***
Пытаюсь успокоиться. Мешает шум.
Закрываю глаза. Подставляю лицо под напор из душа. Набираю полный рот воды. Полощу. Сплевываю.
Вода струится по лицу, по шее, дальше вниз. Холодная. Так научил отец. Утро с холодного душа. Быстрее приходишь в чувство. Закаляешься. Так ты начеку и обращаешь внимание, что вода не горячая.
Краем глаза цепляю обшарпанную стену старой ванной комнаты. Самой ванны тут нет. Когда-то была. От ее ножек остались ржавые разводы на кафеле. Хозяева квартиры обещали что-то придумать как можно быстрее, но это, ожидаемо, берет больше времени чем нам хотелось. Поэтому мать на скорую руку соорудила временную душевую, которая держится на божьем слове.
- Ну, по-моему, мило, - сказала она иронично, оценивая новую шторку с черными кошечками, подвешенную на хлипкую пластиковую перегородку. – Что я, зря в академии проторчала пять лет? Могу же, да? Мы еще и покрасим тут все скоро, вот увидишь, будет очень симпатично. Пригласим друзей, закатим вечеринку, - почему-то виновато добавила мама, а мне представилась вечеринка в ванной. Должно быть больше пены и мыльных пузырей.
Мамины таланты не измеряются одними лишь шторками. Хотя в академии она правда торчала. Сейчас переучивается, потому что на практике знания нисколько не пригодились. Если не считать несчастной шторки с черными кошечками, которую она выудила на распродаже.
«Надо создавать уют в новом доме», - говорит она.
Все остальное творчество мать оставляет исключительно душевным порывам. Хотя нет. Натаскала по дешевке аромосвечей. Натыкала их по разным полкам. По ее словам, это создает ощущение тепла. Поэтому в квартире у нас стоит сладко приторный запах ванильного воска. Надо отдать ей должное, она старается.
«Будет минималистично и не броско», - добавляет она.
Поворачиваю краник горячей воды. Резко одергиваю. Кипяток льется по ржавой трубе. Пар поднимается к потолку. Вот и помылись. Перекрываю воду. В воцарившейся тишине я слышу стук сердца. Отдается в ушах.
Постепенно напряжение спадает. Я вздыхаю глубоко и выдыхаю медленно. Первый вздох - надо считать про себя до семи, потом задерживаешь дыхание и выдыхаешь также на счет семь. И так четыре раза, концентрируясь на вдохах и выдохах. Дрожь в теле отступает и в какой-то момент становится даже стыдно перед самим собой за это наваждение. Почему просто не получается взять себя в руки?
- Успокойся, - говорю сам с собой.
- Марк, – мать стучит в дверь. Слышу шум бьющегося стекла. – Господи, Ави! Что ты разбил? Если это моя кружка, пеняй на себя, – раздражение в голосе матери. Сразу представляю, как она нервно выдыхает и закатывает глаза, потому что брат как всегда творит полную ахинею.
- Марк, ну! Еще поесть надо. Тебе кофе или чай? Я яичницу пожарила.
- Он наверняка дрочит, - доносится замечание брата.
- Авив! – резко прерывает мать. - Да… От кого ты только этого набрался?
- От Марка, - ничуть не смущаясь сдает меня брат. Он наверняка еще и гыкал при этом.
Шмыгаю носом. Смотрю в зеркало. Улыбаюсь самому себе, чтобы выгоднее смотреться в отражении. Вот так, с такой рожей зайду в класс, все ахнут, скажут красавчик и все! Я свой в доску. На секундочку - сегодня первый день в новой школе. Еще раз напоминание, что надо держаться так, будто ничего не случилось, точно мне все равно. Неприятно.
Эта в отличии от других считается престижной. На болте я вертел этот престиж. Авив не даст соврать, мы действительно покатались по миру в последнее время и это уже кажется третья школа, в которую я перевожусь. Благо последний учебный год. И ни одна из этих школ не оставила после себя каких-нибудь добрых воспоминаний. Да вообще, впечатлений, чтобы потом можно было похвастаться, а я мол, учился в «той самой!» про выпускников которой даже в газетах статьи писали.
Я снова улыбаюсь отражению. Вроде норм. Дышу на ладонь. Еще раз чищу зубы. «Нужно быть красавчиком, чтобы покорять телочек», - говорил Ури. Пока мы поддерживали дружбу, он так ни одной не покорил. Наверное, стоит написать ему. Он так переживал, когда узнал, что мы возвращаемся в Россию.
“Ну, ты же вернешься, братан?”. “Да–да, конечно вернусь, хули мне”. Мы взяли тогда по фалафелю в самой беспонтовой забегаловке, но с самыми вкусными фалафелями во всем Ашдоде.
На мгновение ноздри улавливают бархатную соль средиземного моря, либо это открытая баночка крема Ahava. Против морщин. Любовь против старости. На грязи с мертвого моря.
Ури долго разглагольствовал, что вообще ни черта не понимает зачем нам надо уезжать и почему я не могу остаться, жил бы с отцом, а я пытался запомнить как можно больше из такого безмятежного и совершенно обычного дня.
Выхожу из ванной, как мать тут же протягивает мне белую рубашку и галстук - обязательную форму первого учебного дня. Такое ощущение, что она караулила меня возле двери. Она говорит, что я должен выглядеть солидно. Эта война стилей началась еще за неделю до первого сентября. И мать до сих пор не сдается.
- Марк, Авивус согласился на рубашку, только если ты наденешь ее первым. Сын, - предвкушая победу говорит она. – Я взываю к твоей ответственности.
Она выглядит очень уставшей, но пытается скрыть это за макияжем, улыбкой, хорошим настроением. Кажется, это наш семейный лозунг: «не показывай свою суть» или «спрячься за маску».
- Сабаба (ивр. араб. сленг согласие), - сдаюсь. – Женщина, только потому, что ты просишь.
Я быстренько переодеваюсь в своей комнате. Слава богу больше не надо будет делить свое пространство с мелким. Эта квартира хоть и раздолбанная, и дороже, но комнат в ней больше, и в этот раз я точно напишу на двери: «Не входить без стука». Чтобы ни единого намека на присутствие потных ручонок Авива.
Галстук змеей обхватывает шею. На долю секунды я затягиваю сильнее. Слегка давлю кадык. С отцовской подачки научился завязывать, кстати. Ему было важно выглядеть «солидно», поэтому галстуков у него хватало на все случаи жизни. Вытаскиваю телефон, делаю селфи. Отправляю ему.
- Ну как? – стучится мама и не дождавшись ответа входит.
Мне кажется ей нужна была старшая дочка, а не сын, чтобы она порхала вокруг нее с новыми нарядами, как фея вокруг Золушки.
Изображаю повешенного с высунутым языком на этом злополучном галстуке.
- Дай, я посмотрю на тебя, - заботливо говорит мама и привычно поправляет мне челку, дурацкая черта людей постарше, зачесывать ее назад, открывать лоб. – Красавец, - заключает она.
- Ты делаешь из меня мормона.
- Ой, перестань, - обнимает и целует в щеку.
Но мы не спешим расходиться.
- Марк, - шепчет, чтобы брат не услышал. – Я обещаю, что все будет хорошо!
- Ты так говоришь уже несколько лет подряд. Я не знаю сколько осталось в копилке шансов, - усмехаюсь. Не верю. Машинально исправляю укладку, челка снова на глазах. – Тем более последний год, дальше только универ или армия. Как можно дальше отсюда.
- Не говори глупостей, - расстроенно. – Пожалуйста. Злой, угрюмый подросток. Господи, дай мне сил с этими детьми, - молится, сомкнув ладони, но с улыбкой. – Ты готов?
Кусок в горло не лезет. Уже остывшая глазунья отражает желтком мое волнение. Раздражает. Делаю пару глотков чая. Откусываю от бутерброда. Мама в очередной раз упрашивает Авива следить за языком в школе, не передразнивать учителей, потому что он же не хочет остаться без компьютерных игр (комп, кстати, стоит в моей комнате и это сигнальчик, что брат так или иначе будет там ошиваться).
Сажусь в машину на первое сидение. Пристегиваюсь. Пешком до школы идти не так долго. Но, чтобы о нас сложилось хорошее впечатление мама решила довести на поддержанной тойоте, которую “так и быть” оплатил отец. Из матери водитель так себе, поэтому это удивительно, что она совмещает два таких важных занятия: следить за дорогой и давать напутствия.
- Пожалуйста, дети, - наигранно четко говорит она. – Хотя бы в этом году будьте паиньками, пожалуйста! Я вас слезно умоляю, не-встре-вай-те, - тянет по слогам. – Ни в какие истории! Чтобы не было звонков мне от учителей, директоров, поварих и уборщиц, что Авив где-то там что-то разбил.
- А что-я-то сразу? - стонет брат.
- Давайте, этот учебный год мы пообещаем друг другу, что проведем его на отлично, закончим позитивно и радостно. Потому что нашей семье необходимы позитив и радость, - рассудительно говорит мама. Поворачивает руль.
Когда мы подъехали, в груди заклокотало от воспоминаний.
Я в детстве держу отца за руку. Стою с цветами. Смотрю на него снизу вверх. Щурюсь от солнца. Глаза немного болят и слезятся. Отец просит не скучать. Крепко обнимает меня.
Стало трудно дышать, но я ничем себя не выдаю. Только мысль:
«Начинай считать»
Брат неохотно вылезают из машины и шугаясь толпы учеников вперемешку с родителями, ждет возле. Он делает вид, что ему все равно, но я буквально слышу, как ему неприятно.
- Подожди, сынок - мама хлопает меня по плечу. -
Она всегда так говорит. И если честно, я не понимаю, что нужно терпеть, но если мама просит, то выбора как это зачастую бывает у меня нет. Просто факт. Терпи, Марк.
Киваю.
- И это, - добавляет она. Улавливаю смущение в голосе. – Звонил. Передал. В общем.
- М?
Мама роется в сумке. Хмурит брови.
- Деньги, - натужно выдыхает, вытаскивая кошелек. Принимается отсчитывать купюры, поправив очки.
- В смысле?
- Поздравляет с началом учебы в новой школе, желают счастья.
- Кому?
- Марк, не придуривайся, - она еще раз выдыхает. Будто ей не хватает воздуха. В машине кажется душно, – Тебе, - добавляет, закусив губу и таким тоном будто это, само собой разумеется.
Авив стучит в окно и зовет нас, с удивлением рассматривая как мама снова пересчитывает деньги.
- Ну, вы скоро?
- Он перевел их тебе, но ты не взяла, поэтому отдаешь мне? – догадка. – Что ты как ребенок?
- Возьми молча и выйди из машины, взрослый, - наигранно ласково говорит она и сует мне деньги. – Детям ничего не покупай. Потрать на себя, все что хочешь.
Я с сомнением смотрю на купюры. Все, что хочу? Новый комп, например, но это и не полцены. Нет, они мне конечно нужны, но надо быть полным идиотом, чтобы отказываться от суммы и таким же идиотом, чтобы принимать ее, так как семья переживает не самые лучшие дни.
- Тут десять тысяч.
- Милый, ты заслужил, - по-доброму говорит мама и гладит мне щеку. – Правда, Марк. Я думаю, что для нас настанут лучшие времена, я это нутром чую.
Да, конечно, как я мог забыть про ее нутро, которым она чувствовала в прошлом году прибавку к зарплате, а вместо этого ее поперли на все четыре стороны. Мать безусловный оптимист. Такой оптимист-дурачок, который закрывает глаза на реальность, а вокруг только бабочки летают и на небе радуга.
- Почему бы вам не помириться уже? Как дети малые, - вырывается у меня. Иногда так бывает, что фраза, которой самое место в голове, ненароком оказывается пророненной, в самый неподходящий момент.
- Поговорим об этом потом, ладно? – мама точно проглатывает обиду. – Ну, давай, а то опоздаем.
