Глава 3

20 февраля

        Вопреки ожиданиям Никиты, за время командировки ничего интересного не случилось. Было серо, скучно и тоскливо, под стать погоде в это время года. Потому он постарался как можно быстрее закончить дела и возвращался домой.

        Поезд нёсся сквозь сгущающиеся сумерки. Вагон покачивало, мерный перестук колёс навевал дрёму. Двое попутчиков вышли на предыдущей станции, и в купе Никита остался один. Глядя в окно на проносящиеся мимо занесённые снегом поля и перелески, поймал себя на том, что после последней встречи с Михаилом его предчувствие усилилось. Он будто замер в ожидании чего-то, и было ощущение, что это «что-то» притаилось за дверью и вот-вот войдёт. «Интересно, постучит, или ворвётся без предупреждения?»

        Состав замедлил ход. Проводница, весёлая разбитная баба лет пятидесяти, гортанно заорала на весь вагон с явным кавказским акцентом: «Туалеты закрываются!» — «Значит, стоять будем долго. Надо проветриться», — решил Никита и быстро оделся.

        — Сколько стоим? — выйдя в жарко натопленный тамбур, спросил у проводницы.

        —  Двадцать минут.

        «Успею ещё чё-нить купить пожрать. И пива возьму, а то вообще тоска», — с этими мыслями он двинулся к ближайшему киоску.

        Прогуливаясь по перрону, заметил высокого парня с большой дорожной сумкой через плечо. Тот подошёл к его вагону и предъявил билет проводнице. Неторопливо куря, Никита наблюдал, как парень легко вскочил в вагон и скрылся в тамбуре. Отчего-то был почти уверен, что это его новый попутчик. Так и оказалось.

        Отодвинув дверь купе, Никита уткнулся взглядом в голую мускулистую спину. Непроизвольно опустив глаза, оценил великолепный зад, обтянутый боксёрами, и покрытые редким волосом крепкие ноги. Услышав звук открываемой двери, парень обернулся и уставился на входящего Никиту.

        — Добрый вечер, — поздоровался тот и столкнулся с неожиданно внимательным взглядом карих глаз.

        — Добрый, — после секундной заминки ответил парень и потянулся за трениками. Никита скользнул взглядом по его лицу, выпуклой груди с небольшими тёмными сосками и плоскому животу. Снял куртку и стянул свитер, оставшись в футболке: в купе было тепло, даже жарко. Натянув футболку, попутчик развесил вещи, затолкал сумку наверх и принялся деловито расстилать постель на нижней полке. Молча улёгся, скрестив ноги, и уставился в телефон.   

        Никита уселся за столик и выложил на него из пакета колбасу, хлеб, консервы и пиво.

        — Проголодался, — сообщил он. — Утром только успел перекусить, да пирожков с чаем днём.

        Попутчик не отреагировал на это, продолжая всё так же пялиться в телефон. Никита был немного обескуражен, но всё же сделал попытку познакомиться и пригласил:

        — У меня пиво есть. Составишь компанию?

        — Спасибо, — прозвучал бесстрастный ответ.

        — «Спасибо, да» или «спасибо, нет»? — Никита не отступал, но его шутку не оценили.

        — Спасибо, нет. Но ты не обращай на меня внимания, — тон парня явно говорил о том, что знакомиться он не намерен.

        — Ну, ладно, извини, — Никита пожал плечами и принялся за еду, изредка украдкой бросая взгляды на своего неприветливого попутчика. Темноволосый, короткостриженый, небольшие уши прижаты к голове, густые черные брови, чувственный рот, нос с небольшой горбинкой, чётко очерченные скулы, лёгкая щетина. «Красивый», — отметил про себя. Взгляд скользнул по горлу с острым кадыком, перетёк по широким плечам к накачанным рукам с большими кистями и остановился на внушительном бугре, выпирающем из треников.

        Доев и допив, Никита собрал со стола, сходил в сортир, выключил свет и растянулся на полке, заложив руки за голову. Мысли вертелись, отгоняя сон, воспоминания поочерёдно всплывали, как рыбы в жаркий полдень, и, вильнув хвостом, уходили в глубину…

***

        Интерес к мальчикам, в то время ещё безотчётный, Никита испытывал с детства: играл и общался он только с ними, к девочкам же был равнодушен. Тогда интерес этот не имел сексуальной подоплёки, — она появилась позже, когда, повзрослев, Никита стал догадываться, что он «не такой, как все». Вспоминалось, как, кажется, в классе шестом, они боролись с Витькой Старковым, как, придавив его к мату, лёжа не нём, вдыхая мускусный запах разгорячённого Витькиного тела, он почувствовал непонятное возбуждение. Как, уже гораздо позже, в душе, Юрка Лебедев, парень из их футбольной команды, попросил «потереть ему спинку». Он был отлично сложён, и Никита им любовался, особенно спиной и ягодицами. А какие красивые у него были ноги, какая грудь, плечи, руки! Никита с удовольствием тёр его спину, а Юрка деланно извивался, шутливо постанывал и смеялся, что сейчас кончит. Оба ржали, как кони. А теперь вот подумалось: может, Юрка тогда и не шутил вовсе? Сдерживаясь при парнях и стараясь не выдать себя, дома, уединившись, Никита отчаянно дрочил, вспоминая красоту тел, рельефность мышц и прессов. Это возбуждало, будило фантазии и рождало сладкую истому. 

        С Валеркой Плотниковым, нескладным долговязым мальчиком, он познакомился в летнем лагере, после седьмого класса. В послеобеденное время они тайком сбегали в лес и совместно дрочили, с интересом наблюдая друг за другом, но дальше этого не заходило. А через год, в том же лагере, Никита впервые влюбился, и они с Пашкой стали друг для друга первыми. Потом были другие, но Пашку и тот его первый, неумелый и робкий поцелуй он не забудет никогда… 

        Двушка, в которой жил Никита, досталась ему по наследству от бабки по матери. Отец завёл новую семью, когда сыну было двенадцать. Мать горевала недолго, и уже вскоре занялась устройством своей личной жизни, в которой Никите места не было. Его забрала к себе бабушка — так всем было лучше. Через семь лет бабушка умерла, и парень остался один. Отец им не интересовался, а мать была поглощена мужиками, с которыми ей фатально не везло, и потому ей тоже было не до сына. Звонила не часто, иногда немного помогала деньгами — на этом её материнские чувства заканчивались.

        В институт Никита поступил по настоянию бабушки, хотя не собирался. Удалось на бюджет и, несмотря на то, что приходилось работать (развозил на велосипеде пиццу по заказу), учился он хорошо и даже получал стипендию. Жил экономно, не шиковал и лишнего себе не позволял. Хотелось, конечно, и того, и другого, однако залезать в долги из-за нового гаджета или, того паче, брендовых шмоток, он не собирался.

        Окончив институт три года назад, устроился на работу в известную компанию и благодаря своим способностям быстро добился весьма неплохой зарплаты, что давало ему определённую свободу: Никита перестал себе отказывать в приятных мелочах, начал путешествовать.

        Симпатичный, выше среднего роста, стройный и широкоплечий, он был очень хорош собой. Густые слегка вьющиеся каштановые волосы, широко расставленные серо-голубые глаза, выраженные скулы и большие полные губы делали Никиту весьма привлекательным. Неудивительно, что он неизменно приковывал к себе взоры слабого пола, а наличие квартиры усиливало интерес к нему, делая в глазах непосвященных неплохим женихом. Впрочем, интерес этот, встречая явное равнодушие с его стороны, быстро угасал, а на бесцеремонные вопросы по поводу женитьбы, которые иногда задавали как бы в шутку не в меру любопытные знакомые, не знавшие о его «вкусах», Никита либо молчаливо пожимал плечами, либо ухмылялся, отделываясь дежурной отговоркой, что, мол, не встретил пока ещё ту, единственную. Он не афишировал свою ориентацию и никого к себе близко не подпускал, считая это лишним. Единственным исключением был Сашка, его институтский друг, с которым они учились в одной группе.

        Сашка был далеко не урод, очень чистоплотен, обладал отличным телом, но сексуального интереса к нему Никита не испытывал. Истина «Любишь то, что часто видишь» тут не работала — может, оттого они и дружили. Сашка, убеждённый натурал, как-то по пьяни во всеуслышание заявил, что ещё не родился тот мужик, который сможет его совратить даже после литра водки. На что ему было резонно замечено, что после такого никто не сможет его совратить по причине нестояния. Все заржали, но Никита это запомнил.

        Сашка знал, что Никита гей, но их дружбе это не мешало: у них было много общих интересов, например, футбол, в который оба обожали играть. Много раз Сашка оставался ночевать у Никиты, принимал душ, голышом разгуливал по квартире в обмотанном вокруг бедер полотенце — и ничего: Никита оставался к его «прелестям» равнодушен и лишь созерцал. Однажды Сашка решил подколоть и выдал:

        — Вот даже обидно, что ты на меня не ведёшься, будто я урод конченый.

        На это Никита парировал:

        — Могу сказать о себе то же самое.

        Сашка фыркнул:

        — Ну, знаешь, это разное.

        Никита был задет.

        — Серьёзно? — разозлился он. — То есть ты на меня не ведёшься, потому что натурал, а я обязан на тебя вестись, потому что гей?! По-твоему, мне должно быть без разницы, с кем, лишь бы между ног болталось?! Так ты ж тоже не за каждой юбкой бегаешь!

        Сашка тут же дал задний ход.

        — Да ладно, чё ты? Ну, сморозил, не думал, что ты так взовьёшься.

        Но во время Сашкиных ночёвок они никогда не спали в одной постели, расходясь по комнатам: Никита почивал в спальне на кровати, а Сашка — в гостиной на диване. Недавно друг женился, и их встречи стали редкими, а о ночёвках уже и речи не было.

***

        Сосед выключил телефон и, засунув его под подушку, отвернулся к стене. Глядя на его спину, Никита нащупал под одеялом предательски напрягшийся член, но передумал и убрал руку. «Спать!» — уговорил себя.

        Проснулся он от воплей проводницы в коридоре и от того, что попутчик тронул его за плечо.

        — Подъезжаем. Вставай, пока сортир не закрыли.

        С трудом расплющив глаза, он увидел, что тот уже одет и собран. Никита поскакал в туалет, наскоро сполоснул лицо. Недовольная проводница уже ждала его под дверью с ключом. Закрыв её, она заторопилась на другой конец вагона, расталкивая пассажиров, вышедших в коридор с сумками и чемоданами. Когда Никита вернулся в купе, оно было пусто, а за окном на перроне суетилась толпа встречающих.

        Хоть ничего особенного и не произошло, но радостное предчувствие его не покидало.

        Позвонил Михаилу с вокзала. Кай встретил хозяина радостным повизгиванием и вилянием хвоста. Никита наклонился и потрепал его по загривку:

        — Привет. Соскучился? Ты хорошо себя вёл?

        — Хорошо, хорошо, — улыбаясь, покивал Михаил. — Мы были пай-мальчиком.

        — Даже так? — удивился Никита.

        — Да. Как съездил?

        — Нормально, — вспомнив несостоявшееся знакомство, парень усмехнулся.