Chapter 8
– Подъем! – скомандовал учитель Даниель, едва начало светать. Нужно пройти самый тяжелый участок пути вверх, пока силы есть и не тошнит.
Блин! Ну, сдохнуть хочется, так еле ползут – раненая Джи, тормозная Джей, слабенькая Кей, у ребенка ноги маленькие… а вот та… так и знает как зовут… ничего пробирается. Столько передышек, блин, времени мало…
Слышно грохот справа, но не близко. Слева тихо, но там трасса – на дорогу он теперь не сунется ни за что… Эта маленькая девочка из будки снова в грязи ботинок потеряла, ну что за человек… Кей, что, шнурки ребенку не может завязать нормально…? Фу, слиплись все шнурки, самому приходится завязывать… Все приходится самому делать, ни от кого никакого толку!
– Ты злой дядя, – сказала маленькая девочка из будки, посмотрев неприветливо, не нравилось, как тесно шнурки завязывает, давит на ногу.
– Спасибо скажи, – ну и невоспитанные дети пошли. Нормальный он, вообще не злой. Просто устал.
Выползли наконец из балки. Передохнули на пригорке. Там впереди поле, за ним лесополоса, потом еще одно поле… Что там? Понятия не имеет, чья тут сейчас сторона, но идти нужно прямо… Там будет видно.
…”Там будет видно” говорят тогда, когда не видно ни хрена.
Открытое поле – опасно. Как пройти, взять влево? Или рискнуть прямо, сэкономить время и силы? Видно следы трактора, что поле объезжает… Пойти по следам? Нужно спуститься, посмотреть, что насчет мин…
Блин! Блин, блин, блин… Этот дебильный ребенок оторвался от руки Кей и бегом побежал через поле… Так и знал, что не нужно брать с собой детей!
Почему-то задергался глаз, а в левом ухе кричала Джей.
Да вот же она, Джей, стоит сзади и справа, и не кричит. Блин! Еще этого не хватало…
Постучал по уху, стало лучше.
Маленькая девочка из будки бежала через поле изо всех сил.
– Дяденьки!
Блин, не посмотрел, что там с минами – разорвет девчонку! И что там за “дяденьки”?
Присмотрелся: с другой стороны поля, прямо напротив них, стояли люди в военной форме – они вышли из леса.
Сердце упало. Уж лучше бы мины. Дура мелкая, зачем вырвалась, был шанс скрыться в той балке, отступить. Поднял автомат…
– Даниель, стоп! – громко сказала Джи, – Это наши. Убери автомат.
Даниель не убирал. Кто такие эти “наши”? Это пять человек в военной форме с оружием. Судя по крови на плече одного из них, после боя, на нервах, на адреналине… А у него пять девчонок. Кто такие эти “наши”, он их знать не знает…
Джи также побежала вперед, крича что-то им на своем языке. Остановилась рядом, разговаривала, показывала пальцем на свою группу…
– Даниель, убери автомат.
– Нет.
– Даниель, не дури…
В левом ухе снова кричала Джей. Джей стояла справа и не кричала.
– …Он что придурок?
– Он иностранец, понимает плохо.
– Что у него с лицом, какой-то он дурной…
– Ну, да, есть немного… Даниель, убери автомат.
– Тут опасно стоять. Давай я аккуратно попаду придурку в ногу, мы его доволочем до машины.
– Пожалуйста, не надо… Даниель убери автомат! … Вы тоже уберите. Он вас боится… Даниель, не дури!
– Да как же, боится, посмотри на морду перекошенную, ну и злобный… Сейчас я аккуратно его уроню… Нет времени тут стоять, опасно. Нужно уходить.
…И тут его девчонки – Кей за руку с тормозной Джей и та другая выступили вперед, загородив.
Девчонки его всегда выгораживали. А теперь еще и загораживали.
– Даниель очень хороший, он – “наш”!
Слова простые, понял, чего кричала та, имени которой он не узнал
– И это “наши”, – Даниелю сказала, обернувшись, показав на тех, к которым девочка убежала.
– Кто такие эти “наши”? Я их знать не знаю…
– “Наши” – это свои, – ласково, как к больному, сказала ему Кей. Так она с “бедняжкой Джей” разговаривала,
– Вот те злодеи – не “наши”, они чужие, их можно убивать, -- объясняла придурку, -- А это свои – их нельзя, им нужно помогать.
– Джи, это твои?! – заорал через все поле Даниель, – Подтверди!
Ей он доверял больше, чем странненькой Кей. Если это ее, Джи лично, а не какие-то там абстрактные “наши”, то он сдается…
… – Ну и дебил! Так орет… Тут нельзя так орать. Чего девки спереди стали, как его теперь уронить… свалились на нашу голову со своим придурком, что с вами теперь делать…
– Это мои! Отвечаю! – кричала в ответ Джи, – Убери автомат. Приказываю тебе убрать оружие.
Кей аккуратно начала стягивать у Даниеля с руки автомат. И та другая, с другого плеча – второй…
– Положили оружие на землю, – получили команду с той стороны, – Отошли на пять шагов… Пусть придурок руки поднимет… Что у него там за поясом?
– Даниель, доставай все остальное… Это мои, я отвечаю!
На землю отправились пистолет и мачете. Даниель стоял, будто голый, на потеху толпе, с поднятыми руками…
Был еще нож в плотном кармане джинсов, но Даниель не мог достать его с поднятыми руками.
Джи подошла с “ее” военными. Один похлопал по телу. Забрал нож…
– Все хорошо, Даниель, расслабься, – неожиданно для себя ласково, сказала Джи, – Мы добрались.
И пошли через поле вместе.
– Руки можно опустить, – сказал “ее” военный.
Быстро прошли через рощу, там стоял пикап. Женщины сели в салон, военные и Даниель в кузов, уехали сразу.
И тут начался отходняк… Вот некоторые страдают от ломки, когда им нужно еще, и это “еще” помогает. А у Даниеля похмелье такое – которое просто пройдет – нужно подождать. Конечно, детокс облегчает, но не особенно и сейчас детокса нет.
Не слышал и не видел ничего, кроме своих выворачивающихся кишок. Высунул голову из кузова и блевал прямо на дорогу, и блевать было нечем, и выворачивало ужасно, и зеленые стрекозы в глазах… Это еще психические последствия не наступили... Или наступили и поэтому тупит так сильно?
Никогда больше! Ни за что… Знал ведь, что так будет…Не первый раз такое. Надо было дойти, силы нужны были, вот и пришлось… Но никогда, никогда больше… Ромашковый чай, не больше…
Позабыл весь ужас предыдущих дней – голова мотылялась на ухабах, пот стекал градом, в голове будто перекатывалась разбитая ваза, рвало чем-то гнусно-желтого цвета…
– Ну, и придурок, – сказал один военный из кузова другому, – Одень ему каску, всю голову разобьет, а судя по всему, и так не очень умный.
– Загадит каску.
– Отмоем из шланга…
… Вывалился из кузова, когда пикап остановился. Стоял на четвереньках и продолжал вот это все. Просигналил, что медицинская помощь ему не нужна, все в норме. Это такая у него норма, извините за беспокойство, вот каску немного запачкал… Все стояли и смотрели, ждали пока закончит. Потом свернулся калачиком и лежал на земле некоторое время, не шевелясь.
– И часто с ним такое? – поинтересовался военный у Джи.
– Первый раз вижу, – сама удивилась.
А Кей подумала, что это кара Господня Даниелю за употребление наркотических веществ. Потому, что Давид – воин Господень и силы должен черпать в вере, а не в запрещенных зельях.
Посадили их в помещении, на двери которого висела табличка “приемная”. Приемная находилась в большом здании какого-то культурного учреждения посередине большого села. Но сейчас нельзя уже этим зданием пользоваться по культурному назначению – слишком близко к фронту, да и местных жителей в том селе осталось немного…
Видимо раньше повелевала приемной женщина. Потому, что слева от двери было зеркало огромное – от пола до потолка. Повелительница приемной приходила на работу с утра и рассматривала себя в зеркале… Красивая, должно быть, женщина, раз зеркало такое большое, знает свою красоту…
Справа от двери стояли кресла для посетителей. На них сидели Даниель и его отряд.
Смотрел в зеркало. Ну, и жуть. Полностью, по уши – и это не фигурально, это в прямом смысле! – покрытые грязью, включая голову, пять человек.
Учитель Даниель – с перекошенным лицом, фингалом под правым глазом и разбитой губой.
Староста Джи – с фингалом под левым глазом и перевязанным предплечьем, да и ее лицо, скажем прямо, тоже не очень нормальное – дикое какое-то.
Медсестра Кей с идиотски-благостным выражением лица, совершенно неуместным в нынешней ситуации, кажется, свихнулась на религиозной почве.
Безумная Джей с грязной наволочкой на голове и пустыми глазами.
Полуспящая, безвольно распластавшаяся на стуле, совершенно никакая, приятельница Джи.
Маленькая девочка из собачьей будки, которая прыгала на своем стуле, как заводная…
Где-то в телефоне, который разряжен, есть фотография недельной давности из боулинга, куда группа по английскому ходила в полном составе по поводу чьего-то дня рождения. И сидели они приблизительно вот также.
И это были совсем другие люди! Внешне и внутренне другие. Несколько дней изменили их полностью и, дай бог, чтобы не навсегда…
...В коридоре кто-то шел и ругался. Джи переводила, что там происходит. Кто-то грубый и грозный говорил:
– Какая еще дрг?! Почему дрг у меня в приемной, а не в подвале?! Что за ерунда… Как это не знаете, что с этой дрг делать?! Какие еще тут иностранные граждане… Почему я сам каждую мелочь должен решать!
И зашел в приемную. И увидел их сначала в зеркало, а потом обернулся и рассмотрел. И вырвалось у того грубого и грозного изо рта такое слово, за которое мама маленькой девочки из собачьей будки очень ругала ее папу.
Джи не стала то слово переводить. Даниель и так его знал.
Джи сразу встала и начала что-то тому человеку говорить, зашла с ним кабинет. Подругам приказала следить, как бы Даниель “не выкинул чего”, парень не местный, еще учудит – только на рожу его посмотрите…
Блин! Делал дыхательные упражнения, всякие, расслабляющие мышцы, штуки, а все равно,… Да, с таким лицом даже в сантехники не возьмут.
Пришла какая-то женщина в форме, девочки перевели, что они с ней пойдут, а Даниель пусть тут посидит.
– Куда? – схватил ребенка за руку.
Как он будет знать, где они там? А он тут один и ни хрена не понимает, чего говорят. Начал ругаться всеми словами, что знал.
– Помыться и переодеться нужно, доктор посмотрит.
Да этой Кей не в отоларингологии, а в психиатрии нужно работать! Так нежно она смотрела на Даниеля и по руке поглаживала.
– Все хорошо, Даниель, не беспокойся, - ласково сказала Кей, – Только ты, пожалуйста, никуда не ходи, посиди здесь, подожди Джи… И мы придем скоро.
Даниель не понял, конечно, но Кей спросила ту женщину в форме, нельзя ли запереть приемную? Так, на всякий случай…
У женщины в форме не было ключа и она предположила, что их главный не будет рад, если его запрут вместе с придурошным Даниелем.
…Командир, по опыту своему, рассказывал, что такое бывает: после того, как психика переключается в режим повышенной опасности, сложно вернуться обратно – по-прежнему реагируешь на все, как на источник опасности, отовсюду ждешь подвоха, никому не веришь… Это еще не ПТСР, пройдет. И с опытом, будет легче и период этот каждый раз все короче… А вот, если не пройдет, тогда обратитесь к врачу и не думайте, что самый умный – всем навредите…
Командиру было недостаточно чемпиона по брехне и мастера камасутры, ему нужен “джентльмен”. И тому нужно, как он выразился “понюхать пороху”. Зачем джентльмену нюхать порох, командир не объяснил.
Молодой Максик полагал, что джентльмен это тот, кто изъясняется культурно, стишки читает, вилками с ложками пользуется правильно и за столом не обляпывается… Но командир сказал, что это все, конечно, для джентльмена желательно – “делает социально приемлемым”, но не является джентльменообразующим. Встречал он джентльменов, которые и обляпывались, и вообще руками ели, но, как джентльмены, были безупречны…
И всунул ему в руки, мелким шрифтом напечатанные листочки, где все по пунктам расписано. Тот самый, свой знаменитый "кодекс".
– Это в качестве примера, заучивать наизусть и тест сдавать необязательно. Свой список составляйте. Можете даже не показывать, но хотелось бы знать, что он у вас есть…
…Так вот, решил командир, что Максику нужно пороху понюхать и отправились они в горячую точку – у командира там дела были, а Максика эксплуатировал, как “дешевый детский труд”, на подхвате.
И командир провалился с тем порохом. Потому, что вообще страшно не было – сам наряжал студента в бронежилет, каску, налокотники, наколенники одевал, чуть ли не шнурки на ботинках лично завязывал, если туда шли, где опасно могло быть… А однажды, когда совсем близко что-то загрохотало, то командир с ног сбил и сверху стал нависать, чтобы прикрыть, практически навалился.
Очень расстроился командир:
– Старый я, – чуть не плакал, – Сентиментальный стал. Не могу реальной опасности вас подвергнуть. Всегда всех учеников в поле выводил, все рисковали, бумагу подписывали, что за последствия не отвечаю, и пару раз были последствия, да… А тут не могу... А ведь вы должны опасность испытать, страх смерти ощутить, ничтожной букашкой на фоне военной машины себя почувствовать… Знать нужно, что это такое… Конечно, никаких горячих точек в вашей карьере не предполагается и я не представляю идиота, который отправил бы вас в зону военных действий, но кто знает, как может повернуться… А я не могу вами рисковать, не могу подготовить достаточно.
Как мог прикрывал. Не понимал тогда, скотина неблагодарная, что командир, как квочка квохтал. Еще и обижался за то, что избили тогда в посольском подвале – командир позволил, не понимал, чего стоило, что вообще не убили и чего стоило домой вернуть…
Теперь Максик попал один, без оружия, без бронежилета и прочей защиты, в зону военных действий, без языка, в чужой стране – в тот бермудский треугольник смерти, из которого, когда выбрались, с перекошенной мордой вышел… И еще тащил на себе этих четырех девок, и ребенка приблудившегося. И много раз их всех ненавидел, пока шли, но должен был довести…
Потому, что тогда, по лени своей, не составил свой кодекс. Командирский список содрал. А там столько всего, так сложно соответствовать… А он не соответствует… Но командир столько работал, чтобы соответствовал. Приходится соответствовать.
…Вышла Джи и просила его зайти к тому командиру, ответить на вопросы. Не нервничать, все хорошо… А она пойдет к врачу… Там в кабинете есть кому переводить… Все, как договаривались.
…А договоривались они вот про что: учитель Даниель умолял студенток не рассказывать, если будут спрашивать, всех подробностей про их подвиги.
– Ну, меня же никуда не возьмут – взывал к чувству сострадания учитель Даниель, – Я же потерял работу в Культурном центре, другую надо искать… Может, быть в школе даже. А кто мне доверит детей после такого? Скажут, у вас ПТСР, Даниель, идите в дворники, там хоть никого не поубиваете, раз вы в этом такой мастер… Пожалуйста, девочки! Ну, я же вам помог и вы мне помогите, не портите репутацию! …
И, несколько раз в день, пока шли, девчонок обрабатывал, что если спрашивать будут, то нужно отвечать расплывчато, смело можно на шок ссылаться, на последствия стресса – не помню, не уверена точно, было темно… Они, что, хотят. чтобы Даниель, предводитель их отряда, побирался и жил всю жизнь на пособие? Потому, что учитель – его призвание… А в учителя не возьмут…
..Грубый и грозный командир был грузен и немолод, шестьдесят лет есть точно. Стол бумагами завален, сверху паспорт и телефон Даниеля.
Грубый и грозный командир представился. Рассказал, что, мол, в английском он не очень, хоть и учил язык в военном училище, да еще и недавно курсы закончил, но говорит довольно плохо, понимает лучше… Но вот есть у него деловод… это что-то типа секретаря… так вот он просто лорд английский – будет переводить.
Деловод, субтильный юноша чуть за двадцать, радостно кивнул и повторил слова командира еще раз. Английский действительно превосходный, Даниель похвалил. Юный деловод гордо сказал, что вот только закончил факультет военных переводчиков, но почему-то особо много не переводил, а из-за войны ему досталась совершенно дурацкая должность перекладывателя бумаг при командире тут, где никакого английского никто не слышал ни до войны, ни во время… И Даниель – первый человек, с которым деловод тут работает по специальности, очень горд.
– Хватит болтать! – недовольно прервал командир. Видимо засобачился, что не понимает соловьиные трели своего деловода, – К делу. Пусть расскажет, кто такой и как оказался в той балке.
Теперь соловьем заливался учитель Даниель. Рассказывал про тяжелую долю заграничного учителя, попавшего в беду. Рассказал, как съехали они с западной трассы… ну, командир наверняка знает, что там было… И попали в плен. И вот там с студенткой его, ну, с самой красивой вот такое сделали, она и чокнулась… А потом, из-за чудесного стечения обстоятельств, удалось убежать, ребенок приблудился – данных о родителях нет… И шли они, и шли… там минные поля всюду и блокпосты, звериными тропами пытались… И встретили за балкой его ребят… Все.
– Покажи на карте, как шли, – приказал тот командир, развернув свой планшет.
Даниель показал. Показал, где поле точно заминировано, где ему кажется, что заминировано… А вот тут блокпост – четыре человека, посчитал издалека, из лесополосы… Тут – всего два, но укрепление бетонное… В этом селе постоянного гарнизона нет, а в этом – по показанием местных жителей… обращались за едой… намерены устроить комендатуру… Отвечал потом на вопросы по маршруту, где и что еще видели, пока шли.
– Гм, – издал маловнятный звук командир, переваривая информацию, – Неплохой маршрут, разумный… Где взяли оружие?
Вот вообще-то он, учитель Даниель, иностранный гражданин, жертва вторжения, потерял работу, квартиру и “мазду” – почему оправдываться должен!
…Этого вопроса, про оружие, боялся. Вообще-то надеялся, что выйдут в населенный пункт, где он перепоручит кому-то девчонок и поедет себе на автобусе, ни с кем не объясняясь. А тут он должен сообщить о себе правдивую информацию(пять свидетелей и каждого легко расколоть – честные люди!) и при этом не выйти из легенды Даниеля… Ну, и где ты взял оружие, Даниель?
– Мне больно об этом говорить, – несчастным голосом сказал Даниель. Обычно он к таким словам прилагал болезненную гримасу, но сейчас не нужно было ее прилагать – сама уже на лице зафиксировалась, – Я в некотором шоке… Я не могу об этом вспоминать. Я учитель…
Закрыл лицо руками. Врата в ад открыты. Поэтому не чувствовал того, что чувствовал бы учитель. Врал.
– Убери руки, Даниель. Посмотри на меня. Где ты взял оружие? Если ты не ответишь, где его взял, я могу предположить, что тебе его дали, с неизвестными намерениями. А это совсем другой разговор. И не со мной.
Блин!
– Вы меня подозреваете в чем-то? – довольно зло сказал Даниель, – У меня есть все документы, есть контакты моих работодателей, есть контакты в посольстве, где меня тоже знают… Посмотрите в моем телефоне – там я есть в списке сотрудников Культурного центра, позвоните, уточните… Я хочу домой. Я требую, чтобы меня вернули домой. Я очень устал. Хочу домой.
– Где ты взял оружие, Даниель?
Хочешь правды, командир? Понравится ли она тебе?
– Хотите знать, где я взял оружие, командир? Я вам расскажу… Когда-то давно я был в армии – это тоже несложно проверить….
Вообще несложно, один клик на компьютере – служба подсуетилась.
… – там кое-чему научили и кое-что еще помню. Так вот, когда я увидел, что ту девчонку насиловали, то просто поубивал их, сколько мог… Потому, что мог и умел. И вывел гражданских лиц из опасной зоны. Которую, кстати, оставила ваша армия, вместе с людьми, что там живут, оставила на растерзание. И противник превратил ту зону в зону смерти… Хотите знать, что там творится? Вот, можете посмотреть. И всем покажите.
У Даниеля из рукава ловко выпала одна карта памяти из гиенских телефонов – эту специально оставил, не спрятал в ботинки.
– И вот там мы шли… Как могли, так и шли. Никто оружие мне не давал, я взял его сам. И можете прикинуть у скольких, по количеству оружия, что ваши ребята отобрали…
И умножить на два! Хватило ума промолчать, не хвастаться.
Тут надо бы остановиться и начать нытье, как Даниель хочет домой, но Максик не мог остановиться. Точно придурок.
–... И ведь ясно было, что так будет. Как вы, военные, могли не понимать… Да любой, кто в теме, понимал...
Максичек, уж слишком ты борзеешь, так и по морде схлопочешь, а она и так у тебя битая. Из роли Даниеля выходишь, придурок.
– … Я убивал ваших врагов, делал вашу работу, вывел девочек из опасной зоны, а теперь тут вы меня подозреваете, довольно гнусно. Я, что ли, сам разбил себе лицо и прострелил той руку вон той здоровой? Достаточно ответил я на вопрос, командир?
Командир пробубнил что-то невнятное, деловод переспросил. И не стал переводить. Наверное, нецензурное. Такие мальчики из хорошей семьи не говорят таких слов. Пока не говорят.
Деловод покрылся красными пятнами после рассказа Даниеля. Понятно, почему в поле деловода никуда не берут – профнепригодный. Ничего дружище, сначала будешь краснеть, потом станешь краснеть меньше, а потом и глазом не моргнешь, когда убивать кого-то будешь. Дело времени. Ты, главное, доживи…
И вслух это деловоду повторил. Хороший мальчик. Лицо такое честное, жаль будет, если убьют. Спортивной подготовки никакой.
– Отдайте мне мой паспорт и телефон, и я пойду, – сказал Даниель, – я свое дело сделал, девочек вам сдал на руки. Теперь хочу домой. Или позвоните кому-то из моих контактов, чтобы забрали.
Откинулся на стуле. Блин! Снова глаз дергается… Постучал по уху, Джей перестала кричать.
– Вот, что Даниель, – сказал грубый и грозный, – Ты сильно не наглей, время военное и никто тебе скидки за то, что ты иностранный гражданин, или там какой-то герой, делать не будет. И никуда ты не пойдешь сейчас, нечего тут руки к моему столу протягивать…
Убрал паспорт, телефон и карту памяти в стол.
– Во-первых, потому, что невменяемый придурок, вообще не соображаешь… Ты бы на себя со стороны посмотрел… Понимаю, что нелегко пришлось, и не сужу, но лучше тебе отдохнуть, отоспаться, может лекарство какое принять… Еще натворишь чего, а я потом отвечай перед международным сообществом… Сидеть! – грубо и грозно заорал командир, когда Даниель борзо хотел встать со стула. Даниель сразу сел. Он сразу понимал, когда приказ нужно послушать. Может и не в себе, но азы помнит…
– …Во-вторых, по протоколу, тебя офицер из особого отдела допросить должен – иностранное лицо шляется по зоне боевых действий, с оружием противника, со спецсредствами с маркировкой противника…
– Да какое спецсредство, к хренам!? Бинокль? Фонарик?
– Заткнись, Даниель… После проведения процедуры фильтрации ты отправляешься домой…
Блин! И тут фильтрация…
– …Мне лично конечно этот наш особист не нравится – у кого он появляется, то и прилетает что-то… Но таков протокол моих действий.
Тогда точно не пройти Даниелю фильтрацию, мало того, что безработный, еще и прибьют.
– ...Кто научил так карту читать? – спросил тот командир вдруг, – не все ребята, что служили, умеют, как и поля заминированные видеть…
– Был хороший командир, – ответил Даниель, – Всему хотел научить. От всего уберечь.
– Ему можно позвонить? – поинтересовался грубый и грозный, – Вот у него и спрошу, кто ты такой.
– Нет больше моего командира, – Даниель закрыл лицо руками. И теперь не врал. С того самого момента не позволял себе горевать. А сейчас, как ему сказали, он уязвимый, невменяемый, вот и контролировать себя тяжело, очень устал… И ревел бы в голос, если бы не юный деловод. Неудобно молодому поколению дурной пример подавать, мямлей такой выглядеть.
– Не так давно случилось, извините, – стало ужасно стыдно. Это не просто непрофессионально, это вообще не по-мужски. Позорище!
Грубый и грозный вытащил две рюмки и бутылку. Налил. Подумал и достал третью рюмку, налил на донышке для деловода.
– За командира, – и молчали все они некоторое время. Хотя у грубого и грозного и без Даниеля куча дел.
Тот командир смотрел на Даниеля, развалившегося на стуле, внимательно, потом сказал, грубо и грозно:
– И что-то мне не нравится, как ты сидишь перед старшим по званию… Встать! – вдруг рявкнул.
Ну, Даниель, мальчик ученый, сразу подпрыгнул.
– Смирно! Взял себя в руки.
– Да, сэр!
– Прекратил вести себя, как придурок!
– Да, сэр!
– Сейчас пойдешь к врачу, потом обедать, затем спать. Тут режимный объект, гулять нельзя. С разрешения и с сопровождающим.
– Да, сэр.
– В туалет с сопровождающим… Шаг влево, шаг вправо, рассматривается как побег. Тогда запру в подвале. Понятно?
– Да, сэр.
Хотелось тому командиру на шею броситься, обниматься… Это надо же как развезло!
Но так нужен командир. Так нужно, чтобы кто-то принял ответственность за него, сказал что делать. Приказал. Поэтому эти оскорбительные вопли слушать было, ну просто как музыку… Хороший дядька, правильно понял непролитые слезы.
Честь отдал, развернулся как полагается, отправился за деловодом, а деловод старательно переводил грубое и грозное ворчание, что тут столько дел, а этот придурок свалился на голову… На хрен пошли оба, задрали уже!
И юный деловод осторожно закрыл дверь.
