Глава 1. Пустыня

Да славится Смерть во имя Жизни! 

Из книги Заветов Древних. 

      Все в руке Смерти – так гласит первое из Наставлений безупречности.

      В ее ладонях пески и оазисы, небо и горы. И крохотный жучок-скарабей, ползущий по бескрайней пустыне, и сам Табит – воин Смерти, вздумавший посягнуть на устои мира.

      К северо-западу от долины Кор лежала бескрайняя безжизненная пустыня. Кроме россыпей мелкого песка здесь не было ничего. Бедуинские племена кочевали в южной части пустыни – там, где попадались изредка крупные оазисы и колодцы. Но здесь не жили даже ящерицы и змеи.

      Днем палящее солнце накаляло песок так, что в нем вполне можно было бы печь яйца – если бы, конечно, здесь можно было найти яйца.

      В пустыне не жило ничто. Если в двух-трех днях пути от долины еще росли колючки, нет-нет, попадались изредка верблюды, которых пасли жители крохотных оазисов, песчаные ящерицы и змеи – то здесь, в сердце пустыни, жизни не было. И то, что крохотный жучок-скарабей каждый вечер выкапывался из-под песка, чтобы продолжить путь, казалось воину Храма Смерти истинным чудом.

      Скарабей споро перебирал ножками, спеша через пески в ночной темноте. Воин видел его благодаря соку растения, которым вымазал спинку жука перед выходом из последнего оазиса, что находился между пустыней и долиной Кор. Поразительно – за долгое время сок не вытерся со скарабея, не потерял способности светиться по ночам. Напротив – каждую ночь сиял с первозданной яркостью, позволяя видеть жука издали и следовать за ним. Легенды не обманули. Даст Смерть – они не обманут и в том, что касалось цели его безумного путешествия.

     Табит сбился со счета – сколько дней шагал через пески. Вода в последнем бурдюке подходила к концу. А ведь он наполнил водой их десяток – столько, сколько мог унести на себе.

      Воин взял с собой в путешествие совсем мало вещей. Главной его ношей была вода. Он расходовал ее бережно, позволяя себе совсем немного выпить за день. И все же запас истаял… По пути не попадалось колодцев. 

      Табит начинал сомневаться, успеет ли дойти до цели раньше, чем последний глоток станет воспоминанием. Раньше, чем упадет от жажды и не сможет идти дальше. Вот только поворачивать назад давно стало поздно. Да и нашел бы он дорогу обратно, вздумай повернуть?

Старые легенды рассказывали, будто далеко за пустыней, во множестве дней пути от долины Кор, находятся безымянные скалы, среди которых прячется вход в царство Смерти. Именно туда воин направлялся. Дороги туда никто из жителей долины не знал. Легенды говорили, что довести туда может жук-скарабей, если накормить его семенами цветов, что росли только возле Храма Смерти, и выпустить на границе с пустыней.

      Жук передвигался по ночам, днем же спал, закопавшись в песок. Приходилось и воину днем пережидать жару. Он закутывался во все накидки, что у него были при себе, чтобы спастись от солнечных лучей, и ждал, иногда задремывая. К вечеру, когда становилось прохладно, жук выбирался на поверхность и семенил лапками в одному ему ведомом направлении. Табит, поджидавший этого, следовал за ним.

      По звездам и расположению небесных полос воин определил, что скарабей не единожды менял направление. Почему жук сворачивал то в одну сторону, то в другую, он не знал. И просто терпеливо шел следом.

      Возможно, стоило бы отмечать, когда и в какую сторону поворачивал его провожатый – но Табит не был уверен, что ему доведется искать обратную дорогу. Вполне возможно, он так и останется в этих песках, не дойдя до цели.

      Хотя – в этом случае он цели своей как раз достигнет – окажется в Царстве Смерти, пусть и будучи уже не живым, а мертвым. Бесплотной душой.

      Даже если и позволит Смерть ему живым добраться до ее владений – кто сказал, что она позволит ему покинуть их так же беспрепятственно? Воин смерти намеревался совершить немыслимую дерзость, и Смерть, властвовавшая безраздельно в мире над всем, что было в нем живого, едва ли стерпит оскорбление, оставит его безнаказанным.

      Жители долины Кор преклонялись перед Смертью – всемогущей и вездесущей. Мудрой и всеведающей. Все живущее находилось в руке Смерти. Ничто не смело перечить ей или сомневаться в ее резонах. Она приходила и налагала ладонь на все, что считала нужным забрать. Стать на ее пути, возмутиться ее решением, протестовать против нее – было святотатством даже большим, чем похоронить умершего, предварительно мумифицировав его, или сжечь. Смерть могла увести всякого, не спрашивая разрешения у остающихся.

      В этот раз она увела четверых жриц Смерти, среди которых оказалась и невеста Табита. Совсем юные девушки, посвященные меньше года назад, умерли внезапно и скоропостижно.

      Тела жриц, как и предписывал закон, унесли через ущелье за пределы долины и оставили на склоне одной из гор со стороны пустыни, под открытым небом. Дикие звери растащат плоть, палящее солнце иссушит кости. Мертвые тела станут пищей животным и растениям, живущим между пустыней и окружавшими долину горами. Так хоронили всех умерших в долине Кор.

      Мертвое даст пищу живому, и Смерть восторжествует во имя Жизни. Иначе поступали только с умершими служителями мрачного культа Жизни. Их храм находился на дальнем краю долины, и простые люди остерегались подходить к нему слишком близко.

      Служители Жизни сжигали своих умерших, и их пепел возносился к небесам. Иногда их закапывали в землю, уложив предварительно в ящик, завернув в пропитанную смолами материю, и пропитав тело неведомыми составами, чтобы не гнило: так они лишали червей возможности растащить мертвое, которое могло послужить им пищей. Для служителей Жизни смерть была окончательной и бесповоротной.

      «Да славится Смерть во имя Жизни».

      Так пели простые люди и жрецы Храма Смерти. Служители Жизни не пели – они составляли мрачные процессии, пронося ящик с телом умершего вокруг своего нечистого Храма, чтобы потом зарыть его или сжечь. Лица их были мрачны и печальны. Близкие умершего рыдали, иные – рвали на себе волосы, резали обсидиановыми резцами пальцы, руки и плечи. Это считалось знаком скорби.

      За мрачными обрядами, совершаемыми вечером, следовало буйное пиршество с оргиями, начинавшееся с заката и продолжающееся целую ночь напролет.

      Тех, кто служил Смерти и жил по ее заповедям, хоронили ранним утром, без пиров и рыданий напоказ. Скорбели тихо, не отрываясь от повседневных дел. Гибель живого – обычное дело. Одно умерло, освободив место под небом, другое – пришло ему на замену. Да славится Смерть во имя Жизни!

      То, что замыслил Табит, было кощунством еще худшим, чем оргии после похорон.

      Ни близким, ни кому-либо из жрецов, ни даже самому Верховному Жрецу, он не сказал ни слова, куда направляется. Не предупредил о своем уходе – потому что боялся: его задержат, чтобы не позволить совершить святотатство. Виданное ли дело – забрать у Смерти ее законную добычу!.. Табит отыскал в лабиринтах под Храмом жука-скарабея и спрятал его под одеждой в маленьком кармане. Дойдя до последнего оазиса, находящегося в нескольких днях пути от долины Кор, выпустил его вечером, как начало темнеть, в песок на краю пустыни. Спинку жука он предварительно обмазал клейким светящимся соком мха, росшего в глубине расщелин за пределами долины. И зашагал следом…

*** ***

      Скалы замаячили вдали, на границе песка и неба, перед самым восходом. Последний бурдюк из-под воды Табит выбросил в предыдущий вечер, допив последние несколько глотков.

      Жук-скарабей закапывался в песок, так что о том, чтобы продолжить путь, не могло быть и речи. Хотелось позабыть о сонном жучке и бежать прямо к скалам – но не мираж ли это?.. Да, если это мираж – он погибнет в любом случае. И если пойдет к ним сам – ведь вернуться и найти место, где зарылся скарабей, будет невозможно. И если станет дожидаться жука – неизвестно, сколько еще тот может водить его по пустыне.

      Вода закончилась. Странно, как это жуку она не нужна – ползет и ползет, будто не живое существо, а посланник самой Смерти. Или Жизни.

      А вот Табит сможет прожить еще сутки или двое, если не дойдет до места, где найдется вода. И половину суток сейчас придется провести неподвижно, пока не спустится солнце. Воин уселся на песок, завернулся плотно в стеганую ткань. Лицо закрыл, оставив лишь глаза. Нужно ждать. Пока что он жив, и должен идти к своей цели до конца – до тех пор, пока остаются силы, пока он может передвигать ноги.

      Солнце медленно поднималось над пустыней, и песок, освещенный его лучами, становился из розоватого ярко-белым. Совсем мало времени нужно, чтобы он накалился, и от него поднялось прозрачное марево.

      Табит впал в полусонное забытье. Лишь изредка он из-под прикрытых век окидывал взглядом пески вокруг. Пустыня оставалась безжизненной. Воинов в Храме Смерти учили выжидать, сохраняя хладнокровие, что бы ни происходило. И сейчас эта способность, как никогда, была кстати.

      Впрочем – Табит ведь и не рассчитывал на то, что сумеет вернуться живым. Это было бы слишком большой удачей. Редкостной милостью Смерти.

      Потому что без Нэйлы – своей невесты – он возвращаться не собирался. А, как ни крути, никто еще не слышал, чтобы Смерть вот так просто отдавала то, что забрала. Разве только она надумает помиловать дерзкого за его смелость и решимость. Но мало ли на свете смелых и решительных людей, которые вдобавок не совершают святотатств?.. Да и помиловать – еще не значит отдать то, зачем он пришел.

      День или два. Еще совсем немного – и он узнает, что приготовила ему судьба в этом путешествии. Ожидание подошло к концу.

*** ***

      Ночную дорогу освещали две небесные полосы из трех – синяя и зеленая, протянувшись над самым горизонтом. Темнота скрывала, что ждет впереди – долгожданный оазис или пустыня. И лишь предрассветный серый сумрак сделал видимыми скалы, что он увидел смутно еще накануне.

      В этот раз Табит не стал ждать зарывшегося жучка. Скалы поднялись над головой, заслонили собой пустыню, не оставляя сомнений: это не мираж. И Табит пошел прямо к ним, не обращая внимания на восходящее солнце. Он шагал под быстро нагревающимися, делающимися все ярче, лучами, по накаляющемуся песку. Лишь ненадолго остановился, чтобы снять со спины узел, расправить накидку и закутаться как следует для защиты от палящего солнца.

      Как ночами пробирал холод, порой казавшийся чувствительным даже закаленному воину Смерти, безостановочно шагающему сквозь пески, так теперь давила жара. Раскаленным сделался вдыхаемый воздух, внутренняя поверхность накидки. Пот катил градом по гладко выбритой голове и всему телу, заливал глаза. Во рту пересохло. Скалы впереди дрожали в горячем мареве.

      Странное дело – Табит шагал и шагал, так что солнце успело перевалить за точку зенита. А они все не приближались, оставаясь на прежнем месте. Близкие и в то же время недосягаемые. Зной выматывал, лишал сил. Мучила жажда. Глаза резало от яркого света и сухого воздуха. Сердце то колотилось, как безумное, то вдруг замирало, болезненно сжавшись. Ноги отяжелели, с трудом повинуясь, тянуло лечь прямо на раскаленный песок и не двигаться.

В какой-то момент воин отчаялся. Да, он не рассчитывал вернуться живым. Но именно сейчас, видя цель путешествия так близко, когда надежда все-таки дойти стала ощутимой, он особенно сильно досадовал на тщетность усилий.

      Мираж. Все-таки мираж – такой похожий на реальность. Будто бы совсем рядом, только руку протяни – но на деле отодвигающийся, сколько к нему ни шагай. И поворачивать назад бесполезно – он шел больше половины дня, и ни за что теперь не найдет места, где оставил зарывшегося в песок скарабея. Да и оставшиеся силы уходят, как вода в песок. Нет, он так и останется здесь, среди бескрайней пустыни, под призрачной сенью высящихся несуществующих скал.

      Табит, понимая уже бесполезность усилий, упрямо волочил ноги, держа курс на вздымающиеся громады темных камней. Солнце палило, колени подкашивались.

      Интересно, сколько шагов он сумеет еще пройти? Увидит закат, или так и упадет, глядя на едва не плавящийся, светящийся ярко-белым песок?..

      Смысла в этом упрямстве не было. Но он оставался безупречным воином Смерти – а значит, сдаться для него было немыслимо. Пусть его прах и останется среди барханов, по дороге к слишком похожему на реальность миражу – но сделал он все, что мог. А еще тлела в глубине души безумная надежда, что это все-таки – не мираж. И нужно пройти еще немного, чтобы добраться до густой тени среди огромных камней. Возможно, среди них даже найдется источник воды или колодец… Надежда жила, хотя самому ему оставалось совсем немного до встречи со всемогущей Смертью.

      И все-таки, когда песок под ногами сменился плоской скалой, он не поверил. Солнце спускалось к горизонту за вершинами, кажущимися почти черными на фоне блекнущего к вечеру неба, и кругом ложились длинные густые тени.

      Камни нагрелись за день, но в воздухе уже веяло вечерней прохладой. Табит, не веря, рухнул на колени, опустил ладони на каменную поверхность. Та оказалась теплой и шероховатой. Скала, не песок. И тени… И наверняка среди скал найдется вода – воин заметил среди камней впереди крохотные клочки колючей травы. Возможно, если он поторопится – сумеет даже отыскать источник до темноты. Последняя мысль придала сил. Табит поднялся и двинулся вперед.

*** ***

      Они появились внезапно.

      Только что гранитные скалы вокруг были совершенно пустынны и безжизненны – и вот уже из-за каждого камня возникла бесшумная, но стремительная фигура.

      Создания в серых лохмотьях, с закрытыми лицами, будто отделились от камней, частями которых являлись. Они, сутулясь, перебегали с места на место, приближаясь к Табиту. Молниеносная реакция не помогла воину – он не успел даже потянуться к сабле или луку, как оказался опутан крепкой веревочной сетью с головы до ног. Попытался вытянуть руку – но лишь сильнее запутался. Веревка, конец которой тянулся к одной из фигур, натянулась. Табит рванулся еще раз – и затих, понимая, что сила здесь не поможет.

      Поняв, что жертва бессильна, они принялись выбираться из укрытий, подходить ближе. Из-за того, что они пригибались к земле, невозможно было понять, какого роста эти создания. Он даже не мог толком разобрать – люди ли это.

      Лишь когда трое, подошедшие ближе остальных, выпрямились и откинули капюшоны, он увидел – все-таки люди. Довольно высокие, исключительно худые, но жилистые, загоревшие дочерна, с высушенной, будто прилипшей к костям, кожей. Безволосые, безбровые, с вытянутыми черепами, тонкими змеящимися губами и вздернутыми плоскими носами. Глаза прятались в глубоких впадинах черепа, так что даже на ярком солнечном свету невозможно было разобрать цвета.

      Тот, что выглядел старше своих собратьев, подошел к Табиту вплотную, слегка толкнул носком серого плетеного из каких-то полосок башмака. Оглянулся.

      - В город его! – скомандовал, обращаясь к находившимся за спиной.

      Воин успел изумиться – незнакомец говорил на чистейшем наречии долины Кор. А ведь отсюда до долины был не один десяток дней пути через пустыню. Табит точно знал, что никто из этих людей не бывал на его родине. Да и обитатели редко покидали долину – а это место было мифическим, сюда никто не доходил много поколений подряд.

      Долго изумляться ему не позволили: спутали руки и потащили вглубь скал, высившихся вокруг. Пришлось шагать – Табит был уверен, что, если упадет, его попросту проволокут по острым камням. Люди выглядели мрачными и замкнутыми, сопровождавшие его даже между собой не переговаривались.

*** ***

      Очертания скал изменились неуловимо.

      На землю успел спуститься густой сумрак, так что окружающее сделалось различимым меньше, чем наполовину. Табит видел, что вздымающиеся со всех сторон скалы поднялись на высоту не меньшую, наверное, чем те, что окружали долину Кор. Очертания их сгладились залегшими черно-синими тенями.

      Однако даже так было заметно, что рельеф скал создан не природой: их вытесывали человеческие руки. Стройные многоярусные колонны, поднимавшиеся на высоту нескольких человеческих ростов, обрамляли стрельчатые проемы, ведшие внутрь гор. Насколько глубоко ведут ходы, Табит предположить не мог – в сгущающейся темноте видно не было. Входы выглядели черными провалами. Изнутри, ему чудилось, за ним наблюдают десятки внимательных глаз. Капители колонн и портики проемов покрывала затейливая резьба, но рассмотреть узоры в подробностях воин не мог из-за той же темноты.

      Его быстрым шагом вели по широкому проходу между отвесными скальными стенами. Видимо, это и был город, о котором говорили его пленители. Целый город, высеченный в скалах – такого ему видеть доселе не доводилось. И он глядел – с самого подножия, запрокидывая голову вверх. Любопытство даже чуть притупило жажду.

      Жители долины Кор строили свои дома из длинных остей пальмовых листьев, переплетая их между собой, обмазывали полученные конструкции глиной и белили известью. Кто чуть побогаче – использовали известняковые плиты или глиняные кирпичи. Для храмов и жреческих дворцов брали мрамор. Служители Храма Смерти использовали для украшения строений эбонит, служители Храма Жизни – обсидиан. Но рубить сплошную скалу, чтобы устроить помещения внутри, не приходило в голову никому.

      Здесь же, по всей видимости, никаких строений, стоящих отдельно, не было вовсе. А может, его просто провели там, откуда их не было видно.

      Табита подвели к широкому квадратному каменному столбу высотой чуть больше человеческого роста. Находился столб прямо напротив одного из входов внутрь скалы.

      Воина Смерти приковали к нему за ногу цепью, тянущейся от кольца, вросшего в основание. Оставили и ушли – молча и бесшумно. Цепь оказалась длинной – при желании Табит мог подойти к арке и зайти под нее. Последнее оказалось кстати, когда рассвело и солнце поднялось над узкой долиной, зажатой между отвесных скалистых стен. Зайдя, обнаружил, что это не вход внутрь, а всего-навсего ниша в скале. Возле столба он перед этим просидел целую ночь. День не принес изменений – никто не подходил к нему – будто забыли.

Он вообще редко видел, чтобы кто-нибудь выходил наружу. Видимо, жители большую часть времени проводили внутри помещений, вырубленных в скале. О нем вспомнили единственный раз – принесли в полдень плошку воды.

      Вода оживила, вернула способность соображать, видеть, что происходило вокруг. Она вернула волю и стремление освободиться. Табит днем остерегся выказывать попытки вырваться, однако обошел вокруг столба, к которому его приковали – будто бы утомившись сидеть на месте.

      Высеченный на одной из сторон квадратного столба символ Смерти показался ему добрым знаком, и он остановился перед ним. Сложив руки в приветственном жесте, прошептал короткую молитву, обращаясь к властительнице сущего. И лишь спустя некоторое время до него дошло: символ Смерти высечен на столбе прямо посреди становища служителей Жизни!

Несоответствие изумило воина. Он обошел столб, внимательнее приглядываясь к мелким символам, украшавшим другие стороны. Остальные знаки тоже принадлежали символике Смерти – как и знаки, украшавшие арку, где он скрывался от солнца и колонны, окружавшие ее, другие колонны и портики, видимые ему. Накануне вечером, пробираясь между скальными стенами, он не обратил внимания на украшавшую их резьбу: во-первых, был слишком утомлен и измучен жаждой; во-вторых, сумерки спустились слишком быстро, и помешали разглядеть резьбу на камнях как следует. Теперь же он немного пришел в себя, да и солнечные лучи ярко освещали узкую расщелину между двумя скалами, позволяя в подробностях разглядеть орнаменты.

      Как могло случиться, что служители Жизни обитали в местах, где все вокруг украшали символы Смерти? В этом крылась какая-то зловещая тайна.

      Быть может, эти места когда-то принадлежали людям, поклонявшимся Смерти – как и в долине Кор? Возможно, эти люди были даже в родстве с народом долины. А потом явились эти – новые обитатели скрытого в скалах поселения. И либо уничтожили, либо изгнали прежних хозяев.

      А может, эти места вообще когда-то принадлежали людям, что живут сейчас в долине Кор! Кто знает – может, в незапамятные времена их предки бежали отсюда. Так давно, что никто из нынешних жителей долины об этом и не помнит. Не осталось ни письменных свидетельств, ни преданий. Истрия самой долины Кор насчитывает не одно столетие. А это значит, что и люди поселились там столетия назад.

      Правда, резьба на камнях выглядит новой, не потертой и не сколотой – для этого ее нужно было бы постоянно поддерживать и обновлять. Странно, что за долгие века новые обитатели скального города не сменили старых украшений. Быть может, местные служители Жизни за такое время так и не изобрели собственной символики и оставили прежнюю?.. Или вовсе не умеют обращаться с камнем.

*** ***

      Прикованным к столбу он просидел до следующего вечера. Что изумило воина сильнее всего - ему приносили воду и даже пищу. Правда, разговаривать с ним отказывались - молча все ставили и уходили.

      К удивлению Табита, ни вода, и еда не оказались отравленными. И это казалось странным - о пленнике заботились, но отпускать, по всей видимости, не собирались. Его не пытались заставить работать, как раба. Не убивали, но и не отвязывали. И если бы не выучка, полученная в храме Смерти, и не осознание, что это путешествие в любом случае скорее всего, окончится для него гибелью, он извелся бы тревогой.

      За ним пришли, когда садящееся солнце окрасило последними лучами вытесанные скалы ярко-алым. Двое в темных балахонах, связали Табиту руки и сняли цепь. Все так же молча повели его внутрь скалы. У провожатых он заметил оружие - видимо, для подстраховки. Его оружие отобрали еще тогда, когда взяли в плен.

      Внутри оказался целый город-лабиринт – воина вели по коридору шириной с улицу. Если вначале это был просто узкий ход, то потом он расширился, сделался многолюдным. С обеих сторон на этот улицу-коридор выходили высеченные в скале проемы, завешенные тканью.

      Люди спешили мимо, поглядывая на пленника с жадным любопытством. Все они были одеты в темные бесформенные балахоны: не иначе, все в этом поселении были служителями Жизни - проклятыми. Табит не увидел ни одного человека, похожего не то, что на служителя Смерти - хотя бы рядового почитателя ее. Смешно, если подумать - поселение, входы в которое и стены внутри были сплошь испещрены символами Смерти, давало приют проклятым и отверженным.

      Воин Смерти шагал, за размышлениями привычно запоминая дорогу. Считал шаги и повороты, отмечал про себя ориентиры.

      Очутившись во внезапно открывшемся титаническом зале, размер которого превышал размеры иного оазиса, он на мгновение оторопел. Его встретил многоголосый хор переговаривающихся голосов. Появление пленника ознаменовал легкий гул, прошедший среди собравшихся.

      Судя по расстоянию, его привели в самое сердце поселения. А собрались здесь, не иначе, все жители. Люди размещались вокруг просторной площадки в центре зала, в амфитеатре. Табита вывели на возвышение, расположенное в середине площадки, по бокам стали его провожатые. К связанным за спиной рукам прицепили металлическое кольцо, соединенное короткой цепью со столбом за спиной воина.

      Лишь после этого на возвышение поднялись семеро жрецов. Их появление встретили безмолвием - смолкли не то, что шепотки, люди, кажется, даже дышать перестали. Один из них - видимо, Верховный жрец - вышел вперед, откинул с головы капюшон широкого балахона. Простер вперед руки - и люди в амфитеатре, все, как один, попадали ниц.

      Верховный жрец запел на незнакомом Табиту языке - и остальные подхватили. Многоголосый хор вознесся со всех сторон, поражая мощью. Эхо повторяло слова. Когда гимн закончился, вперед вышел один из стоящих позади шести жрецов.

      - Этот человек проник в долину, - визгливо проговорил он, указывая на Табита. - Он нарушил запрет! Это его поймали наши стражи границ, Верховный жрец.

      Тот кивнул, мельком взглянул на воина Смерти.

      - Наша долина священна, - внушительно проговорил жрец. - Здесь находятся врата в царство самой Смерти! Чужакам ход в нашу долину закрыт. Мы не станем спрашивать, откуда ты - это неважно. Не станем спрашивать и о том, кто отправил тебя сюда и кто еще знает к нам дорогу - кто бы ни пришел, мы остановим каждого! Смерть, наша владычица, дарует своим смиренным слугам силы и зоркость, чтобы вовремя увидеть и схватить любого врага - даже самого сильного и многочисленного. К нам приходили целые армии. Все они нашли здесь свой конец! Их кровь окропила камни алтаря Смерти, и она насытилась этой кровью. И ты, чужеземец, тоже будешь принесен в жертву на алтаре всемогущей Смерти!

      Окончание речи встретили многоголосыми криками. Люди ликовали и бесновались.

      - Ты называешь себя служителем Смерти?! - ошарашенно переспросил Табит единственное, что его поразило.

      Жрец обернулся, недоверчиво взглянул на него. Словно не верил, что чужак осмеливается задавать вопросы, а не трепещет от ужаса перед уготованной ему участью.

      - Я - ее преданный слуга, - заявил он. - Молчи, презренный жизнепоклонник! Не тебе произносить имя Смерти, нечестивец! Ты явился в долину, хотя нас защищает пустыня от таких бродяг, как ты. Но тебе не совершить святотатства. Наша Владычица возрадуется кровавой жертве.

      Воин Смерти потрясенно молчал, не зная, что можно ответить. Кто бы ни были эти люди – они искренне считали себя служителями Смерти. Его беспокоило не столько это, сколько препятствие на пути. Ведь, казалось бы, большая часть дороги позади, он пересек пустыню, хоть это и казалось невозможным. Часть дороги, которую он считал самой тяжелой...

      Связанные руки лишали надежды на побег. Ощущать себя бараном, приготовленным на заклание, было непривычно.

      А может, не стоит сопротивляться? - мелькнула мысль. В конце концов, погибнув на их алтаре, он отправится прямиком в царство Смерти - как и собирался. Страха не было - только те, кто изжил его в себе, становились воинами храма Смерти.

      Табит усмехнулся сам себе. Не стоит сопротивляться! Да, мудрое решение и взвешенное – учитывая, что сопротивляться он и не может. Он не в силах был ни порвать веревку, ни распутать узлы на ней - связали накрепко, так, чтобы лишить малейшей возможности хотя бы шевельнуть кончиком одного пальца.

      - Поднять алтарь! - выкрикнул Верховный жрец.

      Требование слегка удивило Табита. Ответом его недоумению послужил скрежет с площадки перед возвышением. В каменном полу медленно открылось квадратное отверстие, светящееся зловеще-багровым светом. Снизу поднялся квадрат грязно-алого камня, на котором возвышался круглый ярко-белый каменный алтарь.

      Вот теперь можно поверить, что это - служители Смерти. Круг был ее символом, как и белый цвет, символизирующий обновление и чистоту. Правда, кровавые жертвы обычно приносили Жизни...

      Табита отцепили от столба, поволокли к алтарю. Воин, как завороженный, глядел на него. Вырваться не пытался - все равно схватят, тем более, что руки по-прежнему оставались связанными.

      Его развязали возле самого алтаря. Опрокинули на каменную поверхность, четверо служителей в вырезанных из кости ритуальных масках придавили руки и ноги. Одежду на груди разорвали. Смотреть никто не запрещал - и Табит, подняв взгляд, увидел у изголовья Верховного жреца. Тот, закатив глаза, занес обсидиановый нож, держа обеими руками.

      А ведь обсидиан - ритуальный камень служителей Жизни!

      Открытие могло бы поразить, если бы Табит еще раньше не понял, что культ местных жителей – это какая-то несообразная мешанина противоречащих друг другу вещей. А еще его занимало другое - он ощутил, что сможет, собравшись, освободить конечности из рук держащих их служителей. И тогда... какая разница, что тогда! Он сумеет забрать с собой в царство Смерти еще кого-нибудь. Умрет в бою, как и полагается воину.

      - Да славится Смерть во имя Жизни! - провозгласил Верховный жрец, запрокинув голову, и по рядам собравшихся прокатился гул.

      Табиту в этом почудилось что-то невообразимо жизнепоклонническое - эти люди сейчас, как никогда, напоминали служителей храма Жизни, славящих свою мрачную владычицу. Впервые в жизни ему в привычных словах, славящих Смерть, почудилось кощунственное поклонение Жизни.

      Время замедлило бег. Медленно-медленно двинулось обсидиановое острие вниз. Медленно, хоть и самую чуточку быстрее, перекатился Табит набок, прижимая собственные конечности к телу, возвращая их к себе. Державшие его люди оказались слабыми - их тела потянулись следом за его руками и ногами.

      Воин соскочил с алтаря, сваливая на его середину четверых служителей, выхватил молниеносно обсидиановый нож из рук жреца, полоснул им по подставленному горлу. Не обращая внимания на оседающее тело, прыгнул на алтарь, и сваленные им в кучу люди в масках с испуганными воплями принялись расползаться в стороны.

      - Спустить алтарь! - заорал Табит, повинуясь внезапному наитию.

      И алтарь со скрежетом медленно пошел вниз. Воин, крепко сжав обсидиановый нож - символ Жизни - замер, ожидая, что его ждет.