Table of Contents
Free

Линия разграничения

Maryna Ostromyr
Novel, 453 245 chars, 11.33 p.

In progress

Table of Contents
  • Chapter 4
Settings
Шрифт
Отступ

Chapter 4

… – Максик, один из самых значительных символов победы, с древнейших времен – получить гарем противника. И не только ради удовлетворения каких-то там потребностей, обычно после разового удовлетворения этих потребностей, гарем убивают – возни много. Прежде всего гарем нужен, чтобы унизить соперника, овладеть очень важным для мужчины, определяющим, как и его самооценку, так и социальный статус, не говоря уже о всяких там личных чувствах – овладеть в физическом смысле и желательно на глазах поверженного соперника... Поэтому в некоторых кризисных ситуациях, очень опасно объявлять о своем покровительстве женщине, не навредив ей. Ваш враг навредит женщине больше, если будет знать, что она – ваша женщина…


…Их привезли в село – представлял в уме карту, понимал где находятся.  Некоторые дома были полностью разбиты артиллерией, некоторые сгоревшие… По улицам ходили военные, стояли машины. Увидел пару гражданских лиц в окнах – сразу задернули занавески, когда увидели, что смотрит. 

Завели в дом. Девчонок куда-то налево, по коридору, его в комнату прямо. Там никого не было. Связали руки веревкой, посадили на стул, приказали не двигаться.  Обычная комната жилого дома, что-то вроде кабинета, где мирный папа в мирной жизни уединяется от семьи и играет после работы в контрлстрайк или квейк, чтобы придать огонька своей скучной жизни… Вот стол папы, вот его ноутбук с игрой, детская картинка на стену, прикрепленная булавкой. Все остальные  картины, что видимо висели на стенах, свалены в кучу, рамки сломаны, только этот детский рисунок остался… Где теперь этот папа?

…Веревка – это отлично, это просто замечательно! Если бы скотч, то все, труба… Да и пластиковый зажим тяжело с рук снять, а веревку уже ослабил вполне прилично… Может, удача возвращается? Нужно трепыхаться – шансы всегда есть..

Ох, какими словами ругал про себя командира, когда тот заставлял развязываться. На время. И под водой. И еще по-всякому…


… – Зачем мне это? Я не спецназовец, я герой-любовник!..

– Развязывайтесь, Максичек, в жизни все пригодится…

Мало гонял, командир!


…Рискнул встать, посмотрел в окно. Стоит машина, как раз напротив. Приоткрыты окна. Закрыта ли машина? Оставил ли кто по недосмотру ключи? Старая, добротная, военная модель, можно завести и без ключа, но время займет… Как добраться до той машины? Уже темнеет… Одному можно рискнуть – разбить окно табуреткой, прыжок, два шага и… Есть шанс, есть. Но – девочки? Но Джи…

Очищал, как мог со связанными руками, грязь со перламутровых ногтей… Ждал, думал, выбирал варианты.


Наконец пришел их командир. Ровесник на вид, чуть за тридцать – обычный на вид человек. Зачем ему это все? Зачем идут в военные?

Защищать свою страну? Так напали же на чужую.

Подзаработать деньжат? Так и платят не особенно, чтоб за такое.. В наемниках и то бы больше накопил – в охране рисковых производств, алмазных шахт… Полно в мире такой работы!

Пес войны? Нравится вот это все – кровь, стрельба, беготня, адреналин, риск… Знает таких, полно такого народу. Но какой тут риск – за гражданской машиной на танках охотиться?

И не спросишь ведь, а действительно интересно. Кто он, по классификации командира: психопат или дегенерат?


…Этот иностранец Даниель был жалок и чрезвычайно суетлив. Он рассказывал, запинаясь и глотая слюну, про то, что он случайно тут оказался, в военном конфликте не участвует, в суть его не вникает и вникать не хочет. Хочет домой. Позвольте вернуться домой… Семья заплатит, у него богатая семья…

Всего лишь пару ударов по морде и пару тычков под ребра, что получил по дороге сюда, и учитель Даниель уже позабыл о своих студентках – говорил, что он боится, ему нужна помошь, его спасите…


Таких, как этот Даниель, ненавидит тот, кто сидит напротив. Ненавидит за более сытую и спокойную жизнь, за нарядный голубоватый вид; за то, что тому, у кого паспорт страны первого мира, больше дают девушки… За вот эту их заграничную, доброжелательную и открытую белозубую улыбку… Вот, как видел такие зубы – то сразу выбить их хотел. Без всякой на то личной корысти – ну бесили его такие зубы и радостные улыбки, как у дурачков…

А тут этот, с белыми зубами и светлыми кудрями, теперь такой жалкий, так унижается, так лебезит, чтобы жизнь свою заграничную сохранить, да любой ценой выкупить… 

Приятное, должно быть, у того военного чувство – на такого учителя смотреть. В своих глазах возвышается – ведь он сильнее. И что-то значит хоть в этот момент.


Даниель не знал, понимает ли его тот командир, но регулярно перемежал свою речь магическими словами “доллары” и “евро”...

Периодически, во время своего жалкого блеянья, прерываемого всхлипыванием и растиранием слез по лицу,  он порывался встать со стула, подойти ближе, все объяснить этому доброму командиру, который наверняка поможет… Доллары… Евро… 

И каждый раз, тот командир останавливал попытки Даниеля встать агрессивным жестом. Смотрел в ноутбук, щелкал по клавишам. Наверное доигрывал партию в игру, которую не доиграл чей-то папа…

Да, блин, не понимает ни хрена! Тот военный ничего не понимает, но ему стыдно признаться, что дурак, даже школьную программу позабыл…


…Это вообще самое сложное в практике учителя иностранного языка: когда человек, боясь показаться глупым или смешным, просто кивает в ответ на иностранную речь, усугубляя непонимание. Не делайте так никогда! Не знать не стыдно, а вот быть таким дебилом – должно быть стыдно очень.


… — Переводчик в телефоне! – с идиотской радостью воскликнул учитель Даниель, подпрыгнув на своем стуле, – Можно? – спросил с надеждой, – Я напечатаю текст, вы поймете. 

Телефон Даниеля лежал на столе перед тем. Даниель умоляюще показывал на него пальцем.

Доллары… Евро… За меня заплатят… Много денег…

Наконец тот разрешил подойти и воспользоваться переводчиком в телефоне. Даниель приковылял к столу, поправил лампу, чтобы видеть клавиатуру, не отрывал телефон от стола – не очень-то удобно, со связанным руками... Пальцы с перламутровыми ногтями бегали туда-сюда, перламутровые ногти блестели  в свете яркой лампы, ногти переливались разными цветами… Даниель перебирал пальцами еще быстрее, старался попасть в ритм…


А зачем вы думаете ему перламутровые ногти? Уж точно не потому, что гей… кстати, что за тупые стереотипы – не знает ни одного гея с маникюром и перламутровыми ногтями…

Это старый прием, еще Эльвира научила, любая цыганка на вокзале его знает. Смысл в том, чтобы рассеивать внимание того, кто на ногти смотрит, когда вот так ногти быстро шевелятся в ярком свете, в разном цвете переливающихся перламутровых частиц, Женщинам удобней с перламутровой помадой работать – тогда еще и другие органы чувств объекта подключается, но почему-то мужчинам неприлично с перламутровой помадой ходить…

Вариант воздействия зависит от целей индуктора: либо погрузить в сон(ну, вот как в кино гипнотизеры маятником перед лицом клиента машут, так механизм типа того) – это сложнее и дольше, либо просто сделать менее внимательным – клиент даже не заметит, что цыганка что-то стащила, поскольку внимание клиента на ее помаду или перламутровые ногти отвлекается… Ну, не особый специалист в этом, конечно, но несколько раз использовал и всегда удачно.


…И тарабаня пальцами, и повторяя тому на ушко низким шепотом “доллары… евро”, приблизился достаточно  близко, неожиданным и резким движением, сломал шею. 

Это в буквах много, читать долго, а так все секундное дело. Тут важен навык, движение, которое выполняется автоматически. Командир научил…


… – Гуманность – очень важна, – вещал как-то командир, – Вот этот прием, что я вам показываю, один из самых гуманных способов умерщвления людей – быстро и безболезненно. Никакой кровожадности, только рациональное решение, обоснованное обстоятельствами… Ну-ка, покажите еще раз!

– Я герой-любовник, а не боец!

– Ну, боец вы, конечно, весьма средненький, но этот прием получается у вас неплохо… Давайте еще раз. И помните о гуманности –  вы хороший парень, а не злодей… Еще раз!

Командир был тот еще гуманист. Слухи ходили про его “гуманность”, “обоснованную обстоятельствами”. Командир утверждал, что все врут – он не может поступать недостойно, не соответствуя своему кодексу –  видимо, очень гуманистическому кодексу. “Гуманность – главное во всем, Максичек…”

– И что, не пользуетесь негуманными способами? – с сарказмом спрашивал студент Максичек этого гуманиста. Будет тут морали читать про гуманность, со своей-то репутацией!

– Я – пользуюсь, – ответил гуманист, – Если это обосновано обстоятельствами. Вас учить не буду. У вас психотип не тот, не нужно вам это… Повторяйте еще раз! Не сломайте манекен, они все казенные, на меня в ведомости записаны.


… Когда забрав со стола свой паспорт и телефон, навесив на себя оружие, что с трупа снял, открыл дверь – крепкую межкомнатную дверь с прекрасной звукоизоляцией, не поскупился тот папа на двери, чтобы дети играть в стрелялки не мешали! – то очень пожалел, что негуманных способов не знает. Потому, что, открыв дверь в коридор, услышал, как кричит Джей…


Джей была первой красавицей их группы. Ей было двадцать пять лет, она приехала из провинции. Там закончила какую-то провинциальную модельную школу, но ей недостаточно было рекламировать матрасы в местном хозяйственном магазине, она супермоделью хотела стать, миллионы зарабатывать. 

И, честно говоря, вполне этого заслуживала. Роскошная барышня, роскошная – волосы, ноги, глаза… Лицо – золотое сечение… Достоинство, осанка – как у королевы…

Но ее мать в той провинции одна растила, денег мало было, вот и начала Джей, как для модели, поздновато. …В городе в модное агентство записалась – там уже и заказы за деньги капали, то показ мод, то реклама дорогого магазина… Тяжело пробиваться – спать за промоушен ни с кем не хотела, такая дура принципиальная!  – а как в модельном бизнесе без этого! Уж кому не знать, как не ему…

Сплетницы из группы трепались во внеурочное время, что Джей такая заносчивая – вообще с мужчиной в постели никогда не была. И это модель! И это в ее-то возрасте перестарка! “Модель-девственница” – звучит, как анекдот. Или врет или точно больная на всю голову…

Английским Джей старательно занималась. Агентство ее обещало на какой-то конкурс красоты мировой отправить, вот она и взяла интенсивный курс. Да, она замечала, как хорош Даниель и флюиды его особые чувствовала, но слишком на себе была сосредоточена, на своей работе… Как-то болтали в баре, Даниель прямо спросил подвыпившую Джей, почему с мужиками не спит?

А она ответила, что все и так считают модель проституткой, девушкой, которой любой  может заплатить за эскорт…

– Особенно иностранцы этим отличаются, – заметила обиженно Джей, – приезжают сюда некоторые  на секс-туризм, а ведь у самих ни рожи, ни кожи, ни даже денег особых нет… Устаревшие стереотипы! У меня денег иногда больше, чем у тех, кто хочет меня нанять.

…Так вот, по мнению Джей, если один раз кто-то узнал про любовные похождения модели – даже если они искренние и бескорыстные! – все, она уже записана в проституки и ей вообще никогда не светят карьерные перспективы без того, чтобы спать с “нужными людьми”.

– А так все думают, что я на голову больная, фригидная с дефектами развития, или хотя бы лесбиянка… И оставили меня в покое… Хотя бы до конкурса, там, если хоть в полуфинал попаду, то и предложения другие будут...

Может, вынужденное одиночество и принесло ей покой и самоуважение, но Джей была одинока – коллеги по модельному бизнесу эти ее “странности” не понимали, кавалеров она отшивала, но и осталась одна, когда беда пришла. И ехать было не с кем, тогда и вспомнила про Джи – старосту их группы. Они особо не дружили никогда – слишком разные, но Джи, ведь, старая лесбуха, не сможет устоять перед красотой Джей и отказать в помощи, и вывезти из города, отвезти домой к маме…

Это был первый раз, когда Джей воспользовалась своей красотой в корыстных целях.

Но Джи помогла ей совсем не поэтому.


…Подошел к комнате, откуда кричала Джей. Вероятно, это детская – наклейки смешные на дверях. Комната девочки – принцессы и кошечки… Представил себе в уме, где окно, где обычно ставят кровать, где стол… Толкнул резко ногой дверь, дверь не была закрыта. Двоих он застрелил сразу, в спину – они не успели обернуться. Третьему попал в лицо, и подождал полсекунды, чтобы четвертый слез с Джей, чтобы пули не прошли через его тело и в нее не попали… Тот свалился на бок, со спущенными штанами и эрегированным членом. Кто-то говорил, что труп так и остается, с эрегированным членом, не знает точно, не проверял… Не очень-то почетно так сдохнуть.

Это вообще не было сложно. Это вообще было куда проще, чем на занятиях по стрельбе: застрелить в спину уродов-дегенератов, которые побросав свое оружие и позабыв все на свете –  про то, что они на войне тоже, смотрели, как еще один урод-дегенерат насилует, найденную в канаве, девку. С четвертым уродом проще всего было: он так застрял – спазм вагины, что даже до оружия, что совсем близко лежало, дотянуться не успел…

Закрыл дверь изнутри. Если в доме есть еще люди, они придут. Тогда он убьет столько врагов, сколько сможет, а потом застрелит Джей и себя… Но, может, подумают, что это девку пристрелили и учителя, не обратят внимания? 

Максику-везунчику должно хотя бы еще раз повезти. Пока никто не пришел.

– Джей, – позвал ее. Не отвечала.

Присел. Низкая кровать, для детей, не очень удобно… Посмотрел, что  там у Джей там между ног. Ну… Могло быть и хуже, конечно. Взял с тумбочки минеральную воду в бутылке, вылил ей на промежность.

– Джей, – сказал, – Надо выбираться, надо уходить, вставай.

Молчит. Жива. В сознании. Рефлексы сохранные. Не реагирует. 

Натянул на нее штаны, одел куртку. Шапки не нашел, замотал голову наволочкой… Поставил на ноги. Стоит, как кукла…

Блин! Что ж поделать… Посадил на кровать. Сидеть не могла, по понятным причинам, легла.

Блин, блин, блин… 

Закрыл ее на ключ в комнате с четырьмя трупами – зачем интересно тот папа сделал замок в детскую, разве можно запирать детей? – и пошел искать Джи.

На выстрелы по коридору от входной двери бежал всего один солдат – молодой паренек, еще и двадцати нет. С ним Даниель справился очень быстро – у того, судя по всему, пару месяцев подготовки, у Даниеля больше, да и баллы, не смотря на недовольство командира, выше среднего… Гуманно справился, из-за угла выпрыгнул, старался не шуметь больше…


… – Гуманность – это не просто мой каприз, – рассказывал командир, – гуманно – значит, тихо. А тишина в нашем деле очень важна, дает значительную фору… Главное, не отвлекайтесь на совершенно ненужные эмоции – месть, горилье битье в грудь над поверженным врагом, хвастовство перед самкой и все такое. Решайте вопрос гуманно, быстро, тихо и идите дальше. Выполняйте задачу и не нарушайте кодекс.


…Где Джи? Прислушивался к каждой двери. Наконец возле одной услышал тихое женское вытье.

Достаточно спокойный по темпераменту и неконфликтный Максик, “средненький боец” и герой-любовник,  понюхав крови, совершенно взбесился. У него было оружие и он был очень зол.

Ну, он покажет им сейчас реки крови!

Выбив дверь, увидел, что реки крови там текут и без него.


Видимо, папа, что жил в этом доме любил маму – в доме была гардеробная, мечта любой хозяйки, даже если окна в такой комнате нет. Полочки для обуви, кронштейны для костюмов… Стиральная машина, сушилка…

Стиральная машина была в крови, как и машина сушильная.  В крови весь пол. 

Да вообще никогда не видел столько крови в одном месте! Даже не подозревал, что все пять литров выглядят так – очень много.

Кровь видимо вытекла из мужчины в военной форме, что лежал лицом вниз.

Рядом с ним сидела Джи, обхватив колени руками, и качалась и стороны в сторону. Кей и та, имени которой не знал, забились в угол, где лежали лыжные ботинки разных размеров. Теперь перед ботинками лежал автомат и женщины автомата боялись.

Некогда было расспрашивать, что там стряслось – справились, вот и хорошо.

– Нужно уходить, Джи! – обвешанный своими огнестрельными трофеями, присел рядом с ней с трудом, – Скорее поднимайся!

Не отвечает. И эта тоже... Да что ж такое! Ну, Джи-то не может позволить себе спятить, как Джей, даже если произошло  что-то ужасное, да он не знает более крепкой тетки…

– Послушай, Джи, – взял ее за руку, посмотрел в глаза.

Еще раз удивился, что глаза такие же, как у командира. И обратился к ней, как обратился бы к своему командиру.

 – Там напротив входа машина, маленький такой внедорожник, у вас много таких ездит, а мне незнакомая модель… Ту машину нужно завести без ключа, я ключ не нашел. Я буду целый час возиться, чтобы без ключей завести, ты лучше в этом разбираешься… Помоги мне, Джи, я не справлюсь один. 

– У меня ватные ноги, – ответила она, – Я не могу встать.

Поставил Джи на на ноги. Без повреждений вообще.

– Это нервное, сделай пару шагов и пройдет… Девочки, держите ее... Вот так, детка, молодец…

Стоял на коленях, переставлял ей ноги, как младенцу. Целовал эти ноги в грубых брезентовых штанах – он не сможет вывести всех без нее, ему нужны эти ноги…

– Получше, – призналась, отодвинула поддерживающую Кей, – Пошли… Где Джей? Она так кричала..

– Джей жива, нас там ждет.

Джи нужно было переодеться – вся ее одежда пропиталась кровью. Ох, что же тут случилось?

Но это же гардеробная! Нашелся подходящий свитер… Наверное, мама этого дома не будет против. Если, конечно, вообще еще остался тот, кому все это носить… Джи сама надела теплую военную куртку и шапку того солдата. Непонятно – то ли, чтобы на улице не выделяться, то ли, как трофей. Странная эта женщина – Джи.

Был некоторый киношный символизм в том, что перед выходом Джи покрыла голову мертвого человека своим, полностью пропитанным кровью, бюстгалтером…


Потом рассказали, что случилось. В ту гардеробную, куда женщин кинули с самого начала, пришел тот жирный хрен и хотел завалить здоровую Джи, такой челлендж у того был – справиться с “большой бабой”. Тем более, что на красавицу была большая очередь… Но Джи не смогла завалиться без боя… ну, знает ведь, Даниель , что про Джи говорят… Ей и так все мужики противны – даже такой лапочка, как Даниель, а тут такое… Ну, тот не справился с ней по-хорошему, начал бить, руки скрутил веревкой, сверху навалился… И тут вдруг как заорет: Джи в шею ему вцепилась зубами и давай драть, с рыком страшным, кровь течет… Этот к автомату тянется, но тут обе они, Кей и другая, неизвестно почему – от страха наверное, не думали совсем… оно само… рухнули сверху, на спину тому – на двоих стопятьдесят кило весу, руки держали, чтоб до оружия не дотянулся, яйца в руке пытались сжать как можно больнее… И ждали, пока Джи шею того догрызет и он трепыхаться под ними перестанет…

А потом развязали Джи, забились в угол и стали ждать, когда их убивать придут. Потому, что Джи никакая стала после этого, едва дышит. А без Джи они очень боятся, вон автомат тут лежит, но они в жизни автомата не видели – даже не знают на что нажимать… Да и страшно это - людей убивать.


Нет, ну представляете! Жуть какая… Этот случай вполне может быть зачислен в коллекцию “жутких рассказок” командира. Командир, когда выходило какое-то кино, страшное – всегда критиковал. Потому, что “в жизни еще хуже”. И выдавал одну из “жутких рассказок”. Что-там было про челлендж спецназовцев – загрызть врага со связанными руками, командиру рассказывали про одного чувака, который даже выгрыз кому-то там сердце, но командир считает, что это чушь собачья, а вот шею перегрызть – вполне возможно. Нет, самому не приходилось… Но бывает.

Но это же не спецназовец, а обычная городская тетка, хоть и здоровая. Еще и не особо молодая…

Придется, судя по всему, пополнять коллекцию наставника.

Было скучно в учителях, Максичек? Оперативную работу хотел? Побегать, попрыгать с пистолетом?

Кушай, не обляпайся.

Главное – добеги! Допрыгай до безопасной зоны. И команду свою выведи. Да, Максичек, у тебя снова есть команда: вампир, зомби, та которую он почти не знает и та, которую он даже не знает, как зовут.

Какой командир, такая и команда. У него всегда так.