Chapter 6
…Сняли с Джей куртку и наволочку с головы, причесали волосы. Свитер спереди подвязали, чтобы видно было талию ее осиную и бедра, ноги длинные и стройные… Но красавица стояла, как зомби – расставив руки широко и расстопырив руки.
Ну, нет! Это не раненая антилопа, а полутруп, который добить хочется, а не повеселиться. Такую точно снесут, не остановившись…
– Я же говорила – не годится она, вообще не в форме девка, – расстроено сказала Джи. Кей с той, другой, безуспешно плясали возле несчастной, пытаясь ее взбодрить…
– Человек из комы может подняться, ради самого для себя дорогого. Мать может невозможное, ради жизни ребенка, ученый все сделает ради открытия… Мотивируйте людей правильно, Максичек, тогда они все для вас сделают…
…Хотел за руку Джей взять, но не стал – психологи говорят, что нельзя после насилия, тем более, мужчине. Не согласен, но рисковать не стал. Не знал, понимает ли она сейчас английский, попросил девчонок помочь, говорил четко и просто:
– Джей! Я убью их всех. Я убью всех, кто тебя обидел… Но ты должна выйти на подиум: эта дорога – твой подиум, это конкурс. Круче, чем “Мисс Вселенная”, самый главный конкурс в твоей жизни. Ты идешь вон туда, как надо идешь: подбородок параллельно земле, плечи развернуты, локти прижаты, шаг от бедра…
Потом, увидев минимальную реакцию в ее пустых глазах, взялся за нее сильнее. Он же был в модельном бизнесе, знает как ведут себя режиссеры показов.
– Собралась! Чего ты стоишь, как калека! Выпрямилась.. Взгляд вперед! Подбородок вверх… – еще и делал пассы своими перламутровыми ногтями перед ее носом, фигню вот эту всю манипулятивную применял.
Кей хватала за руки, умоляла “отстать от бедняжки”, Даниель очень грубо велел заткнуться.
Конечно, нехорошо! Да любой психиатр отхлестал бы за такое гнусное психологическое давление, а феминистки еще бы и забросали камнями. Но у льва нет другой раненой антилопы!
Но добился результата: на фоне солнца по дороге шла, как королева, женщина, с длинными, как и полагается королеве красоты, ногами и красивой фигурой, прекрасные волосы спускались ниже талии… Зрелище было удивительным, волнующим, очень впечатляющим – среди унылого зимнего леса, подмерзших луж и серого асфальта увидеть такое…
– Ну, скажи? – спросил довольный режиссер показа.
– Офигеть! – сказала Джи. Она уж разбиралась в женской красоте.
…А те пятна крови на джинсах практически не видно, уже темнеет.
Но Джей пахла кровью. И в прямом, и в переносном.
Гиены попадутся.
Маленькая девочка из собачьей будки сидела довольно далеко от дороги на опушке леса. Девочка держала в руке морковку и шоколадный батончик, и от, шеи до пяток, завернута в две куртки – той большой тети, и того дяди с перекошенным лицом. Шапку ушанку не очень удобно завязали под подбородком, но сказали, если снимет – отморозит голову.
Добрая тетя, которая впустила ее в машину, ласково сказала, что девочка должна сидеть тут одна до рассвета – все взрослые пойдут собирать грибы для супа… Ну, девочка ведь любит грибной суп?
Маленькая девочка не должна сдвигаться с места, чтобы не слышала… Да, батончик можно съесть, но лучше не весь сразу. Потому, что батончик – только один, а идти далеко.
Если они не придут… ну, она же читала сказки, все могут случайно заблудиться в лесу… Когда поднимется солнце, девочка должна идти так, чтобы утреннее солнце светило ей в спину. Там, где солнце поднимается – восток… Потом солнце будет подниматься выше и должно быть справа – это юг! – девочка не должна сворачивать и идти прямо… Тогда можно съесть вторую половину батончика …Правда, как весело играть с солнышком? Девочка идет прямо и прямо, а солнышко кружится – вот это так игра!... А когда солнце начнет садиться, то девочке нужно съесть морковку и идти прямо на солнце, никуда не сворачивать – это на запад. И прийти к солнцу… К вечеру там найдет каких-то людей – люди девочку накормят… А они все потом найдутся и придут. …Да нету тут никаких медведей! И волков тоже нет…
А вот в карманчик положит бумажку с номером телефона. Это телефон мамы этой доброй тети. Пусть маленькая девочка, когда найдет людей, попросит кого-то из добрых людей позвонить по этому телефону и передать от доброй тети привет и то, что она очень-очень любит свою маму…
…Тут еще пришел дядя с перекошенным лицом, который очень непонятно говорит, сказал странными, кривыми словами, что если девочка сдвинется с места до рассвета и, если будет идти куда-то, кроме запада, то он засунет девочку в собачью будку обратно.
Не бойся, деточка, дяди с перекошенным лицом, он просто устал. Ты же знаешь, мальчики должны защищать девочек, а в нашей компании столько девочек, а мальчик один… Вот и перекосило бедняжку.
Блин! … Но да ладно, у мелкой вес небольшой, она и через минные поля может пройти. По крайней мере, пособие “Мины и их виды” сообщало, что вероятность такая есть.
Ну, что же делать ему с этой девочкой, если вдруг не повезет? Дойдет как-нибудь одна, дети очень живучие… Вот его один раз в таком возрасте забыли на пикнике в лесу и он отлично пришел сам по солнцу. И эта сможет.
Четыре гиены ехали в легковом, раскрашенном под камуфляж, автомобиле. Четыре гиены, увидев на фоне закатных лучей мисс Вселенную, пооткрывали рты… Что поделать, природа устроила некоторых самцов хомо сапиенс так, что половой инстинкт лишает их разума настолько, что приставку сапиенс можно смело отбрасывать.
Гиены начали кричать что-то, высунувшись из окон, а потом начали замедлять ход…
Ну, лев, теперь твой выход…
Блин, блин…. Почему один?! Почему не вступает Джи?! Заменил рожок, начал стрелять снова… Да, водителя он снял сразу, машину развернуло не очень удобно… Второй ранен, но возможно вполне боеспособен – из-за кустов видно не очень, два на ногах точно, начали стрелять в ответ… Выходят из машины, отвечают очень бодро – уж наверняка патронов побольше, чем у него… Нельзя высунуться вообще… Эффект неожиданности упущен… Блин! Если они разделятся, если обойдут его с разных сторон…
Прислонился к стволу и тяжело дышал. Конечно, “у каждого нормального бойца должен быть блан В”, но без второй огневой точки у него иного плана нет, кроме как сдохнуть…
Послышались вялые одиночные выстрелы с другой стороны… Ну что за дура! Так еще хуже!
Но Джи разошлась, начала очередями. Она нарушила приказ, покинула скрытую позицию, переместилась ближе.
Ответный огонь теперь больше в ее сторону. Джи страшно ругалась, слышно даже сквозь грохот стрельбы… Пришлось покинуть удобное дерево, ползти ближе, все-таки как-то добить этих гиен… Зачем вылезла, дура!
Раздался странный, частый стук. Эти дуры из канавы стали кидаться щебенкой с обочины… Ну, не идиотки ли – невозможно снизу кидать, да так, чтобы вверх попасть, а потом вбок – это не баллистическая ракета, а камни!
Щебенка попадала не во врагов – ну невозможно попасть, как не ясно! – но по машине, громкий шум отвлекал, тем третью сторону держать в поле внимания было сложно. Конечно, они полоснули пару раз по той канаве, но там девки хорошо прикрыты баррикадой из щебня и палок, если не высунулись…
Но нет, та придурковатая другая, имени Даниель которой не знал, вылезла из канавы и стала кидать булыжниками прямо в спину гиенам – да довольно точно… Гиена обернулся на полсекунды, на полоборота, чтобы застрелить безумную тетку, взявшуюся ниоткуда, но Джи уже достаточно освоила стрельбу из автомата, чтобы застрелить его самого…
Та, имени которой Даниель не знал, симпатизировала Джи. Но только очень потаенно. Поскольку в отличие от Джи, никогда себя не обманывавшей насчет того, кто она такая, эта женщина тридцати пяти лет очень хотела быть как все. И даже замужем была пару раз, и детей имела… А потом как-то она привезла свою машину на ремонт в автомастерскую Джи. И все, пропала… Ну, как в кино пишут.
Но ни себе, ни ей признаться не могла – традиционное воспитание, религиозная семья… Просто очень часто посещала автомастерскую.
– Ну, как же так можно обращаться с автомобилем! – удивлялась Джи частому ремонту. А та нарочно так обращалась с автомобилем, чтобы повод был в ремонт ездить. Так они и подружились, общаться и вне ремонта стали.
Очень одаренная и незаурядная, а поэтому несколько самовлюбленная и самоуверенная, Джи ту особо за человека не считала – “мямля какая-то непонятная”, но и не гнала особо, так как “человек хороший”. Кстати, именно эта женщина посоветовала Джи бесплатные занятия в Культурном центре, чтобы английский поднять, у самой не было времени посещать, а отзывы неплохие…
И в тот день, эта, совсем не близкая приятельница, посетила Джи, якобы осведомиться, что там ее машиной, а на самом деле узнать – как там она, не случилось ли чего с Джи. Детей с бабушкой отправила из города на самом первом голосе, а сама поехала к Джи, напроситься вместе ехать, все равно куда… А потом к детям поедет. А то Джи такая бедовая, думает, что круче всех мужиков – как ей одной ехать. Хотелось вместе поехать. А то мало ли, как эта война жизни всех перекуролесит…
А эта Джи набила всю машину какими-то дурочками с английского, да еще и заграничного придурка пригласила…
Ну, зачем вообще посоветовала Джи ходить в тот тупой Культурный центр! Так бы и ехали одни.
…А когда тот жирный хрен Джи хотел застрелить, то на спину ему прыгнула, чтобы двоих застрелил, раз такое дело… И сейчас, когда увидела, что Джи очень хорошо видно – бедовая здоровидла в азарте боя, в восторге от того, что поняла, как автоматом пользоваться и смерть им причинять, вышла в поле видимости, то не смогла видеть, как убьют Джи. Вот и вылезла из канавы. И стала кидаться камнями. Ну, что еще могла, пусть и ее убьют, если Джи застрелят.
Но не сказала Джи, почему вылезла, и никогда не скажет.
… Короче, пока они возились с этим всем, антилопа ушла довольно далеко по подиуму, Кей пришлось догонять и обратно приводить.
– Все для тебя, детка, – сказал Даниель королеве красоты, оттаскивая с помощью той, другой, труп с дороги – мешал машине проехать. “Спасибо” он не получил, но что-то в глазах безумной шевельнулось – неплохой результат.
Ехать нужно, как можно быстрее, но тут проблема новая образовалась… эээ… этического плана. В той машине пассажир еще живой был – Даниель выволок раненого из машины, тот катался по земле и что-то орал на своем языке.
Вот блин! Ну, и что теперь делать?
Понятно, что, типа, конвенции всякие есть, женевские. Но то для комбатантов конвенции, а Даниель к действующим армиям не относится, да и вообще, со вчерашнего дня безработный – гражданское лицо.
И что вы предлагаете ему делать? Тащить этого мерзавца на себе?
Нет, лично с ним Даниель не знаком, тот ему лично ничего не сделал, более того, Даниель напал на того первый. Но этот парень, надев эту форму, подписался под тем, что сделали с Джей, что хотели сделать с ними всеми…
Вот, что бы к примеру сделал Махатма Ганди? Или мать Тереза… Кто там еще из известных гуманистов? Они бы положили этого раненого бугая на колени к изнасилованной девушке и везли его в больничку, рискуя жизнью? Или оставили тут подыхать на дороге? Или еще что?
Только с одним гуманистом знаком, тот уклончиво рекомендовал “поступать по обстоятельствам”. Проявлять гуманность.
Направил пистолет на того, кто валялся на земле, но подумал, это вид гуманности не тот, на который гражданским лицам стоит смотреть. Хотел приказать, чтобы отвернулись, но когда обернулся и посмотрел на своих студенток, то передумал. Какой-нибудь поэт сказал бы, что жажду крови в глазах девчонок увидел, отмщения страсть… Но он же не поэт и даже стишков подобных, в отличие от командира, не читал.
Опустил пистолет вниз, отступил в сторону.
– Он ваш, девочки, делайте с ним что хотите.
Отошел еще дальше, чтобы не мешать своей группе пинать беспомощного раненого ногами, со страшными воплями проклятий – у них есть на это полное право, у них есть полное право делать с такими, как тот, все, что угодно.
Даже Джей расшевелилась. Психотерапия, своего рода… Может, после подобного сеанса идти будет бойче, а то такая тормозная, всех задерживает…
Девчонки – некомбатанты, они женевских конвенций знать не знают, они жертвы насилия, у которых есть право убить преследователя. Настолько жестоко, насколько он заслуживает. В этом гуманизм по отношению к жертвам.
Рядом стояла Джи. Она подобрала пачку сигарет, которая выпала у той гиены из кармана и курила. Предложила учителю сигарету.
Странно, Джи казалась самой крепкой из всех, но кровавое возмездие вообще ее не интересовало.
– Поэтому и не интересно, что я покрепче, – объяснила, – это им хоть как-то нужно достоинство вернуть, – кивнула на девчонок, – А я и так справлюсь.
Выкинула окурок, закурила вторую сигарету.
– Но только это…– помедлила, – ты тяжелый груз на них повесил, Даниель. Адреналин сойдет, физическая боль утихнет, а вспоминать вот это… толпой, на одного, до смерти… не очень-то будет.
Гм! Пожалуй так. Все-таки он педагог…
“Пусть лучше я, чем кто-нибудь другой”... Слышишь, командир, так ты это имел в виду, поговорку свою поговаривая? Понятно теперь, что это значит.
Пусть лучше он, чем кто-нибудь другой.
… – Стоп! – Даниель подошел к толпе женщин, размахивая пистолетом, что вытащил у другого трупа, – Разошлись. Достаточно веселья.
И, практически не целясь, выстрелил тому в голову. Этот груз на нем. Не на них.
Даниель “открыл врата в ад”. Так образно, как обычно командир выражался, он описывал тот момент, когда жизнь человеческая перестает иметь значение, а отнять ее уже не тот груз, который тяжело поднять – нечто обыденное, рутинное, что несложно сделать при некоторых навыках. Вернуться нельзя. Врата те тоже не закрыть, разве что прикрыть хлипкими досками психотерапии или богомолья.
Врата не открылись ни в той стрельбе в университете, ни в том парке, где чуть было не лишился уха. Только сейчас… Возможно Иисус мог бы удержать те врата закрытыми, но Ганди с матерью Терезой – точно нет.
…– И сигареты у него дрянь, – сказала Джи, отбрасывая всю пачку прочь, побрела забирать ребенка с опушки, хотела побыть одна.
