Я открыл автоматические ворота, пропуская парня. Потом встретил. Мое сердце отбивало чечетку от волнения. Но прежде, чем его впустить, я собрался с духом и перестал глупо улыбаться. Когда двери открылись, я казался совершенно спокойным.
− Хорошо добрался?
− Были пробки, поэтому опоздал.
Я обратил внимание, что парень напряжен. Даже старался в глаза не смотреть.
− Какие−то проблемы?
− Виктор Федорович, можно попросить, чтобы ребята не знали, что я к вам хожу. Я даже машину оставил за два квартала отсюда.
− Да, мне тоже будет неудобно, если сотрудники компании начнут подозрительно коситься в наши стороны. Согласен. Разувайся, и пойдем. И, да… − я оглянулся, и пристально посмотрел в его глаза. − Здесь можешь звать меня просто Виктор. А я тебя Ярик – не возражаешь?
− Нет, не возражаю.
− Есть или пить хочешь? Чтобы потом не отвлекаться?
− Воды.
− Проходи в студию. Воду сейчас принесу.
С бутылкой воды без газа я вошел в студию. Ярик медленно прохаживался по ней.
− Садись здесь, − я указал ему на стул и протянул бутылку с водой.
− Сегодня я просто сделаю несколько набросков, чтобы руку набить. А ты освоишься с новой работой.
Я прошел к своему месту. Надел фартук, затем присмотрелся удачный ли ракурс.
− Сядь боком и расстегни верхнюю пуговицу рубашки.
Ярик опустил бутылку на пол и выполнил мою просьбу.
Рядом со мной стояли песочные часы, песка в которых было ровно на два часа. Я перевернул их, чтобы знать время.
− Если хочешь, можешь засекать время по своим часам. У меня такие.
− Необычно. Я видел в школе такие, но только маленькие.
− Голову повыше, взгляд в окно. Представь, что ты мечтаешь о чем−то.
Яркий свет от окна портил композицию. Пришлось встать и прикрыть жалюзи. Рассеянный свет по−особому оттенял кожу модели. Ярик старался не волноваться, и, когда я смотрел на него, задерживал дыхание.
− Если что−то беспокоит, скажи.
− Нет, все в порядке.
− Я не буду сегодня просить тебя раздеться, расслабься. Устанешь, скажи.
Ярик кивнул.
И, наконец, я приступил к любимому увлечению. Рисовать решил просто в альбоме. Несколько набросков вернут мне мышечную память и через пару дней можно будет приступать к холсту. А за это время я рассчитывал разговорить Ярика, узнать о нем как можно больше. Ведь молчать два часа – это утомительно. И поэтому я первым нарушил молчание:
− Расскажешь о своей жене?
− Она красивая.
Ярик явно не хотел о ней заводить разговор. Я усмехнулся.
− Я это видел. Зачем она приходила?
− Хочет, чтобы я развелся с ней. Угрожала нанять детектива.
− Ревнует?
− Делает вид.
− В смысле? − я отвлекся от наброска.
− Это неприятная история.
− Понимаю, тогда я расскажу о своей жене.
− Алина сказала ты неженат, − парень с интересом посмотрел на меня.
− Ох уж эта, Алина, − улыбнулся я. – Она много знает обо мне, но не все. У меня была жена. Три года прожили вместе. Она погибла в автомобильной аварии – сбил лихач.
− Ты любил ее?
− Очень.
Я почувствовал, что зря завел тему о женах. Накатили воспоминания, мешая сосредоточиться на наброске. Я действительно любил Олесю – она была первой любовью еще с институтской скамьи. Заметив, как дрожит в руке карандаш, я вздохнул и перелистнул альбом. Потом дорисую. А сейчас начал новый набросок.
− Подбородок выше.
Возникла неловкая пауза.
− Можем поговорить о чем−нибудь другом, − прерывая паузу, проговорил я.
Я предоставил парню самому выбрать тему для разговора. Пауза немилосердно затянулась. Наконец, прерывая долгое задумчивое молчание, Ярик произнес:
− Нас вынудили пожениться наши отцы. И подарили квартиру трехкомнатную с условием, чтобы жили всегда в месте. Кто подаст на развод, тот и съедет. Жена хочет сжить меня с квартиры и строит пакости, чтобы я вышел из себя. Но я слишком привык к ее причудам, что мне безразличны ее потуги.
− Ты любил ее?
− Не знаю… − пожал Ярик плечами. – Просто увлекся, а когда женился, понял, что влип.
− Спишь с ней?
− Это личное.
− Извини.
− Она мне неинтересна. Слишком агрессивна и навязчива.
− Как зовут?
− Ирина, но ее бесит, когда ее так называют. Предпочитает Ирэн.
История Ярика прозвучала скомкано, но была мне интересна. У него серьезные проблемы, что и говорить.
Уже после второго наброска я почувствовал зарождающееся волшебное чувство – вдохновение! Рука уверенными движениями переносила на бумагу образ моего художественного вожделения. Даже не сразу заметил, как улыбаюсь. От возбуждающего предчувствия, какие мне предстоит написать картины с этой моделью, начинает быстрее биться сердце.
Ярик опять надолго замолчал, погруженный в себя.
− Теперь сядь в анфас, смотри поверх меня, откинься на стену и закинь ногу на ногу. Правую руку положи на колено, а левую на нее. Вот так… Почувствуй себя царем. Взгляд надменный…
Ярик старался соответствовать моим рекомендациям. Я взглянул на песочные часы, примерно на полчаса времени осталось. Передумал рисовать. Просто делал вид, тщательно рассматривая парня. Он казался мне нереально−идеальным. Я хотел запомнить его образ, чтобы потом, оставшись один, писать по памяти.
− Можно будет посмотреть?
− Пока нет. Не люблю незаконченные работы показывать. Но обещаю подарить.
− Если только в одежде.
− Стесняешься?
− Есть такое.
Откровенный парень! Мне это нравилось. Еще чувствуется его скованность, но скоро это пройдет, ему придется привыкнуть к своей новой роли.
− Виктор, ты продаешь свои картины?
− Иногда участвую в аукционах.
− Наверно это выгодное дело?
− Да, бывает везет с продажами. Есть любители такого творчества.
И вот время закончилось. Я почувствовал сожаление, что так быстро.
− До завтра, − произнес я, провожая его. Парень кивнул.
Я еще некоторое время провожал его, наблюдая за ним в окно. Все пытался представить, что он испытывает. Наверно облегчение, что смог благополучно, без стресса пережить этот день. Интересно, как сильно его пугают мысли о том, что ждет его в скором времени? Я бы на его месте сильно переживал.
Семь лет назад я был таким же как он, за одним исключением – я был счастлив со своей женой. И в один прекрасный день ее не стало. А меня словно засосало в черную дыру. Я заливал горе водкой, не замечая времени, и не запоминая лиц, с которыми пил. Каждый день стал похож на предыдущий. Было лишь одно желание – пить. Я превратился в бомжа, меня не пускали в бары из−за долгов, иногда ночевал где придется. Я продал почти все из квартиры, я б и ее продал за бутылку, если бы однажды не влип в еще более неприятную историю. Казалось бы, разве может быть хуже? Теперь я знаю – может!
Одним недобрым днем я проснулся в чужой квартире, и мало того, в чужой постели!
− Доброе утро, милый, − от звука мужского слащавого голоса я мигом протрезвел.
Я вскочил, как ужаленный.
На меня улыбаясь, смотрел мужчина лет сорока пяти, не очень приятной внешности. Полноватый, щетина на лице и хитрые маленькие глазки.
− Какого… − я потерял равновесие и свалился на пол. Это ж в мозгах просветление наступило, а вот тело было будто не мое.
− Ушибся? – участливый голос аж взбесил меня.
− Какого хрена я тут делаю? – вскричал я и вдруг обнаружил, что совершенно голый. Даже трусов нет.
− Мы провели чудесную ночь. Я согласен всегда быть твоей Олесей.
Мужик хохотнул. Моя растерянность его забавляла. Он взял сигареты и закурил.
Я же, заметив свою одежду, подтянул ее и начал одеваться.
− Ты был страстным жеребцом. Я давно так не трахался. Зад так и горит.
Услышав о заде, я прислушался к своим ощущениям. Не похоже было, что меня имели это ночью. Несмотря на подозрения, что это я имел этого мужика, а не наоборот, чувствовал я себя отвратно. Захотелось поскорее уйти.
− Не спеши, красавчик. Ты теперь мой.
− В каком смысле?
Я замер на полпути к выходу из спальни.
Мужик указал взглядом на журнальный столик. На нем лежали какие–то бумаги.
− Это твой экземпляр договора.
− Чего? Какого договора? Ты вообще кто такой? Что я здесь делаю?
− Парень, ты не бесись, сядь и собери воспоминания в кучу. Все не так плохо. Отработаешь месяц и свободен. Я все равно дольше месяца ни с кем не трахаюсь. Приедается.
− Че… го?
Как же мне в тот момент захотелось исчезнуть. Если бы ноги слушались, сбежал бы, куда глаза глядят.
− Что совсем хреново после вчерашнего? Неудивительно, ты столько выпил. Куда только лезло?
От этого голоса − притворно–любезного меня начинало трясти. Я покачнулся и чуть было снова не упал. Пришлось сесть на кровать. Перед глазами все поплыло, я обхватил голову руками. Голова будто превратилась в чугунный котел, по которому начали бить молотком.
− Меня Олег Анатольевич зовут, но для тебя я просто Олег. Но если будешь звать Олежек – мне будет приятно.
− Что за договор? – спросил я, подумывая, каковы у меня шансы убить этого мужика и свалить в закат?
Судя по его внушительным габаритам и моему худосочному телосложению, даже на пятьдесят процентов не тянуло. Запустил я себя, что и говорить. Трясет еще, словно конкретно Паркинсоном болен. Мне бы взять себя в руки, успокоиться, поспать... отлить еще жутко хочется.
− Ты за бутылку готов был трахать кого угодно. Я не мог не воспользоваться случаем.
− Я реально так и сказал?
− Ну не дословно, но смысл тот же. Для меня: хочу спать или хочу переспать одно и тоже.
− А… − смутные воспоминания кое–как просочились в голову сквозь болезненную пелену. Да, определенно, кто–то крутился вокруг меня, когда я напивался в баре, отмечая легко заработанные деньги.
− Я тебе помог, приютил, в душе отмыл. Скажу честно. От тебя несло, как от бомжа. Если ты будешь таким же послушным, как вчера, мы поладим.
− Поверить не могу. Я трахался с мужиком… Уу… голова трещит. Допустим, так и было. Ты на меня что… кредит взял или мою квартиру себе переписал? Что? Говори!
Я взглянул на него пристально, чувствую, что закипаю от злости. Вот же ушлая мразь! Подсуетился гаденыш! И на себя я тоже злился. Вот чего раньше мозги не включились? Только сейчас стало доходить как я опустился. Ниже плинтуса, но оказалось и это не предел. Наверно должно было все это со мной произойти, чтобы в голове, наконец, все на место встало.
Мужик заржал.
− У тебя даже паспорта нет, чтобы такую авантюру прокрутить. Хочешь? – он протянул мне сигареты.
Да, закурить бы не помешала. Отказаться, мне гордости не хватило. Сидим курим.
− А куда я паспорт дел?
− Хрен его знает, ты мне не докладывал. Но мордашка у тебя красивая, как и оказалось и член немаленький. Для меня в самый раз будет. Не мог я мимо пройти.
− Слушай, − процедил я сквозь зубы, − не тяни за яйца, говори уже, что я подписал. Иначе я за себя не ручаюсь.
− Не горячись. Побереги силы, они тебе еще пригодятся. Я тут видос снял. Зацени.
Он протянул мне мобильник, но в руки не дал. Я увидел бар, в котором пропил деньги за сданный в ломбард телевизор. Увидел себя, сидящем за барной стойкой, не замечающим ничего вокруг. Пью рюмку за рюмкой. Подкатывает Олег, бесцеремонно садится рядом, называет себя по имени.
− Отвали… − бурчу я, опрокидывая в себя порцию алкоголя.
− У тебя закончилось, будешь еще?
Мужик ставит передо мной бутылку.
− Наливай.
Как же стремно смотреть на себя со стороны. Докатился…
− Тебя отвезти домой?
− Пох... Ты вообще… кто такой?
− Олег, а тебя как звать?
− Ви…ктор. Чего тебе, О…лег?
− Подпишешь бумагу одну, я тебе еще бутылку поставлю.
Я киваю.
− А спать хочешь?
− С кем? – спрашиваю я и ржу, как идиот. Смешно мне!
− Со мной, − вполне серьезно отвечает мужик.
− Да пох….
И вот я уже тычу ручкой в какую–то бумагу.
− Сюда, − услужливо помогает этот гавнюк. – И сюда… А теперь идем. Бутылку я заберу с собой.
Мужик засовывает бутылку себе в карман, тянет меня за руку, потом поддерживая, ведет к выходу. И видео закончилось.
Я совершенно не въезжаю в происходящее.
− И что это значит?
− Ты подписал договор на оказание мне интимных услуг.
− Чего?! Я по–твоему кто? Проститутка?
− Ну не надо так грубо.
Мужик протянул мне копию договора.
Ну да в моем состоянии сейчас самое время пытаться прочитать напечатанный на бумаге текст. Пялюсь в буквы и ничего не могу понять. Но подпись узнал, определенно моя, хоть и корявая − каллиграфия в алкогольном угаре была бы верхом пилотажа.
«Лучше бы у меня руки отсохли, а не мозги», − подумал я, уткнувшись в бумагу.
− Это полная хрень! – произношу я и, разорвав договор на клочки, спешу к выходу. Мужик даже не пытался меня задержать. Открываю дверь и офигеваю… за дверями стоят два амбала – нехилые такие ребята. И самое шокирующее, они голые! Был момент, всего секунду, когда я погрешил на белую горячку.
− Возвращайся, − говорит Олежек – мороз по коже от этого имечка.
Белая горячка не причем… Мне увиденное не померещилось.
Я обернулся к нему.
− Раздевайся. Я возбудился, глядя, как ты убегаешь.
− Я не буду с тобой трахаться! – захлопнув дверь, заявил я. – Найди другого лоха!
− Одного лоха я уже нашел. Вижу, суть договора ты не просек. Ты будешь месяц удовлетворять мои сексуальные фантазии, а потом свободен на все четыре стороны. Ты делаешь это добровольно, либо тебя предварительно убедят мои ребятки. Что выбираешь?
− А что имею я?
− Крышу над головой и еду. Разве мало? Кстати, я все буду снимать. Начнешь зарываться, я найду, как это использовать. Иди сюда, не испытывай мое терпение. Ты же сильно разозлился? Почему бы не оттрахать меня за это? Если будешь плохо стараться – поменяемся местами.
Мужик захихикал, поманив меня рукой, затем взялся за свой член и начал надрачивать.
− Отсасывать не буду! – я почти заорал.
− Начинаешь капризничать, милый? Позвать мальчиков?
− Ты сказал оттрахать тебя? – уцепился я за его слова, ища способ избежать унизительной процедуры. Мне бы как–то вырваться из этой гребаной западни!
− Поиграй с моим дружком. Полижи его – это возбуждает… Но, если хочешь я подружусь с твоим.
Меня едва не выворачивало от таких разговоров. В желудке заныло, а в горле пересохло.
− Иди же… Вчера ты не церемонился.
Наверно надо было согласиться добровольно исполнять навязанный мне договор. Но здраво рассуждать было некогда. Крыша моя окончательно съехала. В результате, зашли амбалы, отлупили меня, раздели и прицепили наручниками к кровати. Я изнываю от боли, а этот мерзавец дрочит мне, и едва член встал, садится на него и устраивает скачки. Я был унижен и изнасилован, но зато протрезвел окончательно. В голове, кроме мата, ни одного цензурного слова не осталось. О да, наука пошла мне впрок! Я больше не сопротивлялся, терпел и делал все, что хотелось этому конченному ублюдку.
К счастью, трахать себя он заставлял меня два раза в день: по утрам и вечером, когда он возвращался с работы. Остальное время я был предоставлен себе и даже мог ходить по дому, но не везде: только в столовую и гостиную. Чтобы не сбежал, мне на ногу был надет электронный браслет, и два охранника находились внутри, следя за мной по монитору. Дом был большой в два этажа, и выглядел недешево.
У Олега имелась странная страсть к детским игрушкам. Игрушки были везде, в любой комнате. И как оказалось, что в каждой из них камеры слежения. Когда хозяину дома хотелось со мной пообщаться, он звонил на мобильник, который приносил один из охранников.
− Милый, я скучаю… На столе пингвинчик стоит, подойди к нему.
Охранник оставался наблюдать за моими действиями в ожидании распоряжений хозяина. Он был в одежде, им приходилось ходить голыми только в присутствии хозяина. И мне разрешалось ходить в одежде, правда, не своей. Обычный халат, а на ногах тапочки. Трусы были под запретом.
− Молодец, теперь распахни халатик.
И я делал все, что мне приказывали.
− Подрочи себе. Не спеши. Я не хочу, чтобы ты быстро кончил. Какой он у тебя большой… Сегодня тебя будет ждать подарок. Поднеси мобилу к члену, я хочу послушать.
Я стоял перед керамическим пингвином и дрочил. Но кончить он не позволил, сказал, береги силы. А охранник все это время стоял рядом, следя за исполнением его требования. Его присутствие не позволяло мне ослушаться хозяина. Проследив, что я выполнил все в точности, охранник забрал мобилу и ушел.
За прошедшую неделю я узнал все предпочтения Олега Анатольевича, его распорядок дня, кем работает − в знаменитой частной торговой компании, владеет крупной недвижимостью, любит игрушки и не только детские.
К такой жизни я даже начал привыкать. Меня же самого не трахали. Ага, ровно до одного дня.