Chapter 12
Помоложе нужно кого-то найти, чтобы английский знал. …Нет, ну, кофе и со своими десятью словами купить сможет, а вот узнать, что в мире делается хотелось бы…
Как дела, люди?
Люди на заправке были самые разные – столичные красавицы с пухлыми губами на дорогих машинах, класса “люкс” и замученные тетки с детьми и рюкзаками, мужчины, которые вывозили своих жен, чтобы остаться самим, и те, кто, готовы были прорываться за границу любой ценой….
Обычная дорога к границе, которая обычно занимала день, теперь растягивалась на несколько суток – тяжело было всем…
Но город устоял, и люди устояли. Всем было страшно, но и храбрость была отчаянная, кураж, который только перед страхом смерти бывает – когда терять нечего. И этот смерти так странно объединял таких разных – инстаграмных красавиц, толстых теток и древних старух…
Никто не знает, что там на западной трассе. Ушел уже тот участок у западной трассы к врагам, никто не знает, что там было и сколько людей полегло… Тот, кому выжить удалось, рассказывают разное и страшное.
– А ты откуда? – тетка из джипа не первой молодости(это в смысле и джип, и тетка) смотрела с недоумением на оранжевый свитер с медведями и фингал под глазом. Фингал уже пошел разноцветными красками, было чего поразглядывать…
– Из приюта, что ли, сбежал? – несуразный вид Даниеля и его иностранная речь привлекали внимание всех, но только у этой тетки хватило английского, чтобы расспросить.
– Отстал от своих, потерялся, заблудился, – вкратце рассказал историю последних дней Даниель. И разве тут есть хоть слово неправды? – Измазался по уши, порвалась куртка, вот в центре беженцев дали, что нашли… Добираюсь домой, как могу.
Вид был очень жалостливый. Иностранец – а это что-то вроде дурачка убогого, жизни не знающего, по местным понятиям. Беленький, глазки синенькие, морда приятная… Таким хорошо подают. Особенно, если облик овечки принять, то и за фингал разноцветный еще накинут люди добрые…
– Тебе денег дать, что ли? – тетка всучила пачку купюр. Даниель повертел деньги в руках, вернул обратно.
– Нет, знакомый нашел, домой везет. Но ни денег не осталось, ни вещей, только паспорт.
– А дома что делаешь? – поинтересовалась тетка.
– Пока без работы, тут ведь работал, работы нет…
И сразу же, от первой встречной женщины, получил предложение о работе.
Она через границу возит… эээ… товары двойного назначения. Ну, типа, такие, которые декларировать надо и таможенные формальности проходить, а времени на это ну никак нет… На фронте очень нужны.
– Наркотики что ли? Или оружие?
Дурак он, что ли? …Всякие штуки, которые военным очень нужны, но не оружие… Вот, к примеру, бронежилеты… Их почему-то нельзя так просто через границу перевозить, хотя покупать заграницей можно легко. Поэтому она надевает сколько может на себя и едет по “зеленому коридору”, чтобы быстрее было…
И про эту свою контрабанду она рассказывает первому встречному?!
У Даниеля такое лицо честное. Она людей насквозь видит – Даниель честный человек!
Да, все так говорят… В этом и есть его главный талант.
…Ну, а какие варианты? Да и на границе многие не то, чтобы против, просто формальности соблюдать должны, вот и закрывают глаза…
Она надевает на себя несколько и возит – через день ходка. Плюс еще всякая медицина и одежда… Но много надеть не может – спина болит. И спать ей нужно. И машину сторожить, если в туалет отойдет в небезопасном месте… А их мальчикам теперь через границу нельзя, а ей мужчина нужен в пару. Вот и пристает к людям на заправке.
А у Даниеля такое лицо миленькое… ну, когда фингал сойдет и отек тоже… доверие вызывает… Да еще и паспорт европейский – езди туда-сюда сколько влезет. И такой крепкий… Сколько на себе может поднять?
Контрабандистка смотрела оценивающе – сколько всего запрещенного можно на Даниеля нацепить… Оранжевый реглан ей мешал правильно оценить.
– Много платить не смогу, но кое-что дам. И дело доброе, судьбой зачтется… Ну?
– Блин… – вот редко, когда бывало стыдно, а тут очень, – я сейчас не могу. Коллегу с работы сорвал, чтобы домой вернул, да и там все бумажные вопросы надо закрыть… Извини.
Ей очень нужен мужчина в пару. Очень тяжело…. Но сам ведь понимает… Каждый делает, что может… Да что он может понять, морда заграничная! У него-то все хорошо там дома… А у них тут…
Почти начала плакать. Обнял тетку, к себе прижал.
– Я понимаю, – показал на фингал и оранжевый свитер, – но, правда, не могу сейчас. Вон, – кивнул на дипломатическую машину, – там начальник мой сидит, злой как собака…
И так непрофессионально Эфенди рассказывал первой встречной всю правду про свою жизнь и работу.
– … Такие неприятности дома ждут, что сам туда ехать не хочу, боюсь, что убьют просто... Но надо, надо разобраться со всем, не дело от ответственности убегать… И все я понимаю, столько видел, столько было всего перед тем, как мне оранжевый свитер дали… Хорошо понимаю, не плачь. Это может быть начальник мой не понимает, а я понимаю…
Носом уткнулся в ее волосы. Давно мытые волосы. Когда же ей те волосы вымыть, если каждый день ходка? Гладил по спине.
– Дай мне телефон, я постараюсь найти кого-то или сам потом тебя найду, – дал ей надежду передохнуть Даниель, – Вот, на руке запиши.
Она записала, потом еще раз хотела деньги всучить – “чтоб от той собаки не зависел”, но Даниель отказался.
– Кому суждено быть повешенным, не утонет. Береги себя, детка.
Тетка слегка развеселилась от того, что Даниель ее, сорокалетнюю женщину, “деткой” назвал и пошла к своей машине.
Тревога закончилась и очередь на бензин начала продвигаться…
– Кофе совершенно холодный, – заявил приятный блондин.
– Вы вообще не понимаете, что тут происходит, – сказал начальнику, внезапно раздразнившись, – Вы вообще на другой планете живете! Вы даже представить себе не можете, что ту происходит, нету в ваших учебниках такого, и никакая лига плюща вас такому не научит… Ваш аналитический отдел – придурки, которые о жизни судят по статистическим отчетам, ваши вводные неверны, ваше моделирование тупое…
– Вот и расскажете, раз такой умный. Вот и будете писать подробнейшие отчеты, как приедем.
– Вы же меня уволили. В одностороннем порядке разорвали контракт.
Твари вонючие!
– Пока еще нужны.
Пока?! Ну спасибо и за это.
Приятный блондин не спал больше суток, да и сутки эти выдались напряженными – машину вел не очень. В пробке, которая за пару десятков километров от границы образовалась, нужно было останавливаться и трогаться вновь, и в этом интервале практически засыпал.
Судя по траффику, до утра границу не перейти, Даниель предложил переночевать в придорожном мотеле, если там есть места.
Оттягивал, насколько возможно, прибытие в офис и неприятные разборки там, понятное дело.
Приятный блондин не очень хотел время тянуть и стеречь Даниеля еще ночь, но так измотался и переживал, что Даниеля потеряет еще где-то, что счел предложение разумным…
Свободная комната на удивление нашлась. Потому, как стоила больше, чем в пятизвездочном отеле. Да, некоторые очень хороши в бизнесе – а человеческое несчастье особо хорошо торгуется… И тут, на дороге, одновременно с людьми, которые, по доброте душевной, приглашали застрявших беженцев переночевать к себе в дом, существовали вот такие клоповники, что взвинтили цены до уровня парижских, в высокий сезон. Люди, такие люди… Разные люди.
Кровать в комнате была одна и это смущало.
Нет, ну, конечно, приходилось спать в одной кровати – и во всех смыслах! – с самыми разными людьми, но тут все-таки начальство и про которого всякое говорят…
Видимо, наметанным глазом разведчика, приятный блондин смущение этот засек и страшно обиделся, вышел из себя…
Вот! Понял теперь? Когда устал, как собака, то и контролировать себя тяжело… Извини, куратор, не сдержался, некрасиво получилось… Извини, у полковника того, как-то себя выдал от усталости… Все мы люди и ты, приятный блондин, тоже!
…Приятный блондин, сначала шипел про себя, а потом сказал вслух, что Даниель – принц помоечный, избалованный вниманием. Зарвавшийся, зазнавшийся мальчишка, возомнил о себе невесть что… А ведь не все считают Даниеля хоть сколько-нибудь интересным, вот он, приятный блондин, совсем нет... Мямля, которая внятно свою позицию объявить не может и бороться за нее тоже не хочет… Прикидывается дурачком и младенцем, поэтому вообще никакого сексуального желания ни у какого нормального человека вызвать не может, разве что у глупых куриц, с которыми водится… Потому, что Даниель – не мужик. В отличие от его командира, каким, как не подражай, Даниель никогда не станет…
Оп-па! Тут прямо рот открыл от удивления… Офигеть, страсти какие у хладнокровного кальмара, оказывается, имеются.
…но приятный блондин вновь перешел на маловнятное шипение, демонстративно сделал посредине кровати валик из одеяла и пробубнив “вундеркинд чертов, свалился на мою голову…”, лягнул Даниеля так, что тот чуть с кровати не слетел.
И что это вообще было? Гм…
Командир был лучше во всем. Не только лучше Максика, всех. Ну, вот вообще во всем лучше… Даже в общении, этот мизантроп и интроверт был неплох – “я умею учиться!”. И это напрягало, это ставило такую планку, до которой не дотянуться.
Единственное, в чем Максик был лучше – в любовных делах. Да и симпатичней был, привлекательней, вниманием всех пользовался – в отличие от невзрачного командира, которого никто не замечал – особенно, если он не хотел. И обычно командир не хотел.
Командир, которому лучше всех быть очень нравилось, от "всего такого" сразу сдавался. Не его это, любовные игры и постельные дела, слишком чувствительная сфера…
– Даже в вашем возрасте у меня не было таких способностей и таких возможностей, ни физически, ни психически… Круто, да.
И это льстило. Блин, ну хоть в чем-то переплюнул…
А тут…
А тут слова бешеного и, вообще ничуть не приятного, блондина уязвили. И сравнение с командиром тоже. Это так тупо было, особенно на фоне событий последних дней, а все равно…
Ну, представляете, его, СуперМаксика, избалованного вниманием(как женщин, так и мужчин, кстати!) красавца, обозвал неинтересным какой-то хладнокровный кальмар! Всем, значит, интересный, а блондину, значит, нет… Тьфу!
И где у блондина пистолет? Раздевался тот в темноте, не смог увидеть. Но не мог тот поехать в воюющую страну без оружия, да еще и нарушителя дисциплины сопровождать…
Командир на ноге носил… Но блондин, при попытке аккуратно проверить, начал лягаться, как мустанг, по больному месту попал, сволочь… Спать с пистолетом под мышкой неудобно… Под подушкой? Да как же попасть под ту подушку, вон как вцепился…
А паспорт во внутреннем кармане пиджака – висит на стуле, возле кровати. Как добраться? Придушить подушкой?…
– Конечно, он гений посредственности, – так отзывался командир про приятного блондина, – никакого воображения. Но зато какая подготовка! Тот случай, когда не талантом, но прилежанием можно добиться хороших результатов, помните об этом, Максичек!
А про Максика командир говорил, что может боец и средненький, зато воображение какое…
Поэтому, оба спали плохо, опасаясь подвоха друг от друга. Или враг от врага?
…Как до этого дошло? Сам с собой так размышлял, припоминая, как командир учил душить подушкой… Потом, помнит, командир вырвал подушку из рук и сказал, что не нужно Максику никого душить – только опозорится и его опозорит…
…А ведь в спецшколе учили, что у куратора и агента нежная связь, крепче, чем у братьев – ведь только в полном доверии, в сотрудничестве двоих возможно успешное выполнение задания. Жизнь одного, а результат работы другого зависят от каждого из пары… А тут такое…
И при этом, куратор всегда добросовестно выполнял свои обязанности – вот даже сейчас подсуетился, за сутки добыл очень ценные вещи, обычно подписи и согласования месяцами длятся…
Значит, дело в нем самом. Ведь это он не повиновался приказу, не говорил всей правды, иногда привирал… Нарушал и свой контракт, и неписанный кодекс отношений не раз.
– Вы профнепригодный, Максичек, – сказал со вздохом командир после первой миссии, – не смотря на вашу одаренность, старание и амбиции… Я вас привел, но теперь хочу вывести.
Надо было тогда уходить. Но нет, в джемсбонды захотелось… Командир подтирал за “протеже”, пока мог. Теперь некому…
А куратора командир характеризовал, как, “весьма редкий в среде спецслужб”, тип приличного человека. Конечно, куратор профпригодный – “у него ни совести нет, ни сердца”, но предан долгу: очень богатая семья – невозможно купить, не тщеславен – невозможно подпеть, умерен в амбициях – не переоценивает себя и знает свое место… Короче, добросовестный работник.
– Мир держится не только на героях, Максичек. Бардак, который создают герои своим героизмом, разгребают ответственные работники…
Но сейчас не чувствовал, что приятный блондин – “свой”. Ну, в смысле общей работы, общего паспорта – конечно, свой, все свои обязательства любой ценой выполняет. А в том смысле “базовых ценностей”, про которые командир говорил – вообще чужой… С другой он стороны, пусть и линия не такая четкая и жирная.
“Свой” сказал бы, что там на западной трассе. И “свой” сделал бы все, чтобы того не случилось. Не только с подопечным Эфенди – тому-то запретил туда ходить, а всем вообще.
Знал ли приятный блондин, что там будет?
…И теперь Максичек лежит и думает, как бы придушить во сне своего куратора, схватить паспорт, пистолет и слинять, куда глаза глядят. В зоне боевых действий легко затеряться…
И что ты будешь делать, джемсбонд недоделанный? Найдут же все равно… Имеет ли смысл дезертировать?
Командир утверждал, что смысла нет. Потому, как последствий будет куда больше, чем принять ответственность сразу, особенно, если сам виноват. Это, типа, в его кодексе написано…
Командир утверждал, что кодекс он не просто выдумал и или из кино переписал, а по ходу своих личных ошибок составил…
– Учитесь на моих ошибках, Максичек, поступайте правильно…
Ладно. Вернется домой и примет последствия. Может, неповиновение и злостное, но посадят ненадолго… Или вывернется как-то – всегда ведь везло. Там будет видно…
Так говорят, когда не видно ни хрена…
Возможно, куратор тоже хотел придушить нерадивого сотрудника подушкой – и у него это получилось бы куда ловчее! – но не счел целесообразным. И очень устал.
…Когда заснул наконец, сон приснился страшный – после того похода в бермудском треугольнике смерти каждый день такое снится. Бежит, такой, по склону, деревьями заросшему, вверх, а за ним погоня, а в руках ничего… Дерево упавшее видит, пустое в середине, залезает туда, прячется, опавшими листьями себя присыпает, как полагается… Слышит голоса, что ищут его. Пот течет, сердце стучит, листья на лице дышать мешают.. Голоса ближе, совсем рядом, ветер листья спасительные сносит… И тут уже пистолет в руках… ну, такой, из какого того раненого застрелил… И сразу лучше стало – стреляет во всех, кого видит, не думая, не разбираясь не целясь, патроны про себя только считая, боясь ошибиться и последний неверно израсходовать…
– Пресвятая Мария, Матерь Божья, благословенна ты между женами…
Подпрыгнул на кровати, проснулся от ужаса того, что обсчитался, и патронов больше нет…
Тяжело дышал… Приятный блондин внимательно смотрел, уже проснулся и был одет.
– У вас какая-то новая религиозная активность? – поинтересовался.
Как бы не так! Обычно у верующих после такого кризис веры случается, а Максику терять нечего – ни в бога он не верит, ни в черта.
– Нет. Приснилось, что в церковь с бабушкой иду…
Уж точно не настолько “свой” ему куратор, чтобы такие сны рассказывать.
У самого пограничного пункта снова застопорились. И снова приятный блондин виноват – такой нежный. Приспичило ему. Грешил на ужин в том клоповнике за пятизвездочную цену. Приятный блондин страшно страдал, что ему приходится в глазах подопечного выглядеть обычным человеком, который резко выехав на обочину, сломя голову, бежит в кусты. И кричит на ходу:
– Категорически запрещаю вам отходить от автомобиля! Не знаю, что с вами сделаю, Даниель, если хоть на метр сдвинетесь!
Да, да, шаг влево, шаг вправо рассматривается, как побег… Понятное дело.
– Я не сдвинусь, делайте свои дела спокойно, не торопитесь…
И честно, не думал сдвигаться, уже принял ночью свою судьбу – даже то, что приятный блондин посчитает целесообразным не сохранить Даниеля в живых.
– Даниель! – кто-то кричал и махал руками от шлагбаума пропускного пункта, – Даниельчик! Такое чудо, что я тебя встретила…
Это была ненормальная маникюрша.
Даниель не успел сдвинуться на метр, она сама к нему придвинулась, со всеми своими детьми и чемоданами…
Почему она еще здесь, если добрый Даниель посадил ее на поезд? Тот поезд доехал только до безопасного города, там всех иностранцев пересаживали на другой… А она на тот второй поезд опоздала, телефон разрядился, времени не знала… А вот, если бы Даниель договорился… Ехала на попутке до какого-то села… Ночевала в школе, там раскладушки поставили… А потом в детском саду, дали сухпаек с собой… А потом ехали на автобусе, стоя… Чуть пешком прошли… До пограничного перехода… Хотела пешком границу перейти и с той стороны на поезд сесть… Но тут нет пешего перехода! А она думала, что есть… Теперь ее не пускают, говорят, едь в другое место, где пешеходный, или в машину какую-то подсаживайся… А тут все машины забитые, как же ей подсесть. Ляжет тут вот, перегородив трассу… Она же мать! У нее же дети!
…А что у Даниеля такое с ноготками случилось? Всего две недели назад ведь делали?
Рассматривал свои руки ободранные, ногти обломанные, с грязью по ними, что вымыть не получалось… И думал, что Даниель – не только профнепригодный придурок, но и просто идиот.
Потому, что только идиоты помогают таким идиоткам! Которые даже, если посадишь в поезд на свое место, не могут доехать без приключений.
Столько всего страшного случилось, и сколько еще неприятного еще ждет -- и все зря!
Эта клиническая идиотка стоит на дороге возле шлагбаума, с детьми и чемоданами… И почему никто не вызовет какую-то службу по охране детей, чтобы спасти несчастных от идиотизма матери!
Блин! Если бы не позорное джентльменство, был бы уже дома давно и без всяких проблем на работе….
Мактуб! Все предопределено, – любила говорить командирская жена, подавая “милому Максику” котлетки и разглагольствуя о чем-то умном. В период своих религиозных обострений, философствовала про то, что Провидение мудро управляет поведением смертных, посылая к тем своих вестников… Вестники могут быть самыми разными, но их задача – изменить судьбу согласно Предопределению…
Ну, вот, не попадись на вокзале учителю Даниелю эта придурошная маникюрша, то он был бы дома. И не сел бы в джип возле вокзала, что ехал на запад. И Джи поехала бы на западную трассу сама…
И Джи не справилась бы там сама. И девочек бы не спасла…
И он сам не почувствовал, что он все может, если оружие в руки возьмет. И врата ада, того самого ада, которого всегда боялся, не открыл бы… А так открыл.
Справился.
…В общем, когда приятный блондин возвращался из-за кустов, отряхивая одежду, то увидел, что на заднем сиденье его автомобиля с дипломатическими номерами сидит странная, шумная женщина, машет ему рукой, а из-за плеча ее выглядывают детские лица…
– А вот теперь, Даниель, я не только согласился бы с приказом о вашей ликвидации, но и исполнил бы его лично, – сдержанно сказал приятный блондин.
Давно не чувствовал себя так хорошо! Как эмоциональный вампир какой-то, чувствовал бурю в душе куратора и наслаждался ею.
Дулю тебе, приятный блондин! Не посмеешь ты выставить на улицу женщину с тремя детьми, рафинированный ты болван из частной школы! Перевезешь через границу, доставишь к родным и еще поцелуешь на прощание…
И застрелить по дороге Даниеля не сможешь, потому, как и со свидетелями придется разбираться, а на иностранную гражданку с тремя несовершеннолетними не три, а тридцать три подписи нужны и достаточные основания, бюрократ несчастный.
Ненормальная маникюрша сделает поездку очень утомительной, но не такой напряженной. Разрядит обстановку.
Очень был доволен своим хулиганством. И тем, что маникюрша ласково ворковала с ним. Коллегу Даниеля она все-таки немного стеснялась, а Даниель сразу был записан в ее дети – она велела ему доесть морковное пюре, что не доел младенец, делила на него, наравне с детьми, шоколадку и ворчала, если ей казалось, что Даниель громко ржет и мешает спать… Она же мать. А Даниель… Он же ребенок!
Еще давно, на сессии с психологом, обсуждали, что есть у него такой сиротский комплекс – в любых людях искать родителей, настраиваться на родительскую волну, использовать развитый родительский инстинкт некоторых и получать то, что недодано в детстве. Из приятного блондина отец – так себе, а вот мать из маникюрши – превосходная. Так нравится, как она чешет Даниелю голову. И еще больше нравится, что это не нравится приятному блондину…
Границу машина с дипломатическими номерами прошла очень быстро, а уж потом пришлось повозиться – разъезжать по маленьким городкам и искать ее родню.
…Откуда ей знать телефоны? Адрес знает…А вот там была один раз – такой красный дом, от колокольни налево… Нет, в центре для беженцев ни за что не останется! Детям нужна семья! …Вам что, жалко подвести до места? За бензин может заплатить. Ну, не все конечно, половину. Или треть…
Приятный блондин вел себя очень мужественно – кормил всех обедами, покупал чупа-чупсы и водил детей в туалет. Вот это воспитание, вот это выдержка, не даром командир хвалил…
Пусть не думает этот принц помоечный, что он, опытный и не последний в их офисе человек, поддастся на дешевые трюки, да из себя выйдет. Не дождешься, вундеркинд чертов… За все ответишь, как только в офис доберемся, увидишь цирк с клоунами, раз так скучно… Видимо, что-то с головой случилось, раз позволяет себе такое, да и тик на лице случается , весь дерганый какой-то... Психиатрическая экспертиза однозначно нужна... Без присмотра не оставлять.
...Не все родственники хотели маникюршу принимать – видимо, близко знакомы. Наконец, нашли тот красный дом налево от колокольни, вышли, и пока те родственники не опомнились, осознав, что на себя берут -- дали деру…
– Поцелуй меня, живо, – приказала маникюрша на прощанье, – А то родня скажет, что я бестолковая одиночка. А так, вот у меня мужчина -- как у всех, просто в командировку уезжает…
– У меня губа болит, не могу по-взрослому целоваться, – отнекивался Даниель,
– Тогда в щечку хотя бы…
…Еще в те времена – будто миллион лет назад! – когда маникюрша представляла Даниеля своим мужем или парнем, они целовались на публику. Пару раз она намекала на большее, чем целоваться, но Даниель, хотя был совсем не против, мужественно отказывался из соображений педагогической этики.
Да еще из-за того, что она точно бы залетела и он бы возился с этой ненормальной и ее детьми всю жизнь!
– Это было слишком, Даниель, – сказал куратор, когда уже под утро, подъезжали к городу.
– Извините, хотел разрядить обстановку… Вы можете отвезти меня домой?
– Нет. Вы же знаете протокол – поживете пока в служебном доме, пока закончим все бумажные дела. Отдохнете… Там будет видно.
Так говорят, когда не видно не хрена.
