Скуйлюа и история с географией

«Юлька» шествовала вдоль границы моря и суши, одетая солнечными лучами и капельками воды, и волны залива, как заправский нижний, лизали её ножки. Заметив нас, она не переменилась в лице, не налетела с соплями и воплями, а улыбнулась и помахала рукой.

В этот момент Иргридс начала выделывать язычком такое, что я, не сдержав стона, бурно кончил ей в рот. Ощущения были такими, будто я не кончал месяц, хотя утром отжимался на «Юльке», а полчаса назад начинил кремом тугой пирожок Вайгу. Просто эти девки излучали секс и могли раскачать мёртвого, а не то что здорового парня неполных девятнадцати, который неделю назад довольствовался обществом собственной ладони и подборкой видео girls out west, а теперь дорвался до смачных тяночек…

Иргридс добросовестно сглотнула и издала гортанный стон: на неё накатывал оргазм от языка Тормино. Я отошёл от неё — с гудящей головой, бешено колотящимся сердцем, трясущимися коленями и тянущейся с конца вязкой каплей.

«Юлька» поравнялась со мной, изящно присела, цапнула меня за причинное место и непринуждённо, даже как-то деловито, слизнула остатки.

— Поплаваем? — как ни в чём не бывало предложила она.

* * *

— Лизни!

Я протянул «Юльке» раскрытую двустворчатую ракушку. Безмозглое создание, которое ещё минуту назад фильтровало инфузорий из морской воды и не думало ни о чём плохом, равно как и о хорошем, по причине полной безмозглости — исчезло в прелестном ротике.

Вторую ракушку я раскрыл и выел содержимое сам.

«Юлька» увлекла меня к скалистому мысу — одному из двух коротких «рогов», отделяющих наш залив от морского простора. От пляжа было, по моим прикидкам, километра полтора: немало для пловца, которого не зовут в олимпийскую сборную, но в тёплых волнах, в компании весёлой бесстыжей девчонки расстояние не ощущалось. Мы болтали, смеялись (смеялась в основном «Юлька» над моими ошибками), брызгались, несколько раз принимались в шутку ласкаться, но девчонка каждый раз выскальзывала из моих объятий и уплывала вперёд. Когда мы выбрались на нагретые солнцем камни, я чувствовал лёгкую усталость.

На камнях мы были не одни: там на огромном плоском валуне уже устроились два парня и три девушки, в том числе одна лысенькая. Они по очереди погружались в воду и доставали со дна какие-то плоские и гладкие чёрно-бурые камни, которые при ближайшем рассмотрении оказались двустворчатыми моллюсками наподобие беззубок. Их вскрывали, разбив о камень, и поедали сырыми. Я видел, как лысенькая девчушка осторожно спустилась в воду, нырнула, пошарила на дне и вскоре вылезла на камни с трофеем: двумя ракушками.

— Арпат уньен! — гордо проверещала она.

— Молодец! — сказала ей девчонка с кудрями цвета пеньки; я узнал ткачиху и её ученицу, с которыми познакомился в первый день.

Лысенькая взобралась на валун. Ткачиха, стукнув ракушкой по валуну, ловко раскрыла её и протянула угощение своей подопечной.

— Хотите скуйлюа? — спросила ткачиха нас, протягивая две нераскрытые ракушки? — Берите, у нас много! — она показала на дюжину ракушек, лежащих на плоском валуне.

Мы поблагодарили, взяли по ракушке, которые, как я понял, называются «скуйлюа», и принялись вскрывать морские консервы. Я справился со своей ракушкой чуть быстрее «Юльки» и, подумав секунду, предложил ей. «Юлька» улыбнулась и мгновенно расправилась с мягкотелым созданием.

Я раскрыл вторую ракушку. Мысль о гельминтах помаячила на краю сознания и пропала. Мои новые соплеменники телосложением напоминали античные статуи, всем видом излучали несокрушимое здоровье и меньше всего напоминали умученных глистами. А ведь они постоянно лопают сырых скуйлюа, развлечение тут такое: сплавать через залив, натаскать ракушек…

Я понюхал то, что собирался употребить. Пахло так себе: смесью сырой рыбы и подгнивших водорослей. Будем надеяться, что я смогу это съесть, и меня не стошнит.

На вкус скуйлюа была немногим привлекательнее, чем на запах, к тому же тварь трепыхалась, когда я её выковыривал из раковины.

Хвала здешнему Нептуну, проглотил.

— Сапоре на ал сайзу? — спросила ткачиха, с любопытством наблюдавшая за моим единоборством со скуйлюа.

Из контекста я понял, что она спрашивает, понравилась ли мне ракушка. Я кивнул и выдавил улыбку.

А в общем слизнячок неплох. К тому же в моём мире у моллюсков и подобных им морепродуктов была слава естественных афродизиаков. Будем надеяться, что законы биохимии здесь работают так же, как и у нас…

— Перасеа, — сказала она: очевидно, это значило — «ныряй», потому что она показала на море и добавила: — Там этих скуйлюа… — последовала идиома,видимо, соответствующая нашему «до хрена и больше».

Я по всем правилам провентилировал лёгкие, насытил кровь кислородом, выдохнул, чтобы воздух не мешал погружаться, и нырнул.

Быстрыми гребками я ввинтился на глубину трёх-четырёх метров и подхватил со дна две ракушки, потянулся за третьей, но тут вмешался старик Архимед, который без церемоний вытолкнул меня на поверхность.

— Есть! Арпат уньен! — крикнул я. «Юлька» шутливо послала мне воздушный поцелуй.

Ныряя по очереди, наша компания набрала полсотни молюсков. Улов сложили в небольшой мелкой заводи: тот, кому хотелось скуйлюа, спускался, брал ракушку и вскрывал её об валун. Осиротевшие створки запускали блинчиками по волнам… Между делом я перезнакомился со всей компанией. Ткачиху звали Морбис, вторую девчонку — Аугрди, парней — Огадеан и Левруз. У «Юльки», как выяснилось, было фэнтезийное имя Гилдрис.

У лысенькой девочки имени не было.

— Аррута, а как ты оказался на том острове? — спросил Огадеан. Когда-то давно неизвестная земной науке тварь разорвала ему в клочья левую щёку. Сейчас щека была покрыта сетью рубцов, которые оттягивали книзу левый уголок рта, будто парень пережил инсульт.

«Так. Началось…»

— Не помню, — притворно вздохнул я.

— Бывает, — без тени издёвки сказал Огадеан. — Ударился головой? — и для доходчивости постучал себя ладонью по голове.

Я пожал плечами.

— Я помню себя в море. Увидел остров и поплыл к нему, — сказал я, дополняя речь жестами.

Когда хочешь достоверно соврать — надо говорить правду.

Важное уточнение: не всю правду.

— Повезло, что не утонул! — заметил каштаново-рыжий, весь поросший редким волосом Левруз. — И ещё больше повезло, что встретил наших. На том острове люди бывают редко. Там ничего, кроме бейрельц, — этим словом, как я знал, обозначают обсидиан. — И есть нечего.

— Там, наверное, есть скуйлюа? — спросил я. — И… — я нарисовал мокрым пальцем по камню рыбу.

— Райна? — спросил Огадеан.

— Райна, райна, — покаивал я.

Так, запомним: «райна» — значит «рыба»…

— Райна непросто поймать. Это не скуйлюа! — сказал Огадеан и заржал, как будто сказал что-то уморительно смешное. Следом за ним заржали все, и я присоединился к коллективу.

— Райна — не скуйлюа! — на все лады повторяли они. — Вот уж точно! Как жаль! А так было бы хорошо: нырнул, набрал сколько надо райнатэ!

— А что за морем? — спросил я, стараясь говорить непринуждённо.

Огадеан поскрёб подбородок.

— Наверное, там тоже земля, как наша. Или совсем другая, ни на что не похожая. Никто там не бывал, — равнодушно сказал он.

— А далеко ещё посёлки, такие, как наш? — спросил я.

— Недалеко. Вон там, четыре дня по морю на лодке, ветер с моря, — подбирая слова, объяснила мне Аугрди.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Я жила там, — сказала девушка.

— А почему ты здесь?

В литературном перекладе упрощённого рассказа, который сопровождала пояснительная жестикуляция и даже несколько чертежей скетчей мокрым пальцем по камню, её история выглядела так.

Оказывается, компания из их посёлка отправилась в море, на охоту на зигилва: так назывались какие-то крупные морские звери. С пятью парнями отправились две девушки, решившие отдохнуть душой и телом и скрасить добытчикам досуг. Но охотники сами стали добычей: на их стоянку напали «кморы». Как я понял, это были какие-то лесные монстры, похожие на людей, но гораздо больше и сильнее. Охотники отбились и даже убили обоих кморов, но потеряли троих парней, а вторая девушка была тяжело ранена. Экспедиция решила вернуться домой, но проклятые лесные монстры как-то повредили их лодку, она потеряла управление, наполовину затонула и стала дрейфовать по волнам. Вторая девушка умерла, ещё одного парня утащил гваразул, и через пять дней скитаний терпящих подобрал катамаран морских охотников из нашего посёлка. Спасители отвезли обоих выживших в их родной посёлок, но Аугрди решила уйти с нашими. Её прежние соплеменники не возражали.

— Так бывает, — подтвердила «Юлька»-Гилдрис. — Я помню, из нашего посёлка ушла одна девушка, потом ещё одна, а один парень перешёл к нам. Красивый, сильный, смелый, ласковый, хорошо трахался, мне нравилось с ним.

— Гемтурро? — спросила Морбис.

— Да, он, — кивнула «Юлька»-Гилдрис.

— Да, Гемтурро… — Морбис мечтательно заулыбалась и произнесла непонятную мне фразу, услышав которую, парни заржали, а Огадеан шлёпнул её по заднице.

— Я его знаю? — спросил я, ощутив нефиговый укол ревности.

— Нет, — спокойно ответила «Юлька»-Гилдрис. — Он погиб на охоте в лесу.

* * *

Итак, что мы имеем? А нихрена да хрен собачий под соусом из голубых ягод. Что там за лесом — никому неведомо. Каково житьё за морем — без понятия. Вся Ойкумена — на побережье. Наш посёлок — не единственный: вражды между селениями, как я понял, нет (хватает чудовищ из леса и из моря), но и большой дружбы, кажется, тоже нет. Судя по тому, как живут мои новые соплеменники, каждая община обеспечивает себя всем необходимым, то есть потребность в меновой торговле отсутствует. Хотя это ещё предстоит выяснить.

Взаимодействие общин ограничивается перемещениями отдельных общинников: Машка из деревни Неурожайка ушла трахаться в село Задери-Подольское, а Гринька с Неладных Выселок — в слободу Гнилогадово. Разумная мера, предупреждающая вырождение. Наверное, переход в чужую общину сопровождается какими-то обрядами, символическим или вполне весомым выкупом и, наоборот, платой за вход. Хотя вот с меня ничего не требовали, приняли, как так и надо, учат всему, девицы не дают загрустить, Тормино взял, как оказалось, в опасную экспедицию…

То есть доверяют? Считают своим? Или… Где, мать вашу, подстава?