Старший брат

Я проснулся ночью и не мог понять, что происходит. Что-то тревожное стучалось в подсознание. Хотелось накрыться одеялом и спрятаться от этого мира, как мы это делали маленькими детьми.

– Да возьми же ты трубку! – пнула меня в бок жена и накрыла подушкой свою голову.

Я повернулся к прикроватной тумбочке с моей стороны кровати и увидел светящийся экран смартфона. “Мария” – прочел я имя на входящем вызове, но ответить не успел, вызов сбросили. Я взял смартфон в руки – два десять. Вот не спится же.

– Привет, сестренка, – набрал я ее номер.

– Алекс, прости, что разбудила, но меня преследуют. Ты не мог бы приехать и забрать меня?

С Марией мы дружили всегда. Их дверь на лестничной площадке была прямо напротив нашей. Отцы у нас работали на одном предприятии, матери были закадычными подружками, а мы с Марией родились с разницей в год. Она меня младше и я всегда был при ней – исполнял роль старшего брата. Закинуть меня в их семью или ее в нашу – было привычным делом. В моей комнате даже диванчик стоял для Марии, а в ее комнате – раскладное кресло, на котором я иногда ночевал лет до пятнадцати. Одна школа, один колледж, мои разбитые кулаки о лица ее обидчиков, мои мокрые футболки от ее слез. Даже на ее первое свидание я был рядом, страховал, следуя сзади метрах в двадцати, а ее парнишка тогда боязливо на меня оглядывался. Никто не хотел связываться с ее старшим братом – мной.

– Мне завтра рано на работу. Ты где?

– Заправка на сто втором. Они загнали меня сюда. Пожалуйста, Алекс! Ты же мне как старший брат, – я услышал в трубке всхлипывания. – Полиция сказала, что у меня паранойя, я уже несколько раз к ним обращалась. Они обещали упечь меня в сумасшедший дом и оштрафовать за хулиганство.

Черт! Мария рыдает в трубку. Я вылез из-под одеяла и пошел в туалет, чтоб не будить разговорами Анну. Два часа ночи, вставать в шесть утра, в семь выезжать, в восемь быть на работе. До заправки на сто второй ехать тоже час. А значит, я должен побриться и одеться в офисную одежду – это будет три часа, в четыре я буду на месте, и у меня останется два часа на разборку с Марией. Во что она могла вляпаться? Может, успею без костюма? Съезжу, заберу. Дороги пустые. В четыре уже буду дома, еще посплю.

– Не реви. Сейчас приеду, – сказал я Марии и нажал сброс.

Умылся, почистил зубы. Не включая свет, оделся и, прихватив смартфон, вышел из дома. Жена уже уснула, а дочь, слава богу, я своими сборами не разбудил.

Я ехал по пустому ночному городу, удивляясь тому, что в полтретьего ночи город был черный, словно его залила мгла. Только свет фар моей машины и светофоры на перекрестках говорили о том, что жизнь в городе еще есть. Увидев светящееся окно круглосуточной аптеки, я обрадовался как дорогому мне человеку.

Выехав за город, я включил радио. Странно, но большинство радиостанций молчало. Экономят. Не так уж далеко, на границе идут боевые действия. Странно как-то это осознавать – в тысяче километров от нас гибнут люди, разрушаются здания, города, а мы стали просто экономней жить, немного сократив расходы. Я нашел радиостанцию, где круглосуточно читали новости. Это, конечно, не живой диктор у микрофона, все идет в записи и первый новостной блок со свежей информацией выйдет только в пять утра, но хоть что-то пусть болтает, чтоб не уснуть на скудно освещенной трассе.

Приближаясь к заправке на сто втором километре, я наконец-то нашел волну с музыкой, пусть и монотонной, но надоело слушать дальше новостное вранье.

Я вздрогнул, когда к заунывной мелодии присоединился странный скрипящий звук, словно по твердой поверхности тащили что-то тяжелое. Светящийся смартфон подсказал, что это звук вызова. Звонила Мария. Этот же звук разбудил меня недавно. И тут я вспомнил, что дочь вчера игралась с моим телефоном, наверно случайно сменила звук на вызове.

– Алекс? – всхлипнула трубка.

– Я подъезжаю.

На автозаправке три автомобиля – Рено Клио Марии на мини-парковке, там же недалеко от нее черный внедорожник, таких появилось в городе неожиданно много в последнее время, и сбоку от здания заправки – старенький Форд, возможно, здешних работников.

Мария сидела за одним из двух маленьких столиков внутри стеклянного здания автозаправки. Она вжалась в угол, пытаясь спрятаться за колонной, но у нее это плохо получалось. Вставив пистолет в бензобак, я пошел к зданию, махнув вышедшему ко мне сонному парнишке-заправщику и отправив его спать обратно. Расплатился с оператором за бензин, забрал из-за столика оцепеневшую от напряжения сестру, вернулся в свою Тойоту Камри, усадив рядом сестру и перепарковался рядом с ее Рено.

Она свернулась клубочком на переднем сиденье, поджав под себя ноги и повернув ко мне голову. Глаза покраснели и отекли, нос с губами распухли от многочасового плача, и сама она как-то осунулась, голова втянута в плечи. Она заметно похудела. Мы не виделись всего пару недель и такой результат. Она и раньше худела от стресса. Стоило ей влюбиться, и все лишние, по ее мнению, килограммы слетали с нее, как осенние листья с деревьев в ветреную погоду.

– Ты сможешь вести машину? – спросил я сестру, хотя ответ мне был ясен. Я бы и сам не пустил ее за руль в таком состоянии.

Она покачала головой в знак отрицания.

– Спасибо, что приехал, – слабо улыбнулась Мария и шмыгнула носом.

– Я сейчас вызываю эвакуатор, забираем машину и едем в город. Мне утром на работу. Сдача проекта.

Кивает в ответ, и я замечаю, что она дрожит. В багажнике у меня сумка для спортзала, там должна быть куртка. Выхожу из машины, иду к багажнику, улавливаю сигаретный дым. Странно, внедорожник дорогой, а сигареты дешевые, словно кто-то едет в чужой машине или резко разбогател, а привычки под новый уровень жизни перестроить не успел. Достаю из сумки спортивную куртку. Открываю пакет из супермаркета, купленный на сегодняшнюю презентацию, беру с собой бутылку марочного коньяка – сестре сейчас нужнее, а за коньяком я и в перерыв сбегаю. Сажусь обратно в машину и слышу, что она глубоко дышит. Глаза распахнуты, брови подняты вверх. Похоже на паническую атаку. Да. Коньяк явно необходим. Отдаю куртку, смотрю как она, быстро просунув руки в рукава, дрожащими пальцами пытается застегнуть молнию.

– Оставь, – останавливаю ее. – На вот лучше, выпей, полегчает.

Она кивает и, быстро расправившись с пленкой и пробкой, делает несколько крупных глотков. Втягивает в себя воздух через нос, закрывает бутылку и прижимает ее к себе. Я открываю на смартфоне приложение и ищу круглосуточный эвакуатор.

– Вон тот черный Джип преследовал меня, – кивает она на третью машину в отстойнике. Они гнали меня подальше из города. Целенаправленно гнали. Ты знаешь, что очередь на трансплантологию ускорилась в дюжину раз? А? Алекс! Я кому это сейчас говорю? Раньше донорский орган ждали в среднем полгода, а сейчас всего две недели. Две! – срывается в крик Мария, и показывает мне указательный и средний пальцы на руке. – Ты можешь себе представить? Это все из-за того конфликта! Там у них море трупов, а мы как конвейер по пересадке.

– Ты же не журналист, раскопавшая сенсацию, чего тебе бояться? Или ты в соцсетях своих подписчиков порадовала этой новостью?

– С тех пор как ты женился, ты больше не относишься ко мне серьезно, – надула вспухшие губы Мария и вынула пробку из бутылки.

Я связался с эвакуатором и удивился, что они прибудут так быстро. Наверно, находились где-то неподалеку.

– Прости, что ты сказала?

– Забудь, – отмахнулась сестренка, отпивая из горла коньяк.

– Эвакуатор прибудет через пятнадцать минут, а за это время ты мне расскажешь свою историю.

Мария наклонилась, попробовала из моего бокового окна рассмотреть Джип ее предполагаемых преследователей, но ее Рено закрывал ей весь обзор.

– Я заехала в гипермаркет на выезде. Взяла тележку, иду по рядам. Знаешь ощущение когда тебе в спину смотрят? – внезапно заговорила Мария голосом, которым рассказывают детям страшные сказки – голос стал наигранно ниже, сильнее зашипели и засвистели буквы. Не хватало только расставленных рук и можно пугать детвору. – Вот иду я между рядами и чувствую, что меня преследуют. Оборачиваюсь, а там нет никого, либо какие-то семейные пары ценники сравнивают, что дешевле выискивают. Заезжаю в ряд с соками, стою перед полкой с морковным соком, и тут вижу, что бутылка из дальнего ряда на меня едет и вот-вот выпадет. Я ее хватаю и ставлю на полку ниже, а там следом вторая едет, я ловлю и вторую. Издали начинает движение третья. Я заглядываю, что там за бутылками? Может, кто-то ставит их сейчас с другой стороны. Мне никого не видно, но бутылка продолжает ехать. Вдруг вздрогнул соседний ряд. Я схватилась за тележку и побежала к сокам в мягкой упаковке. Те, даже если упадут, не разобьются. Стою среди прямоугольных пакетов и смотрю в сторону бутылочного сока – вдруг бутылки продолжат падать. Но нет. Стоят на месте. Разворачиваюсь уйти и… я успела сделать шаг, как на мое… почти на мое место, шлепнулась упаковка с этими пластиковыми соками! – прокричала последнюю фразу Мария.

Ужастик какой-то. Может там передачу снимали, не помню, как называется, но мы с Марией в детстве над такими смеялись. Люди в них так забавно реагировали. Повзрослев, мы поняли, что это совсем не смешно. Кто-то напугал ее, и она от страха забилась аж сюда.

Я увидел шевеление за стеклянной витриной автозаправки – сонный оператор подошел к двери и запер ее изнутри на замок, развернув к посетителям надпись “закрыто”. Вовремя я приехал и заправился. Топлива на обратную дорогу нам бы не хватило.

– Дальше – хуже. В соседнем ряду на меня упали упаковки с воздушной кукурузой. Это не больно, конечно, но странно. Пока я отмахивалась от кукурузных палочек, кто-то положил мне в тележку кусок сырого мяса. Ты представляешь?! – опять повысила голос сестра. – Без чека, без упаковки. Лежит сырое мясо и кровь капает на белую плитку пола. Много крови, словно животное только что убили. Я развернулась, чтобы проехать в мясной отдел – надо же им было вернуть мясо, как поскользнулась и упала. Кто-то разлил прозрачное жидкое мыло. Подбежали люди, помогли мне встать. Позвали персонал. Мне выдали рулон бумажных полотенец, я вытерлась, очистила одежду, собралась идти дальше, а тележка моя наполнена. Там были прозрачные пакеты с ливером. Субпродукты. Знаешь ведь, да? Только вот они были не порезаны на части, а целиком. Легкие, печень, сердце. Сердце такое огромное! Говяжье, – сестра сорвалась и заплакала. Я потянулся к ней обнять, а она отмахнулась, поднесла к губам бутылку и сделала еще несколько глотков. – Страшнее всего был пакет с костями. Кости! Белые такие, но с кусками мяса. Там еще были пакеты с чем-то мясным, я уже не рассматривала. А на вершине этой мясной кучи два яблока. Больших, зеленых яблока. Это же намек на глазные яблоки, ты понимаешь!

У нее явно истерика и алкоголь ее не успокаивает, а только накручивает агрессию. Надо забрать бутылку.

– Мари, дай мне бутылку, – прошу ее и протягиваю руку.

Она перехватывает бутылку в правую руку и отклоняет от меня максимально далеко, прижимая к закрытому окну.

Внезапно дверь с ее стороны распахивается, и у нее вырывают из руки бутылку.

– Аааааааа! – короткий женский визг оглушает меня.

– О! Я хотел стрельнуть сигаретку, а тут такое. Нельзя отказываться, – раздался мужской прокуренный голос.

Пробка вылетела из бутылки с характерным вакуумным звуком, и мы услышали, что кто-то пьет крупными глотками. Я видел мужчину только до груди, но и этого мне было достаточно. Дешевые джинсы были подпоясаны армейским ремнем. Мятая футболка. Запах немытого тела. Так ходят многие работяги, ничего страшного, только вот руки – тюремные татуировки просто кричали о том, что с их хозяином лучше не связываться. Пьющий наш коньяк мужчина стоял так, что дверь, не оттолкнув его, не закроешь. Я потянулся на сторону пассажирского сиденья и сильно толкнул в грудь мужчину. Тот потерял равновесие, закашлялся и отступил на пару шагов назад. Я схватил за ручку и быстро захлопнул дверь. Пикнул блокировщик.

Когда я посмотрел вперед перед собой, то увидел мужчину, отобравшего у нас алкоголь прямо перед носом у моей Камри. Коротко стриженый брюнет со щетиной такой же длины, как и волосы, словно брился и стригся налысо он одним днем. Глаза – узкие щелочки, сломанный нос, одно ухо искалечено, возможно, он борец. Твою мать!

Наглый тип демонстративно допил коньяк, а я смотрел на него как загипнотизированный. Черт его знает, сколько ему лет. Может двадцать пять, а может все сорок. Он показывает мне пустую бутылку, смеется и внезапно резко бросает ее в лобовое стекло. Мы с Марией инстинктивно дернулись назад. Стекло выдержало, хоть и покрылось сильной паутиной трещин.

– Алекс! – заревела Мария.

В этот момент погас свет автозаправки. Ладно бы они отключили только свою будку, но одновременно с этим отключилось и освещение парковки. Только впереди на выезде с заправки горел далекий уличный фонарь. Я врубил фары. Тип стоял перед машиной. Я завел двигатель в надежде, что он отойдет с дороги, но услышал только пьяный смех.

– Возьми телефон, – бросил я смартфон на колени Марии, – и вызови полицию.

– Мне сказали, что если я еще раз позвоню… – рыдая, растягивала слова сестра.

– Дура, – заорал я, – с моего звони.

Я почти никогда не повышаю голос. Если ору, то это уже что-то страшное, и она это знает. Перестав реветь, она схватила смартфон. Я тронулся, припугивая бандита, но он не шелохнулся. И тут сзади раздался удар! Мы подскочили в своих креслах. Кто-то разбил заднее стекло, и оно смятое и частично раскрошившееся влетело в салон. Мария завизжала, выронив смартфон. Я нажал на газ. Бандит, профессионально перекатившись через капот, соскочил на землю с боку. Мы вырулили с автозаправки и по двойной сплошной развернулись в город.

– Моя машина! – заорала сестра, поняв, что мы уезжаем, не дождавшись эвакуатора.

– Она у тебя застрахована.

Я гнал вперед, превышая скорость. Мне плевать на штрафы. Я офисный работник, я даже в армии не служил, такие приключения не для меня.

– Так полицию вызывать или нет?

– Набери, я сам поговорю.

Мария тыкала пальцем в телефон, водила им под потолком салона, я догадался, что сети нет, но ведь полиция должна вызываться… Должна. А вот вызывается ли?

– Сети нет, – выдохнула сестра, и из ее горла вырвался стон, похожий на скулеж.

– Я понял. Сейчас подъедем ближе к городу и вызовем. Надеюсь, они просто приметили себе твою старушку Рено.

– Моя старушка Рено! А у тебя новенькая Тойота Камри! Да уж тебе повезло в жизни! – заорала сестра. – Точнее, твоей Анне! Пришла на все готовенькое. Захапала классного мужика и живет в достатке.

Опять! Это просто ревность с ее стороны. Машина у меня кредитная, квартира в ипотеку, пашу как ломовой конь.

– Смотри! – завизжала сестра, указывая на вылетающие на нас из-за поворота фары.

Я загреб колесами обочину, убрал дальний свет, сбросил скорость. Что-то крупное промчалось рядом с нами, сбив зеркало с двери моей Тойоты. В любой другой случай я бы остановил машину и отдышался, но сейчас я вынужден ехать дальше, подгоняемый бешеными ударами собственного сердца. Проклятые повороты!

Сзади показались огни догоняющей нас машины. Я прижался к правому краю. Обгоняй! Нет. Он едет на определенной дистанции. Слепит нам сзади дальним светом.

– Вот так они меня пригнали сюда, – заговорила сестра. – Не дали развернуться. Ты же не видел мою машину с водительской стороны. Дверь придется выбрасывать. Она заклинила. Я выходила через пассажирскую дверь. Они вот зажали меня и тащили несколько километров, прижимая к обочине, а полиция мне при этом угрожала психушкой. Когда я увидела в тележке внутренние органы, то заорала на весь зал. Закрыла лицо руками и плакала, плакала. Охрана вывела меня из гипермаркета, и привели к моей машине. Откуда они знали, на чем я приехала?

– По видеонаблюдению, – события поворачивались другим боком. Если все это правда, и Мария не сошла с ума, то кто-то явно за ней охотится. Может, бывший? – Мари, а тебе никто не хочет отомстить? Бывший там, или подруга парня? Ты с кем-то сейчас встречаешься.

– Нет. Нет сейчас никого. Да это не личное. Это трансплантологи. Почему ты думаешь, что мне подбросили в корзину внутренние органы? – Мария наклонилась ко мне и попыталась взглянуть мне в лицо. Я сосредоточенно вел машину. – Они хотят вырезать мои органы! – не дождавшись ответа от меня, сказала она.

– Бред какой-то. С чего ты это взяла?

– Так и знала, что ты мне не поверишь. С тех пор как ты женился, ты стал как твоя женушка – не верить на слово. Как же, юристка, и родители юристы, и все в семье юристы. Потомственные верующие только в бумагу с печатью.

По опыту знаю, такую сцену ревности надо перемолчать. Она побухтит и успокоится. Кричать на нее бессмысленно, в ответ будут только слезы. Ставить ультиматумы нельзя, я уже носил ей передачи в больницу, когда она из-за ссоры в школе выпрыгнула в окно и сломала ногу. Второй этаж, но… Лучше промолчать.

– Высказалась? – спросил сестру, когда та затихла. – Тогда давай без Анны. Факты. Почему трансплантологи?

– Я проходила медкомиссию перед приемом на работу. Сдала анализы. И вот пришел запрос, чтоб я пересдала общий анализ крови и еще какой-то маркер. Я пересдала. Что со мной может быть? Я молодая, здоровая, не курю, бокал вина по праздникам. И вдруг меня отправляют в онкоцентр. Сижу в очереди со своими анализами, жду прием врача, а вокруг девочки даже моложе меня, парни до двадцати. И у всех вот какой-то онкомаркер что-то показывает. Я ж не дура. Я в интернете информацию вбила, а там ничего такого нет. Обратилась к знакомому программисту, может информация секретная. И он мне ее нашел. Я прочла и волосы стали дыбом. Этот самый онкоцентр, в нем не только онкологию лечат, в нем и пересадку внутренних органов делают. И анализы по всем людям стекаются к ним. У них богатая клиентура, любой нужный орган найдут. Тем более сейчас военные действия. Но сильно больной ждать, когда повезет, не может. Под него ищут человека. Ничего не стоит организовать ДТП, устроить выпадение из окна, сердечный приступ. Ты же знаешь закон – после смерти наши органы отдают нуждающимся в пересадке. У меня волосы стали дыбом от этой информации, – она подняла руками вверх свои светло-русые волосы, изображая как они стали дыбом.

Бред чистой воды. Мы ехали по ночной трассе в город. На горизонте пока бледно, но уже начинало светать. Я знаю Марию всю жизнь. Она не употребляет никаких препаратов, сумасшедших в роду нет. Откуда такой бред в голове молодой женщины.

– Подошла моя очередь заходить в кабинет, – продолжила сестра. – Я хотела сбежать, но там огромный медбрат, словно грузчик на рынке, кулак с мою голову. Завел меня в кабинет, посадил перед врачом. Сухенький старикашка в профессорских очках на краешке носа, глаза как аквариум – большие и блекло-голубые. Неприятный старикашка. Читал он мои бумаги, читал и вынес приговор – сделать биопсию почки. “Ты ничего не почувствуешь, – говорил он. – Сегодня в больницу положим, завтра операция, а через три дня выйдешь на работу, если все будет хорошо”. Мне даже позвонить родителям не дали. Закрутили, завертели. Таскали по кабинетам, поставили капельницу, и очнулась я уже после операции. Содрала повязку, а там шрам длиною со спичечный коробок. Какая биопсия?! – заорала сестра. – Биопсия это маленький прокол, а тут шрам.

Мария задрала платье и показала мне повязку под ребрами. Какой длины там шрам я не знаю, но розовые подтеки, пропитавшие повязку, держащуюся на пластыре, мне не нравятся.

– Давно тебе сделали операцию?

– Не знаю, – пожала она плечами, опуская платье. – Очнулась я сегодня и сбежала.

Может она от наркоза отходит? Анна рассказывала, что ее мама выходила из наркоза и сильно бредила. Где-то сутки ей виделась иная реальность. Я покосился на телефон. Когда появится связь, сразу позвоню родителям Анны. Надо узнать больницу, из которой она сбежала.

– Давай пристегнемся, – опомнился я, – а то гоним по ночной трассе, словно у нас есть запасная жизнь.

Мы пристегнулись, я проверил блокировку, проверил телефон – связь появилась. Я не верил в черных трансплантологов, зато верил в хулиганов, которые разбили мне машину. И верил в пословицу, что неприятности притягиваются. Вот часть проблем решилась – Мария бредит после операции. Приеду в город, позвоню в скорую помощь, сдам ее врачам, а те сами найдут, откуда она сбежала. Позвоню в полицию, напишу заявление на хулиганов, даже если их не найдут, страховка должна покрыть все расходы. Разберусь с работой. Пригоню машину Марии. Навещу своих и ее родителей. Все хорошо. Все хорошо. Какого черта она поехала после операции в гипермаркет? И была ли она там или это часть бреда?

– Они забрали у меня почку, да? – низким тихим голосом спросила Мария.

– Мари, поверь, люди после операции на машинах не гоняют, с больниц не сбегают. Приедем в город, зайдем в полицию. В городе много медицинских центров, тебя осмотрят, и если это действительно так…

– Так ты сомневаешься?! – заорала сестра.

Как же меня достал этот ор. Я, наверно, никогда ее в качестве девушки и не рассматривал – ее требовательный крик, скопированный у родной матери, меня бесил еще в детстве. Анна другая. Не такая темпераментная, но мне так хорошо с ней просто быть, заниматься делами, зная, что она рядом с тобой в квартире и я в любой момент могу подойти, обнять ее и она пушистым зайчиком свернется у меня на груди, вжимаясь, словно желая слиться в одно тело.

– Не ори! – крикнул я. – Я не выспался, устал, еще ты все время орешь, рассказываешь про всеобщий заговор. То куча трупов с войны – бери органы, не хочу. То охотятся именно за тобой. Зачем им ты, когда есть гора трупов? Ты логически мыслить способна?

Я чуть-чуть отвлекся от дороги, как услышал удар. Это едущая сзади машина догнала нас и толкнула вперед. Мария опять заорала. Твою мать! И так страшно, что ж ты вопишь все время? Преследователи дали нам оторваться на несколько метров, и я рассмотрел их машину – Джип. Такой же, что стоял на парковке автозаправки. Я ударил по газам, но их движок был мощнее. Очередной удар сотряс мою бедную Тойоту. Нас стали толкать вперед. Мария, устав орать, заткнулась. Я дотянулся до телефона – связь есть.

– Звони в полицию!

Я с трудом удерживал машину на дороге, боясь, что нас скинут с трассы, и мы скатимся вниз. Пот катил по лицу крупными каплями, футболка намокла и холодила тело. Я периодически вытирал то одну, то другую мокрую ладонь о джинсы. Как же мне хотелось умыться и вытереться насухо. Повернулся к сестре, она тупо смотрела вперед на паутину треснувшего стекла. Бутылка попала как раз на ее сторону, и ей на дороге почти ничего не должно быть видно. Что она там смотрит?

– Мари!

– Я сегодня умру, – ее голос звучал ровно, словно она отвечала на какой-то банальный, порядком надоевший вопрос.

– Звони в полицию, Мари! – кричу, пытаясь вывести ее из ступора, но она сидит, равномерно покачивая головой в такт дергающейся в моих руках машине.

Она сдалась! Злюсь на нее за это ужасно, тянусь за телефоном сам, и машина срывается с дороги. Нас несколько раз переворачивает, и мы приземляемся на крышу.

Мотор заглох, но я слышу, что еще крутится какое-то колесо. Или это просто звон в моих ушах. Мне трудно дышать из-за подушки безопасности. Я пытаюсь дотянуться до потайного кармана в чехле кресла и отключаюсь.

Боль приводит меня в сознание. Я повис на ремнях безопасности и сейчас кто-то перерезает их, чтобы помочь мне выйти из машины.

Меня вытащили как тряпичную куклу. Отнесли от машины чуть в сторону и посадили прямо на землю. Первое время я самостоятельно даже сидеть не мог. Потом отошел, даже встал. Собрался с силами и вернулся к машине. Стою и смотрю на мою красавицу черную Камри, лежащую в поле. От трассы мы откатились совсем чуть-чуть, но метровый подъем перевернул нас пару раз и мы приземлились на крышу.

Уже светло. Раннее утро. На трассе две машины скорой помощи и одна полицейская. Наклоняюсь и заглядываю в салон. Подушки безопасности, как две пустые наволочки – белые, разорванные. Выпрямляюсь, ко мне подходит врач.

– Так что, с нами в госпиталь или останетесь свою красавицу караулить?

По иронии судьбы – вчера я оплатил за нее последний кредит. Теперь машина полностью моя. Лежит в поле колесами вверх. Мятая, расцарапанная, с разбитыми стеклами.

– Моя сестра. Со мной в машине была сестра. Где она?

В это время одна из машин скорой медицинской помощи завелась и поехала. Без мигалок. Просто поехала. Значит, ничего страшного.

– Да, была девушка. Была. Соболезную.

– В каком плане соболезную? На мне пара синяков, наверное. На пассажирском сидении крови я тоже не вижу. Что значит…

– Сердце не выдержало, – безразлично ответил врач. – Вы с нами до госпиталя? Возможно, у вас сотрясение мозга, но не факт. Вот шок есть, да. Напейтесь сегодня вечером, после того, как полиция вас на алкоголь проверит. Документы об отказе от госпитализации подпишите.

Он протянул мне планшет, с прикрепленными к нему листами и авторучку. Я, не читая, расписался. Он перелистнул страницу, потом еще. Я расписался раз десять.

– Что я подписываю? – я пытался прочесть, но перед глазами все плыло.

– Отказ от госпитализации. Такие правила. Бюрократы везде, – искривил губы в улыбке врач, забрал у меня планшет с авторучкой, и ушел к оставшейся машине скорой помощи.

Я смотрел вслед врачу, и был уверен, что он соврал, у Марии никогда не было проблем с сердцем. У нее вообще со здоровьем проблем не было – молодая, без вредных привычек.

Не могу представить, что ее нет в живых. Что я скажу ее родителям? Как посмотрю им в глаза? Я ведь поехал ее спасать! Захотелось лечь на землю прямо в черную сухую пыль и завыть, но нельзя – ко мне медленно подходит полицейский. Крупный, метра два ростом, накаченный, словно герой американских боевиков.

– Дыхни в трубочку, сынок, – низким, хорошо поставленным голосом попросил он, не представившись, не рассказав мне мои права.

Я дыхнул не возражая. Меня не покидало ощущение кинематографичности. Словно кто-то снимает боевик с моим участием. Нет, не боевик, скорее ужастик. Еще это обращение – “сынок”. Точь-в-точь из фильмов про продажных полицейских.

– На нас напали, – говорю ему, но так неубедительно, что сам себе не верю.

– Кто на вас напал?

– Бандиты. Сестра позвонила, попросила забрать ее с автозаправки на сто втором. Там мне кинули бутылку в лобовое стекло и разбили заднее. А потом они гнали нас по дороге и толкали своим Джипом мою Тойоту.

– Заправка на сто втором? – переспросил полицейский, посмотрев мне в глаза. Я ни разу в жизни не видел таких синих глаз. Только в фильмах Голливуда. – Наша полицейская машина всю ночь дежурила на сто втором. Не было там никого. А вот у вас, уважаемый, документы приготовьте, пожалуйста, две промилле в крови.

– Я не пил! – заорал я, как совсем недавно кричала моя сестра.

– А вот ваша спутница была очень пьяна, ругалась, вырывалась.

– Она жива? Постойте. Врач сказал, что у нее остановилось сердце. А вы ее видели живой?

Полицейский замер и уставился мне в глаза. Я стоял пред ним как кролик перед удавом, даже не смея дышать. Ноги от напряжения так дрожали, что хотелось сесть на землю, чтоб полицейский не видел мой страх.

Внезапно я услышал автомобильный сигнал и тормозящий шорох шин. Автомобиль остановился, открылись две двери.

– Черная Камри кверху брюхом, – заорал кто-то. – Пошли, пацаны, это наш клиент.

Шаги приближались, а я все еще был кроликом при удаве. Раздалась мелодия входящего вызова. Полицейский разорвал контакт взглядов.

– Возьми телефон и иди за мной, – приказал он.

Я не посмел ослушаться. Заглянул в салон, увидел лежащий на крыше, которая теперь низ, светящийся экран телефона, дотянулся до него и взял в руки. “Анна”. Я почему-то нажал сброс и поплелся к полицейской машине. Трое работяг в синих фирменных комбинезонах занялись моей Тойотой.

Полицейский стоял, опираясь на багажник патрульного автомобиля. Я опять встал перед ним, как кролик. И опять зазвонил телефон.

– Возьми трубку, успокой жену, скажи, что ты жив, здоров и скоро приедешь домой.

Я так и сделал. Успокоил Анну и нажал отбой. Подчиняясь, я безропотно вложил в его протянутую ладонь свой телефон. Он вошел в “галерею” и стал листать снимки.

– Как зовут дочь?

Только не это. Мое сердце пропустило удар, и в желудке скрутился болезненный узел.

– Эмма, – прошептал я, не смея игнорировать вопрос.

– Ты же не хочешь, чтобы Эмма была дочерью человека, сидящего в тюрьме? – спросил он меня таким голосом, как любящий папа спрашивает малыша – “Ты же не хочешь расстраивать мамочку, не выпив стакан молока?”

– Не хочу, – с трудом проглотил я подступивший комок.

– Ты катался по трассе один, не справился с управлением.

– Я… один. Не справился…

В носу защекотало, к глазам подступили слезы, и горло сжал нервный комок. Я заплакал.

– Если тебя это утешит, – все тем же голосом доброго родителя сказал полицейский, – она очень сладкая. Не испорченная. Почти безгрешная. Он будет долго ею сыт и некоторое время не нужны будут новые жертвы.

– Значит, – втянул я носом набежавшую влагу, – она была права? Ее забрали на органы…

– Да, – кивнул полицейский, – он гурман.

Кто-то. По частям. Ест. Марию. Мою сестру.

Осознавать это равносильно совершенному тобою убийству.

– Кто он? – я с трудом выдавил вопрос.

– Бог войны, – наклонившись ко мне, прошептал полицейский. – В каждой местности он свой. Кто-то, кормя своего зверя, заваливает страну трупами. А кто-то своему богу, как в старину, приносит на алтарь самое лучшее, вкусное, ценное, девственное. Ему тогда много не надо. Он принимает дань. И чем чище жертва, тем милостивее он потом. Например, твоя дочь, – выдохнул он, – подобна ангелу.

Я упал на колени. Не мог дышать. Только мотал головой, умоляя его отказаться от моей дочери.

Полицейский взял планшет, оторвал от него лист и протянул мне:

– Это протокол. Ты был трезв. Ездил собраться с мыслями. Не справился с управлением. Эмма будет рада видеть живым папочку, а папочка – Эмму.

Волна ужаса колючим покрывалом накрыла меня. Я смотрел на бумажку, дрожащую в руке, и понимал, что это выкуп жизни моей дочери.

Хлопнула дверь автомобиля, и полицейская машина уехала, обдав меня пылью и выхлопными газами.

Через время работяги подняли меня с земли, усадили в свой автомобиль, и мы поехали в город.

Образ Марии стирался из моей памяти, детство и юность вытеснялись воспоминаниями взрослой жизни, той, где уже есть Анна и Эмма. Я купил их жизни ценой жизни Марии. И мне лучше забыть, что сейчас он ест мою сестру. Лучше вообще забыть о ней. Многие старшие братья ведь смогли забыть своих сестер.

Значит, смогу и я.