот оклемается от Азкабана и начнет обучаться.
— Надеюсь, это случится в этом году, — вздыхаю я. — Но меня больше другое интересует. Ты, помнится, Малфою сказала, что мне лично расскажешь — ну, ты поняла же, да? — почему-то я никак не могу подыскать формулировку, на ум приходит только «ведро розовых соплей», по выражению Джинни, но это не совсем то, в чем я сейчас нуждаюсь.
— Поняла, — говорит Джинни, допивает кофе и пересаживается поближе ко мне. — И расскажу, и покажу, хоть сейчас.
Джинни целует меня, и я думаю, что демонстрация — это гораздо лучше, чем рассказ.
