Добрая "добрая" сказка

Минус пять и снег. Погода как на заказ. Заполночь прихватит до минус пятнадцати. Да и то вряд ли. Не опустится низко. Это хорошо. Не будет холод кусать лапы. Можно дольше бежать без остановок. Кайфую. Тело как механизм – работает идеально, без сбоев. Брат ведет стаю. Ха-ха. Стая. Пять дворняг волчьей породы. Ха-ха. Волки. Вырожденцы. Ходят жрать к кормушкам.

Брат сбавляет темп. Рычу. Я только разогрелся. Хочу бежать, но шавки устали.

Мы делаем привал, иначе стая не добежит до цели. Рычу на брата, вынуждая его медленно снижать темп, постепенно остывая. Он зол на меня. Позже, когда он разумом выйдет из сознания зверя, мы сможем поговорить, а пока лучше держать его на прицеле своих клыков, чтоб его звериная сущность не попортила мне шкуру.

Мы оборотни. Я и брат. Мы жрецы древнего ритуала жертвоприношения. Шестеренки в механизме мироздания. Не исполним ритуал мы, боги возьмут свое стократно.

Волки попадали в снег, вывалив языки. Слабаки. Вдали прозвучал выстрел и стая испуганно сбилась в кучу. Как с ними охотиться, если они всего боятся? Мы сами в этом частично виноваты – подкармливали, чтоб эти безмозглые псы, годные только на то, чтоб красоваться в зоопарках, не вымерли окончательно. А они решили, что люди созданы для того, чтоб их кормить. Это остатки из той огромной стаи, которую выращивали в заповеднике. Остальных перестреляли обычные деревенские жители, когда волки повадились ходить в деревню жрать. С этих пор пятеро оставшихся приседают на лапы, когда слышат срабатывание стальных механизмов.

– Какого черта, Килл! – брат трансформировался в человека ровно настолько, чтоб я мог разобрать его речь. – Стая устала. Куда спешить?

Моего брата зовут Хантер. Охотник. Нормальное имя среди людей. Как и мое – Киллиан, но не все знают, что оно от киллер – убийца, хотя наша мать всем врет на голубом глазу, что я назван в честь какой-то знаменитости, а все, ха-ха, верят. Киллиан тож нормальное имя, как и Хантер.

– В прошлый раз мы опоздали и жертва околела от холода. Пришлось грызть заморозку.

– Килл, да ты гурман, – засмеялся смехом гиены брат. Волки ведь не умеют смеяться, а оборотни волчьей крови. – Теплое мясо тебе подавай, жидкую кровь. Любишь, когда жертва орет и бьется от страха.

– Да, брателла, обожаю лизнуть лицо, чтоб сердце обреченного разорвалось от страха. Дед говорил, что нельзя жрать испуганную жертву. Мол, тогда гормон стресса портит вкус мяса. Но я не чувствую таких тонкостей, и не разделяю его мнение, что надо подождать, пока тело умрет от холода. Ха-ха. Вы реально все думаете, что жертва не осознает, что она жертва, и скоро ее смерть? Да она в стрессе с момента похищения. И мясо все это время травится, делаясь ядовитым. В этом ритуале о нас вообще никто не думает, брат. Боги питаются эмоциями обреченных, их страхом, ужасом, а я выжимаю из них максимум, на который они способны.

– Наше дело сожрать жертву, – сглотнул набежавшую слюну Хантер, преобразуясь обратно в волка.

– Ты прав, братишка.

Я всегда задавался одним вопросом – почему в стае альфа – мой брат, а не я? Ведь я умнее! Сильнее, выносливее, хитрее. Почему он, а не я? Старшинство никогда не было той точкой, по которой выбирали в стае альфу.

– Он чувствует волков, сынок, – как-то ответила мне на вопрос мама. – Как ты поведешь волков на охоту, не общаясь с ними на их языке?

Я могу повести за собой стаю, но только оборотней. Тех, до чьего мозга я могу достучаться, а в примитивный мозг животных может влезть только такое животное как мой брат Хантер.

Опять бежим. Брат впереди. Я подгоняю сзади. Кусаю за пятки трусливых шакалов. Волки. Ха-ха. Брат может с ними выступать в цирке. Ха-ха-ха-ха.

Я так развеселился от этой идеи, что не заметил, как брат резко замер, а у него за спиной присели серые с палеными боками спины. С размаха врезался в стаю, заставив их тихо скуля разбежаться, выворачиваясь из-под моих лап. Брат нюхал воздух. Возле скал были люди. Их было трое – двое мужчин постарше, с пропахнувшей табаком и алкоголем кожей, и один из них явно болен – изнутри запах гнили, и мой ровесник. Молодое, здоровое и при этом по-мужски возбужденное тело – он явно кого-то недавно сильно хотел, но разрядки не получил. Кто-то из них на лыжах, я слышу лыжную смазку, а кто-то на снегоходе. Не слышу запаха топлива, а значит снегоход на аккумуляторе. Такой у нас поблизости только один, у старого Яна. А вот теперь все сходится – Ян болен. С ним совершенно невозможно стоять рядом. Как только он открывает рот, так чудится, что он питается падалью, или что в нем плещется гной. Я б такого есть не стал – протухшее мясо. А вот кто остальные?

– Уведи своих волков, – показал я взглядом на скалы.

Лыжники не пойдут вверх, им только спускаться.

Стая исчезла из моих ушей, словно растаяла в воздухе. Я слушал. Люди передвигают камни. Что-то прячут. Резкий запах бензина. Что-то хотят сжечь? Нет. Костер привлечет внимание. Сбивают со следу полицейских ищеек. Умные собаки, оберегая свой нюх, просто свернут в сторону, а глупые людишки решат, что там ничего нет. Ха-ха. Сколько раз они будут наступать на одни и те же грабли.

Тихо завелся снегоход и неприятный треск стал быстро отдаляться от скал, за ним, почти неслышно, скользнули лыжи. Я прижался к скалам в надежде, что сольюсь со скудным по цветовой гамме зимним рельефом. Даже глаза закрыл, чтобы блеск не выдал меня, затаившегося среди скал. Хоть бы ветер не шевелил шерсть. Надеюсь, что брат увел свою стаю достаточно далеко.

– Смотри! Следы! – ветер донес до меня звук. – Постреляем?

Я потянул воздух, и запах мне показался знакомым.

– Ты идиот. А кто по-твоему должен сожрать снегурочку?

Снегурочку! Хоть бы это была не она. Не Лиза.

Семья нового врача поселилась в нашем городке осенью. Папа, мама, трое детей – два десятилетних пацана, такие же двойняшки как и мы с Хантером, и их старшая сестра Лиза. Я знал об их появлении, но еще не был знаком. И знакомство с Лизой обрушилось на меня с быстротой скоростного поезда – в магазине чья-то рука легла на мою спину. Я обернулся, нос сообщил мне больше, чем глаза – молодая, здоровая, красивая, девственница. Идеальная жертва.

– Здравствуйте, мне сказали, что вы лучше всех знаете историю этих мест, – сказала очень серьезная девушка.

Глаза были единственным ее изъяном – слишком светлый серый, который издали казался просто мутным белком с черной точкой зрачка посередине. В остальном она идеальна, и даже ее рост – на голову ниже меня – вызывал восхищение.

– Лиза. Я правильно понимаю? – спросил льняную блондинку. Она кивнула в ответ. – С кем вы тут, Лиза?

Ммм, Ли-за – как лизнуть. В своей голове я уже совершаю это действие, лизнув ее от груди, сексуально выставленной в лифе платья, и до виска, чтоб языком почувствовать бьющуюся или от страха, или от возбуждения венку.

– Одна, – отвечает мне удивленно.

– У нас опасно ходить одной и безоружной. Медведи, волки, лисы заходят в город. Вам никто не говорил, что надо передвигаться только на машине?

– Н-нет.

В тот день я отвез ее домой, сдал на руки отцу и прочел технику безопасности проживания в нашем городе. Оказалось, что им никто ничего не сказал. Странно. Город так давно ждал нового доктора, и так бестолково отнесся к нему и его семье.

Тишина так же плавно опустилась на лес, как и ночь. Я спрыгнул со скалы, и снег под моими лапами хрустнул, как свежие вафли. Не дожидаясь брата со свитой, я пошел по следам лыжников. Хорошо, что белый с синими отсветами снег показывает мне дорогу – след ушедших недавно отсюда людей. Я бы и с закрытыми глазами его нашел, лыжная смазка и снегоход – не типичный лесной запах. Тем более, что внезапно я услышал звук. Кто-то скулил, выл от отчаянья, стонал. Я ускорился. Если Хантер до нее доберется первым, и если это Лиза, то ее не спасти. А если не Лиза? То что я сделаю? Разрешу брату убить? Жертва должна быть принесена богам. Или что? А вдруг там другая живая пока девушка? Не Лиза. Что тогда? Что тогда? Жертва обязательно должна быть. И это должен быть лучший кусок, который у тебя есть. Все лучшее богам. Иначе они разгневаются. Мы и так слишком долго мухлевали, надеясь, что боги возьмут кабана или дюжину зайцев. Домухлевались. Впереди я четко слышу женский плач, с заткнутым кляпом ртом, а сзади по моему следу идет со своей стаей брат.

Боги! Хоть бы не Лиза! Даже если это она. Хоть бы уже была мертва или доживала свои последние секунды. Быстрее, Килл, еще быстрее! Бегущих по моим следам шестеро. Хоть бы не она!

Я выскочил на утоптанную людьми поляну первым и взглянул в блекло-серые глаза. Боги! Лиза!

Она увидела меня и забилась, распятая возле старого толстого дуба. Руки и ноги удерживают петли веревки, которая прочными узлами привязана к старинной ковки ржавым гвоздям. Таких деревьев-жертвенников по всему лесу много, и никому не приходит в голову – вынуть из них древние гвозди. На Лизе красивое белье, словно собиралась она на свидание, и тот из палачей, что молод, может и был ее парнем. К нему шла. На что рассчитывала? Расстаться с девственностью, чтоб не быть идеальной?

Я подошел ближе, втянул ее запах – она больше не пахнет чистотой, молочной спелостью, ароматом духов, хоть они на ней есть. Ей слишком страшно. Ее страх воняет, резко ударяя по ноздрям. Мне уже не хочется ее облизать, как тогда в магазине. Но, ее же можно отмыть, дать успокоиться, и она опять станет той самой Лизой, от которой так ошеломляюще пахло в тот еще теплый осенний день.

– Снегурочка! – тормозил рядом со мной лапами Хантер. – Свежатина, брат!

Из пасти Хантера потянулась крупная, вязкая капля слюны. При этом он в переходном периоде от волка к человеку. Какого беса, брат?

Лиза, увидев второго волка, забилась в петлях, еще сильнее стягивая ловушки на хрупких щиколотках и запястьях. Бьешься? Хорошо. Значит, обморожений еще нет. Брат присел для прыжка, напряг мышцы, и вот его искаженная морда медленно проплыла мимо, и моя пасть сомкнулась на его вытянутой в прыжке, беззащитной шее.

Я знаю одно. Это был инстинкт. Да, он альфа. Но я не в его волчьей стае. Я сильнее его и умнее. Мой недостаток только в том, что будучи зверем я не зверь на сто процентов. Я выше, чем простой оборотень. Родители должны были это принять.

Я знал куда бить, где грызть, что рвать.

Травма несовместимая с жизнью, как говорят врачи и медэксперты, наступила быстро. Я поднял голову. Его волчья стая стояла на полусогнутых лапах на краю поляны. Лиза перестала биться и замерла. Брат испустил последний вздох и обмяк, а с моей пасти капала его кровь.

Да. Не по-человечески я поступил. Но я же оборотень. Мы несколько часов бежали сюда. Силы на исходе. Если сейчас не пожру, то мне не только вынести Лизу, самому убраться будет не реально. Это сказки, что волки не едят волков. При нынешней экологии мы уже давно друг для друга – просто мясо, способное перегрызть другому глотку. Я вспорол брюхо Хантеру и сожрал почти все внутренности. И, между прочим, братишка после смерти не преобразовался в человека. Процесс не успел произойти. Вот так вот. Легенда не подтвердилась.

Лиза! Как тебя освободить? Надо перерезать веревку, но волком я это сделать не могу, перегрызть тоже, да и риск, что я не перегрызу глотку Лизе, как это сделал с братом, велик. Если сейчас стану человеком, то эта пятерка трусливых псов растерзает меня на части. Думай быстрее, Киллиан, иначе у богов будет две жертвы.

Я подошел к Лизе и она задергалась, заметалась привязанная к гвоздям, и как-то странно кивая на правое свое запястье. Я присмотрелся. Умница, девочка. Один из гвоздей от времени расшатался.

Теперь волки. Я резко развернулся и помчался в их сторону. Они поздно сообразили. Самому медлительному я перекусил хребет. Не до смерти, конечно, но он больше не игрок. Хотел догнать остальных, но они убежали с такой скоростью, что наверняка догонят палачей Лизы, если им будет по пути.

Обращение в человека и в оборотня процесс сложный, болезненный и отчасти противный. Красоты в нем нет, и я предпочел это делать не на глазах у Лизы. Вся прелесть шоу досталась раненому волку. Он выл от боли и ужаса, глядя на меня. Когда я приобрел свой человеческий облик, волк затих. Я глянул ему в глаза – парализованный зверь в зимнем лесу мертвец, или замерзнет, или загрызут свои. Не стал тратить на него силы.

Умыл окровавленное лицо снегом и пошел к Лизе. Вынул кляп и спросил:

– Ручки-ножки целы? Двигать можешь? – она всхлипнула в ответ. – Двигай.

Гвоздь поддался легко и правая рука освободилась. Этим же гвоздем я стал раздирать другие петли. Она погладила меня. Я поднялся, посмотрел ей в глаза, а она одними губами прошептала: “Спасибо!”, на большую благодарность, видимо, сил не было. Ее тело было как снег, той же температуры. Внезапно я догадался, что прятали палачи под камнями – одежду девушки. Появилась надежда, что я довезу ее живой. Но до одежды еще надо было дойти.

Лиза умничка. Двигается, пляшет по поляне, чтоб не замерзнуть. Отворачивается, чтоб не смотреть на мое перевоплощение, но – женское любопытство – подглядывает. Был бы у меня нож – я снял бы с брата шкуру, чтоб Лиза не замерзла. Крепкий мороз на улице, минус десять точно. Мне по кайфу, но не ей.

Никогда не возил на себе человека. Некого было. Она держалась крепко, сковывая мои движения. Вжималась в мое тело, пытаясь согреться.

Запах бензина на скалах частично выветрился и уже не так резал мне ноздри. Я нашел ее одежду, обернулся и увидел ее лежащей на голых скалах. Неужели все зря?

– Боги! Вы уже получили жертву! – взвыл от отчаяния.

Лизнул лицо. Жива. Волком я ей не помогу, но перевоплощение занимает время. Принес в зубах пуховик, перекатил ее тело на него, лег на нее сверху, чтоб согрелась и начал перевоплощаться. Чуть не загрыз ее в процессе – так хотелось укусить, но сдержался. Она потянулась ко мне ледяными губами и я ответил. Мы перестали контролировать себя оба. Очнулся от ее крика и от того, что она прокусила кожу на моем плече.

– Прости, – прошептал ей на ушко.

– Зато отогрел, – всхлипнула она.

Обиды в ее голосе не было. Поцеловал. Помнил, что надо быть нежным, помнил. Но Лиза. С ней сносило крышу. Все время боялся, что опять обернусь зверем прямо на ней, прямо в ней. Лиза. Моя снегурочка. Никому не отдам.

В город входили с рассветом. Она шла как человек, здороваясь с редкими прохожими, а я собакой послушно плелся следом.

Наш гараж был закрыт на потайную щеколду, Лиза отжала ее и мы вошли. В глубине гаража, где до весны под чехлами пылились наши харвеи, на диване сидела мама. Наполовину пустая бутылка виски стояла перед ней на полу. Она подошла ко мне с меховым пледом, накинула его на меня и пошла закрывать дверь.

Уже человеком я подошел к пьющим на диване женщинам, отобрал у Лизы бутылку, допил щедро оставленные пару глотков.

– Александра загрызли волки, – сказала мама. Лиза вздрогнула.

– Александра? – переспросил я.

– Это внук старого Яна. Ян сейчас тоже в больнице. Его сын сказал, что волки напали на Александра. Он их перестрелял, но было поздно, его сын погиб.

– Сын, сын. Кто чей сын? – я натягивал на себя джинсы, пытаясь понять, что рассказывает мама.

– Старый Ян с сыном и внуком решили поохотиться ночью. Где, кстати, Хантер?

– Не знаю. Мы разругались. Он увел стаю в лес, а я пошел к Лизе. Он и раньше уходил один на несколько дней, но, похоже, в этот раз пострадали его волки. А может, то были пришлые. Подождем до вечера. И, мам, Лиза теперь будет жить с нами как моя невеста.

– Хорошо. Но ночью выйдешь поискать брата?

– Конечно, мам.

Мама ушла в дом, а я достал еще бутылку виски, чипсы, галеты – что может валяться в гараже у взрослых мальчиков.

– Пей, – протянул ей вскрытую бутылку. Она сделала большой глоток и потянулась за чипсами. – Пей, тебе надо прогреться, чтоб не заболеть.

Лиза послушно сделала несколько больших глотков и смело посмотрела мне в глаза:

– Может лучше в ванну и в постель? – спросила меня снегурочка с соблазняющей, как ей казалось, улыбкой.

– Лиза.

– Что Лиза? – невинно захлопала она своими белесыми глазами. – Что это вообще было? Я пошла на встречу с Александром, который навешал мне на уши кучу лапши про местные традиции. А очнулась почти голая, привязанная к дереву и ты оборотень.

– Ты всегда на встречу исторического клуба надеваешь сексуальное белье? Или ты так постоянно ходишь?

– Ревнуешь?

– Теперь – нет. Я был первым и потенциального соперника загрызли волки.

– Кто вы такие? Александр привязывает жертву, а ты убиваешь? В следующий раз будет другая девственница?

– Ревнуешь?

– Ты убийца. Ты это понимаешь?

Я отобрал у нее бутылку с виски и выпил с горла добрую четверть.

– Не обязательно девственницу. Можно новорожденного. Беременную. Особенного ребенка, или детей. Порядочного, хорошего человека. Священника, например, но таких у нас уже нет. Врача. Сироту из приюта. Жертву, которую жалко и которая прекрасна как жертва. Важно, чтобы боги ее приняли и не разгневались.

– Килл, ты вообще нормальный?

– Нет. Я оборотень. С давних пор местных богов задабривают жертвоприношением. Если этого не сделать, то погибнет в этот год много людей. А так – жертва в год. Найди в местной библиотеке подборку с газетами и ты увидишь, что бывают не очень счастливые годы для нашей местности. Мы просто минимизируем потери.

– Что за аномалия у вас творится?

– Это не аномалия. Так везде. Просто в больших городах легче скрыть жертву. Меня другое беспокоит – у старого Яна не было внука. Откуда он взялся? Почему твой отец-врач, не лечит людей, а выписывает направления в город, а ты с матерью и братьями приезжаешь к нему только на выходные. На кого ты учишься, Лиза? Слава Кларис Старлинг не дает покоя?

– На какой из вопросов тебе первоначально ответить? – улыбнулась снегурочка.

– Сколько тебе лет на самом деле, и почему до сих пор никто не залез тебе под юбку?

– Не твое дело. Вопросы еще будут?

Я услышал, как буквально за воротами гаража завыла сирена на полицейской машине. Присосался к бутылке виски и пил, пока алкоголь не закончился. За это время копы выбили гаражную дверь и заходили в гараж, выставив перед собой оружие.

– Будут, – допил я виски и медленно поднял руки. – Ты будешь делать аборт?

Лиза протрезвела на глазах, ее лицо вытянулось, а глаза расширились. Вспомнились, видимо, слова, что жертвой могут быть и беременная женщина, и новорожденный, и порядочный человек, и особенные дети – двойняшки, как ее братья. Жертва, которую максимально жалко.

Она смотрела, как мне сковали за спиной руки и повели на выход. Я обернулся и засмеялся. Не хотите малой жертвой, значит будет война.