Глава 3

Тени, словно грязная вода, обволакивают и утягивают на дно, дыхания не хватает. Пытаюсь вздохнуть и падаю… Вдыхаю воздух в лёгкие и открываю глаза.

— Ну, раз Разин проснулся, я могу продолжать, — историк с сарказмом смотрел с кафедры, а я сидел на полу в проходе и, судя по тихим хихикам, был весьма презабавен. — Ну, так вы позволите, молодой человек?

— Простите… — быстро возвращаюсь к хмурому другу. — Что случилось?

— Ты уснул, на самом интересном месте… — обиженно прошипел мне.

— И что я пропустил? — Пытаюсь скрыть зевок и меня толкают в бок, причём больно.

— Свистун уходит, и на его место придёт новый препод, — шепчет друг.

— Что за кекс? — не то, чтобы интересно, просто для общего развития, не могу сдержать ухмылки.

— Вот сейчас и посмотрим… — Андрей вздыхает, неотрывно глядя на двери в аудиторию. Не для кого не было секретом, что мой друг голубее голубого неба. Он даже в меня умудрился влюбиться в первый год, но я, всё же, закоренелый гетеро, хотя, возможно, для подобных экспериментов парень был просто не в моём вкусе… В общем, нам удалось остаться друзьями, но это точно не моя заслуга. — И не ревнуй, я же знаю, что где-то глубоко внутри, ты меня любишь…

— Ну да, где-то очень глубоко, — подкалываю я, и пока мы спорим, в аудиторию входит новый препод.

Высокий, смуглокожий, явно выраженный восточный мужчина. Короткая стрижка иссиня-чёрных волос, резкие правильные черты лица, высокие скулы, чёрные брови над большими выразительными глазами. Тонкие губы и прямой нос. Яркая личность, ничего не скажешь. Смотришь и продирает до задницы, под таким взглядом хочется стать невидимым. Лицо гладко выбрито, никакой бородки или щетины, но от этого лицо смотрится ещё острее, вызывающе. Подбородок с ямочкой. В общем, реальный мужик, я бы с таким не хотел встретиться в тёмном переулке. Какой из него препод? Глава мафии, не меньше.

— Моё имя Кеймнвати — Рунихера, я египтянин, и буду вести у вас древнюю историю. Вам,  как будущим учёным и мыслителям, будут необходимы знания прошлого и нашего мира.

— Забавное имечко… — Вот правда, против воли вырвалось…

Чёрный взгляд прошёлся по аудитории и вцепился в меня. Странное ощущение, как такому зачёты сдавать? Жуть, да у него однозначно несдавших не будет. Таким взглядом убить можно…

— Очень лестное наблюдение, надеюсь, вы, молодой человек, сдадите всё и сразу…

— Эм… Я это вслух сказал? — Чувствую себя глупой букашкой под сапогом.

— Придурок, — пихает меня Андрей.

— Итак, мне так же сложны ваши имена, как и вам моё, к тому же я говорю не на привычном мне языке…

 Неплохо, кстати, говорит, без акцента.

— Я знаю много языков, в том числе и давно умерших, как считают учёные. Те, кто желает учиться, возьмут то, что я дам. Кто не желает - только то, что поймёт, этого будет достаточно. Теперь я познакомлюсь с вами.

— Ну, ты придурок, — Андрей недовольно надулся, смерив меня недовольным взглядом.

— Чем ты недоволен, о, светлоокий, — усмехнулся я, стараясь не смотреть в сторону нового препода, но взгляд словно приклеился к длинным пальцам изящных рук. Как он перелистывает журнал и поднимает глаза, перехватив мой взгляд.

— Кто первый блеснёт знаниями? Может, вы? — прикрывает глаза, словно вспоминая фамилию. — Ра-зин.

— О чём блистать? — вот вырвать бы мне язык, чтобы заткнуться…

— Древний Египет. Начнём с малого. К тому же, насколько я знаю, вы - сын знаменитого историка и египтолога, Разина Алексея Ивановича. Или однофамильцы?

Ну, это уже откровенное издевательство. Выдыхаю, чтобы не закипеть и не взорваться.

— Любую эпоху, — всё же, не так резко надо было, но эта самодовольная рожа…

— Начнём с самого начала, — он улыбнулся, не скрываясь, разглядывая меня. Улыбка? Пипец, вы видели когда-нибудь - как улыбается крокодил? Вот-вот, та же фигня…

Встаю из-за стола и отправляюсь, видимо, на экзекуцию.

— Будет любопытно послушать.

И вот тут, как говорится, «Остапа понесло». В общем, мне только дай волю, Египет - это мой конёк. Увлёкся, кажется… К тому же, этот препод… Его голос: немного сухой, как песок в пустыне, всё время втекал мне в уши, окуная в транс, по-другому подобное назвать нельзя. В какой-то момент выдыхаю и словно выныриваю из своих мыслей. В аудитории тишина и первое моё движение - убрать руку. Опускаю глаза и вижу, что на моей ладони сверху лежит смуглая рука препода.

— Э-э-э…

— Достаточно, — очень мягко говорят мне и убирают ладонь. Она скользит по моим пальцам и, кажется, обжигает кожу.

Шиплю, отдёрнув руку.

— Эм… Конечно, арабский, это понятно, но какой это язык? — Интересуются с последней парты.

— Садитесь, Максим, — словно не слышит вопрос препод, и я возвращаюсь на место на деревянных ногах. Что за нафиг?

— Так что за язык? — шепчет Андрей, сверкая на меня серыми глазами.

— О чём ты? — не понимая, поднимаю на друга глаза.

— Ну, начал ты на русском, потом перескочил на арабский, а вот потом мой мозг умер,  — усмехнулся друг.

— Уверяю, он умер у тебя уже давно, как только ты стал осветляться, — огрызнулся я, загородившись тетрадями от кафедры.

— Ну, конечно, только историк тебя понимал, кстати, он первый перешёл на этот язык, — ничуть не обиделся приятель. — Вот это мужик, прямо мечта…

— Фу, Андрей, давай без твоих этих… — фыркнул я.

Дальше пары проходили спокойно, если не считать, что чёрный взгляд постоянно ловил мой,  и от этого было как-то не очень комфортно. Честно? Хотелось собрать сумку и исчезнуть. Ну и понятно, что признаков жизни я не подавал до того момента, пока нас не отпустили. Тут уж я смотался так быстро, как только смог.

Стою за углом универа, курю; в общем-то, я редко курю, но иногда накатывает, вот как сейчас. Ничего не понимаю: пока стоял на кафедре - перед глазами кружились осколки, урывками - пустыня, ветер в лицо, пещера, саркофаг и стены, покрытые росписью. Проклятье Сета… Обжигаю пальцы об огонёк дотлевшей сигареты, а ведь я только прикурил… Разглядываю ладонь, к которой прикасался препод. Почему она горела? Ощущение было, словно раскалённое железо прикоснулось. Рука как рука…

– Ну, и чего ты разглядываешь? — вот блин, друг называется, от неожиданности я аж подпрыгнул.

— Сможешь вспомнить язык, на котором я говорил?

Андрей, конечно, иногда тупит, но слух у него музыкальный, и он воспроизводит то, о чём я говорил.

— Возлюбленный мой… — повторяю слово в слово.

— Э-э-э? Это признание? Я тронут, но видишь ли, малыш, мне кажется - я нашёл свою судьбу, — мечтательно замечает Андрюха. — К тому же, ты вроде у нас гомофоб…

— Стал бы я с тобой общаться, зная, что ты мальчик «голубые дали»… — обрываю себя, поднимая глаза на друга, ещё не понимая, что так скребётся в мозгу, как тысячи маленьких ножек… — Блядь!

— Это уже оскорбление? — фыркает друг, а я, словно в мутной воде, пытаюсь вынырнуть, скинуть морок.

— Мне отец не звонил, — всё ещё не могу понять причину беспокойства, руку начинает припекать; тяжело сглатываю, глядя на ладонь, чернеющую от значков; они, как жучки,  пробегают до локтя.

— Офигеть… — шепчет друг, и я понимаю, что он тоже видит.

— Отойди, — предупреждаю и достаю телефон, нажимаю вызов отца. — Па? У меня проблемы… Мне просто пипец…