Когда мне удалось купить билеты на концерт моей любимой группы, я был на седьмом небе от счастья. Подумать только, я пятнадцать лет слушал «Темную луну» и только сейчас, будучи взрослым, солидным мужчиной и без пяти минут мужем, смог себе это позволить.

    Не то, чтобы денег у меня не было, нет. Ситуации и обстоятельства складывались так, что деньги я тратил на что угодно, кроме концертов. На учебу, потом на машину, потом на аренду дома, потом, наконец, познакомился с хорошей девушкой Молли и понеслось…

    В общем, на концерт я смог выбраться лишь тогда, когда все остальные дела отпали. Я, конечно, фанат, но не до такой степени, чтобы после концерта пару месяцев голодать, закрывая долги и кредиты. А ведь «Темная луна» с детства занимала мои мысли. Вся группа гримировалась под вампиров, и тематика песен была довольно мистическая, трагическая и драматичная. Про любовь, кровь, смерть, страдания, разлуку и все такое, от чего тащатся подростки, а потом и некоторые взрослые люди. Все стены в моей комнате были обклеены портретами вокалиста в разных стилях и на разных концертах. Но неизменным оставалось одно — налет мистики, вампирского темного антуража, «кровавые» полосы на бумаге и все то, что так заманивает и затягивает необычностью. Надо ли говорить, что мое увлечение плохо понимали родители, друзья порой разделяли, но не до фанатизма, а Молли… Молли согласилась с любыми моими интересами, лишь бы я не мешал ей заниматься ее хобби — вышивкой бисером.

    Так что на концерт я собрался воодушевленным и счастливым. Молли отказалась идти, и я пригласил соседского подростка, чтобы не пропадал билет. Джим был парнем смышленым и тоже слушал рок, но его тянуло в более тяжелые направления. Отец ему разрешил с условием вернуться домой до полуночи, что я клятвенно пообещал выполнить.

    Когда мы приехали к театру Сити-арена, зал только наполнялся людьми. Мы нашли свои места, я купил Джонни поп-корн, чтобы тот не страдал, а газировку он приобрел еще дома. Мне удалось вырвать билеты на самые ближайшие к сцене места, и я собирался насладиться зрелищем сполна. И я насладился.

    Вокалист группы, шикарный Том Трэвис (понятное дело, что имя ненастоящее, но когда это волновало фанатов?) сегодня был в ударе. Он начал с новой песни, написанной только в этом году, и отжигал так, словно хотел выдавить из публики всю возможную реакцию. Потом пошла пара старых песен, чуть более тихих и лирических, о неразделенной любви, а потом… потом был драйв, эмоции, песни, музыка, сцена, голос, волшебный голос…

    Все смешалось. Я слушал с затаенным дыханием и думал, что попал в сказку. И сказка продолжалась до одного номера, постановки, фарса… я не знаю, как это назвать. На сцене разыгралось целое действо, посвященное вампиризму — Трэвис одновременно танцевал с двумя шикарными красотками — кудрявыми, стройными, загорелыми и такими аппетитными, что не будь я почти женат, то наверняка пустил бы слюни. А потом… потом он смачно вгрызся в шею ближайшей девушки. Брызнула кровь и попала мне на руку. Я охнул и подскочил, толпа подхватила за мной, зал аплодировал стоя, вокалист скалился белоснежными клыками, с которых капала кровь…

    Вот только кровь была настоящая.

    Я неверяще смотрел на брызги на своей руке. Наверняка они были и на футболке, но на черном фоне их просто не видно. Кровь пахла металлически и слегка приторно, будто смешанная с духами.

    Беснующаяся публика считала все это представлением, шоу, фарсом и пародией. Да и укушенная девчонка как-то слишком быстро вернулась к танцу, словно ни в чем не бывало. На ее шее лишь слегка алела пара розовых пятнышек, не видимых дальше, чем с моего ряда. Трэвис снова запел, да так, что казалось, будто он вынимает душу. Слова и голос ввинчивались в мозг, заставляли подпевать, махать руками. Кажется, я выронил заранее купленный букет да и толку от того букета…

    Я все смотрел и смотрел на сцену, пытаясь понять, что же произошло на самом деле, выглядывал танцовщицу, но она словно пряталась за другими или же перегриммировалась и надела парик, потому что в следующей песне с ним рядом крутились уже две шатенки и брюнетка, Никак не удавалось понять, где же она, в порядке ли, не свалилась ли замертво за кулисами…

    Когда концерт закончился, я чувствовал себя таким вымотанным, словно сам спел все песни Трэвиса, станцевал все, что можно было станцевать, и лично сидел на барабанах. Но потом, пока Джим выбирался наружу и пытался не попасть под ноги более крепким рокерам и просто обычным зрителям, я решил попытать удачи и поплелся за автографом.

    На удивление, давки у гримерки вокалиста я не обнаружил, хотя и ожидал, что придется протискиваться едва ли не с кулаками. Лишь несколько девчонок фанаток с цветами, дисками в коробочках и открытками на память. Я пристроился в хвосте, и когда последняя фанатка выпорхнула из гримерки, счастливо прижимая к себе подписанную коробочку с диском, проскользнул внутрь.

    Том Трэвис сидел в кресле и медленно смывал комком ваты белый грим с лица. Под гримом проступало совсем другое лицо — румяное, даже можно сказать, раскрасневшееся от нагрузки и пения, немного усталое, с бисеринками пота на лбу и висках. Он неохотно повернулся ко мне, и я заметил странный алый отблеск в его глазах. Правда или отсвет — пока понять не удалось.

    Я рассыпался в комплиментах песням и вручил ему букет — единственный букет светло-розовых роз среди кровавых, почти черных, бордовых и… пустых ваз, словно приготовленных на всякий случай, но так и не пригодившихся.

    Трэвис устало поблагодарил и попросил поставить букет в любую вазу по моему усмотрению.

    — Где подписать? — спросил он на удивление хрипловатым, явно усталым голосом.

    Я с замиранием сердца подал ему блокнот и как бы невзначай коснулся его руки. Белой холодной руки без грима…

    Он коротко чиркнул автограф. Небрежно, легко, словно бы это не имело для него никакого значения.

    — Стиву, значит? — пропел он мне почти в ухо.

    — Вы великолепно выступили, — признался я. — То, что я видел, было… непередаваемо!

    — Благодарю, — Трэвис наконец повернулся ко мне, окинул меня нечитаемым взглядом и потянулся за новым куском ваты, смоченным каким-то средством. — Сегодня мы постарались на славу. Там есть еще кто-то за автографом?

    — Кажется, нет, — качнул головой я и попятился к двери. Потому что взгляд Трэвиса стал страшным. Боже, не так я себе представлял встречу с кумиром, вот не так.

    — Жаль, ну что ж, надеюсь, публика не испугалась моей маленькой импровизации…

    В дверь постучали, и на пороге появилась очередная фанатка Трэвиса — худощавая девица в очках с коробочкой диска, тремя белыми розами и открыткой. Я попрощался и вышел. Да, кажется, рок-концерты стали мельчать. Если раньше Трэвис собирал в основном бородатых байкеров, то сейчас песни о любви заманивали романтичных студенток, домохозяек и прочих страдалиц. И из рок певца он потихоньку переходил в обычного, популярного, облизанного вниманием кумира… С перчинкой, этого не отнять, но сейчас жанры и стили так перемешались, что уже и не поймешь…

    Я нашел Джима на стоянке у нашей машины. Парень лопал купленное где-то мороженное и выглядел счастливым.

    — Ну как, подписал? — сразу же выпалил он.

    — Вот, — я показал блокнот.

    Парень вздохнул.

    — Жаль, что это не «Черные пауки», вот у них бы я точно взял автограф! — он даже крутнулся на месте от переизбытка эмоций.

    — Нет, я на такое тебя точно не повезу. Вот вырастешь, сам будешь ходить куда захочешь… — проворчал я, вспомнив парней, которые пели что-то там страшное о каннибализме. Ну уж нет. Если эти придурки будут кого-то разделывать на сцене… ну нахер…

    Домой я ехал в смятении и задумчивости. Джим уснул прямо на заднем сидении и не мешал. Блокнот с подписью все так же покоился рядом в бардачке и грел душу. Вот только в голове все еще теснился вопрос — была ли кровь настоящей? Трэвис настоящий вампир или у него во рту вставные клыки для антуража? Что вообще я видел, и почему при разговоре у него так странно изменилось лицо. Будто бы он хотел… хотел напасть на меня?

    Пожалуй, именно из-за этих мыслей я и не задремал за рулем, хоть вымотался славно. И, пожалуй, я никогда не узнаю правды, кто такой на самом деле Том Трэвис, поет ли он о любви смертной и бессмертного просто так или рассказывает свою историю. И почему с каждым годом его все больше тянет в лирику, попсу и любовные сопли, когда в его полном распоряжении есть толпа фанаток, готовых сорвать с себя последние трусы, и на женское внимание грех жаловаться. На эти вопросы, наверное, никто не знал ответа…

    Я сунул диск в дисковод, там что-то тихо зашуршало, а после раздался мелодичный, пробирающий до самых глубин души голос Трэвиса:

    — Я буду любить тебя, крошка. Любить вечно, пока моя память не утонет в море крови…