Глава 24

Весь вечер Лассэланта пробыла в ЛУМИТЭ. Она до последнего не хотела отпускать Язолина, даже намеревалась посетить его комнату в тёмном общежитии, от чего тот еле отговорил её. И Селериан был в коем то веке солидарен с ним, высказавшись категорически против этого. Даже обиженный вид, уговоры и лесть сестры не смягчили его. И юная аристократка решилась на маленькую, но приятную для себя во всех отношениях месть.

Когда за ней приехала машина, она, не стесняясь окружающих, обняла Язолина, обвивая руками за шею, плотно прижимаясь к нему и ласково заглядывая в глаза, прошептала:

— Ещё увидимся. До завтра.

И нежно прикоснулась к его губам своими. Язолин замер от неожиданности, ведь до сих пор воспринимал её как маленькую эльфийку, но она явно пыталась доказать, что она уже выросла. Селериан, наблюдая за этим, побагровел от ярости. Эльфийка, не дожидаясь гневной тирады брата, направилась прочь. Как только она миновала ворота и села в машину, тот набросился на Язолина, схватив за одежду и как следует встряхнув.

— Это твоих рук дело. Твоя проклятая тёмная ворожба. Ты наложил на неё чары, что она забыла всякий стыд и то, чему её учили! — яростно говорил он.

Дроу с недоумением посмотрел на эльдара. То, что он видел в нём опасность для юной Лассэланты, немного его забавляло. Дети никогда не являлись для него привлекательными, особенно в эротичном плане. Но вот поведение самой эльдэ настораживало. Хотя он всё таки надеялся, что это всего лишь юношеское озорство и бунтарство против произвола старшего брата.

— Селериан, я не владею магией. Можешь это проверить, — спокойно ответил дроу, улыбаясь.

Известно, что маг может почувствовать силу другого мага. Но по тому, как стушевался Армантас, было предельно ясно одно.

— Ты тоже обделён магическим даром, — догадался Язолин.

Селериан холодно посмотрел на него. Ярость в его черных глазах говорило о том, насколько этот факт не давал ему покоя. Высшая эльдарская аристократия зачастую изобиловала магами, но вот семья Армантас уже в нескольких поколениях не владела даром. С тех пор, как его далёкий предок взял в жёны родовитую, но простую эльфийку. И с тех пор эльдары его Рода женились на обделенных даром, как-будто боялись его. Но Селериан с самого детства был уверен, что сила когда-нибудь проснется в нём. Он обращался к самым сильным магам своего народа, но тем так и не удалось обнаружить в эльфе даже крупицу магии. Постепенно он впадал в отчаяние. Отец утешал его тем, что из аристократов они не единственные обделены даром. Что есть высокородные Рода, в которых много обычных эльфов. Однако, в отличие от Рода Армантас, в них редко, но всё таки рождались маги. И Селериан надеялся стать таким же исключением для своего Рода. Но этого так и не произошло, с чем ему пришлось, в конце концов, смириться. Но напоминание об этом его всё ещё ранило. И то, что об этом догадался темный, было неприятно вдвойне.

— Держись подальше от моей сестры, — грозно сказал светлый.

— Я как бы и рад, но у неё, видимо, другие планы, — усмехнулся тёмный.

— Я тебя предупредил, — сказал Селериан, отпустив его. Сам же пошёл прочь.

Вечером после ужина Армантас сидел за столом в своей комнате. Всё ещё кипя от возмущения, он выводил в тетради ровным почерком строчку за строчкой. И решительно не понимал неожиданно вспыхнувшую привязанность своей сестры к темному, который, по его мнению, является врагом. С периодом взросления Лассэланта привыкла быть всеобщей любимицей и для родителей и знати — примерной, благовоспитанной эльдэ. Но только Селериан знал о чертёнке, который жил в его сестре. Что на самом деле юная госпожа Армантас была избалована, безответственна, взбалмошна и капризна. Она считала исполнение своих желаний самой достойной платой за своё примерное поведение. И родители поощряли это. Чего никогда не позволялось ему. С самого детства Селериана воспитывали в строгости, и каждое неповиновение каралось наказанием, иногда даже телесным. Отец объяснял это заботой о его будущем, дабы воспитать из него харизматичная личность, истинного лидера. И только знакомство с Гаэлларом скрашивало эти суровые дни его детства и ранней юности. И опасался, что это может грозить бедой юной легкомысленной особе. Даже если эта симпатия не серьезна, её выбор падет бесчестием на неё и весь его Род. Это только добавит неприятностей его семье, которая до сих пор в немилости у правящей четы, и многие из высших аристократов практически перестали с ними общаться и принимать их в своих домах.

Постепенно слова на бумаге соединялись в словосочетания. Те образовывали строчки. Строчки превращались в очередной сонет.

Прелестна безрассудное дитя.

Как ветрено твоё очарованье.

Глядишь на всё с улыбкой и шутя.

Всё кажется тебе чудесной тайной.

Незыблемы воздушные мечты.

Легки, как крылья бабочки.

Нежны, как запах белой розы,

Заветны, романтичны и светлы.

Влюбленность легкомыслия полна.

Биенью сердца пылкого внимая,

Глуха к предупрежденьям и мольбам.

Ты никого вокруг не замечаешь.

Пьянящая любовь, что забытьё.

Того ли сердце выбрало твоё.

Язолин сидел за ноутбуком в своей комнате, в очередной раз просматривая списки студентов. Новеньких было немного, так как учебный год давно начался. И тиндэ среди них не было. С другими дроу, находящимися на задании, он не общался, так как это было категорически запрещено. Все сообщения передавались только через связных, а они менялись каждый раз.

После получаса бесплодных поисков он переоделся в одежду для пробежки и, ничего не сказав обложившемуся учебниками Солтрану, покинул комнату.

В очередной раз, следуя уже привычным маршрутом, всё думал, сколько ещё он пробудет здесь. Успеет ли воплотить в жизнь все свои планы. Если же завтра поступит приказ уходить, то это будет очередным невезением, к которому он порядком уже привык. Пробежав несколько кругов по беговой дорожке, он свернул на площадку с уличными тренажёрами. Подтянувшись на перекладине, сделав кувырок, опустился на землю. Повторив упражнение несколько раз, он перешёл к другому тренажёру. Ему начинали нравится подобные вечерние занятия, которые за это время уже вошли в привычку. Будет трудно от этого отвыкать, когда он вернется в подземелье.

Вероника вышла на крыльцо и села на скамейку. Звонки родных раз в неделю из-за неимоверной дороговизны межпланетных телефонных переговоров и редкие переписки в сети, так как сайты земных соцсетей не всегда бывают доступны, уже плотно вошли в течение её жизни на этой планете. Так незаметно пролетело больше трех недель её практики, и уже стало ясно, что Новый год ей придется встречать на чужой планете. Младший брат, кажется, уже смирился с её отсутствием на празднике. Но вот ей от одной мысли об этом было не по себе. В отличие от своего брата, который привык встречать в кругу друзей, она, как убежденный домосед, предпочитала встречать его в кругу семьи. И только звонок бойкой Ларисы мог вытащить её в какой-нибудь клуб, чтобы сидеть где-нибудь на отшибе за стойкой бара и наблюдать, как подруга отрывается. Танцевать Вероника не умела, да и не любила. Непривычно ещё и то, что сейчас в этой части Исилсилтрина было лето. Новый год без снега и холода — ещё одно неудобство, которое придётся пережить. Хотя в последние годы и в Горьком частенько в Новый год снега не наблюдалось, что очень огорчало девушку, которая до сих пор любила зимние забавы. Лепила снеговиков, играла в снежки с детворой своего дома, что постарше. В предновогодние праздники девушка категорически не желала становиться взрослой и серьёзной и просто обожала сладкие подарки. А тут не было и намёка на холод. Стояла летняя жара. Даже в классическом костюме на занятиях было иногда жарко. И мысли о том, что за предстоящий месяц мало что изменится, удручали.

"Ну как то же его встречают в тропиках на Земле", — успокаивала она себя. Однако то, как его празднуют здесь люди и полукровки, подогревало интерес.

"В Безухом квартале наверняка будут украшать ёлку или её местный аналог", — надеялась она.

В её маленьком коллективе наверняка всё будет по-земному. Сначала празднование католического Рождества, затем Новый год, а после — православное Рождество и Крещение. С коллегами у неё установились очень хорошие, теплые отношения. Так что это хоть как-то компенсирует отсутствие семьи и неугомонной Ларки в новогодние праздники.

Дописав стих и позанимавшись, Селериан решил проветрить голову, выйдя на прогулку. Гаэллар не составил на этот раз ему компанию, так как у него появились какие-то срочные дела. Он прогулочным шагом шел по аллее парка. Было тихо и безветренно. Тишину нарушал только шелест листвы и жужжание насекомых. Иногда навстречу попадались редкие гуляющие парочки. Проходя мимо спортплощадки, заметил какое-то движение и свернул к ней. Он еле сдержал вздох разочарования, когда увидел там ненавистного дроу. Тот вовсю упражнялся со штангой. Затем встал с тренажера, размялся и побежал прочь. Неведомая сила поманила Селериана следовать за ним. Язолин вышел на беговую дорожку на аллее и направился знакомым маршрутом. Он не сразу заметил за собой слежку, так как хотел убедиться, что следуют именно за ним. Дроу не стал оглядываться, дабы не спугнуть его. Он направился к озеру, огибая его, устремляясь к зданию преподавательского общежития, делая большой крюк, чтобы запутать преследователя. Рилинвар резко завернул за угол задания и притаился, ожидая его. Селериан, добежав на некотором расстоянии от дроу до здания, притаился у стены. Язолин же ощутил его присутствие, стоя за углом. Всё его тело напряглось, словно пружина, переходя в боевой режим. Подобное могло раз и навсегда разрушить его планы, а это было неприемлемо. Поэтому дроу решил раз и навсегда проучить того, кто посмел следить за ним. Было тихо. Ни осторожного шага, ни шумного дыхания. Селериан некоторое время стоял, замерев, прислушиваясь и пытаясь определить местонахождение тёмного. Затем осторожно двинулся к углу здания, намереваясь резко выглянуть из-за него. И как только он это сделал, то получил молниеносный и довольно ощутимый удар ногой поперёк корпуса. Светлого согнуло пополам от боли и неожиданности. Он судорожно глотал ртом воздух, но в следующее мгновение распластался на траве в тисках захвата Язолина.

— Ты? — злость в его золотистых глазах смешалась с удивлением.

— Какого черта ты следишь за мной! — возмутился Язолин.

— Чтобы предотвратить твои козни, — ответил Селериан, когда обрёл таки дар речи.

— С чего ты взял, что я задумал что-то дурное, — произнёс дроу.

— Ничего другого ты задумать и не можешь, — уверенно ответил эльдар, попытавшись вырваться.

Язолин понял, что визит к крыльцу придется на сегодня отменить, и еле сдержал вздох разочарования. Он поднялся, рывком поставив Селериана на ноги, и проволок его прочь, дабы кто-нибудь из преподавателей не явился на шум.

Всю дорогу до аллеи Армантас пытался вырваться из тисков его рук, но это не получалось. А Язолин думал как раз и навсегда отвадить от себя этого светлого.

— Не дёргайся. Ты привлекаешь к нам внимание, — заметил Язолин.

— Немедленно отпусти меня! — потребовал Селериан.

— Когда сочту нужным, — ответил дроу.

Вскоре они оказались на аллее. И только тогда Язолин разжал руку.

— Теперь говори, зачем на самом деле следил за мной, — произнёс Язолин.

Селериан молчал и с ненавистью глядел на него.

— Ясно. Я, в принципе, так и предполагал, — сделал вывод темный, многозначительно взглянув на светлого и, сунув руки в карманы ветровки, пошёл прочь.

— Что предполагал? — спросил Селериан, не сумевший совладать с любопытством. Остановил его, взяв за плечо.

— Что я нравлюсь тебе, вот ты и преследуешь меня. Конечно, мне лестно, что такой высокородный эльдар обратил на меня внимание. Но на поцелуй не надейся, — ответил Язолин и чуть не рассмеялся, увидев, как Селериан изменился в лице.

— Да как...да ты, — только и смог вымолвить Армантас, задыхаясь от возмущения.

— Только не нужно меня ревновать. Я этого не люблю. И не смей дарить мне цветы, — продолжал забавляться Рилинвар с самым серьезным выражением лица. Он приблизился к нему и тихо сказал:

— Хотя кое-какое удовольствие я могу тебе доставить. Хочешь увидеть меня без одежды.

Селериан то бледнел, то краснел, хватая ртом воздух от негодования, которому не было предела, словно рыба, выброшенная на берег. Потом резко оттолкнул его и пошёл прочь. Язолин догнал его и остановил, взяв за рукав куртки.

— Ты что, обиделся. Я же пошутил, — смеялся тот.

— Да пошёл ты! — выпалил Селериан, отпихнул его и пошёл прочь. Язолин, улыбаясь, смотрел ему вслед, и ему казалось, что цель была достигнута.

В своё общежитие темный вернулся в приподнятом настроении. И это заметил Солтран.

— Сегодня ночью идем на дело, — сказал ему Рилинвар, обозначив время проведения диверсии в каминном зале.

— Давно пора, — улыбнулся Солтран, прекрасно понимая, что в таком деле спешка ни к чему. Все нужно было тщательно продумать и рассчитать. Просчет погубил бы их обоих, и отчислением из университета не ограничились бы. Получить срок, пусть даже условный, за хулиганство, не очень то и хотелось.

Судя по многодневному наблюдению за залом, он был свободен только глубокой ночью. Именно тогда планировалось подложить в дровницу полена с начинкой.

В тёмном общежитии было тихо, когда две тени мелкими перебежками приблизились к двери зала, который, к счастью, не запирался. Язолин чуть приоткрыл её, боясь, что она заскрипит, но этого, к его радости, не произошло. И тот исчез в темноте помещения. Солтран остался стоять снаружи, чтобы в случае чего подать ему сигнал, сделав дозвон на смартфон Язолина. Тем временем зрение дроу быстро перестроилось на инфракрасное, и Рилинвар осмотрелся в зале. Он протянул руку над камином, который всё ещё хранил тепло пылающего в нём огня. Посмотрел на дровницу, заполненную на половину, и вздохнул с облегчением. Если бы она была пуста, то диверсию пришлось бы отменить до лучшего случая. Он поднял полена, лежащие сверху, чтобы положить под них те, что принёс с собой. Затем быстро покинул зал.

— Значит, сегодня вечером, — нетерпеливо произнёс Солтран, когда они вернулись в свою комнату, едва не будучи застигнутыми проходящим по коридору комендантом.

— Да, если они снова соберутся в зале и разожгут огонь, — ответил Язолин, хотя такое случалось не каждый раз. Администрация была не в восторге от перспективы применения открытого огня в помещении из-за угрозы пожара. Но практика показала, что созерцание горящего пламени облегчает привыкание к солнечному свету чувствительных глаз дроу. Те, кто только недавно появившись на поверхности, были некоторое время словно слепые котята. Даже подготовка перед отправкой на поверхность в виде посещения освещенных комнат не шла ни в какое сравнение с мощью дневного светила. И привыкать всё-таки приходилось. Но с того момента, как в каминном зале обосновалась банда извращенцев, его прекратили посещать все остальные, и тот утратил своё прямое предназначение. Язолин надеялся их выкурить от туда раз и навсегда.

* * *

Язолин сидел в одном из оранжерей дома Армантас и слушал монотонное журчание фонтана, шелест листвы. По сообщению бойцов Дома Боли, поиски искомого всё ещё продолжались. В кабинетах его не оказалось. Их целью теперь были личные комнаты господ. И Язолину предстояло держать хозяина дома как можно дальше от своих покоев. Он недавно освободился от служения Зеериту и теперь намеревался отдохнуть в тишине и покое. Услышав звук приближающихся шагов, он взглянул в сторону тропинки, ведущей к зоне отдыха. И каково было его разочарование, когда он увидел идущего в его сторону Эваэля. Он почувствовал, как тело напряглось, словно пружина. Оно уже воспринимало светлого как врага.

Эваэль улыбнулся, увидев своего фаворита и подойдя к нему, сел рядом на диван. Окинул его внимательным взором. Взгляд его зелёных глаз задержался на запястье тёмного, и он ласково посмотрел на того, увидев на его руке свой презент.

— Я вижу, мой подарок пришелся тебе по вкусу, — заметил Армантас.

— Он красивый. Спасибо, — тихо ответил Рилинар.

"Да если бы не Лассэланта, в жизни бы это не надел",— думал он, хотя и кривил душой.

Подарок на самом деле ему нравился. И он не привык их получать. Единственное из имущества, что было неприкосновенно для бойцов Боевой Академии Дома Рилинвар — это одежда, оружие и предметы личной гигиены. Всё остальное считалось излишеством, нарушающим дисциплину, и изымалось, так как выделяться стоило поступками и подвигами во имя Дома, а не состоянием и дорогими побрякушками. Так что если ему и дарили что-нибудь, Язолин либо отказывался от подарка, или пытался от него поскорее избавиться, продав его. Но этот браслет имел какую-то неповторимую красоту и притягательность, не смотря на простое исполнение. Он был совсем невесомым на руке, и это больше всего радовало дроу.

— Надеюсь, дарственная надпись получилась не слишком крохотной и неразборчивой, — поинтересовался Эваэль.

— Дарственная надпись, — удивился Язолин.

— Ты не знал, что она есть. Под камнем, — объяснил Эваэль.

Дроу снял браслет и перевернул камнем вниз. На его золотом основании была витиеватая гравировка, гласившая:

"Морнемир, ты навсегда в моем сердце. Эваэль Армантас"

Надпись была на межпланетном и мастерски сделана так, что была вполне понятна.

Язолин заметно стушевался.

— Господин, я не достоин такого внимания, — тихо произнёс Язолин.

— Ты достоин намного большего. Надеюсь, я прощён, — спросил эльдар.

— Я не держал на вас зла, господин, — ответил илитири.

Эваэль подсел к нему ближе, взял из его рук браслет и надел его на запястье Язолина. Затем тот почувствовал, как рука высокородного эльдара скользнула по его плечам.

— Надеюсь, ты позволишь. В знак нашего примирения... — прошептал он, наклонившись к нему с явным намерением поцеловать.

Язолин вскочил как ошпаренный и поспешил увеличить между ними расстояние.

— Прошу вас, господин. Не надо это делать здесь. Если вам не дорога ваша репутация, то мне она очень дорога. Меня могут лишить моей должности, если застанут за чем-то подобным с хозяином дома. Это бросит тень на весь Дом До'Ррет, — объяснил с умоляющим взглядом Язолин. И это смягчило Эваэля.

— Прости, я опять потерял голову. Идём, — сказал Эваэль, взял его за руку и повёл за собой.

Как и ожидалось, он привёл его в тот самый кабинет с темной мебелью и смежной спальней. И как только за ним закрылась дверь, которую Эваэль запер, как-будто боялся, что предмет его пылкой страсти может сбежать. Он заключил дроу в крепкие объятия и стал осыпать поцелуями лицо, губы, шею, постепенно оттесняя к столу. И как только тот на него наткнулся, начал расстегивать на нем рубашку и вскоре она упала на пол. Затем Эваэль потянулся к бляшке ремня, пуговице и замку на ширинке. И вот его пальцы скользнули за узкое бельё, обнажая упругие ягодицы, и вскоре белые джинсы постигла та же участь, что и голубую рубашку. Язолин стоял посредине кабинета совсем обнаженным и стыдливо отводил взгляд, пытаясь прикрыть гениталии ладонями. Эваэль отвел их, и оглядев его, улыбнулся, довольный тем, что увидел.

— Дай полюбоваться тобой, моё сокровище, — сказал он.

Эльдар снова заключил его в объятия и поцеловал его. Язолин почувствовал, как тонкие сильные пальцы светлого скользнули по бедру, ягодицам и погрузились в ложбинку между ними, достигнув упругого кольца мышц, начиная слегка поглаживать его. В конце концов, Язолин еле слышно застонал.

— Тебе нравится? — спросил Эваэль.

Во взгляде золотистых глаз дроу смешались растерянность, удивление и смущение. Как-будто он не понимал, что творится с его телом. Почему оно так реагирует на прикосновение мужских рук. Почему это вызывает приятные ощущения. Язолин изумительно играл свою роль, заманивая самонадеянного эльдара в ловушку, о чем тот даже не подозревал. Притворство в постели было его тайным оружием, которое не раз выручало.

— Думаю, в постели нам будет удобнее, — сказал Эваэль и повел его в спальню.