Chapter 7

Джи отказалась садиться за руль, сказав, что чувствует себя неважно, Даниель хотел осмотреть телефоны гиен, поэтому за руль посадили ту, другую, пока она еще в кураже от своей выходки с камнями и не станет ныть, что с выключенными фарами машину вести не может.
Связи на телефонах не было и интернета, соответственно, тоже. Но Даниель изучил еще раз карту – блин, ну надо же вырваться из этого бермудского треугольника! Девки еле на ногах стоят… еще и ребенок этот, еды нет, пьют из луж, которые Даниель, чтобы поднять дух своего отряда, называет “родниками”...

Нашел в телефонах такие интересные фотки и прочие данные, которые не смог выбросить – все-таки, хоть и профнепригодный он, но учили профессионалом быть. Перед тем, как телефоны в окно отправить, достал карты памяти, спрятал ловко в ботинках…

Вот может и “средненький боец”, а вот такие штуки очень ловко может делать. Командир, когда принимал экзамен, так и не смог руками, без спецустройств, найти симку в ботинке, хоть полчаса возился.

– Ну, Максичек, не ожидал, – так сказал. Это значит, что Максичек утер нос этому заносчивому павиану, который думает, что лучше всех. Как Джи.

..Джи что-то притихла. Побледнела, посерела как-то…

Блин! Ну, что за кретинка!

А что еще подумать, после того, как увидел, что сквозь рукав ее толстенного тулупа просочилась кровь. Ну, не жалеть ведь эту здоровидлу тупую! Она еще и в гору поперлась, за ребенком тем! Теперь рассказывает, что не хотела тратить время – ехать нужно быстрее…

Дура! Как командир идиотский – слабость стесняется показывать, тем, что тоже больно, что тоже человек из плоти и крови. Кровь вытекает, а ее, как помнит, не так много…

– Найдите в багажнике аптечку! – ну должна быть в военной машине аптечка!

Начал перелезать на заднее сиденье, чтобы медпомощь оказать, но Кей сказала, чтобы смирно сидел – она медсестра с дипломом, а он  какие-то там курсы первой помощи прошел, пусть не умничает и не орет, и не учит тех, кто умеет лучше и знает больше…

Кей работала медсестрой почти десять лет. В отоларингологии детской больницы – гаймориты, отиты, вот это все… Кей очень нравилась медицина, она из тех, кто пошел в медколледж по призванию, да и по характеру из тех, кого старинным выражением “сестры милосердия” можно назвать смело. Добрая, безотказная, всегда рада помочь… Добротой таких частенько злоупотребляют родственники, соседи и коллеги – она бесплатно делает уколы, ставит капельницы и меряет давление. Ну, как отказать больному!

А потом в больнице, на ее смене, на ее руках, случилось несчастье – умер ребенок. В их отоларингологии такое первый раз за все десять лет, что там работала… Нет, никто не виноват. Один случай на миллион, аллергия на самое обыкновенное лекарство, не удалось купировать из-за сопутствующих причин… Кей реанимировала дитя до перевода в реанимацию, но безуспешно – на ее руках ребенок скончался. Ни у кого не было к ней претензий или обвинений – ни у администрации больницы, ни у осиротевших родителей, но Кей не смогла больше выйти на работу. И вообще оказывать медицинскую помощь людям. Чем вызвала крайнее недовольство всех этих родственников, соседей и коллег, которым она раньше помогала безотказно.

Кей очень любила детей, раньше думала, что вот, будет чуть посвободней, так займется личной жизнью и обзаведется кучей детей. Но с этим тоже не получилось. Кей было чуть за тридцать, она была одинока и теперь не планировала быть с кем-то. Потому, что быть с кем-то – это риск потерять кого-то, вот так, неожиданно, на своих руках. Один случай на миллион вполне вероятен.

Кей кормила всех кошечек и собачек на районе, собирала деньги для одиноких старушек и всех прочих, кого она отнесла бы к “несчастненьким”. Некоторые “несчастненькие” не знали, что они несчастненькие, некоторые вовсе не были такими, но Кей почему-то считала так. И совсем не все благодарны за заботу – в излишней заботе ищешь какого-то подвоха.

Быть может, этой ее подвижнической заботой о “несчастненьких” Кей пыталась компенсировать мирозданию смерть того ребенка, а возможно, заезженная и угнетенная всеми – от матери до коллег на работе, пыталась самоутвердиться, найти кого-то, еще более несчастного, чем она сама. И поступить так, как хотела, чтобы поступили с ней. 

Разве не этому учит Господь наш, Иисус Христос?(Кей регулярно посещала церковные службы и усердно молилась за здравие всех своих родственников, соседей и коллег, а заупокой –  за того ребенка)

Соседнюю квартиру снимала молодая и очень красивая девушка. У той девушки не было мужа, парня, да и друзей близких не было – а как же в большом городе, да без присмотра кого-то постарше. легко свернуть не на ту дорожку… Ту девушку вообще-то сложно отнести к категории “несчастненьких” – очень красивая, здоровая, работает и зарабатывает. Но работу выбрала такую… ну, как вообще мать ей разрешила… ну, как же вот так дочь взять – и отдать в проститутки! Потому, что девушка моделью была. Ну, а вы знаете, что днем, может, они и по подиуму ходят, но ночами сексуально обслуживают всяких богатеев… 

Возможно, Кей сама хотела бы быть такой моделью, но кто же в таком признается даже самой себе?

Видимо, соседку забота немного утомила и чтобы чем-то занять заботливого ангела, пригласила ее посещать занятия по английскому недалеко от дома. Туда куча народу ходит, разного пола и возраста, может найдет кого-то, более “несчастненького” и отвяжется наконец, и займется своей жизнью. Хороший человек пропадает в этой дебильном спасательстве!

На курсах Кей понравилось, да и “несчастненькие” там тоже были. Конечно на учителя Даниеля внимание обратила – он такой вежливый, такой смешной. Ему так сложно и одиноко в новой стране, без языка, без семьи, без корней… А еще у него такое красное ушко со следами травмы. Как наверное страдал бедняжка Даниель во время той аварии – такой красивый мальчик, да с таким ухом…

А вот Джи она просто ненавидела. Джи вообще не была “несчастненькой”. А наглой, борзой бабой! Которая совершенно бесстыже выбилась в старосты и бесстыже понукает учителем Даниелем. Как какой-то командир!

Да, она в английском лучше всех. И во всем другом лучше всех, это да – быстро учится, все умеет. Но совесть же надо иметь, стесняться этого, а не считать делом обычным, не всем так легко дается! И нелюдимая такая, слова доброго не скажет… Хамка.

А потом Кей показалось, что Джи положила глаз на соседку. 

Ну, может, конечно и неправда… но люди говорят… может и врут, но похоже на правду… что Джи такая… В смысле, не такая. Ну, она из тех… в общем, не по мужчинам, а по женщинам.

Осуждать – грех, но быть такой… не такой – грех еще больший. Особенно, девушек невинных толкать на свою дорожку… Нет не видала, соседка на приставания не жаловалась. Но ведь может – с этой Джи все станется, ее все слушаются, надо присмотреть…

Поэтому, в тот день войны, когда соседка сказала, что Джи отвезет ее к маме на своем джипе, Кей обеспокоилась – мало ли…

Сама она не собиралась уезжать из города – раз Господь судил ей умереть, то так, значит, и надо, смысла бежать нет. Да и некуда ей бежать толком, разве что, к тетке.

Но нужно присмотреть за “несчастненькой” девочкой, а то как бы эта “наглая баба” не натворила чего – девочка такая худенькая, а наглая баба такая здоровая. 

Кей была очень внимательная – она же медсестра, на все нужно обращать внимание! – и первая увидела несчастненького Даниеля, который грустно стоял на вокзале и смотрел в телефон. Бедняжка, наверное, отстал от поезда… И первая предложила, чтобы Даниель с ними ехал. А то Кей тоже не очень крупная, а Даниель все-таки парень, справится с этой ужасной Джи – боялась “наглую бабу”, которая лучше всех.

…И Кей одна увидела, как в темноте маленькая девочка вылезает из собачьей будки – а то так и уехали бы без малютки, и, не спрашивая ничьего совета или разрешения, открыла дверь и затащила дитя внутрь.

Потому, как увидела в той маленькой девочке из будки того ребенка, который у нее на руках скончался.

Так и ходила с ними обоими за руку – с ребенком этим и со свихнувшейся соседкой, за которой так и не смогла присмотреть.

…А теперь она омывала раны той самой “наглой бабы”. Наглая баба не была сейчас наглой, пожалуй, выглядела самой несчастной из всех прочих “несчастненьких”, которым Кей помогала.

– Спасибо, – сказала Джи.

Вот. Вот может ведь сказать доброе слово, если захочет.

– Тебе спасибо, – сказала медсестра. Как-то уменьшилась неприязнь после понимания того, что эта высокозамечательная Джи, которая все может, тоже человек, из плоти и крови. И кровь эта вытекает, и Кей обязана кровотечение остановить. Ведь она медсестра и всегда медсестрой быть хотела.

Пути Господни неисповедимы, Он выбирает разные орудия для защиты “несчастненьких” от смерти, даже такие наглые и такие… не такие, в общем. Сейчас “несчастненькие” – это все. И вразумляет Господь других “несчастненьких” – как она, Кей, тоже по-всякому.

Почему-то религиозное сознание Кей совершенно не обратило внимание на то, что “наглая баба” и “милый мальчик” убивали людей.

Те самые врата ада закрыты для Кей крепко-накрепко, именно потому как эти люди стояли на защите. Поэтому им все прощалось, все Заповеди можно нарушить – Господь не осудит.

…Ну, вы же видели, что те мерзавцы сотворили с красавицей, а с малюткой вообще неизвестно что – отшибло память несчастенькой детке от ужаса… Аз воздам! – сказал Господь, но людскими руками Он воздает.

Поэтому и Джи для битвы сгодится, а уж миленький Даниель – да это просто Давид, воин Господень, в битве с Голиафом филистимлянским… Только перекосило бедняжку как-то и глаз дергается, а ведь такой красавчик был… Вот несчастненький!

… Все-таки полез с фонарем посмотреть, что там с Джи – откуда этой детской медсестре знать, что такое огнестрельные раны? Ну.. Могло быть и хуже, а так очень удачно – пуля навылет, крови много, но ничего важного не задето, в аптечке все нужное есть… 

Удача Максика-везунчика  вернулась и его удача прикрыла Джи.

Встретили ночью машину на дороге – свернуть было некуда, чистое поле с двух сторон. Очень боялся – второго такого боя не вынесет его отряд, но та машина видимо боялась того же –  мало ли кто в этом бермудском треугольнике смерти может ездить ночью, без фар.

На рассвете свернули в лес – спали. Нашли в машине два армейских сухпайка, больше чем по килограмму жратвы в каждом – устроили пир, выпили кофе из термоса, убитых ими, людей – придало сил... 

Днем опасно ездить, тем более, дальше по дороге населенный пункт, а там и блокпост,  да и военной техники много, судьбу джипа Джи повторять бы не хотелось. Два раза подряд так не везет никому, даже везунчику.

Принял решение идти пешком, по самому неудобному маршруту – по карте там водораздел, широкая глубокая балка, заросшая кустарником, наверняка снизу болото в это время года. Там нет артиллерии – техника это не козы, по оврагам не скачет, там и бтр не проедет, только ногами – да и теми очень тяжело.. Но по карте, еще чуть за балкой дальше, за линией фронта, там территория закона, там жизнь, где есть врачи, магазины, банки, автобусы и поезда, а громкий сигнал тревоги дает возможность вовремя запрятаться… Жизнь, серьезно подбитая войной, но она есть, а не как тут, в бермудском треугольнике смерти, в котором застрял Даниель со студентками  и выхода найти не может..

Да откуда он знает, правильно ли это! Наверняка непрофессионально и вообще лажа полная… Но он же не диверсант, он даже не турист – ни в какие походы не ходит, ненавидит эту природу – то ноги промочит, то пчелы покусают… Откуда ему знать как правильно? Интуитивно решает: туда, куда никто не пойдет, куда бессмысленно идти из военных соображений, туда и пойдет его отряд…

– Детей перестали отдавать в скауты, – тогда давно, по-старикански причитал командир, – Куда катится мир! Что же это за мир будет, если человек утратит навыки, необходимые для выживания… Что это за дети, которые видят мир через телефон… 

Причитал он, когда они “прогуливались” по джунглям и Максик, мокрый и задыхающийся, рубил заросли мачете, а командир, разглагольствуя, пролазил в свежевырубленную дыру… Иногда очень хотелось порубить командира, вместо кустов, но знал, что командир все-равно окажется быстрее и за неповиновение и попытку бунта назначит какое-то неприятное взыскание – обычно чтение всяких унылых и толстых книжонок, с обязательным экзаменом по каждой…

…После окончания практического курса в спецшколе Максика отдали командиру в рабство. Ну, формально это “стажировка” называлась, но фактически рабство – командир отобрал паспорт и лишил курсанта не только гражданских прав, но и прав человека вообще… Нет, конечно, Максичек может валить под три черта, раз ему что-то не нравится, но тогда может забыть красивое французское слово “протеже” и свою мечту стать джемсбондом.

И какие у Максика могут быть права человека! Максичек еще только личинка человека, а командир, надрываясь и круглосуточно(хотя платят только за восемь часов!) создает прекрасную бабочку. И, если стараться, а не прикидываться несчастной овечкой, то получит обратно паспорт, права человека и карьерные перспективы.

Причем тут учебная программа и нормативы! У командира свои нормативы. Которым Максичек не соответствует. А должен соответствовать. И командир займется студентом вплотную, чтобы соответствовал… Да, может жаловаться! Да, может просить другого тренера. Пожалуйста, пожалуйста… Слово “протеже” Максик еще помнит? А вкус пирогов, что печет командирская жена и ее сеансы материнской любви? А барбекю по воскресеньям?

Нет, это не эмоциональный шантаж и гнусное давление, это забота о несчастном, беспризорной сироте. Это работа. Воспитывать человека – тяжелая работа. Убить человека куда легче, чем воспитывать, а взрослого человека воспитывать особенно трудно… Но командир справится, еще и не таких обтесывал… Кстати, просили спросить: что Максичек предпочитает на рождественский обед – гуся, утку или индейку?

– Хочу утку с яблоками, – бубнил Максичек, разгребая ветки, – лазанью хочу, пирог с черникой и глинтвейн. И чтобы сама, своими ручками, готовила, а не из кафе…

– Будет вам все меню, Максичек. Вы мой лучший проект и отрада очей малышки моей…

… Да, подглючивает немного, вот и вспоминает всякое. Перед тем, как в балку лезть, Джи обезболивающее уколол. А себе метамфетамин – тоже в аптечке был, нужны силы этим курицам путь среди кустов прорубать, нужно думать быстрее… Кей посмотрела косо – знает латынь, медсестра несчастная! Еще потом наябедничает в Культурный центр, что учитель Даниель – наркоман, святоша несчастная. А какой он наркоман, организм очень плохо переносит все такое, позорная индивидуальная непереносимость – вот и не может употреблять регулярно, на степень зависимости выйти не может…

“Какое счастье, какая удача!” – радовался командир. Хотя это вообще-то минус в досье, нормально все вещества должен переносить и соображать под ними нормально. А некоторых, видите ли, тошнит после… Но командир ненавидел наркотики и наркоманов, поэтому рвота Максика в туалете ему нравилась больше, чем минус в досье…

… Так вот, полезли в непролазные кусты, которые рубил ножом, типа мачете, что из машины взял, и увязли в болоте на дне балки – у  ребенка ботинок там застрял, пришлось возиться, перемазаться всему, чтобы достать… 

Возможно, с точки зрения диверсанта или туриста, спуститься в ту балку – идиотское решение, но не видел другого способа пересечь предполагаемую линию фронта! Они по кругу бродят и ездят уже два дня, везде опасно, вообще выхода не видит.…

Блин, он не диверсант и не турист, он чемпион по брехне!  Он не спецназовец, он мастер камасутры!

Даже половины до темноты не прошли, ночью все ноги можно переломать, фонарь один, светить опасно. Нашли местечко посуше, из веток подстилку сделали, улеглись, снова в кубло сплелись как змеи, присыпались ветками – не замерзнут. Девки вырубились от усталости, а он после того метамфетамина не мог заснуть – все думал и думал…   Да и на стреме кому-то нужно быть.

…Вдруг стало интересно, как вообще эти его дела выглядят с юридической точки зрения:

Он, иностранный гражданин, находящийся в стране по рабочей визе, застрял на территории военных действий, территории занятой другим государством, убивает там военнослужащих этого другого государства и готов совершать другие правонарушения различной степени тяжести, а также обучает навыкам убийств местных граждан… Это про Джи, да… Нападает причем первый…

…Командирское правило из первого десятка многотомного свода правил: “если вас хотят убить, убивайте первым”… И закон о Родефе, что так понравился Максичку в университете, тоже про это.

А вот как законодательно это все выглядит? Может, родственники тех, из машины, или насильников тех, в суд подадут. Скажут: Даниель, вас-то никто не убивал и не насиловал, чего вы влезли? Вас-то, иностранного гражданина, вполне вероятно продали бы за доллары и евро. Вы, злодей, даже не подождали, пока бить начнут по-взрослому, давай людям сразу шеи ломать. Да и в спину стрелять неспортивно, учитель Даниель…

И, знаете, судя по тому, что в университете было, что в телевизоре говорят и что в мире, в целом, происходит – еще и выиграть в суде могут. Вынесут вердикт:

Вы, учитель Даниель, убийца, а они всего лишь выполняли приказ. А их насилие… ну, эксцесс исполнителя, с кем не бывает…

Чего вы влезли, учитель Даниель?

Ну, во-первых, жить захочешь – еще и не туда влезешь, еще и не так извернешься, чтобы домой попасть.

А во-вторых… Рассмотрим, с точки зрения кодекса. Ну, командирского кодекса, конечно, другого не знает:

У учителя Даниеля сгорела хата в хорошем районе, спалили почти новую “мазду” – и это сделали за день(ну, когда еще новости слушал)с сотнями людей… Даниеля умышленно хотели убить на дороге, забавы ради, варварским способом. Избили, ограбили. Изнасиловали студентку в извращенной форме, хотели изнасиловать других. Засунули ребенка в будку и неизвестно, что сделали с родителями. Разбили дома, запугали людей… Это только то, что он лично видел.

И что тогда делать джентльмену?

…это командир так делил людей “джентльмен” и “не джентльмен”, причем от пола независимо – джентльвумен тоже в категорию “нормальных людей” допускались…

“Джентльмен должен защитить честь дамы”. И всю даму в целом. Ну, а как же, граждане судьи, защитить даму, не убив насильника? Нескольких насильников? Тех, кто приказал насиловать, тех, кто позволил это, находясь рядом? Как спасти дам и как спастись самому?

Врата ада открылись. Выхода иного нет, граждане судьи, кроме как убивать.

Пусть лучше он, чем кто-нибудь другой. Ну уж не бестолковая Кей, честное слово…

… – Конечно, Максик, мир не черно-белый, человек устроен сложно, а общество разных людей еще сложнее, часто Добро и Зло разделяются тоненьким пунктиром бытового вранья, человеческих страстей и мелкой корысти… Да, что я вам рассказываю, вы всю свою жизнь ходите по этому фронтиру… Но одновременно с этим подвижным фронтиром бытовухи, между Добром и Злом существует четкая, жирная, однозначная демаркационная линия принципиальных вопросов бытия. И каждому нужно выбрать свою сторону. Не бывает вот этого - "у каждого своя правда". Правда всегда одна. И если законодательство может юлить и отличаться по странам, то в кодексе джентльмена все однозначно... Будьте джетльменом, Максичек.

За фронтир все заступают, время от времени, все – человек слаб.  Некоторые, даже самые замечательные люди, могут ошибиться и переступить жирную линию разграничения. Но важно понимать, что сделал, почему и как вернуться обратно. И никогда не оправдывать свои преступления, не перекидывать преступления на другую сторону и добром преступления не называть… Я был на злой стороне несколько раз, признаю, этим не горжусь, оправданий не придумываю и всю свою жизнь стараюсь минимизировать ущерб, который принес. Вот воспитывая вас, хотя бы…