Глава 8

Слово свидетеля. Горт.

Сражения выигрывает осторожность.

Если бы у меня не было герба, я приказал бы сделать его и выбить на нем эти слова. Но герб у меня уже есть и известный, а слова эти, невесть от кого услышанные в детстве, я храню глубоко и ни с кем не делюсь ими.

Совсем не потому, что боюсь обвинений в трусости, о нет. Тот, кто обвинит меня в трусости, не заживется на этой земле. Просто эти слова — ключ к большинству моих поступков, а раскрывать их кому-либо я не собираюсь.

Да и некому.

Отец, умерший двенадцать лет назад, был единственным человеком, который мог потребовать у меня откровенности. Впрочем, как говорят волхвы, надо идти с чистой душой к божеству.

Но бог, которому я поклоняюсь — Отан[1] — не требует искренности, он требует крови и получает ее достаточно, чтобы не забывать меня в дележе жизненной добычи. Кстати, все, кто живут в моих владениях, обязаны поклоняться тому же богу, с непокорными — разговор короткий…

Ничто так не помогает управлять людьми, как поклонение единому богу и подчинение одному хозяину. А хозяин — я…

Я всегда ценил эти утренние часы.

Слуги пока что не знают, что я наловчился просыпаться на час-два раньше, чем обычно, и не беспокоят меня до назначенного времени. Право, иногда можно подумать, что не они служат мне, а наоборот — с такой настойчивостью требуют они соблюдения ритуала. А ведь это дело достаточно утомительное и часто не оставляющее времени для размышлений. Поэтому размышляю я сейчас, утром, в постели, пока день еще не втянул меня в свою суетливую круговерть…

Итак, осторожность.

Услышал бы это слово мой покойный отец, то разбил бы о мою спину латную рукавицу, как некогда, в дни безоблачной юности: осторожность — привилегия купцов! Честный рыцарь должен мчаться напролом и сломать себе шею!

А я с помощью презренной осторожности достиг большего, чем мой отец с помощью меча. Я всегда предпочитал переговоры драке. Не из страха, нет. От переговоров больше выгоды. После смерти отца мощь нашего герба[2] зашаталась, а мне удалось, причем, малой кровью, привести ее в прежнее положение и даже закрепить некое равновесие между собой и другими силами…

Впрочем, боюсь, что две вести, принесенные прошлой ночью Морталем, представляют для этого равновесия серьезную угрозу.

Весть первая: в землях Мелдена бунт.

Бедняга Мелден — именно так я думаю о нем всегда, и совершенно искренне. Бедняга Мелден. Его незначительные владения полоской отделяют мои земли от земель Ясеня, и он всю жизнь чувствовал себя меж двух мечей. Ему казалось, что либо я, либо Ясень непременно нападут и отберут последнее.

Глупец! Мощь Ясеня равна моей мощи. Так неужели бы два могущественных рельма[3] выдержали искушение, если бы их не разделяло ничто, кроме реки? Потому-то ни я, ни Ясень пальцем его не тронули, и не потерпели бы, чтоб его тронул кто-либо другой. А этот болван пошел на службу к Незримым! И вот теперь в его владениях бунтуют ратаи[4].

Бедняга Мелден! Это уже звучит, как надпись на могильном камне. Он никогда не умел ладить с низким людом. Не понимал, что при всей его низости задираться с ним опасно. Что ж, теперь Мелден получит свое. А у меня новые хлопоты: следить, чтобы бунт не перекинулся за Ставу, да ломать голову, как бы поживиться на этом самому… Ну и, разумеется, разузнать, что предпримет мой могущественный сосед Ясень.

Ясень!

Весть вторая: Дракон убит.

Верится с трудом. Но хуже всего, что убила его, как утверждают, Золотоглазая. Та самая, которая... Впрочем, Легенда и так известна всем.

Что может означать ее появление?

Меня всегда смешила надежда на Избавительницу. Придет, спасет, освободит... Это для простонародья. Тем не менее, если использовать это имя в определенный момент, можно получить немалую выгоду. Такая мысль у меня была...

Кто же меня опередил?

Избавительница появилась в Ясене...

Неужто старшины? В таком случае, в их купеческих душах больше мечтательности, нежели я предполагал.

Да, но дело-то опасное: Золотоглазая — знамя, меч, боевой рог! Но если знамя вырвется из рук, если меч обратится не в ту сторону, если рог позовет совсем к другим подвигам?

Говоря проще — что если Золотоглазая поднимет простонародье не только против Незримых, но и против нас?

Сумеет ли Ясень извлечь из нее пользу большую, чем из Дракона? И что могу получить я? Опасная игра, опасная. Но мне от нее не отказаться. Пора осторожности, пора выжидания прошла.

«Проснись, рыцарь Горт! — говорит мне судьба. — Пора действовать!»

Ну что ж...

И, прежде всего, все об этой Золотоглазой. Такие сведения — тоже оружие.

Начался Большой торг, заслать в Ясень соглядатаев легче легкого. Умница Морталь с этим справится.

Второе — Мелден. Знать каждый его шаг.

Третье — начать собирать войска. Под предлогом защиты от такого же бунта, но уже на моем берегу. Да ведь на тот берег я и не пойду. Поначалу...

Итак, решено! Решено.

Шаги в коридоре. Ну вот, утренний отдых окончен. Сегодня охота. С волкодавами и ручными кшишами[5]. День потерян. Впрочем, остается ночь.

Летом темнеет поздно, и проходит еще много времени, прежде чем я, развязавшись с дневными делами, поднимаюсь по винтовой лестнице в потайную комнату Птичьей башни. За мной по пятам следует Илло: вздумай я даже прогнать его, он бы не подчинился — так уж он выучен.

Впрочем, эта тень за спиной меня не раздражает. Тем более, что это не слуга, благодарящий за оплеухи — это моя третья рука, вооруженная быстрым и острым танто[6].

Илло несколько отличается от остальных: умен, нежаден, в меру независим, и поэтому мне приятно, когда за спиной стоит именно он…

Я никогда не считал, что низшие должны быть тупыми и покорными исполнителями: я люблю, когда мои приказы выполняют незаурядные люди — это и меня поднимает в собственных глазах...

А Илло, ко всему прочему, еще и неподкупен, мне известно, что кое-кто из родичей пытался это сделать и не преуспел. Это не сентиментальная честность, а трезвость ума — одному господину служить надежнее, чем двоим…

Иногда я с сожалением думаю, что рано или поздно Илло придется убрать — в этом мире, увы, нет совершенства, а парень знает больше, чем надо бы для его безопасности. Но пока в этом нужды нет, и он молча идет за мной, подошвы его сапог неслышно трутся о каменные ступени.

Когда я вхожу, Морталь поспешно отходит от очага и глубоко кланяется. Ответив привычным кивком, я усаживаюсь в кресло, Илло встает по левую руку, а Морталь застывает передо мной.

Рядом с рослым темноволосым Илло Морталь кажется еще бесцветнее и сгорбленнее, чем обычно. В жизни не видел более обыкновенного и незаметного человечка. Это и есть одно из главных его достоинств — незаметность. На Морталя можно смотреть часами, а потом так и не восстановить в памяти черты лица — ценнейшее качество для соглядатая!

Морталь бережет лицо от шрамов, как стареющая дева от морщин — особые приметы ему не нужны. Ко всему этому он хитер, изворотлив и проницателен, как нечистый. Морталю я обязан большим, чем всем моим победоносным воинам, бравым полководцам и благородным ленникам[7], вместе взятым…

Киваю на скамью. Морталь колеблется, потом неуверенно садится. Пламя освещает сбоку его круглое и бесформенное, будто из теста вылепленное лицо. Я приказываю повторить основное. Морталь сжато перечисляет: бунт на том берегу Ставы, уничтожение Дракона, появление Золотоглазой...

— Чем сейчас занимается Мелден? — прерываю я его.

Тем же бесцветным голосом Морталь сообщает, что Мелден два дня назад вышел с отрядом из укрепления Фернах, оставив небольшой гарнизон, и сейчас идет вдоль Северного пути, разоряя веси, в сторону Сарта, своего родового замка, и Больших Багн...

— А бунтовщики? Где их войско? Кто ими командует?

У бунтовщиков нет большого войска, поясняет Морталь. Они покидают селения и из лесов малыми отрядами бьют Мелдена в спину.

Я молча киваю.

Может быть, Мелдена укусил яртак[8]? Вместо того, чтобы сидеть за стенами Фернаха и посылать летучие отряды на подавление бунта, он вышел в поле! Если уж он дерется с собственными простолюдинами, должен бы знать, что гоняться за ними с большим войском — то же самое, что бить комара дубиной. Его счастье еще, что у бунтовщиков не нашлось вождя...

Свалить Мелдена? Но тогда...

Морталь давно умолк и выжидающе смотрит на меня. Обрывая мысль, я перехожу к другому:

— Что делают сейчас в Ясене?

— Пируют, — отвечает Морталь, позволяя себе чуть заметную усмешку.

— А что говорят о Золотоглазой?

— Молятся, — так же отвечает он.

— Тебе там язык укоротили?! Что ты еще можешь о ней сказать?

— А что имеет в виду мой господин? — смиренно спрашивает Морталь.

— Все. Что болтают?

— Болтают разное, мой господин. Иногда сущий бред.

Он умолкает с непроницаемым видом, потом начинает.

Впервые она появилась в Пастушьей веси (неподалеку от Мертвого леса, мелькает у меня мысль). Добровольно отдалась в руки Послов Дракона. Прибыла в Ясень. Оружейники Ясеня выковали ей меч. Это было сделано втайне от старшин и выплыло только потом. Убила Дракона. Все.

— Негусто, — замечаю я.

— Самое вразумительное, что мне удалось выловить. Перепевают на все лады Легенду: Избавительница, Освободительница, Воительница... Да, еще один забавный случай. Заклятое кресло, — и он в нескольких словах пересказывает суть дела.

Действительно забавно, но сейчас меня это не интересует. Я хочу знать, кем эта Золотоглазая послана.

— Кто за ней стоит?

— Во всяком случае, не старшины, — успокаивает меня Морталь. — Для них появление Золотоглазой такая же загадка, и событие это их отнюдь не воодушевляет. Зато воодушевлены сверх меры ремесленники и прочий низкий люд, что старшинам совсем не нравится. Все, о чем они мечтают сейчас: чтобы Золотоглазая отправилась совершать положенные ей чудеса за пределы владений Ясеня и как можно скорее...

Морталь замолкает. Молчу и я.

Что для меня важнее сейчас? Мелден или Золотоглазая? Там сейчас место Морталя...

— Вернешься в Ясень, — говорю я, наконец.

Невыразительное лицо Морталя передергивается.

— Мой господин, это слишком легкое дело...

— Молчать! — его пора приструнить, разболтался. — Если это легко, тем лучше. Я должен знать все о Золотоглазой. Не сплетни, а правду. Ты понял?

— Да, мой господин.

— Иди к управителю. Возьмешь все, что тебе нужно для дела.

Морталь выходит, пятясь.

Обычно он знает свое место, но иногда забывается: слишком легкое дело! А у меня недоброе предчувствие…

К каким последствиям может привести появление этой девчонки?

И что сейчас делать с Мелденом? Он накренился, подтолкнуть его в нужную сторону... Но свалить Мелдена означает вплотную столкнуться с Ясенем. И с Незримыми. А мне этого не хочется.

Милое моему сердцу равновесие...

Проклятье! Клянусь Отаном, неужели я разучился принимать решения? Неужели моя всегдашняя осторожность — всего лишь трусость? Отчего ледяная рука стискивает мне сердце при мысли о том, что пора начинать драку?

Нечистый забери все это! Надо решать.

— Илло!

— Мой господин?

— Ты отправишься к Мелдену.

— В ранге посла? — невозмутимо спрашивает Илло.

Будь это Морталь, я бы вскинулся, но Илло — дело другое.

— В ранге соглядатая, — в тон ему отвечаю я. — Бери с собой кого угодно, делай, что хочешь, но все поступки Мелдена должны мне быть известны самое большее на следующий день.

— Понадобятся кони и соколы.

— Бери любых.

— Отправляться прямо сейчас?

— Да, — говорю я, — прямо сейчас. Спустись в караульную и передай Фирцу, чтобы он тебя сменил.

— Мой господин изволит спуститься со мной, — вежливо и твердо говорит Илло.

На мгновение мне становится смешно: молодец парень!

Что ж, придется мне сопровождать его до караульной. Сам виноват.

Угловая башня Вотеля, где я принимаю своих соглядатаев, не зря называется Птичьей. С утра до вечера над ней гремят отдаленным громом голубиные крылья. Голуби гулькают, дерутся из-за пшена и пачкают парапеты. Но польза от них искупает неудобства. И дело не только в весомом приварке для замковой кухни.

Недаром Морталь увез с собой в Ясень клетку с голубями, сплетенную из ивовых прутьев, большую и легкую, старательно завернув в полотно. Вестные голуби Вотеля наглы, драчливы и живучи, у них мохнатые лапы и крепкие крылья, способные поспорить в скорости и увертливости с соколиными. Но самое главное их достоинство — всегда, в любую погоду, в любое время дня и ночи безошибочно и быстро находить дорогу домой.

У хранителя Птичьей башни тоже хватает достоинств. К примеру, даже и захоти он рассказать кому-нибудь, как часто ко мне прилетают крылатые гонцы и какие вести они несут — не сумеет. Грамоте хранителей не учат, а языки вырывают при вступлении в должность. Традиция. Потому и некому проболтаться, что нынче почти все мои голуби летят из Ясеня.

Морталь, похоже, обиделся, что я послал его заурядным лазутчиком: пишет каждый день и точно исполняет мое распоряжение насчет полноты донесений. Даже чересчур точно. В глазах рябит от его почерка.

Я узнаю, какого оттенка у Золотоглазой ногти. Что ей подали сегодня на стол, и что она по этому случаю сказала. Какого цвета бусины на ее головной повязке. И прочие мелочи, неважные в обычной жизни, но весомые, когда пытаешься угадать характер, а от характера — и действия противника.

Хотя пока она как будто бы мне не враг.

Через некоторое время в посланиях возникает возлюбленный Золотоглазой. Морталь пишет о нем с явным удивлением. Долго не могу понять, в чем дело. Наконец, мой незаметный и незаменимый друг разъясняет: тот — купец. И он, этот оружейный купец, Мэннор из Ситана — внешностью очень похож на Илло, моего телохранителя.

Если бы Морталь не рыл носом землю, изучая перемещения этого Мэннора за несколько последних месяцев и сравнивая с действиями Илло (а Илло находился при мне два года почти безотлучно, чему Морталь сам свидетель); и если бы не разглядывал их обоих достаточно близко, — то он отдал бы лицо на разодрание, споря, что Илло и есть Мэннор.

Эти двое вполне могли бы быть братьями.

Впрочем, Морталь самолично раскопал всю подноготную торгаша. У того действительно был брат-погодок: только умер вместе с родителями во время поветрия восемь лет назад, чему имеются и письменные, и устные подтверждения.

Вот так. Придется теперь подумать, как и когда сходство между Илло и Мэннором использовать. И еще я очень доволен, что отправил в Ясень не Илло, а Морталя. Я предпочитаю сам управлять событиями.

Кроме баллады в письмах, Морталь находит время ворошить торговые книги. Я читаю, сколько в день издержано овса на коней хоругви Избавительницы. Сколько ушло железа на доспехи. И даже — из какой стали кованы их мечи. Морталь превзошел сам себя: вызнать секрет владетеля стократ проще, чем родовую тайну кузнеца!

Но, судя по скучному лицу моего казначея, Морталь, скупил там полгорода…

Похоже, лазутчик преуспеет в том, на чем споткнулись, убегая от Незримых, наши предки. Поясок земли по левобережью Ставы — нынешний рельм Мелдена — вот все, что им удалось в свое время откусить от владений Ясеня. Ясеню остались его земля, его язык, обычаи и боги, а нам — могущественный и весьма неприятный сосед.

Итак, Морталь требует и требует денег, а взамен сообщает, сколькими гвоздями принято прибивать в Ясене подковы. Я не знаю, сердиться мне или смеяться. Впрочем, описания клейм на подковах и бляшек на упряжи могут многое сказать сведущему уму. И мой соглядатай, к его чести, никогда не тратит деньги понапрасну. А когда можно — прекрасно обходится без них.

В конце концов, Морталь сменяет гнев на милость и сообщает действительно важное: Золотоглазая с еще одной из бывших Избранных, Наири (дочерью златокузнечного старшины Герсана), побывала в Казанном Святилище, главном и наиболее чтимом в Ясене. Морталь точно называет время посещения, но даже ему не удается проведать, о чем волхвы говорили с Керин.

Самое невероятное, отмечает Морталь, что ее — женщину — допустили к кощунам[9] и что она оттуда вернулась. Он расценивает это доказательством избранничества куда более верным, чем даже истребление ящера. Впрочем, старшины Ясеня все равно недовольны. Повод у них есть.

Меня весьма позабавила история про то, как купеческая дочь Наири прибрала к рукам драконьи сокровища. Старшины только в очередной раз зубами скрипнули: цена крови — она цена крови, не отберешь. На снаряжении войска выгадали, по крайней мере.

Очередная птица приносит весть, что войско Керин Освободительницы вышло из города. По дорогам окрест Ясеня конные движутся быстро. Со дня на день перейдут рубеж.

Но… войско это тянет едва-едва на хоругвь — пять десятков мечей.

Но… в отряде ни одного толкового полководца, ни даже опытных кнехтов.

И с этим вот она собирается освобождать нас от Незримых?

Похоже, старшины перехитрили самих себя. Уж если город сменил Дракона на Избавительницу, то зачем тут же посылать ее с горсткой новобранцев на верную гибель? Какая в том выгода?

Да один Мелден (несмотря на свой бунтующий рельм) съест девчонку за раз — настоящая она там или нет!

Просто зло берет, когда видишь драгоценный меч в навозной куче.

А с другой стороны… Если это действительно меч, а не изукрашенная игрушка, — он сам о себе позаботится. Время есть. Я должен увидеть меч в деле, прежде чем браться за рукоять.

В конце концов, в моем противостоянии с Ясенем мне на пользу послужит как живая Золотоглазая, так и мертвая. Девчонка уже совершила такое, что даже погибни в первом бою, старшин кинутся резать за вероломство благодарные ей горожане…

Не сообразят сами — надоумит мой посланник, Илло. И возглавит дело святой мести в роли безутешного жениха. Да, именно так. А Морталь и дама Тари присмотрят, чтобы Мэннор не помешал. По описанию Морталя, сам торгаш слишком осмотрителен, чтобы сгодиться на это, так пусть не путается под ногами.

Хорошо!

Я хлопаю по письму до боли в ладони. Пора давать новое задание Морталю. И, заменяя кем-то менее приметным, возвращать домой Илло. Потому что вот уже четвертый день, начиная от кануна летнего солнцеворота, войско Избавительницы идет по землям Мелдена.

[1] Отан — бог войны

[2] герб — здесь: род (применимо только к владетелям)

[3] рельм — феод, владение, власть

[4] ратай — пахарь

[5] кшиша — тростниковая кошка

[6] танто — короткий боевой нож

[7] ленник — вассал

[8] яртак — мелкий ядовитый паук

[9] кощуны — святыни