Иногда я просыпаюсь ночью и начинаю тихо повторять такое привычное: «успокойся». И нет, это не так, что с криком вскакиваю на кровати в холодном поту и озираюсь по сторонам в попытке понять где я, приводя дыхание в норму.
Не.
В какой-то момент я просто открываю глаза и кажется все. Хотя я знаю, что за этим потом следует. Страх откуда-то из глубин сознания, который с каждой секундой все отчетливее. Я не могу шевелиться. Он подбирается все ближе и ближе к горлу и резко цепляется липкой хваткой за шею, затрудняя дыхание. И я кашляю, хриплю и ругаюсь про себя как сапожник. Но в какой-то момент баланс между сном и явью перевешивает в сторону последнего, и пелена перед глазами спадает.
Я не рассказываю об этом матери, вообще кому-либо, потому что чувствую себя уязвимым, да и случается это не так часто.
Но в эту ночь проснулся.
Дом продолжает дремать. Дом дышит не как я, а размеренно и спокойно. Иногда свет фар от редких проезжающих машин перепрыгивает по стенам, на мгновение освещая комнату. Я считаю сколько времени длится это световое шоу. Три секунды. Машины проносятся быстро. И пространство снова погружается в холодную темноту.
Переворачиваюсь на другой бок. Сердце неистово колотится. Во рту сухо. Поджимаю под себя колени. Чувствую жар живота бедрами. Я дрожу. Мне хочется закричать. Я растягиваю рот и выдыхаю. Я должен вести себя как можно тише, но даже этот беззвучный крик пугает незваных гостей и дает отпор прозорливым страхам.
- Раз, два, три - шепчу.
Иногда жмурю глаза так сильно, чтобы из них пошли слезы, это помогает отвлечься. Онанизм тоже неплохо помогает, но сегодня не хочется. В последнее время ловлю себя на том, что в порно разглядываю не то, что нужно. Я не верю тем, кто не дрочит. Я уверен, что все парни передергивают. А тот, кто открещивается всеми возможными способами, просто избегает правды. Она в том, что в этом нет ничего противоестественного. Была бы возможность, пожал бы руку Зигмунду Фрейду. Это единственное, что я о нем знаю. «Дрочат все», - говорил он. Может не дословная цитата, но это обобщенное.
Идея посещает голову. Я лениво выползаю из кровати. Чувствую холодок советского паркета босыми ногами. На ощупь нахожу черный маркер в портфеле. Колпачок сжимаю зубами. Прильнув к стене левой рукой, аккуратно пишу: «Дрочат все (с) Зигмунд Фрейд».
Кажется, я знаю, как украсить старую стену. Сделаю цитатник несуществующих выражений. Распишу ее всю. А еще, нарисую на ней член и подпишу Дик Грейсон. Это будет член Найтвинга.
Жаль мы не отмечаем Хэллоуин, так бы купил себе его костюм. Это меня немного возбуждает. Надо посмотреть фотки голого Дика Грейсона. Или не надо? Лучше нет. Дурные мысли. Ведь на Пурим я никогда не переодевался в Дика. Не рискнул. Ури однажды переоделся в человека-паука, уже когда ему было пятнадцать. Я тогда пропустил торжество.
Я вывожу еще одну надпись: «Здесь был Найтвинг», а рядом пишу: «Бэтмен – Лох (с) Джокер».
Отхожу ближе к кровати. Оцениваю свои труды. Надписей должно быть больше. Эти теряются на фоне порванных обоев. Я очищал стенку, но до конца не довел дело. Вся стена как на Арбате будет исписана моими мыслями.
Сажусь, тру глаза. Зеваю. Теперь вообще ничего не хотелось делать. Ложусь. я представляю себе, а что будет если действительно закричу. Разбужу мать, мелких, возможно соседей. И все будет доведено до своего пика. Но только мать забежит в мою комнату, как прикинусь спящим. С закрытыми глазами я буду дергаться будто с приступом эпилепсии, а она примется меня тормошить.
- Это всего лишь сон, родной мой. Всего лишь сон, - она прижмет меня к груди и будет гладить, успокаивая.
И я сам рад бы поверить в ложь, которую так удачно смастерил. Всего лишь сон. Но мне не верится, не можется. Мать меня не обнимает. Перестала. Иногда, редко, так чтобы на глазах у всех, показать, как она о нас заботиться, либо в порыве чувств. Она больше не жалеет меня, не прислоняется щекой к голове, прислоняя мое ухо к груди. Я закрываю глаза и представляю как она меня лелеет. Мне и противно одновременно. Даже в мыслях хочется ее оттолкнуть, но с усмешкой: «Ма-а-ам, я не маленький, хватит». И в то же время я скучаю, по ее теплым рукам.
В основном этим довольствуются мелкие, а я просто стою рядом и ощущаю себя не нужным.
Грустно понимать, что все это, наверное, происходит со мной не спроста. Есть же какая-то причина? Может быть у меня расстройство личности?
А еще в такие моменты я думаю об отце. Как бы сложилась наша жизнь если бы отец просто умер. Где бы мы жили сейчас? Хуже всего, что всякий раз я ловлю себя на мысли, что это правильно. Его смерть. Знаю, в смерти правильного ничего нет, но в то же время она вроде как самый правильный и неоспоримый факт в жизни. А думать о том, что после нее, не хочется. Иногда я как Гамлет. Однажды призрак отца явится мне и скажет: «сынок!». Прогремит, застучит створками на окнах, затрещит половицами и зашелестит листьями на деревьях.
Я не верю в призраков, но всякий раз, когда просыпаюсь ночью, я знаю – это отец. Он стоит там за занавеской, его силуэт приобретают вещи. Он ложится рядом со мной. За спиной и я четко ощущаю его дыхание. Волосы на затылки приподнимаются. «Молчи Марк, только молчи», - слезно молю про себя, но инстинктивно прижимаю ладонь ко рту так крепко, что солоноватый вкус потных пальцев обжигает губы. Стараюсь не дышать и ничем себя не выдавать. Медленно переворачиваюсь, прислонившись к стене. Как мелкий пацан, который боится монстра под кроватью. По коже прокатываются мурашки. На лбу проступает пот, я чувствую маленькие его бусинки и смахиваю их ладонью.
Это всего лишь сон. И призрак отступает, рассеиваясь в мрачных тенях. Получается вздохнуть более ровно и постепенно сознание возвращается, привнося с собой чувство раскаяния, будто все, что только что было на самом деле не реально.
Зеваю. Тянусь к телефону проверить время. Три ночи.
Нет, каждый раз как новый. Это не кошмары и не мания какая-то.
Еще я чувствую одиночество или жалость к самому себе. Но это только лишь тени этих чувств. Я научился их отгонять. Толку мне от жалости? Жалеют ущербов, типа Саши.
«Спишь?» - пишу Кире.
«Нет! А ты че не спишь?», - вибрирует телефон.
«Не могу», - намереваюсь получить от нее вопрос: «Почему?», но в ответ приходит коротенькое: «Ок!» и смайлик.
«Может пойдешь?»
«Нахуй? )))))»
«Нет :) на трубы» и смайлик, теперь уже от меня.
«Блин, а я заебалась уже. Не знаю какой сериал начать»
«Что до этого смотрела?»
«Сверхъестественное пересматривала. Я бы жестко трахнула Дина какой парень мечта!!!»
«омг, баян. Вышел же какой-то классный сериал про путешествие во времени»
«Видела. Тьма, ахуенный. Удачи тебе штоль, друг. Завтра не бухай сильно»
«Ох»
«Слушай Марк»
«А?»
«А ты в как спишь?», - опечатка.
«В смысле? В КАК?»
«Ну, у тебя пижамка с мишками? Или ты в трусах? Или… может… без… трусов? :)»
«Господи Кира. Это тебя волнует?»
«Ахахахха, забей. Тут Дин просто. И ты такой няшка»
Я усмехнулся.
Кира высылает селфи, на котором показывает мне хрюшку. Фотография немного смазана и неестественно засвечена с какими-то бликами на ее лице, но вышло забавно.
«Я поставлю ее на звонок»
«чорт! Убью»
«Ага»
«Вот ты подлый»
Переворачиваюсь на спину. Рассматриваю фотографию. Провожу пальцем по экрану. Улыбаюсь себе еще раз, чувствуя такое редкое душевное тепло. Стыдно признаться, но это похоже на необходимость. Я тоже фотографируюсь, задернув нос и отправил ей.
«Ахахаха. Свин-паук, свин-паук, без него мы все как без рук…»
«Ыыыыы»
«Ладно хрен с тобой, до понедельника. А вообще звони еси чо. Я всегда рада с тобой пообщаться»
«Угу, спокойной ночи»
Я отправляю несколько сообщений Шире, в ответ получаю тишину. Такую же тишину мне шлет и Ури, наверное они спят. Из них получилась бы отличная парочка. Они друг друга дополняют. Совершенно и наглухо отбитый Ури и Шира, которая просто призвана в этот мир следить за каждым его шагом, чтобы он не встрял в какую-нибудь жопу. Без понятия, что он собирается делать без нее в армии.
Смешно, одновременно грустно. Ведь я был островком здравомыслия. “Марк, ты остров здравомыслия”, - так мне говорила Шира, всякий раз, когда мой друг творил очередной хаос. Ури умеет заразительно ржать и гыкать при этом как конь. Он громкий, высокий как каланча и рассеянный. Человек-паук из него получился бы такой себе. Впрочем как из меня Найтвинг.
- Потому что ДиСи сосет, а Марвел круче!
- Пф!
- У нас есть Дэтпул и Росомаха, - Ури поддел ногой жестянку. Та с характерным звоном отлетела к бордюру.
- И?
- И то, что они крутые и клевые.
- Джокер им обоим фору даст по клевости, - напомнил я.
- Ну только Джокер, - согласился Ури. - Все. Остальные отстой скучный.
- А Бэтмен?
- Мимо, - сообщил он.
- Господи, какие же вы оба гики, с кем я общаюсь, - Шира принесла нам по холодному кофе.
Солнце огромным оранжевым кругом стремилось спрятаться за горизонт, но при этом теплый, даже бархатный ветерок нежно ласкал кожу. Вечерело. Море приветливо колыхалось, заползая теплыми волнами на рыжий песок. Людей невероятно много и в то же время в нашей компании слышно только нас. Никто не тревожит покой и безмятежность этого вечера: ни доносящиеся до уха перестукивание маткот, ни легкий рок гитариста, который устроился прямо возле центрального фонтана, ни один из звуков.
Я сделал пару глотков, вдруг осознавая, что совсем не скоро увижу ребят.
- Как-то, - сухо сказал я. - Как-то мне грустно.
- Ну, солнце, давай без этого, - произнесла Шира и дружелюбно положила руку на плечо. - А то я сама расплачусь.
- И я тоже, - Ури подмигнул и улыбнулся, так как может подмигивать и улыбаться только он.
Я переворачиваюсь на спину. В общем чате тоже пустота. Новый страх посещает мою душу очень быстро. Тревожная мысль проскакивает в открытую дверь и селится навязчивой идеей: “а вдруг они меня забыли?”.
И теперь кажется, что все, что нас связывало до моего переезда было чем-то ветхим и незначительным, и останется на задворках памяти обычным воспоминанием. Когда-то у меня были лучшие друзья. Сейчас я один.
Может быть мать права и как же не хочется, чтобы она таковой оказалась.
И прежде чем заснуть, я пишу отцу: “Ответь уже Авиву!!!”
