Table of Contents
Free

Білінгва

Уладзіслаў Наважылаў aka Lesley Knife
Story Digest, 281 399 chars, 7.03 p.

In progress

Table of Contents
  • Содержание
  • Уладзіслаў Наважылаў aka
  • БІЛІНГВА
  • . . .
  • . . .
  • . . .
  • ОРАНЖЕВАЯ ДВЕРЬ
  • . . .
  • . . .
  • Пролог
  • День 88-ой
  • Ночь
  • День 89-ый
  • Ночь
  • День 90-ый
  • Ночь
  • х х
  • х х
  • День 91-ый
  • Ночь
  • День 92-ой
  • Мистерия № 1. День «Х»
  • Г. Х. Миллер. «Сонник или толкование снов».
  • Г. Х. Миллер. Там же.
  • Г. Х. Миллер. Там же.
  • Ночь
  • День 93-ий
  • Мистерия № 2. День «Х»
  • Джемело I (ложится на диван, закуривает): У меня потерян дар речи.
  • Джемело II (подходит к кардиналу, кланяется): Ваше высокопреосвященство?
  • Кардинал (задумывается): Окей, я отдам книгу.
  • Джемело II (делает реверанс): Простите, мессир. Мы догадывались, что вы ведете двойную игру. Незачем было устраивать
  • Джемело I (открывает по внезапному наитию нужную страницу
  • Джемело II: Наиболее точный перевод. ЗМЕЯ это состояние энергии, особое состояние. Описать это мне, по крайней мере, недоступно.
  • Джемело II: Началось.
  • Ночь 50-ая
  • Ночь
  • х х х
  • День 94-ый
  • х х х
  • х х х
  • х х
  • Эпилог
  • ВЕРЕВКА
  • ПАГАРЭЛЬЦЫ
  • Дзеючыя асобы
  • Казёл — жывеліна з асабістай думкай.
  • ПЕРШЫ АКТ
  • Сцэна першая
  • Сцэна другая
  • Коваль: Ды не… Я стаміўся, хлопцы, пастаянна гасьціна гэтыя —
  • Коваль: А я не кідаю… Хочаце, я вам што-небудзь палатаю? Амаль бясплатна?
  • Пупок: Цыц! Ну і чорт з табой! Пайшлі, Цыбуля, гультаяць без
  • Сцэна трэцяя
  • Пупок (пафасна): Коваль вырашыў нам здрадзіць, вырашыў здрадзіць нам і нашым ідэалам, ён лічыць нас людзьмі ніжэйшага гатунку! Я выразна чуў гэта ў яго прамовах.
  • Пупок: Не, не бываць разладу паміж братоў! Я зраблю ўсё, каб вярнуць яго ў нашы шэрагі! Каб гультаяць і далей усім разам, як завяшчалі Дзяды!
  • ДРУГІ АКТ
  • Сцэна першая
  • Пупок: Усе трын-трава! Мы проста не прызнаемся ні ў чым і ўсе справы! І мы — не мы, і казёл фальшывы!
  • Рацыя: Хацела я аддацца выяўленчым мастацтвам, захаваць мясцовыя прыгажосьці на палатне! Але не тут жа было! Казёл непрыемны жрэ нашы травы! Казёл нелегальны сера на нашу глебу! Муж мой! Ты патрэбны мне! Прырода пад пагрозай!
  • Коваль: Казлоў я з дзяцінства не трымаю. У мяне ёсць сьвінкі.
  • Коваль: Ах, ты сволач! Пайшоў прэч адсюль, разам з казлом і сваім падпявалам!
  • Коваль: Ідзі ты лесам!
  • Коваль: Каб я цябе тут больш не бачыў, правальвай!
  • Сцэна другая
  • Цыбуля: Ну, там гуманітарная катастрофа.
  • Панацэя: Ну так атрымайце крэдыт.
  • Сцэна трэцяя
  • Пупок: Усе супраць мяне. Увесь сусьвет супраць мяне!
  • Пупок (з гонарам): Я — супраць усяго сусьвету!
  • ТРЭЦІ АКТ
  • Сцэна першая
  • Пупок стаіць каля брамкі дома Цыбулі, трасе пачкам купюр. Пупок: Братачка, выходзь! Выходзь!
  • Цыбуля: Я мужыком буду незалежна ад таго, што ты там думаеш.
  • Цыбуля: Ты — мурло.
  • Сцэна другая
  • Пупок: У гэту цяжкую гадзіну! Калі ўвесь свет настроіўся супраць нас! Я абвяшчаю ўсім, што я добры! І лепш за ўсіх, і хто сумневы ў гэтым асмеліцца выказаць, той будзе знішчаны мной!
  • Пупок: І ты, казёл?
  • Пупок: Ах ты, курва! Ты вырашыў мяне апошняга пазбавіць багацьця! Здраднік, ты на ворагаў маіх працуеш, ты бабам прадаўся!
  • Пупок: Казёл, адкажаш мне за ўсё, цябе я ахвярую Дзядам! Яны тады мне ўсё даруюць і зробяць магутным сапраўды!
  • Цыбуля: Пупок, хопіць з глузду ехаць, трэці дзень не прасыхаеш
  • Сцэна трэцяя
  • (фінал)
  • Цыбуля: Апупець, дай хоць барабан выратую!
  • Пупок (гінучы ў агні): Бабы праклятыя! Ва ўсім вінаватыя! Казлы!
  • Цыбуля: Вось дурань, жыў бы сабе, малако ў мяне купляў, не ж, вось надумаў…
  • Панацэя: Вось і разумніца.
  • Цыбуля: А давай.
  • Заслона
  • АД С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ
  • Вместо вступления
  • . . .
  • Действующие лица
  • Петрарка и Натуфийская культура
  • х х
  • Раз — свидетель, Два — свидетель
  • Окрестина (ИВС-ЦИП) — Жодино
  • БЕГ ОТ БЫКОВ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
  • Междусрочье
  • Лимб
  • Глава манихейская, которой не должно быть, но без нее повествование не полно.
  • Украина
  • Литва
  • СТИХИРА
  • Мосцік
  • Продана!
  • Прывітанне
  • Увага санітараў
  • Шыбеніцы
  • Батальён
  • Песня эмігранту
  • Жыве Беларусь!
  • Як тапелец
  • Пералік і перазовы
  • Патоп
  • Нейтрына
  • Заслона
  • Калі я нарэшце прачнуся
  • Беларус будучыні
  • Нябесны горад
  • Дыпламатыя
  • Когда я скончаюсь
  • Сон купца
  • Прошедший год
  • Синдром Туретта
  • Смерть от потери нюха
  • Лучшее путешествие
  • Сегодня
  • Последний, сделанный из Солнца
  • Я — груша
  • Вот и всё
  • Каменный век вернулся
  • Глумливый манифест
  • Песня о йоге-мистике
  • Предновогодняя суета
  • Когда я стану Северным сияньем
  • Танатос и Эрос
  • Советы родных и близких
  • Долетел и зажег
  • Бесплатный цирк
  • Временная петля
  • Вчера я не успел
  • Глядя вверх
  • Пасьянс
  • Воин Пустоты
  • Древний язык
  • Скоро сороковой день
  • Правдоруб
  • Понимание
  • меня со смертью разногласия
  • Жаба
  • Рэальнасць
  • Гомель
  • Первого марта
  • Видение
  • Цена бессмертия
  • Сновизор
  • Мой двойник
  • Голый против мрака
  • Реплика
  • Галимат. Тот, кто прошел путь до конца
  • Внезапный транзит
  • Здесь неуютно
  • Тридцать три подзатыльника
  • «Буратино»
  • Не раб больше
  • Реликт
  • Чорт вусаты
  • Крылатая цитадель
  • Игра с ненулевой суммой[5]
  • Рыцари небес
  • Ты не пройдешь!
  • Смерть на миру
  • Пролетел штурмовик
  • Вероятностная вилка
  • Плоть против железа
  • Хаябуса
  • Шепот утопленника
  • Ракету!
  • Не надо печалиться
  • Мара
  • Смотрим во тьму с оптимизмом
  • Кот
  • Былая слава
  • Коснувшийся метеор[6]
  • Космической пиратке
  • День суслика[8]
  • Укрощение огня. Перезапуск
  • Бегство небес
  • Диалог при факелах
  • Черные мысли
  • Кредо космического пирата
  • Рыбопоклонничество
  • Эволюция
  • notes
  • Примечания
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
Settings
Шрифт
Отступ

х х х

— Ух, ты! — вдруг возрадовался Джемело, — Гляди-ка! Ведьмы Закатной Розы — средь бела дня! На улице, без маскировки и прочего.

Мимо нас шествовали шесть молодых дев мрачного вида. Красоты

них было — ни капельки. Но было в них что-то иное, с лихвой компенсирующее этот недостаток.

Одеты они были откровенно асексуально — одна, например, была облачена в грязный свитер и диковатые джинсы. Плюс, из кармана торчала бутылка некоего невозможного пойла, один цвет которого вызывает желание обрыгаться.

— Страшненькие какие, — сказал я.

— Так и есть, — подтвердил Джемело. — Так и должно быть в дни Закатной Розы.

Самая изюминка была в том, что перед собой ведьмы левитировали тело бледного карлика в одежде швейцара. Фуражка, по-моему, была приколочена к его голове гвоздями.

— Великий Зиждитель… — прошептал Джемело.

— Что?

— Великий Зиждитель, — повторил он, указывая рукой на карлика. — Они избирают мужчину, насилуют его и превращают в карлика. Совершенно безумная магия времен Матриархата. Действенная, впрочем, как я слыхал…

— Да?..

Я рассеянно наблюдал за процессией.

Через приоткрытый рот карлика доносились звуки придурковатого голоса, который на разные лады трепался сам с собой:

«…Петля, это если ты заснул и тебе снится кошмар и ты не можешь проснуться. Существует определенная возможность миновать Пробуждение.

…Великие Люди и падают с Великим грохотом…

…И дело не в борьбе Добра и Зла. Лишь человек, отягощенный разумом, воспринимает это противостояние как нечто неестественное.

действительности, это так же обыденно, как существование материи и антиматерии.

…Вселенной глубоко плевать на разум.

…Человек, осознавший это, автоматически сходит с ума, пытаясь привести себя в максимальное соответствие с Космической Константой…»

Чревовещая таким макаром уплыл Великий Зиждитель. Прошли мимо нас и Ведьмы Закатной Розы.

— Не знаю, как там насчет магии, — заметил я, провожая взглядом шествие, — а гонит этот Зиждитель некисло.

Джемело пожал плечами. Так мы пришли в сквер.

Не смотря на сравнительно раннее время, здесь уже чувствовались завсегдатаи.

Своих я увидел издали. К ним мы и направились.

Здесь нас обоих ожидал сюрприз: статуя Кардинала Антоновича со злобными остекленевшими глазами. Кардинал будто проклинал весь мир, за неудавшуюся попытку завладеть этим самым миром.

— Гляди, — шепнул я Джемело.

— Ничего страшного, — успокоил он меня, — это всего лишь кардинал. С настоящим Антоновичем все в порядке. Живее некуда.

…На двух скамейках сидела вся музыкальная компания — люди, с которыми я имел дело последние полгода.

Паша Павлихин, Дима Графов, Юрка Сивцов. Люди, принципиально не потребляющие водку. Только пиво.

Это и было самым забавным — пива у них не было.

Зато стояло с десяток бутылок «Столичной», причем две были девственно пусты, а третья уже собиралась закончиться.

Дима Графов уже безбожно дрых. Водки попьем, полежим, помолчим…

— Вы что?! — поразился я. — С каких это пор?!

— С этих… — сквозь сон ответил Графов.

— Привет, Спец, — сказал Юрка.

меня глаза на лоб полезли. Не думал, что еще умею удивляться.

— Что?

— Что слышал. У плохих новостей быстрые крылья, — хмуро

добавил Юрка.

— Великие Люди и падают с великим грохотом, — философски заметил Паша, не глядя на меня.

Джемело многозначительно ухмыльнулся.

— Знаешь, что происходит? — спросил меня вдруг Паша. И не дожидаясь моих размышлений, начал: — Скажи мне, что может быть тверже Пустоты? Что может быть бесконечнее Небытия, из которого не приходят, а затягивают? Так как, например, затянул ты всех нас в этот бардак? Впрочем, — он сделал паузу, — что это… Время, Пространство… Это все вилами по воде писано. Ведь научились же люди быть Богами…

Димка сквозь сон замычал:

— И стало это так буднично, что слово это, ранее такое значимое, стали даже писать с маленькой буквы.

…«бог».

Хм.

Паша посмотрел не меня. Исподлобья. Раньше за ним такого не водилось.

И продолжил:

— А как же быть со словом «человек»? Если «Бог» — всего лишь название буквы в алфавите Небытия, что есть человек? Можно ли быть человеком, оставаться им, когда и Богом-то быть уже не то что недостаточно, а просто глупо?

Он прервался на глоток водки. Затем он протянул бутылку Юре — тот выпил и дал мне.

Я выпил машинально, даже не заметил горечь… Джемело отрицательно покачал головой и закурил. Я тоже взял сигарету.

А Паша продолжал убивать меня своей трансформацией:

— В чем заключается человек? Ест, ходит, гадит, думает, любит, строит, ненавидит… Чувствует, в конце концов, что он все это делает. Дерево растет, зверь ходит, человек мыслит. От человека до Бога — один шаг. Если человек творит, то он уже на четверть Бог. Я творю, ты творишь, он творит, она творит. Если человек творит «нечто», он уже наполовину — Бог. Бог создает миры, человек создает проблемы. Если человек не создает миры, или хотя бы их отражения, он создает проблемы. В любом случае он что-то создает. Творит. И в этом — главная проблема. Человек много на себя берет, он лезет на рожон и наглеет на глазах у Вселенной. Он нахально врывается в Святые Святых Природы и топчется там в грязных сапогах. Человек… Понимаешь, Спец? Ударение всегда на «е»… Ты этот человек. Тот,

который, наследив, уходит, гордо задрав нос и говорит: «Я оставил след!». А парадокс в том, что изгадив все кругом и опустив все окончательно, человек становится Богом. Даже если и с большой буквы

— почему бы и нет? При этом он упорно отрицает свое существование, говоря — «Бога нет», напрочь забывая о том, что он уже не человек. Какие бы он доспехи на себя не цеплял — он уже Бог, он — не человек. Потому что, будь он Homo Sapiens, он бы просто мыслил и чувствовал. Да и думать он не обязан. Люди не думают, думают уже полубоги. Боги не думают, они знают…

Графов опять вклинился в Пашин монолог:

— Рыбы и есть Боги, Они не думают, они знают. Юрка, дай беленькой…

Юра подал спящему философу бутылку. Димка пил водку, как минералку.

Водка — минералка. Тогда и смерть — щекотка.

— Бог, — сказал Паша, — либо одноклеточен, либо всеобъемлющ. Человек, ставший, или пытающийся стать Богом, — ни то и не другое…

— God wants me to pray! — завопил Димка и перевернулся на другой бок.

— Да, — продолжил Паша. — Пресловутая третья сила. Та самая, что не лево и не право, не зло и не добро, не свет и не тьма, короче, то, чего в природе, по идее, не должно существовать. Но существует. И мало того, нет, чтобы сидеть спокойно и не рыпаться — человек прет напролом и, что обидно, все из него выходит! Ему ставят палки в колеса, ломают руки и ноги, но он настырно идет к свету, не понимая, дурак, что ничего там нету, не найдет он там ни хрена, ослепнет только… И он — чудо? — не слепнет, а узнает каково быть Богом… видать только потому что ни фига не понимает. Выходит к светилу, орет себе невесть что, вроде бы обгоревший и все-таки счастливый, и никак уже не замечает, что топчется по этому самому светилу… И плевать, что все невероятно, все невиданно и ново, главное, почти дошел. И валит вперед… Потому что не знает, не замечает, что все остановки в стороне.

— Ублюдок ненасытный, — проговорил Графов сквозь сон.

А Паша рек далее:

— И сотворив нечто, соорудив, сомневается и идет дальше и творит, творит, творит. И ни конца ни края этому не видно. Если уж строит планы, то на миллиарды лет. И если падает, свято верит в то, что это — полет. Или, по крайней мере, свободное падение, невесомость. Прямо-таки убийственный оптимизм. После такого уже никто в живых не останется. Всю Вселенную опутать разумом, во всем смысл найти, все раскусить, распотрошить, по полочкам разложить. А во многие знания, многие беды! Но пытается подогнать необъятную безрассудность Природы в свои разумные рамки. В каждую щелку — словно тараканы влезли. Когда понял, что по-большому лишь кулаки отшибет, стал лупить по почти невидимому…

— И зашаталась основа основ. Знание зашаталось. И Человек стал Богом, — это снова разглагольствовал Графов.

— Бог перестал быть недосягаемым, — обреченно произнес Паша. — Потому что Человек его сожрал.

Богоед.

Они опять принялись за водку. А я, совершенно ошеломленный, смотрел на них и пытался узнать… своих старых приятелей.

«Все изменилось, Джемело миа. Все изменилось». Прав был Джемело, как пить дать был прав.

— Паша, — заговорил я, — с какой стати тебя прорвало на теософию?

— Дело не в теософии, — ответил он. — Просто… каждый охотник желает знать, где сидит фазан.

— Фазан, да фазан, — проснулся Графов. И пропел: — Где-е сиди-ит фаза-ан…

Паша спросил меня:

— Спец, ты этого мира хотел? Этого?

Он обвел рукой вокруг себя.

Я честно признался:

— Не знаю. Ни хрена я не знаю, Паша!

тут заговорил Юрка, который до сих пор почти слова не промолвил:

— Так, — тихо начал он. — Вот что я тебе скажу, Спец. Этот мир не может быть таким, какой он теперь. Каким он становится. Нам этот бардак не нравится. Сон должен быть сном, а явь — Явью. Ясно?

— Что ты имеешь в виду? — забеспокоился я.

Юрка вытащил из куртки пистолет. Настоящий, боевой.

— Я думаю, — промолвил он, — что если тебя пристрелить, все будет как раньше. Все станет на свои места. Верно, Павлик?

Паша кивнул.

А Графов влил в себя остатки водки и возликовал:

— Верно! Убить! Четвертовать! Сжечь на костре! Отрубить голову! Колесовать и на кол посадить! Ура! Хайди-хайду-хайда…

Юра встал, подошел ко мне и холодный ствол воткнулся в мой живот.

Взгляд у него был серьезнее некуда. И голос — тверже алмаза:

— Я ведь верно рассуждаю, а, Спец? Ударение всегда на «е».

— Стоять!!! — заревел Джемело.

Юрка, почему-то сонно, посмотрел на него.

Джемело вдруг поплыл перед моими глазами. Как и Юрка… как и все остальное… Все, без исключения…