Пролог

Обманчивы лики Жизни.

Смерть являет лик

Лишь один:

Жестокий,

Но правдивый и безупречный. 

Пролог 

      - Хочешь мою дочь, воин? – низкорослый бедуин ощерил крепкие коричневые зубы.

      Шлепнул по заду тощее курчавое создание, замотанное в ярко-желтые тряпки. Табит с легким отвращением оглядел существо. Черное-пречерное морщинистое личико, какое могло бы принадлежать или диковинной зверушке, или старухе. Блестящие ничего не выражающие глаза и широкий бесформенный рот. Воин Смерти покачал головой. Вечно с этими бедуинами не знаешь, чего ждать!

      Кругом шумел базар, приезжавший в долину Кор каждые семнадцать дней. Сам он пришел в палатку ювелира, чтобы заказать украшение для невесты.

      Бедуины делали поразительные по красоте изделия. Золото воин принес с собой – бедуинское годилось разве что для безделушек. Необычайно бедное, содержащее множество всевозможных примесей. Главное – чтобы ювелир не прикарманил половину того, что он принес, заменив драгоценный металл на медь. Тот же взялся предлагать дочку.

      - Всего серебряная монета! – протянул бедуин. – Чего раздумываешь? – в голосе его прозвучало искреннее удивление.

      - Зачем же ты родную дочь продаешь?

      - Деньги лишними не бывают, воин. Да и девочке будет приятно – такой сильный, знатный человек! И внук у меня сильным родится. У вас, в долине Кор, сильные люди. Такая кровь дорогого стоит! Кровь – это важно, воин.

      - Важно, - Табит покивал. – А насчет денег – я тебе и так щедро заплачу, если заказ выполнишь, как я сказал. И золото красть и разбавлять не будешь. Нарочно тебе свое золото для поделки принес! Знаю, что ваше ни на что не годится. Не столько золота, сколько меди.

      - Обижаешь, воин, - бедуинский ювелир притворно поджал губы. – Для кого это ты цепочку заказываешь? Для девушки?

      - Не твое дело, - Табит нахмурился.

      - Не мое, не мое, - тот покладисто закивал. – Мое дело маленькое. Выполнить заказ. Не бойся, воин Смерти. Я выполню, и золота твоего ни крупицы себе не заберу. Мне чужого не надо… А от дочки-то не отказывайся. Гляди, какая красавица! Волосы блестящие, черные, как ночь, в которую видны все-все звезды. Гляди, как круто вьются! Твоя такая же красивая, скажи? Какого цвета у нее волосы?

      Табит невольно улыбнулся, вспомнив Нэйлу. Юная жрица Смерти, недавно получившая посвящение, удостоилась небывалой чести: ее отобрали для ежегодного служения в Забытом храме. Сравнить его невесту с какой-то бедуинкой!..

      - Ты видел пшеницу на полях в долине, ювелир? – спросил он.

      Бедуин кивнул. Сморщенное лицо выразило живейшее недоумение.

      - Вот такого цвета волосы у моей невесты. Цвета спелой солнечной пшеницы.

      - Желтые, как солома? – недоверчиво переспросил его собеседник. – Я-то думал, она и впрямь красивая, раз ты для нее такую дорогую вещицу заказываешь. А она, должно быть, просто богатая. Тем более странно – почему отказываешься от моей дочки? Смотри, какая!..

Он снова шлепнул существо по заду. Девица продолжала стоять, как ни в чем не бывало – точно не о ней шла речь. Не человек – пальма бездумная. Что это – привычка, безразличие, безысходность? По лицу не разберешь – ни тени чувства или мысли.

      - Я тебе серебряную монету просто так добавлю к стоимости работы, - проговорил Табит. – А дочку твою кому другому предлагай. Желающие найдутся. Мало ли в долине Кор знатных сильных людей!

      - Не мало, - согласился бедуин. – Просто ты мне понравился, воин. Ты сильный, ты щедрый. Вот и предложил. Моя дочь ведь – редкая красавица, сам видишь. Серебряная монета – это совсем недорого. С другого я бы попросил золотую.

      - Найдутся желающие заплатить тебе и золотую монету за твою дочь, - согласился Табит, сам поражаясь своему благодушию.

      Впрочем – чему удивляться? Через четыре дня вернется домой Нэйла. К тому времени он заберет заказ у ювелира-кочевника. Он уже предвкушал, как обрадуется девушка подарку. Что проку злиться на глупого бедуина и его молчунью-дочку? Любопытно, конечно – он и впрямь мнит ее такой красавицей, или просто цену набивает? А ведь малыши со смешанным цветом кожи – не редкость у бедуинок.

      Он направился к выходу с базара. Других дел у него здесь не было. Когда уже собирался покинуть пестрые ряды, вдоль которых бродили другие покупатели, его дернули за полу плаща. Табит опустил взгляд и с трудом сдержал возглас отвращения.

      В его одежду вцепилась тощей лапкой безобразная старуха, выпрашивавшая милостыню. Он узнал ее – выжившая из ума мать одного из бывших послушников храма Смерти. Парень переметнулся, ушел в храм Жизни. А его мать сделалась одной из отверженных. Рассудок ее не выдержал, после безумного поступка сына она помешалась. Шутка ли – из числа безупречных добровольно перейти в число проклятых, служителей Жизни!..

      - Воин, воин! – она принялась дергать плащ.

      Табит брезгливо выдернул полу из цепких пальцев. Что от него понадобилось безумной старухе?!

      - Чего тебе? – он на всякий случай отступил на шаг.

      - Ты слишком торопишься, - откликнулась она, залившись внезапно безумным смехом. – Ты готовишь подарок для той, что еще не вернулась. Бойся торопливости!

      - Ты лучше сама бойся, старая, - проговорил Табит, внутренне закипая. – Бойся собственной болтливости! Выбирай слова, не то горе тебе.

      - А мне бояться нечего, воин, - она посерьезнела так же резко, как перед этим – впала в безудержное веселье. – В моей жизни все самое страшное случилось. Все, что можно было – разрушилось. А вот тебе есть, чего бояться и что терять.

      - Поди прочь!.. – дико прошептал Табит, отступая еще на шаг.

      Развернулся и зашагал размашисто по улице. Благодушие и радость исчезли, точно мираж. Безумная старуха сказала более чем достаточно, чтобы зарубить ее. Никто не упрекнул бы воина Смерти за то, что потерял спокойствие. Дерзость непростительна!

      Однако он сам себе не хотел сознаться, что его охватила робость. Нет, безупречный воин Смерти не испугался старухи. Он испугался, что лишится возможности услышать что-то важное. А еще он испугался, что она окажется права… Этот страх был лишен смысла, и воин сам себе не хотел признаться, что в какой-то момент поддался ему. Собственное сознание трусливо прятало от него собственный страх. И это вызывало у воина Смерти подспудное отвращение к самому себе.

      Одно слово – отверженные! Недаром родственники служителей отвратительного культа Жизни тоже становятся изгоями. Недаром их сторонятся. Просто постоишь минуту рядом, слушая их болтовню – и уже запачкался. Так, что не отмыться.

      Нэйла вернется. Вернется, что бы ни говорила сумасшедшая старуха. Эта женщина воспитала отступника, предавшего заветы безупречности! Как можно принимать на веру ее слова?

      Забытый храм найден задолго до их с Нэйлой рождения. Дорога к нему проверена, много раз исхожена и давно безопасна. Разумеется, в пустыне может произойти все, что угодно. Так же, как и здесь, в долине. С каждым человеком. Жизнь хрупка, все сущее – в руке всемогущей и вездесущей Смерти. Рано или поздно, все попадает в ее царство.

      Табит тряхнул головой. Что за мысли с утра пораньше! Это все бедуины с их скверными нравами и безумная отверженная.

      Через четыре дня вернется Нэйла. За день до того бедуин привезет ему заказанный подарок для нее. После праздника сбора урожая и служений в храме Смерти молодая жрица станет его женой. Это давно решено, согласие ее родителей было получено несколько лет назад. И нет ни единой причины, чтобы что-то изменилось. Он слегка улыбнулся.

      Нужно зайти в храм Смерти. Сегодня храмовые переходы охраняют его товарищи, ему сменять одного из них лишь через два дня. Он просто зайдет, чтобы обратиться к одному из изображений Смерти в молитвенном зале. Очищающая медитация – лучший способ избавиться от дурных мыслей.

*** ***

      Нэйла вернулась из Забытого храма спустя четыре дня. Табит издали увидел ее среди свиты Верховного жреца – стройную, величественную. Она размеренно шагала в ряду с такими же служительницами. Прекрасная, безупречная. Истинная жрица Смерти!

      Лицо и копна солнечных волос были скрыты дорожным покрывалом, но воин издали ее узнал. Она тоже кинула издали взгляд на него – увидела среди встречающих.

      Табиту в голову не могло прийти, что этот взгляд, которым они обменялись, станет последним для них. Он не сумел вручить Нэйле приготовленный подарок. Не увидел ее больше живой.

      …Он пришел навестить невесту ближе к вечеру. Дверь в дом оказалась открыта, и он беспрепятственно зашел внутрь. Отсутствие слуг немного удивило, но не заставило насторожиться. Подумалось лишь, что хозяев, кажется, нет – а должны бы быть дома. Возможно, отправились нежданно кого-то навестить? В таком случае Нэйла окажется дома одна. Табит прошел через полутемное помещение, вышел во внутренний садик с прудом.

      Солнце разливало радостный свет по давно знакомым очертаниям цветочных кустов и клумб. Они с Нэйлой часто в детстве играли здесь. Светлое воспоминание вызвало улыбку.

      Возле двери во внутренние комнаты он остановился на несколько секунд в нерешительности. Чтобы зайти – нужно было приглашение хозяев дома. Вот только ему никто не встретился до сих пор. Табит постучал – сначала тихонько, потом – громче.

      Внутри царила тишина. Что это – никого нет? Может, и Нэйла пошла с родителями? Куда бы они могли все отправиться в тот же день, что она вернулась из далекой дороги? И слуги ничего не слышат…

      Птицы среди переплетения лоз беззаботно щебетали, но от безмолвия повеяло холодом. Воин настороженно огляделся. Почудилось, что ярко-голубое еще небо помрачнело. Вспомнилось давнее нападение на долину – они с Нэйлой были тогда детьми. Рука машинально сжала рукоять сабли на поясе. А ведь входить в чужой дом с оружием – совсем уж никуда не годится! – вспомнилось ему. Забыл оставить при входе. Почему же никого нет, и дверь отперта?

      Табит постучал еще раз и надавил на ручку двери. Он сам испугался, когда она поддалась без труда. Осторожно толкнул дверь, приоткрывая щель шире.

      Не подобало вот так заходить в чужой дом – с оружием, без приглашения. Так мог бы проникнуть вор. Но ведь двери были отперты? Да и тревога не позволяла развернуться и уйти просто так. Он прислушался – внутри царила тишина. Рассердившись на собственную нерешительность, он толкнул дверь, шагнул внутрь. И замер, увидев мать Нэйлы, сидящую на нижней ступеньке ведущей на верхний этаж лестницы.

      Женщина выглядела невероятно постаревшей. Потухшие глаза глядели в одну точку. Покрывало упало с головы и валялось рядом. Она не возмутилась – подняла лишенный выражения взгляд на незваного гостя.

      - Табит? – удивление в тихом, невыразительном голосе казалось вялым. – Ты пришел увидеть Нэйлу? – она примолкла.

      Воин молчал, охваченный непривычным страхом и нерешительностью.

      - Это хорошо, что ты пришел, - проговорила она, медленно поднимаясь. – Анум ушел, нужно все приготовить… Я не в силах ничего делать, ни о чем думать. И сидеть здесь одна не могу, - она разрыдалась, снова бессильно опустившись на ступеньку.

      Табит стоял неподвижно, ошарашенный. Внутри разливался холод. Что произошло за несколько часов? Что приготовить понадобилось хозяину дома?

      - Где Нэйла? – тупо переспросил он.

      Женщина кивнула себе за спину. И он, невежливо протиснувшись мимо нее, кинулся наверх. Про оружие и забыл. Как и про манеры, и неуместность – страх вымыл все мысли из головы.

      Нэйла оказалась в своей спальне. Табит как-то сразу понял, что это – именно ее комната. Чистая, светлая – только такой и могла быть комната молодой жрицы. Безупречной. Нэйла жила при храме со времен послушничества – уже несколько лет. Но видно было, что здесь все сохранили так, как было при ее жизни дома.

      В первый момент почудилось, что она спит. Утомилась с дороги, прилегла и заснула. Золотистые волосы, заплетенные в простую косу, были перекинуты на грудь. Солнечные лучи проскальзывали в окно, падали на подушку и лицо. Нэйла выглядела необычайно умиротворенной. Только круги под глазами были слишком черными и запавшими. И исчез привычный румянец, губы посерели.

      Табит, не веря, подошел. Коснулся руки, потеребил. Окликнул. Щебетание птиц, слышавшееся в открытом окне, показалось неуместным. Как и яркость лучей вечернего солнца.

      Он не помнил, как дом заполнился людьми, как отец Нэйлы, что-то приговаривая, вывел его из комнаты. Мелькали лица, пятна света и цвета. Огни светильников. Пение и тихие голоса, шелест шагов.

      - Ты нам всегда будешь сыном, - эти слова Анума воин запомнил. – Пусть и не успел стать мужем нашей дочери…

      На рассвете из долины вышла пышная похоронная процессия. После служения в Забытом храме Смерть забрала четырех молодых жриц. Родственники и их друзья – собралась почти четверть долины. Голоса поющих разносились далеко окрест, пока люди шли через извилистый проход среди скал, ведущий в пустыню.

      Табит шагал бездумно рядом с родителями невесты, не слишком осознавая происходящее. Крутилось в голове, что это – прощание с Нэйлой. Мысль казалась бессмысленной. Внутри царила пустота.

      Говорят, абсолютная безупречность – это и есть пустота. Если так – то в день похорон невесты он был воплощением безупречности.

*** ***

      Шагал размашисто, сам не зная, куда идет. Никого и ничего не замечая вокруг. Табит сам не знал, что он хочет найти на улочках долины, зачем меряет их стремительными шагами. Он не помнил, как и когда вернулся с похоронной процессией  после того, как тела умерших были отданы пустыне. Люди куда-то торопились, идя мимо, оглядывались на него. Табит не видел их, не осознавал, куда идет, и что происходит. В голове шумело, перед глазами стоял туман.

      Табиту то казалось, что он спит и видит дурной сон. То вовсе – что его самого не существует, и мир вокруг – лишь иллюзия. И вся жизнь ему приснилась. Или не приснилась – как могут сниться сны тому, кого не существует?.. Эта мысль успокаивала, приглушала боль – не может болеть душа у того, кого нет. В действительность его выдернул знакомый голос.

      - Воин, воин, - старуха ухватила его за полу плаща и слегка дернула. – Ты снова торопишься! И снова идешь не туда.

      Ее голос выдернул из забытья, и это мгновенно привело воина в ярость.

      - А куда я должен идти?! – выкрикнул Табит.

      - В библиотеку, - беззубый рот ощерился в неожиданно ласковой улыбке. – Тебе следует пойти в библиотеку. Там ты найдешь ответы на все свои вопросы. Если осмелишься…

      - На какие вопросы? – дико прошептал Табит. – О чем я должен, по-твоему, вопрошать, и кого?! Я что, сумею вернуть Нэйлу?!

      - Об этом написано в Книге Заветов древних, - безумная старуха покатилась со смеху, обнажая беззубые десны. – Прочти ее внимательно, воин Смерти! Особенно – часть о Переходах. Тебе пригодится знание, что там находится. Если, конечно, ты не трус! Если не испугаешься, не закроешь глаза, как ребенок.

      - В книге Заветов нет части о Переходах, - непослушными губами выговорил Табит.

      - Есть, воин, - старуха снова издевательски рассмеялась. – Есть! Если захочешь – ты найдешь… Если не испугаешься!

      Табит, встряхнувшись, огляделся. Безумной старухи рядом с ним не было – привиделась, что ли?.. И людей не видно – точно попрятались. Над горами, отделявшими долину от пустыни, грохотало, и вставала чернота: тучи клубились, готовясь пролиться ливнем, который превратит улочки в стремительные ручьи, которые иссякнут так же внезапно, как и появились. Сверкали среди них молнии.

      Что за Переходы, о которых должно быть написано в книге Заветов древних? Тела умерших остались на склонах гор, обращенных к пустыне. Прощание с ними закончено. Ему некуда пойти – а значит, он может отправиться и в библиотеку храма Смерти. Отчего-то воин сомневался, что найдет то, что ему нужно, в домашнем хранилище мудрости.

      Табит побоялся задать прямой вопрос служителю, который подошел к нему с вопросом – что он ищет. Тот не стал настаивать, но время от времени пристально поглядывал на воина, перелистывающего книгу.

      Книга Заветов древних не была обязательной для изучения. Ее изредка перелистывали, когда бывало грустно или одолевала скука.

      - Возможно, молодой господин ищет полную книгу Заветов? – вкрадчивый голос служителя заставил воина вздрогнуть.

      - А эта разве неполная? – переспросил он.

      - Не совсем, - тот покачал головой. – Эта книга – для всех. А полная перепись старых свитков осталась всего одна. Она лежала в хранилище, - на стол перед Табитом опустился тяжелый том, переплетенный потертой кожей.

      Книга была очень стара – видно было, что называние, выведенное некогда ярко чернилами, полностью стерлось. Да и прочная кожа истрепалась донельзя.

      Полная перепись старых свитков? Впервые с момента, как понял, что Нэйла умерла, внутри всколыхнулось что-то, похожее на любопытство. Выходит, что были какие-то свитки, еще старше, чем эта книга? И что в дальнейшем переписывали их не полностью…

      Табит принялся перелистывать, и даже нашел часть о Переходах. Но вскоре понял, что читать и правда нужно внимательно. И с самого начала.

      В библиотеке он провел несколько суток. Забыл и о сне, и о еде. Служитель изредка подходил, о чем-то спрашивал. Он не обращал внимания. Что-то отвечал невпопад, и тот уходил. Табит понемногу начинал понимать, отчего полная перепись существует лишь в единственном экземпляре. Многое из написанного там прямо противоречило Наставлениям безупречности, которым обязан был следовать каждый житель долины, за исключением служителей Жизни – проклятых, и их родственников – отверженных.

      Если бы не горе – воина Смерти возмутило бы то, что такая книга вообще существует. Находится в храме Смерти, и ее позволяют читать.

      Но сейчас ему было безразлично. А после прочитанного в части о Переходах он мысленно возблагодарил Смерть за то, что позволила этой книге находиться в ее храме. И вспомнил безумную старуху. Без проклятия – с благодарностью.

      «Если ты не струсишь…»

      «Если осмелишься».

      Он не трус. И ему нечего терять. Мятежные мысли возмущают безупречность не меньше, чем мятежные поступки. Сумасшедшая отверженная заронила в его душу зерно безумного порыва. И оно не могло не дать плодов.

      Любопытно, отчего служитель библиотеки сам принес ему книгу? Не догадывался о том, что воин Смерти может решиться на святотатство? Или это было испытание его духа? О нем ведь и не вспоминали в эти дни – а обязанности нести службу в храме с него никто не снимал. Что это – ему дали время пережить утрату?

      Уже неважно. Все в руке Смерти. И если она захочет – то покарает мятежника так, как не сумеют этого сделать храмовые служители.