Chapter 6

Тех журналистов полковник в подвале держал. Но в комфортном помещении — там что-то типа сауны и комнат отдыха до войны было. Полно места, можно вип-гуантанамо свое собственное устроить -- как в санатории условия.

— Как бы не сказали, что я над представителями прессы измываюсь... Хотя, какие они представители прессы — мерзавцы, которые сотрудничают с агрессором, без нашего разрешения по оккупированной территории шастая. И хотелось бы знать, Даниель, для чего там ездят.

В документах нашли договоренность об интервью с весьма важными военными чинами, получено их согласие. Планируется пропагандистский репортаж из оккупированной территории с победной отчетностью, этих ребят туда пригласили осветить для западной публики. Чтобы западная публика перестала валять дурака со своей гуманитарной и военной помощью, а признала старое правило: кто сильнее — тот и прав.

Вот полковник и хотел знать, где это будет интервью и когда. Он вообще очень был любознательный.

За любознательность его очень хвалили в младшей школе. В старшей школе уже хвалили меньше — поскольку мог задать учителям неудобные вопросы.

В военном училище учили, что любознательность нужно ограничивать субординацией. И в дальнейшей военной карьере любознательность очень мешала, поэтому возможно и ушел из армии — не любил, чтобы им командовали те, кто глупее. А в более важные командиры не мог пробиться по причине той же любознательности... Нигде любознательных особо не любят, а уж в армии, так особенно... Ну, а теперь берут любых, хоть и система старая осталась — военная необходимость...

Зачем знать, когда будет интервью? Что будет делать с этой информацией? А вот и не знает, там будет видно... Пока на интуицию полагается.

Но, черт твою мать, нужно ведь что-то с ней делать! За родину нужно не умирать, а убивать!

Почему не оставит решение этого вопроса тем, кто уполномочен этим заниматься?

Потому, что любознательный. Потому, что не нравится, когда вот так говорят «принято к сведению» и не делают ничего! И дело не движется. И враг все еще тут... И люди — его люди! — погибают.

Да, он военный человек и понимает, что приказы командования выполняются, а не обсуждаются.

Но он мужчина, который выполняет свой долг. И, если приказа не получил — а он не получил! -- пока может действовать на свое усмотрение, может отдать приказ себе сам.

За родину нужно не умирать, а убивать!

...Доверяет ли Даниелю?

Вообще нет. Но пока они на одной стороне. У Даниеля личные счеты, после того их похода и случая с девчонкой. Это видно — злой и дерганый паренек. Личные счеты объединяют лучше всего другого... Да и тому хрену... «координатору образовательных программ»... будет полезно узнать, чего тут творят ихние граждане... Потом. После... ну, еще не знает чего, но, что чего-то натворит, уверен точно.

Полковник инструктировал Даниеля, выдав список вопросов... Вести запись на телефон — потом расшифрует письменно, если что непонятно -- спрашивать полковника сообщением... На полковника не ссылаться — сообщить, что, мол, просили чиновника-переводчика, вот они его и получили. Если нужно, любое удостоверение на принтере напечатает и заламинирует — отличная тут оргтехника.

— Но я никогда никого не допрашивал, — пытался все-таки отвертеться Даниель.

Такой хитрый солдафон — сначала переводчик ему нужен, а потом выяснилось, что весь допрос Даниель должен сам вести. А полковник в той сауне прятаться и курировать по мессенджеру.

— Дело нехитрое, — уверял его полковник, — справишься.

— Они откажутся сотрудничать, — предпупредил Даниель, — знаю я таких. Что тогда?

Полковник призадумался. Насколько он готов далеко пойти в своей любознательности?

— Бить не нужно... Ну, в смысле — следов оставлять, меня заругают. Но дави. Дави, как хочешь — получи результат! Нечего тут шастать всяким тварям... Я бы оставил следы, конечно, чтобы это усвоили получше, но заругают сильно...

А Даниелю, значит, можно? На Даниеле вся ответственность. Ну и хитрый жук!

— Понимаю, Даниель, что нелегко, не из тех ты ребят, которым допрашивать нравится, прекрасно понимаю... Но и ты понимаешь, что нельзя упустить возможности... не знаю, еще какой возможности... Дави их, Даниель. Твой командир должен был тебя научить как...

Блин! Это была самая неприятная наука из всего курса. И вообще-то в курсе были только самые общие сведения — алгоритм прямых и косвенных вопросов, такое все... Предполагалось, что если возникнет необходимость в чьем-то подобном, то после первичного опроса, Даниель передаст объект специалистам по таким делам, и что там дальше, знать не должен.

Но командир, как всегда, в своем рабовладельчестве, не ограничивался учебной программой стажера, И конечно, кроме того, чему обязан научить по программе — как Максику держаться на допросе, что отвечать и как себя вести, командир показывал, как допрашивать самому.

И это было самым неприятным. Куда хуже экзотических экскурсий на бойню или в морг, где тоже, может быть, кое-что было неприятно, но пару раз от силы неприятно, а потом привыкаешь — дело и дело, пусть и довольно грязное... А к мерзкому командиру, которые без всякого насилия, лишает человека достоинства человеческого, в тварь дрожащую превращает — привыкнуть сложно.

Когда в роли допрашиваемого был сам Максик, то командир вел себя точно также — чрезвычайно омерзительно! — но Максик-то знал, что это симуляция это, не по-настоящему все, хоть и тумаки командир раздавал самые, что ни на есть, настоящие. Когда отрабатывали допрос с другими — тоже самое...

А пару раз не знал, что симуляция — думал по-настоящему попался, все показал, чему учили, как надо все сделал, на отлично. Но тогда искренне дознавателя ненавидел, как врага. Просчитывал, как с дознавателем работать, как манипулировать, как сбежать... Нормально тот экзамен прошел, все довольны остались. Кроме командира, конечно — «мог бы и лучше».

А вот, как дознаватель, Максик полностью провалился. Экзамена такого не было, но командир характеристику очень нелицеприятную написал по этому поводу — вот недавно в досье своем прочитал, а тогда от командира услышал:

— Вы не годитесь, Максик, для этого совершенно. Ваша эмпатичность, та, которая позволяет вам проделывать все эти штуки, которыми все восхищаются, тут очень мешает. Вас должно волновать только одно — получение информации. И вы должны решить эту задачу любой ценой — в рамках закона, если не позволяется другое.

Первый раз тогда у командира возникло сомнение — а вообще пригоден ли студент к работе в спецслужбах?

— Я подам рапорт на необходимость еще одной экспертизы... — так снял с себя ответственность командир.

Но Максик обдурил ту экспертизу, конечно. Он же чемпион по брехне, тут ни у кого не было сомнений.

...А тут допрашивать должен. Может, лучше смыться, не позориться?

Но тебе же самому интересно, Максичек, что там. Тебе самому в большую игру поиграть хочется. Сублимировать все, что случилось за последнее время.

А мотивация, как говорил командир, может примирить с множеством неприятных вещей, которые однозначно будут в такой работе.

Мотивируй себя, Максичек! Это не полковнику нужно, а тебе.

Вспомни университет, вспомни подвал тот посольский... Вспомни, как шли по бермудскому треугольнику смерти и как кричала Джей. И послушай сейчас, как в ухе левом она кричит — давно ты уже таблетки потерял.

Главное, из себя не выйди. Потому, что «придурошный дознаватель еще хуже того, кто вялый, будто соцопрос проводит — очень непрофессионально».

Нет, ну тут было непрофессионально все! Начиная с того, что всего двое с полковником во всем подвальном этаже, часовой сверху — у двери в тот подвал, и заканчивая театральным и детсадовским появлением в балаклаве. Еще и линзы коричневые надел, автоматически, на всякий случай...

— Ты все время их в кармане носишь? — осведомился полковник.

— Некоторым барышням нравятся карие глаза, а я слаб на передок...

Короче, заходит он, такой, к тем журналистам...

Наглые черти, твердо знающие свои права человека. Огороженные этими правами человека, как тем заборчиком, за которым они стоят и подкармливают тигра... Тигра, для которого права человека ни хрена не значат. Тигр, вскормленный конфетками этих журнашлюх и ублаженный их любовью, съест несчастного всадника и собьет заборчик. И станет грызть этих, что вскормили его самого... Но, кто думает об этом, пока платят.. А некоторые просчитывать наперед вообще не могут, только сиюминутные радости потреблять... Ну, из тех дегенератов-психопатов, про которых раньше рассказывал.

...Тут, конечно, по методе командира, таким нужно сразу, с ходу, в репу зарядить, еще до того, как представиться. Но полковник запретил бить, да и не так, чтобы нравилась такая метода.

Но хоть наручники ловко и неожиданно на обоих надел, не опозорился... А они очень не ожидали даже такого наезда — права человека, черт их дери, этих прав они ожидают, хоть и на линии фронта находятся.

Дулю вам! Дулю вам, а не права человека...

Очень холодно представился им, помахав издалека свежезаламинированным удостоверением.

Представился реальным именем — уборщика из офиса. Это было единственное реальное имя человека из офиса, которое знал. Уборщик был нанят по квоте для инвалидов — у него что-то не то с головой, глупый очень. Но убирал замечательно. И очень удобно нанять в уборщики такого человека — никаких тайн, которые случайно подслушать сможет, не поймет и не выдаст. Уборщик этот всегда представлялся, когда в помещении люди находились, вот и запомнил как того уборщика зовут. И автоматически имя в голове всплыло.

Это же главный принцип чемпиона по брехне — врать правду.

Балаклаву пошлую объяснил тем, что, мол, по работе тут, и не всем его в лицо знать нужно.

Но журналисты хотели на родном языке общаться, просили представителя госслужбы, должностное лицо — так вот он тут... Рассказывайте!

Сомнений в том, что этот хрен в балаклаве их соотечественник, не было — и произношение натуральное, с некоторыми, уловимыми носителями языка, диалектными особенностями. Также нельзя отрицать его очевидную причастность к службе, сотрудником которой он представился — незначительные и, вроде ничего не знающие, упоминания улицы, должностных лиц, эвфемизмов, которыми принято службу называть, означали, что этот, в балаклаве, знает, о чем говорит...

Это так себя утешал — декорации подготовлены как надо, хоть и сделаны не пойми из чего.

Не смотря на то, что алгоритм прямых и косвенных ответов беседу с места сдвинул, но информации «где» и «когда» не получил. Хоть и по отдельности допрашивал и обоих сразу.

Ну, понятное дело, не скажут они. Потому, что понимают, что если скажут — то это смерть. Тигр слопает.

Поэтому тянут время, знают, что нельзя тут их бесконечно держать, хотят домой, на территорию закона и прав человека, где если чего не хотят говорить — ну и ладно, ну и не надо, вот вам конфетка за страдания, пожалуйста, не нужно меряться, у кого больше денег на юристов...

Придется по-плохому. Да, Максик, двоечник несчастный, не может по-плохому. А вот командир может.

И Максику нужно просто сыграть командира, перевоплотившись...

Знаете наверное, что существуют две системы актёрского мастерства: система Станиславского и система Михаила Чехова. Первая подразумевает, что актер испытывает чувства, которые играет, исходя из собственного опыта и характера, ну а во второй, актер изображает те чувства, которые его герой должен испытывать, изучив досконально не только персонажа, но и те реакции, которые проявляются внешне на нужные по роли импульсы... И совершенно некорректно, как поступают некоторые дилетанты, сравнивать, какая система лучше. Правильно выбирать нужный способ, исходя из режиссерской задачи, из особенностей образа, из личностных характеристик актера.

А поскольку в этом случае чувствовать то же что командир, актер не мог, в связи с личностными характеристиками, то оставалось как можно точнее изобразить — командирские мимику, жесты, позу, тембр речи, слова... Чеховскую систему, короче, применить.

Ведь очень хорошо знает командира и в качестве дознавателя видел его не раз, и точно знает, как бы тот себя вел.

...«Командир» с допросом справлялся куда лучше. Давил и нависал. Отвергал права человека, как явление, и демонстрировал право сильного. Право страшного. Того, в руках которого жизнь и смерть.

«Командир» весь вспотел, хотя в подвале совсем нежарко. Эта балаклава идиотская совсем мокрая, по лицу неприятно елозит...

Эти придурки вообще понимают, где находятся? Они вообще отдают себе отчет что находятся на линии фронта? Что тут жизнь вообще ничего не стоит, а жизнь врага так вообще... А они враги. И что пришлось очень сильно хлопотать, чтобы к нарушителям границы допустили, очень сильно пришлось хлопотать, чтобы не прикопали в ближайшей роще, а дали поговорить... Все ресурсы государства родного задействованы были... Так что пусть отвечают на вопросы. Нет у них никаких прав. Нет. Ни на адвоката, ни на консула.... Да у них на жизнь нету права, раз сунулись в такие дела. Добровольно от права на жизнь отказались, сами виноваты...

Ребята поплыли конечно, всю их самоуверенность как рукой сдуло. Неизвестно, что у них там за журналистский опыт, были ли в горячих точках и побывали ли в подобном подвале — ничего интересного в сети на них не нашел, но борзость их оказалась борзостью хулигана липового, который при первом же отпоре, верещит жалко: Полиция!

Так и эти стали плакать — слезами! — и требовать консула. А не какого-то ненормального в балаклаве, который так оскорбительно и агрессивно себя ведет...

Командир, ну просто, окружен был аурой агрессии, когда подобным занимался. Аура агрессии неприятно пахла, разъедала всех вокруг, вызывала слезотечение и обилие слюны. При этом командир никогда не терял головы... И учил, что очень важно головы не терять, даже если выходишь за рамки закона и... эээ... к примеру, ломаешь допрашиваемому ногу.

Рассказывал про какого-то своего знакомого, который допрашивал террориста и нарочно, и довольно болезненно сломал тому ногу. На нервах ту ногу сломал. Потому, что до того тот террорист жестоко убил каких-то там друзей того знакомого и вообще был редкой мразью.

И что? И этого знакомого выгнали с работы и посадили. И правильно сделали. Потому, как ломать ногу террористу на нервах — позорно и непрофессионально. А вот если бы тот знакомый сломал террористу ногу — с санкции руководства, конечно! — чтобы решить вопрос с информацией, это было бы правильно и профессионально...

И почему это Максик воротит морду и кривит нос? Он вообще понимает, где работать собирается?

Вообще-то у Максика в контракте ничего не сказано про то, что он ноги должен ломать незнакомым людям. И в программе обучения про это ничего нет...

Максичек, котик, в жизни любого мужчины может появится тот, кому очень нужно сломать ногу или даже шею, на допросе или нет. И главное делать это не на нервах, а обдуманно, обоснованно. И мотивировано.

А у Максика сейчас в медицинской карте написано «склонен к немотивированной агрессии». И вот сейчас склонность эта нарастала и нарастала. Потому, как не справлялся.

Да, они боялись. Да, фактически плакали. Но информации не выдавали. Потому, что понимали, как можно информацию эту использовать и понимали, что тогда их перспективы вообще не очень.

И одно было страшнее перспектив смерти — страх смерти прямо сейчас.

...Блин! Да что ж такое... Система Чехова постепенно заменялась системой Станиславского — начал чувствовать то, что играет, «командир» стал еще более злым. Почувствовал свою собственную ауру агрессии — еще более вонючую, чем у командира, ведь командир владел собой безупречно, а Максичек что-то уже не особенно...

— Стоп! — получил приказ на телефон, — Прекратить. Немедленно выйти.

Полковник не понимал языка, на котором говорил Даниель, но, обладая немалым военным и жизненным опытом, понял, что нужно передохнуть. Налил чаю, в чай коньяк... Дал сухую футболку... Когда-то давно полковник занимался боксом и понимал, как важно поддержать бойца в перерыве, поправить ему капу, дать раствор электролитов, попшикать ссадины анестетиком...

— Мне нужен ассистент...

Положил голову на стол. На голову лед завернутый в полотенце.

— Я не справляюсь один. Мне нужен ассистент, с которым я смогу говорить по-английски и кому вы доверяете... Мне нужен ассистент и корыто с водой...

Кажется, Максичек, тебе придется открыть в ад еще одни врата. Не слишком ли много для одного человека? И не слишком ли много происходит тут с тобой в первый раз?