Глава 6. Желтая полоса

Время стирает даже чернила с пергамента. 

Из книги Заветов древних. 

Самой тяжелой оказалась последняя часть пути. Пришлось пробираться сначала по пояс, а затем – по колено в воде среди острых неровных мокрых и скользких камней. Хуже всего было с Нэйлой – любое его падение грозило ей непоправимым увечьем. Она и так безвольно висела, почти не подавая признаков жизни.

Выбравшись кое-как, нашел крупный, сравнительно плоский камень. Уложил на щербатую поверхность свою ношу.

Нэйла повернула голову набок, что-то захрипела. Там, где должен был быть рот, бинты провалились внутрь. Между ними пузырилось. Сами бинты представляли жалкое зрелище: растрепались и висели длинными беспорядочными мокрыми лохмотьями.

Табит беспомощно огляделся. Кругом было пустынно. Он находился на краю огромного водоема, который невозможно было охватить взглядом полностью. Гладкая поверхность синела и мерцала в солнечных лучах. По ней то и дело пробегали тени облаков. Малейший ветерок подергивал зеркальную гладь рябью. Зрелище вызывало невольный трепет.

Невероятное вместилище воды не выглядело, да и не могло быть рукотворным. Такое создать было под силу только могучим богам. Зачем уж им могла понадобиться огромная емкость с соленой водой – им одним и ведомо. Да, пожалуй, это могло быть морем из книги, описывающей невероятные места. А может, это был целый океан – здесь, должно быть, воды было собрано больше, чем могло бы найтись в целой пустыне Хал – во всех ее подземных речках и озерах, оазисах и колодцах.  

Края невероятной чаши были каменистыми. Кое-где виднелись полого спускавшиеся к воде песчаные участки. За каменистыми завалами виднелись зеленые заросли. Посадки тянулись сплошной стеной – правда, издали они выглядели запущенными донельзя. Границ между посадками видно не было, будто садовники не позаботились об упорядоченности. Возможно, они тоже не рукотворные – как и эта чаша-океан.

Тучи, сквозь которые они с Нэйлой падали, разошлись, стало припекать солнце – совсем, как в долине в середине дня. Табит оглядел мумию. Попытался приподнять – конечности хрустели, не желали сгибаться.

Нет, в таком виде нести ее никуда нельзя: еще развалится или рассыплется по дороге. Бинты на лице свезлись окончательно.

Табит принялся осторожно разматывать их. Сначала – на руках, затем – на ногах и туловище. Обнажившаяся зеленовато-коричневая темная кожа в первый момент вызвала ужас и отвращение. Не по себе было глядеть на то, во что превратили тело бывшей невесты. Лицо он освободил последним.

Он даже удивился собственному спокойствию, когда увидел его без бинтов: просто череп, обтянутый все той же сморщенной темной кожей, плотно облепившей его. На месте глаз и носа – черные провалы. Вместо рта – две челюсти с зубами.

Мумия не шевелилась. Он осторожно разложил вымокшее тело так, чтобы просыхало. Бинты расправил рядом на камнях.

Что происходит с мумифицированным телом, если пропитать его насквозь соленой водой? Этого он не знал. Бинты, высыхая, становились колом, делались хрусткими. Табит задумчиво пропустил подсохший краешек одного из них через пальцы. Наматывать по новой будет сложно – тем более, что он не слишком хорошо представлял, как это делается.

- Табит! – тихий шелест вывел его из задумчивости.

Он, вздрогнув, обернулся и уставился на Нэйлу. Та пыталась приподняться на руках, сесть. Получалось не очень.

- Лежи! – всполошился он, заметив, как трескается при каждом движении кожа на предплечьях. – Нэйла, не шевелись, прошу!..

Трещины пока что были крохотными, едва заметными. И что это – так должно быть, или это следствие пребывания в соленой воде?! А что, если он вот так ее и потеряет – она расползется на кусочки прямо у него в руках?

- Что… произошло? – прошелестела она. – Я помню подземелье… клепсидру… мы провалились! Мы ведь убегали – нас нашли… А еще я помню небесную полосу…

- Да, небесная полоса была, - отозвался он.

- Мы… мы летели прямо внутри нее, - проговорила Нэйла. – Безумно… невероятно… или мне почудилось?..

- Так и было.

- Ничего не вижу… где мы? Что это плещет?

- Мы возле воды, - отозвался Табит. – Это… это огромное озеро. Большое, такое, что другого берега не видать. Как в подземных пещерах, только намного больше и под открытым небом. Огромное озеро с солью. Может быть, это море. Мы упали прямо в него. Нэйла! – окликнул он. – Ты меня слышишь?

- Слышу, - она попыталась кивнуть, и кожа на шее мгновенно потрескалась.

- Мы упали в воду с солью, - повторил Табит. – Промокли оба насквозь. Особенно ты, - прибавил он, не сдержав отчаяния. – Пришлось снять с тебя бинты – они сейчас сушатся на солнце. Ты… ты знаешь, что может произойти с тобой от соли? Может, знаешь, что можно сделать, чтобы вредное действие прошло? И как лучше вернуть бинты на место?

Повисло молчание. Табит со страхом и надеждой ждал ответа. Как удачно окажется, если мумия знает способ продлить противоестественную жизнь ее тела!..

- Я солнце вижу, - проговорила она наконец. – И тебя вижу, - прибавила погодя несколько секунд. – Табит, я ни разу не слышала, чтобы кто-то купал мумий в соленой воде. И не знаю, чем это может грозить моему временному вместилищу. Мне сейчас двигаться тяжело… но, может, это пройдет. У тебя вид встревоженный…

- Пройдет, - выдавил Табит, кивая.

Он с трудом сдержал вспышку ярости, вызванную отрешенным тоном мумии. Послушать ее – так можно подумать, ей безразлична собственная судьба! Временное вместилище – это она о своем теле?! Двигаться ей тяжело. А того, как рассыпается на кусочки, как трескается и расползается ее кожа, она, похоже, не чувствует!..

Безупречное спокойствие воина Смерти пошатнулось. Их с Нэйлой окружала неизвестность. И что предпринять – он не знал.

Мумия лежала неподвижно. Чего ждать? Попытается она подняться – и развалится. А он останется один, с грудой обломков того, что когда-то было человеческим телом. Или она распадется, когда он станет наматывать бинты заново.

В голове возникали картины одна страшнее другой. Вот он приподнимает руку, чтобы забинтовать – и та отваливается. Вот Нэйла сама пытается подняться. Перекатывается набок, темные пальцы цепляются за неровные камни… и отваливаются один за другим, обламываясь у фаланг.

Табит кинул взгляд на спутницу. Лежит неподвижно. Нужно успокоиться. Он уселся в позу для медитации, выбрал несколько мерцающих на водной поверхности бликов вдали. Сосредоточился на них.

Блики прыгали, мерцали и переливались. И это странным образом помогало усилить концентрацию. Мысли прояснялись, страх утихал.

«Все в руке Смерти».

Перед мысленным взором открылась страница Книги наставлений. Той, что становилась первой после книги сказок. С Наставлений о безупречности начиналось обучение всякого знатного юноши или девушки в долине Кор.

«Неизбежное наступит – страх бесполезен. Единственное, что может остановить тебя – это Смерть. Она – конец всего, и Она же – конечная цель всякого существования».

Табит моргнул. Блики стали золотистыми вместо серебристых. Это солнце чуть спустилось, и его лучи окрашивались понемногу золотым, а скоро – он знал – станут алыми. Мумия сидела рядом, тоже глядя на них. А он и не заметил, как она встала.

- Красиво, - протянула Нэйла, увидев, что он вынырнул из транса. – Никогда не видела столько воды…

- Больше не тяжело двигаться?

Она коротко помотала головой.

- Вот только бинты никак не наматываются, - посетовала она. – Может, у меня просто не получается самой намотать их так, чтобы прилегали плотно…

Уходить с каменистой косы ей пришлось без бинтов. Длинные полоски задубевшей от соли ткани так и остались среди камней. Вечерний ветерок трепал их, таскал вдоль воды. Мумия только замотала часть лица там, где были провалы на месте глаз и носа. Видела, как спутник болезненно морщится поневоле, когда взгляд падает на нее. Пыталась перемотать и челюсть – но полоски ткани болтались. Нэйла с Табитом направлялись к стене зеленой растительности.

- Может, это оазис? – предположила мумия. – На сады и правда не похоже… Может, бывают такие вот огромные оазисы? Мы ведь и озер таких огромных никогда не видели. Правда, оно соленое…

- Возможно. Понять бы, куда мы попали. В пустыне Хал таких оазисов точно нет.

Мумия кивнула. Оно и понятно. Какая пустыня Хал?! Это после путешествия-то по небесной полосе. Табит с некоторым нетерпением ждал наступления ночи. Он хотел увидеть расположение полос и звезд на небе. Солнце ничем не отличалось от привычного – кроме разве того, что было не таким жарким, как в пустыне.

- Странные пальмы, - подала голос Нэйла. – Ты видишь это?! У них… - она запнулась, явно не зная, как выразить то, что видели глаза. – У них кусты и стволы на стволах… вместо листьев, - наконец растерянно выговорила она.

- Скорее – сами стволы расщепленные, - поправил Табит.

Он тоже с удивлением разглядывал растительность. Листья были мелкие, куда мельче, чем на пальмах. Такие могли быть на кустах. На некоторых вовсе оказались колючки – хотя воды вблизи было предостаточно. Правда, колючки были длинные-предлинные, зеленые и густые, почти, как шерсть на верблюдах.

Оба немного опасливо вступили под густую в наступающих сумерках тень растений. Те соприкасались, переплетались в вышине отростками-стволами. Под ногами захрустел толстый слой из опавших листьев, колючек, крохотных веточек.

- Сыро, - Нэйла зябко поежилась.

Табит взглянул на нее мельком, и его тоже передернуло. Содрогание вызвал ее вид – хоть, казалось бы, и пора привыкнуть. Непривычную прохладу он ощущал и сам, но она была слабее, чем прохлада ночной пустыни. Скорее напоминала холодную сырость подземелий, через которые пришлось пробираться на пути к владениям Смерти.

      Может, мумии холодно без привычных бинтов? А его плащ, как назло, потерялся, еще когда они убегали от преследователей. Не во что ее закутать.

Отростки некоторых стволов были колючими и свисали поперек дороги. Ноги цеплялись за густой кустарник, заполонивший все вокруг. Больше всего место напоминало оазис, из которого ушли люди. Или еще не пришли и не устроили поселения… Табит поморщился, заметив, что на некоторых особо цепких отросточках остаются крохотные лоскутки кожи мумии.

Пока что крохотные. Кто знает, что останется от его спутницы спустя несколько часов? Он чутко прислушивался, но слышал лишь пересвист незнакомых птиц и шуршание мелких многочисленных листьев.

Тоже странность – целые заросли, вода рядом. А жилья нет. И людей не видно и не слышно – хотя они должны быть повсюду. Правда, странные пальмы не похожи на плодовые. А кусты чем-то напоминают верблюжьи колючки или дикий кустарник на внешних склонах долины. Плодов, ягод, грядок с овощами или полей с зерном не видно. Быть может, дело в том, что поблизости лишь соленая вода?

Так ведь и дикая зелень не выросла бы так пышно, если б не было пресной. То, что людей нет – скверно. Если эти места дикие, то и колодца не найдется. И помощи не найдешь.

- Табит! – окликнула мумия. – Я слышу сырость…

- Я ее тоже слышу, - пробурчал он недовольно.

- Нет, не это! – она в нетерпении схватила его за руку и тут же, спохватившись, отдернулась. – Запах воды, как от источника! Словно где-то колодец или родник. Или ручей… И звук!

- Не слышу, - проговорил Табит, прислушавшись.

- Ты и не услышишь. Надо подойти поближе. Идем, - она полезла прямо через густой кустарник.

Табит, поминая вполголоса служителей Жизни и их родственников, праздники Жизни и службы, вломился следом. Глядеть, как она продирается сквозь колючие отростки, было невыносимо. Но что он мог поделать? Вода нужна. Хотя бы ему – после плавания в соленом растворе и целого дня на солнце горло драло, и пить хотелось невообразимо.

Им пришлось долго шагать по темнеющим зарослям после того, как выбрались из кустарника. Табит уже решил было, что Нэйле почудилось, когда он и сам услышал звонкое журчание. Ближе и ближе. И вот оба они стоят на берегу широкого ручья.

- О Смерть всемогущая, - мумия прижала ладошки к висящей кожаными складками груди. – Табит, ты когда-нибудь видел подобное?..

Потрясенный воин покачал головой. Обилие пресной воды привело его в невольный трепет. Эта была не соленой – пресной. Что ж это за место, где драгоценная вода течет прямо под ногами, и никто не селится возле нее? Либо людей в этом мире нет, либо они поистине расточительны, и не умеют ценить того, что у них есть. Или же в этом оазисе водится нечто настолько опасное, что они попросту не сумели здесь поселиться. Последняя мысль вселила тревогу.

Табит напряженно огляделся, вслушиваясь. Неведомые растения вокруг хранили безмолвие. Птицы стихли. Ветерок улегся. Не слышалось ни шагов или дыхания животных, ни чего-либо еще. Полная тишина. Только ручеек звенел так же прозрачно. Воин даже забыл о мучившей его жажде. Он привык быть терпеливым. А вот молчаливые заросли его настораживали.

Он вздрогнул, когда в глубине этого невероятного оазиса что-то тихо затрещало. Лишь прислушавшись, понял, что звук не так и незнаком: это были цикады, или что-то, их напоминавшее.

- Это ведь цикады?! – Нэйла точно подслушала его мысли.

- Похоже на то, - отозвался он, понизив голос.

- Тебе стоит попить. Я послежу…

Уходить с берега ручья не стали. Пробираться в темноте по зарослям в неведомом месте было неосторожно. Да и куда им идти? Возле ручья, по крайней мере, образовывалось небольшое свободное пространство, где они могли остановиться на ночь. Если им, конечно, удастся пережить эту ночь.

Укладываться Табит не стал. Опасно в незнакомом месте. Нэйла не заснет, но оставлять ее стеречь – неосмотрительно. Мумия может поздно заметить опасность. У бывшей жрицы нет выучки воина – пусть ее реакции и стали быстрее, а сама она – сильнее, чем при жизни.

К стрекоту цикад добавились незнакомые звуки: тихий-тихий не то звон, не то свист. Редкие резкие хриплые вскрики – не то птица, не то какой-то зверь. Уханье, посвистывания. Табит вглядывался в потемневшую стену растений. Растрепанные верхушки здешних неправильных пальм стали черными. Короткие тонкие отростки с крохотными листочками, почерневшие в наступивших сумерках, трепыхались на фоне блекло-голубого неба. Над кронами на противоположной стороне ручья появилась белесая полоска плотного тумана.

Туман поднимался, но не рассеивался. По мере того, как темнело небо, полоска подымалась выше и делалась все ярче. На ее фоне проступали очертания неровных фигур, сложенных из того же самого тумана, только чуть более темного.

- Это полосы! – прошептала Нэйла, оборачиваясь к Табиту. – Табит! Это небесные полосы, - в голосе звучало благоговейное изумление.

- Не может быть, - отозвался тот, не отрывая взгляда от удивительного явления.

Воин и сам уже понял, что туман – вовсе не туман. Но не был в состоянии поверить, что вот это – одна из тех самых небесных полос, что загорались в небе над пустыней Хал.

Белесая полоса поднималась выше над стеной растений, делалась ярче. Фигуры на ее фоне темнели, превращаясь в неправильной формы небесные тела, плывущие в высоте и тоже светящиеся. Двое путников, завороженные, наблюдали за изменениями на небе, позабыв и о звуках вокруг, и о возможных опасностях.

Над пустыней Хал полосы никогда не были столь широкими. Они были намного ярче, чем здесь, но всегда были тонкими, точно пряжа, протянувшаяся от горизонта к горизонту.

Здесь полоса выглядела рекой, протянувшейся по небу. Она чуть просвечивала, точно была прозрачной. Полоса наливалась желтым цветом. Это казалось странным – три небесные полосы были красной, зеленой и голубой. Желтой среди них не было. Может, это зеленая так выглядит? Прозрачность сделала ее желтой.

Правда, Табит понимал, что это не так. В зеленой полосе, которая поднималась над пустыней Хал, никогда не было такой золотистой, солнечной желтизны. А эта совершенно не отсвечивала зеленью.

Другой мир, другое небо. В небесных телах отчетливо угадывались обломки камней. Точно громадная рука зашвырнула громадные камни так высоко, что они повисли в небе. Что это – слишком низко висящие к поверхности звезды?..

А может, этот мир просто лежит куда ближе к небу, чем тот, где они с Нэйлой родились? Перед мысленным взором встала картина: небесный остров, невидимый снизу…

Нет, что за чушь! Табит тряхнул головой. Да и звезды в небе – это не только камни. Астрономы говорили – среди звезд есть и камни, летающие над миром, и солнца, подобные тому, что давало жизнь земле, только очень-очень далекие. Такие далекие, что от них доходил лишь слабый свет, тепло же терялось по пути. Говорили, что, возможно, те солнца тоже дают тепло каким-то мирам, находящимся возле них.

Но солнц видно не было. Виднелись звезды, светившие в отдалении от золотистой полосы. Некоторые созвездия даже показались ему знакомыми.

Неужели и правда небесный остров? Интересно в таком случае, велик ли он, и есть ли здесь жители. Возможно, утром удастся это узнать. Кинул взгляд на Нэйлу. Она сидела на камнях, скрестив ноги и уложив руки на коленях, словно медитировала.

Пускай. Мумии наверняка тоже нужен отдых – пусть она и говорит, что не нуждается в сне. Этот день был слишком длинным и наполненным тревогами. А для нее – еще и страхом. К тому же она промокла, лишилась бинтов, защищающих тело. Как бы все это не отразилось на ней пагубно. А вот он одну ночь может и провести, бодрствуя.

*** ***

      Ящерицы оказались такими же юркими, как и в пустыне. Но показались Табиту более беспечными. Он без труда поймал три штуки. Хотел ухватить еще одну – но вспомнил, что Нэйле, в ее теперешнем виде, есть не нужно. А ему хватит и трех.

      Под излишне ветвистыми пальмами валялись тонкие сухие ветки, которые наверняка должны были хорошо гореть. Далеко от берега речушки он не удалялся. Нэйла ждала его на том же месте, где они провели ночь.

      Прежде чем идти дальше, следовало восстановить силы. Табит успел забыть, когда толком ел в последний раз. После завтрака стало клонить в сон.

      - Мне не нужно спать, - напомнила негромко Нэйла. – Я останусь на страже. И поддержу огонь, если нужно.

      Табит кинул на нее обеспокоенный взгляд – при свете дня ему показалось, что кожа мумии сильнее потрескалась. Сделалось досадно – он, воин, вынужден  доверять охрану слабой женщине, бывшей жрице, на время своего сна. Сам же спит. Не он ей защита – она должна защищать его.

      Вот только ничего не поделаешь. Их двое, и ему приходится время от времени спать. Чтобы восстанавливать силы и сохранять способность защищать ее. Хотя – от многого ли он ее защитил? Табит отогнал пустые мысли. Они суть порождение Жизни и ее козни. Так жизнь в его теле говорит о своем истощении – лишая его безупречности воина Смерти.

      Нужен отдых. Он вытянулся на камнях, прикрыл глаза. Сосредоточился мысленно на облике Смерти. Короткая медитация – и Табит погрузился в глубокий сон.

      Проснувшись, мгновенно подскочил. Солнце давно перевалило зенит. Нэйла сидела на прежнем месте в той же позе.

      «Ты так и просидела?» - хотел было он спросить.

      Заметил выросшую гору хвороста и несколько крупных рыбешек, разложенных на камнях. Возле берега валялась заостренная палка. Табит вспомнил, насколько быстра была мумия в драке со стражами храма Жизни. Она сумела противостоять нескольким закаленным бойцам – значит, ее реакции хватило бы и на то, чтобы поймать верткую рыбу. Она ее еще и выпотрошила, - приметил он. Выходит, позаботилась о запасе пищи на несколько дней…

      А значит, они могут идти дальше. Необходимо найти хоть кого-то, кто сможет сказать, куда они попали. Табит не представлял, что это за место. А еще вымокшей мумии нужна помощь – кожа еще сильнее потрескалась, сморщилась и потемнела. И воин подозревал, что каждый день промедления для нее фатален. Временами глодали сомнения – возможно ли вообще восстановить мумифицированное тело после купания в соленой воде и хождения без бинтов?

      Он набрал воды в две фляги, сложил рыбу, оставшуюся после того, как он съел одну. Река текла в направлении озера или моря, в которое они упали. Воин и мумия сошлись на том, что идти стоит против течения реки. Куда-нибудь, но она их приведет. Если есть человеческое жилье где-то поблизости – оно должно находиться возле воды, иначе и быть не может. Люди всегда селятся там, где есть вода. Даже дикие кочевники, всю жизнь бродящие по пустыне – и те бродят от колодца к колодцу и от оазиса к оазису.

      Полоска камней между рекой и стеной зарослей скоро сошла на нет. Пришлось шагать между ветвистыми пальмами, продираясь сквозь кустарник, заполонивший все пространство между их изогнутыми противоестественно стволами. Тропинки видно не было, так что пришлось самим ее прокладывать.

      Табиту невольно подумалось, что до человеческого жилья им далеко. Люди ни за что не допустили бы такого количества диких пальм, которые не плодоносят. Они бы не позволили кустарнику заполонить все. Вместо бесполезных колючек росли бы овощи и цветы.

      Мысли вновь вернулись к загадке: как могло выйти, что столь богатый водой и живностью оазис пуст и безлюден? Здесь должно стоять великое множество шатров и каменных или глиняных домов, звучать голоса. Что это – люди равнодушны к сокровищам, что находятся у них в руках? Или их выгнало что-то настолько страшное, что даже близость обильной речки с чистой водой не заставила их остаться? Но до сих пор безвестный страх никак не давал о себе знать.

      Воин шагал, прокладывая себе дорогу. Нэйла время от времени убегала далеко в сторону, чтобы осмотреться. Табит неохотно согласился с ее вылазками.

      Опасно отпускать ее одну. Но она не так беспомощна, как была бы в человеческом облике. У мумии отменный слух, обоняние, и бегает она намного быстрее его, закаленного воина. Да и силы у нее едва ли меньше. Нэйла носилась стремительной тенью, скользя среди стволов. Даже кусты, казалось, не успевали зацепить ее. Только сухая кожа делалась все более истрепанной, и кое-где под ней виднелось иссохшее, черное мясо.

      Но прекращение беготни мало чем помогло бы. Им в любом случае приходилось идти вперед. И он, Табит, не мог оградить бывшую невесту от разрушительного действия окружающего мира. Все, что он мог – это позаботиться о ее безопасности, пока они не найдут тех, кто сумеет им помочь.

      - Нашла что-нибудь? – полюбопытствовал он, когда она вернулась в очередной раз.

      - Пусто! – отозвалась мумия. – Никого и ничего. Зато здесь множество птиц. Я смогу поймать какую-нибудь, если понадобится!

      - Пока не стоит, - сдержанно отозвался Табит.

      Кажется, его ответ ее расстроил. Бывшая жрица изо всех сил пыталась быть полезной. А его грыз стыд, что слабая женщина охраняет его сон и охотится для него. К тому же он подозревал, что ее разведывательные вылазки вглубь зарослей так ничего и не дадут. А вот уверенности, что она не попадет в когти какого-нибудь бесшумного хищника, не было.

      «Почаще слушай свою Нэйлу. Может, она и потеряла былую красоту – но не разум!»

      Быть может. Но это место было незнакомым для нее – так же, как и для него. А она вела себя так, словно прожила здесь не один год.

      - Табит! – серая тень вылетела из кустов и замерла прямо напротив него.

      Речка в этом месте стала вдвое уже, чем была, и оказалась далеко внизу – заросли поднялись на холм в три с лишним человеческих роста. Табит застыл, испуганно глядя на мумию. Не сразу понял, что она не звала на помощь – торопилась поделиться какой-то находкой.

      - Там, в зарослях, заброшенный храм! Над входом – знаки и Смерти, и Жизни…

      Воин, не отрываясь, глядел на разорванное острой веткой до кости плечо. Нэйла, похоже, ничего не заметила в спешке.

      - Ты на куски развалишься через день-другой, самое большее, - тихо проговорил он. – Нэйла, ты сама говорила, что вход во владения Смерти тебе заказан! Что я стану  делать, когда у меня на руках вместо тебя окажется горстка праха?! – он перевел дыхание, увидев, как она поникла. – Ты уверена, что храм заброшен? – устало прибавил он. – Идем, посмотрим. Только иди за мной – ты цепляешься за кусты и не замечаешь.

      Она смущенно отступила к нему за спину, пытаясь приладить кусок кожи на разодранное плечо. Табит принялся карабкаться в сторону, которую она указала.

      - Ты уверена, что храм заброшенный? – он сам не заметил, как повторяется.

      - Уверена! В Забытом храме мы бываем раз или два в год. Но его раскопали, очистили от песка. Камни, что шатались или были потрескавшимися, заменили или отремонтировали. Внутри прибрано. Этот же рассыпается. Камни крошатся. Здание заросло со всех сторон. На стенах снаружи – мох, как в подземельях, и трава. Все заплела дикая лоза.

      - Значит, все-таки что-то выгнало их, - проговорил он.

      - Кого? – в голосе Нэйлы послышалось удивление.

      - Люди, - отозвался он. – Здесь ведь должны были жить люди – столько воды рядом! Можно разводить сады, поля, огороды…

      - А здесь никого нет, - проговорила она, поняв. – А если есть храм – значит, и люди были!

      - Да. Никто бы не ушел по доброй воле из такого места. Посмотри, земля под ногами влажная! Ее даже не нужно орошать. Не придется рыть каналы.

      - Здесь, по-моему, каналов никогда и не было…

      - Потому и не было! – воскликнул воин. – Зачем нужны каналы, когда почва увлажняется сама собой, как в подземельях? И влажная почва, и вода с рыбой, и воздух, и солнечный свет. Удивительный, сказочный изобильный край! А они ушли, - он смолк, остановившись в нескольких шагах от приземистого небольшого строения.

      Первым чувством было недоверие – как могла бывшая жрица принять за храм такое строение? Это, скорее, был дом бедняка – низкий, тесный, без окон, с узкими прощелинами, в которые наверняка не попадал свет. Или дом для нескольких бедняцких семей – для одной семьи он был бы чересчур велик, нищим такое не по карману. Да, так мог бы выглядеть барак для самых бедных из черных рабочих. Забытый храм – и тот выглядел более внушительно.

      Лишь обойдя строение, он понял: они вышли с боковой стороны, что вросла в склон больше, чем наполовину. Основание неведомого храма находилось куда ниже, чем тот кусок стены, что они увидели первой.

      Воину с мумией пришлось перебраться через небольшой холм с глинистыми склонами и спуститься в ложбину между возвышенностями. Снизу полуразрушенное строение казалось куда внушительнее, чем при взгляде сбоку. Камни, складывавшие его, растрескались, позеленели, поросли мхом и гибкими извивающимися лозами. Но разрушительное действие времени не сумело скрыть основательности постройки.

      Ко входу вели высокие, широкие ступеньки, словно бы предназначавшиеся для великанов. Колонн не было, зато над простым прямоугольным проемом, ведущим в темноту, нависал рельефный, сколотый частично с левого краю карниз. Посередине его, удивительно сохранившиеся для такого ветхого строения, были искусно вырезаны знаки Жизни и Смерти, переплетенные между собой. Слились в единую фигуру, оставшись тем не менее, отчетливо узнаваемыми.

      Табит сглотнул, глядя на святотатственный барельеф. Неслыханное дело, чтобы символы двух противоборствующих начал мира помещали даже близко друг к другу. А здесь они оказались не просто на одном барельефе, но еще и переплетенными, слитыми между собой. Чья извращенная фантазия породила это чудовищное сочетание?

      - Совсем, как я, - тихонько проговорила Нэйла.

      - Что?..

      - Мумия – это и жизнь, и смерть, соединенные внутри одного тела. Ни то, ни другое. И в то же время – то, и другое одновременно.

      - Кощунство, - зло выплюнул Табит и смолк.

      Покосился на Нэйлу. Она не казалась расстроенной его словами – удивительно, он научился определять ее настроение по бесформенной поверхности бинтов. Она не считает кощунством то, что с ней сотворили? Или, напротив, согласна с ним?

      - Если здесь жили святотатцы, - проговорила бывшая жрица. – Те, кому не кажется безумием соединить живое и мертвое. Раз так – они и с мумификацией должны быть знакомы. Возможно, где-то поблизости мы сумеем найти их потомков?

      - Возможно, те сохранили знания предков, и умеют мумифицировать? – догадался Табит. – И сумеют помочь тебе…

      Мумия кивнула.

      - Соленая вода проникла слишком глубоко в ткани. Я чувствую, что кожа и слои под ней потеряли прочность. Они стали одновременно и мягче, и менее эластичными. Поэтому я постоянно цепляюсь за ветки и оставляю на них ошметки собственного тела. Вначале это было не слишком заметно. Но сейчас, чем дальше, тем сильнее я начинаю опасаться, что и впрямь рассыплюсь на куски. Боюсь, завтра-послезавтра и суставы станут хуже слушаться.

      - Нэйла! – голос Табита сел. – А что происходит с мумиями, когда их тела приходят в негодность? Ты говорила, что вход во владения Смерти тебе заказан…

      - Не знаю, - она беспомощно пожала плечами. – Я знаю лишь, что на мне лежит печать Жизни. И с этой печатью душа не попадет в царство мертвых. Одни говорят – не доберется, другие – что слуги Смерти не пропустят. Но куда денется душа, если это тело разрушится – я не знаю. Я не слышала о мумиях, которые обратились бы в прах. Мы, мумии, мало разговаривали между собой, - она задумалась. – Я не знаю, ни  для чего нас создали. Ни бывало ли уже, чтобы тело одной из созданных мумий уничтожили или повредили. Мы ведь очень прочны…

      - И получить повреждения в храме Жизни могли лишь, подвергнувшись наказанию, - Табит кивнул.

      - Вот только мумии никогда не нарушали правил. Не бывало, чтобы мумия ослушалась. Мы все очень боялись. Нам никто не угрожал – но наша жизнь проходила в постоянном страхе. Я порой думаю, что мы, мумии, сами себя боялись, - у нее вырвался смешок.

      Самих себя. А еще, возможно, того, что они уже не в руке Смерти – мысль пришла Табиту неожиданно. Жители долины Кор привыкли думать, что все в руке Смерти. И жизнь каждого человека – тоже. И это давало незримую поддержку душам в минуты трудностей или горя. Нэйла – верная служительница Смерти – эту поддержку потеряла.

      Он тряхнул головой. Жизнь и Смерть – что за чудовищный культ здесь правил? Кого они приносили в жертву, на что надеялись? Храм заброшен. 

      А если нет?  Быть может, как и Забытый храм в пустыне Хал, он изредка встречает тех, кто приходит сюда? Или он лишь ждет своего Верховного жреца?

      - Мы не зайдем? – чуть удивленно спросила мумия.

      - Он пуст, - отозвался воин.

      - Вижу… но, может, не так и пуст, как кажется на первый взгляд? Табит! – окликнула она, увидев, что он поворачивается, чтобы идти обратно. – Может, мы и найдем людей. Но кто сказал, что они помогут нам?  Нам нечего предложить им. А здесь – их храм.

      Воин остановился в задумчивости.

      - И на что ты рассчитываешь? – спросил он наконец.

      - Не знаю, - мумия опустила голову. – Просто мне кажется – нам следует зайти внутрь.

      - Интуиция, - проговорил Табит. – А моя молчит. Вот только стоит ли верить интуиции мумий? – он задумался.

      «Почаще слушай свою Нэйлу»…

      - Идем! – он решительно шагнул к высоким грубо вытесанным ступеням.

      - Ты так просто согласился? – изумилась она.

      Табит обернулся. Точно впервые увидев, пристально оглядел тощее зеленовато-коричневое тело с изодранной местами кожей и проступающими ребрами. С двумя свисающими вниз пустыми кожаными мешочками на месте груди. А ведь она полностью обнажена – он лишь сейчас это понял. Из-под небрежно намотанных бинтов виднелся подбородок…

      Нэйла явно не ждала, что он согласится с ее доводами. Быстрое согласие ее удивило. И насторожило.

      - Я тоже не знаю, как будет лучше, - проговорил воин. – Но людей еще надо найти. А храм – вот он. Возможно, и здесь окажется своя библиотека, -  он с сомнением оглядел ветхое строение.

      «Если и оставались здесь на хранение когда-то свитки или книги – сырость их уничтожила».

      Не стоит спешить с выводами. Наружное впечатление бывает обманчиво – ему ли, побывавшему в Забытом храме, этого не знать? Возможно, внутри это строение окажется куда просторнее и суше, чем выглядит теперь.

      Высота ступени была выше человеческого колена, так что взбираться было неудобно. Ему пришлось поддерживать мумию под руку. Ощущение было странным – сухая кожа на ощупь казалась древним пересушенным пергаментом. Она несколько раз касалась его плеча или руки кончиками пальцев – но тогда они были плотно забинтованы. Бинты казались второй кожей.

      Сейчас же… Табит украдкой оглядывал иссохшее обнаженное тело. На берегу соленого озера Нэйла обмотала лицо бинтами, чтобы ему не приходилось видеть провалы на месте глаз, носа и рта. Но не озаботилась тем, чтобы прикрыть голую грудь, от которой ничего не осталось или бедра. Что это – природная стыдливость покинула ее, когда она стала мумией? Или она не считает больше свое тело женским телом?

      - Кажется, будто строили для великанов, - проговорила Нэйла. – Сложно себе представить, чтобы сюда могла зайти торжественная процессия…

      - Может, они сюда и не заходили никогда? – предположил Табит. – Это в храме Смерти проводили в праздники церемонии. Служители Жизни себя подобным не обременяли. Может, если этот… храм принадлежит и служителям Жизни тоже, здесь и не проводили церемоний и шествий?

      - Возможно, - откликнулась она, карабкаясь на последнюю ступеньку.

      Оба замерли перед распахнувшимся перед ними черным провалом, из которого тянуло сыростью подземелий.

      - Здесь даже воздух мокрый, - проворчал Табит. – Точно пропитан водой! Мне кажется, даже в подземельях такого не было.

      - Те подземелья находились под пустыней, - проговорила Нэйла. – А этот оазис слишком огромен… Настолько, что вода сумела пропитать здесь все насквозь. Сухой ветер не доходит сюда, к его сердцу.

      «Да бывают ли здесь вообще сухие ветра».

      - Погоди! – Табит спешно спрыгнул со ступеней. – Постой на крыльце. Я забыл факел!

      Он спешно принялся карабкаться по склону – помнил, что наверху росли несколько пальм со смолистыми стволами. У него не было с собой ни масла, ни ткани, чтобы обмотать ветки. Да и сухой древесина не будет. Но, возможно, от тонкой лучины и будет какой-то прок.

      Конечно, оружие воина Смерти не годилось для рубки толстых стволов. Это было орудие воздаяния и защиты. Но ничего не поделаешь. Одно хорошо – Смерть сказала, вручая ему саблю, что та никогда больше не затупится.

      Он выбрал растение потоньше, чем остальные. Должно быть, эта пальма с колючими отростками была самой молодой из небольшой группы таких же. Несколько взмахов саблей – и молоденькая пальмочка лежит у его ног. Вскоре Табит уже спускался к входу в храм с охапкой неровно нарубленной лучины, прилаженной за спину.

      Нэйла ждала, усевшись у порога в позу для медитаций. Он легко вспрыгнул по ступеням на высокое крыльцо. Вытянул из охапки одну лучину, поджег.

      - Погоди, - остановил он поднявшуюся мумию. – Я сначала загляну…

      Он, вытянув руку с лучиной вперед, замер у порога. Слабое пламя осветило каменный растрескавшийся пол. Стен видно не было – помещение на первый взгляд казалось просторным. Табит замялся, с удивлением признав в глубине собственной души страх, удерживающий его от следующего шага. Он, безупречный воин Смерти, страшился таящейся впереди неизвестности.

      «Встретив страх – не дави его. Страх – твой друг. Спроси, о чем он хочет рассказать».

      Ну, это-то и так понятно. О том, что он идет, не зная и не видя, что ждет его. В сопровождении дорогого сердцу существа. Мелькнула мысль – приказать, чтобы Нэйла ждала его у входа. Табит отогнал ее – мало ли, что за опасность может грозить бывшей жрице снаружи, пока его нет?

      Внутри оказалось куда просторнее, чем можно было предположить. Табит поднял лучину высоко, насколько мог, однако потолка увидеть не удалось. Стены тоже терялись во мраке. Оставалось идти вперед. Нэйла держалась кончиками пальцев за край его безрукавки.

      Звук его шагов по каменному полу гулко разносился вокруг. Шаги Нэйлы слегка шелестели.

      - Мне кажется, или снаружи это здание выглядело меньше? – голос мумии разнесся эхом.

      - Похоже на то, - отозвался воин. – Меня это уже не удивляет.

      Горящая лучина освещала пространство на пару шагов вокруг. Дальше таилась неизвестность. Еще ярко светился прямоугольный проем входа. Правда, свет из него не столько освещал внутренность помещения, сколько слепил при взгляде в его сторону. Судя по гулкому эху – зал был пуст и просторен. Оставалось только шагать вперед.

      - Нэйла! – окликнул он. – Ты что-нибудь видишь?

      - Немногое, - прошелестела она. – Снаружи стены не пропускают взгляд – я видела только состарившийся камень. Они не позволяют проникнуть внутрь так же, как и стены Забытого храма. Сейчас я вижу просторный зал. Пустой. Ни алтаря, ни колонн, ни чего-то еще внутри. Зал, каждая стена – шагов сорок в длину. Потолок высоко, снаружи помещение кажется ниже. Сходится куполом… пол ровный, гладкий, будто из одной обтесанной плиты. Под нами, очень глубоко, я вижу еще одно пустое помещение, а под ним – еще одно, едва просматривается. Но как туда попасть – не понимаю. Подземного хода или лестницы я не вижу. И напротив, - она помолчала. – За стеной есть еще один зал.

      - Точно так же – никакого хода туда, - догадливо предположил Табит.

      - Да. Но тот зал похож на зеркальное отражение этого. Как будто стена – это зеркало, - она примолкла на несколько секунд. – Странное ощущение. И тот зал сейчас не пуст.

      - Там люди?!

      - Там идет ритуал, - голос мумии звучал задумчиво. – Мы несли в Забытый храм цветы, - проговорила она. – Живые цветы – мы должны были сохранить их свежими на протяжении всего пути. Чтобы принести в жертву на алтаре Забытого храма.

      - Жертвы приносят жизнепоклонники, - ошарашено пробормотал Табит. – И еретики… те, что живут в самом отдаленном уголке пустыни.

      - В Забытом храме мы приносили в жертву цветы. Сжигали на алтаре. Их пеплом мазали всем присутствующим лица. А они, - мумия кивнула на невидимую впотьмах стену, - приносят в жертву детей. Младенцев. Совсем крохотных. Мажут их кровью себе лица…

      Табита передернуло. Голос мумии, когда она говорила об этом, звучал равнодушно. Даже больше, чем обычно. Слишком бесстрастно – как будто все чувства замерли у нее внутри от увиденного.

      - А они не могут нас увидеть? – спохватился он.

      - Не могут, - она покачала головой. – Так мне кажется. – Они не знают, что за ними кто-то может наблюдать. Сейчас я думаю – быть может, и за нами в Забытом храме… а может, и в самом храме Смерти точно так же кто-то мог наблюдать. Видеть, как проходят служения. Я смотрю будто на нарисованную картину, которая ожила. Будто стена – это окно в другой мир. Непроницаемое…

      - А… в храме Жизни тоже приносили в жертву людей? – тихо спросил он, помолчав.

      - Говорят – да. Сама я не видела. Но другие мумии говорили – такое бывает, хоть и редко. Раз в несколько лет. Одна старая, наполовину развалившаяся мумия рассказывала – иногда приносили в жертву и их. Нас, - она помолчала. – Это звучало дико. И рассказы, как мумий наказывали – никогда ни одна мумия не нарушила запрета – так говорили они все. Кроме той, истрепанной, самой старой. Она говорила, что была совсем девочкой, когда стала… такой. Ей не исполнилось четырнадцати. В это сложно было поверить.

      Табит замер, когда прямо перед ним выросла стена из дикого камня. Неровная, из плохо вытесанных плит разного размера, скверно подогнанных и осыпающихся.

      - Вот здесь, - прошептала мумия и осеклась.

      - Что? – Табиту поневоле сделалось жутко, когда она умолкла.

      - Смерть всемогущая, - прошептала Нэйла. – Младенцы на жертвенном алтаре – достаточно тошнотворно, - темная кожа ниже небрежно намотанных бинтов наморщилась, будто мумия пыталась скривиться. – Я подумала, что ведь принесение в жертву цветов мало чем отличалось. Только тем, что цветы – не дети… а сейчас они привели в зал, - она смолкла, пристально уставившись в стену.

      Воин поневоле затаил дыхание. Мумия молчала, и это пугало. Он, сдерживая нетерпение, ждал, когда она продолжит. Она вглядывалась во что-то, невидимое ему, приникнув едва не к самой стене. Еле слышный вскрик заставил его вздрогнуть. Табит дернулся, а в следующую секунду стену перед ним рассекла тонкая трещина, из которой хлынул ослепительный свет.

      Он отшатнулся, одной рукой отодвигая мумию       себе за спину, а второй хватаясь за рукоять сабли.

      - Нет! – Нэйла вывернулась, снова шагнула к стене. – Они  убегают! – торопливо прошептала она.

      Пленники, которых привели, – непостижимым образом понял он. Сумели открыть мистический переход, вроде того, через который они с Нэйлой сбежали из храма Жизни. Свет слепил, заставлял жмуриться. Табиту казалось, что он, точно ветер, пытается отнести его назад, сбить с ног.

      - Сюда! – крикнула Нэйла, шагая вперед. – Идите сюда! – и вдруг шагнула прямо в поток ослепительных лучей.

      - Нэйла! – Табит дернулся было за ней и замер – он ничего не видел.

      Однако спустя несколько секунд Нэйла появилась снова, ведя за собой три неясные фигуры. Те доверчиво шагали за мумией, почти такие же тонкие, как она. Может, тоже мумии?..

      Нет, - это Табит понял, когда проход, разверзшийся в стене, резко захлопнулся, оставив их всех в темноте.

      Присутствие троих сбежавших от жертвоприношения выдавало тяжелое дыхание. Просто женщины. Стройные – должно быть, совсем молодые девушки.

      - К выходу! – Нэйла ухватила его за руку, потянула к выходу. – Надо бежать – скоро появятся стражники! Они не потерпят, что их жертвы так просто ускользнули!

      В этом она была права. Пришлось возвращаться к выходу – благо, прямоугольник так и светился дневным светом. Одна из спасенных вдруг кинулась назад с неясным воплем. Табит не стал вслушиваться – просто дернул ее назад, закинул на плечо и пошел к выходу. Несколько секунд – и вот уже все они, щурясь от дневного света, стоят на высоком крыльце перед входом.

Сочетание слепящих солнечных лучей и оглушивших их звуков зарослей произвело ошарашивающее впечатление. Табит неожиданно для себя понял, что с того самого момента, как они зашли в храм, снаружи не донеслось ни звука. А ведь проем оставался открытым!

      Девушка на его плече забилась, вырываясь и жалобно вопя, и он встряхнул ее. Две другие озирались, точно так же, как и он, пытаясь привыкнуть к свету после темноты. Они и правда оказались совсем юными, почти девочками.

      - Идем! – возглас мумии прозвучал взволнованно.

      - Слышишь что-нибудь? – отрывисто спросил Табит.

      - Нет, - она мотнула головой с окончательно растрепавшимися бинтами. – Но ведь и внутри ничего снаружи не было слышно, - она спешно соскочила по ступеням – он поразился быстроте и легкости ее движений.

      - Мумия! – испуганный возглас вырвался еще у одной из девушек.

      Табит едва успел ухватить глупое создание за шиворот – она не успела заскочить обратно.

      - Вниз! – рыкнул он. – Эта мумия тебя вывела оттуда, – он принялся спускаться, волоча ее за собой.

      Третья, благо, бегать не стала. Молча пошла следом, хоть лицо и побледнело при виде Нэйлы. Мумия шагала куда-то в противоположную от ручья сторону, вглубь зарослей. Табиту волей-неволей приходилось идти следом. Несостоявшаяся жертва, которую он тащил за руку, вырвалась и пошла рядом сама.

      Нэйла уверенно перебиралась через заросли, взгорья, переходила овраги – точно знала, куда идет. Дойдя до русла высохшего ручейка, повернула вверх по течению. Запутать следы, - понял воин. Разумно. На влажной глинистой почве следы оставались отчетливые. Здесь их не заметет песком, как в пустыне. Правда, от следопытов, читающих следы аур в эфире, это не убережет.

      Когда спустя несколько сотен шагов русло сделалось сырым, Нэйла кивнула ему и двум их спутницам, чтобы прошли выше. Сама остановилась, повернувшись лицом в ту сторону, откуда они пришли. Сложила потрескавшиеся ладошки, и между ними заклубился бледно-желтый свет.

      Клубок света рос, уплотняясь. Когда он  сделался размером с небольшой кокос, мумия выпустила его, точно мячик. Тот запрыгал вниз по руслу, оставляя растрепанные лохмотья света, которые впитывались в камни.

      - Ты замела следы, - проговорил пораженно Табит.

      Он изумленно глядел на сухие камни. Ему приходилось слышать о том, что мумии умеют растворять следы аур, выжигать их с того места, где прошли живые существа, но видел такое впервые.

      - Здесь следопыты собьются с пути в первый раз, - проговорила Нэйла. – Точнее – внизу, там, где мы вступили в русло ручья. Идем дальше! До заката мы доберемся до родника. Напьемся и наберем воды. К темноте – успеем подняться к перевалу, - она кивнула на гору, возвышавшуюся прямо перед ними. – Удобные места – всюду вода, - прибавила она задумчиво.

      - Куда вы нас ведете? – подала голос та, что пыталась сбежать, увидев Нэйлу на свету.

Вид у нее по-прежнему был испуганный, голос дрожал.

      - Для начала – куда подальше оттуда, где нас всех могут найти, - проговорила мумия. – Дальше видно будет. Мы сами здесь ничего еще не знаем. Но возвращаться к реке не стоит, - прибавила она.

      - Отпусти, - висевшая на плече Табита девушка похлопала его по спине – осторожно, и голос звучал тихо. – Отпусти, я сама пойду…

      До перевала они немного не дошли. Нэйла, сбегав наверх, вернулась. Сказала, что там слишком ветрено, а укрытия нет. Пришлось остановиться на ночлег. Из сухой травы и веток росшего вокруг кустарника развели костер, выкопав небольшую яму. Поужинали рыбой. Скудно, но лучше, чем ничего.

      Нэйла уселась в стороне от костра, чтобы не зацепило случайной искрой. Кожа на ней вконец истрепалась. Висела тонкими сухими лохмотьями.

      Спасенные девушки, поев, разговорились. На мумию по-прежнему поглядывали с опаской, но уже без откровенного ужаса. Нэйла сидела, сосредоточенно перематывая бинты на голове – беготня их растрепала. Есть ей было не нужно.

*** ***

      - Амрита была ее сестрой, - проговорила Нилам, кивнув на молчаливую товарку – ту, которую Табиту пришлось волоком выносить из храма. – Они были близнецами.

      Табит переглянулся с Нэйлой. Оба они знали, что родственная связь между близнецами – самая близкая среди связей между кровными родственниками. Понятно теперь, отчего девушка сидела притихшая, точно пришибленная. За всю дорогу она не проронила ни слова, после того, как пошла своими ногами.

      - Что это было за место? То, откуда вы сбежали? – спросил Табит. – Мы… то есть – она, - он кивнул на мумию, - видела, как вас привели, - он смолк, вопросительно взглянул на нее.

      Он-то не видел, куда привели беглянок! Он знал о происходящем лишь со слов Нэйлы.

      - Это Амрита открыла переход, - сообщила третья, назвавшаяся Канти. – Нам она сказала идти вперед, а сама не успела, - она смолкла.

      Над горами поднималась знакомая желтая полоса, проявившая куски небесных камней, не видимых днем.

      - Скажи, Нилам, а небо всегда такое? – полюбопытствовал Табит. – Я имею в виду – ты привыкла к такому небу?

      - Конечно, нет, - в ее голосе прозвучало легкое раздражение. – Мы ведь очутились на другом конце мира! Камни все незнакомые.

      - Но полоска желтая? – подала голос Нэйла, придвигаясь немного к компании. – Такая же, как эта? – она указала на небо.

      - Не такая же, а эта и есть, - девушка вроде как чуть удивилась. – А какая еще полоска может быть в небе? Это ведь – Большая Желтая полоса! Дорога богов, - прибавила она. – Только не говорите, что вы этого не знаете! Какие еще полосы могут быть в небе?! – в голосе ее прозвучал страх.

      - Никаких, - поспешил успокоить ее Табит. – Просто – откуда нам знать, откуда вы родом?

      Безупречность не приемлет лжи, но это – малая ложь во благо. Быть может, он когда-нибудь и скажет правду доверчивой девушке. О том, что там, где он родился, ночью в небо поднимаются три полосы. И желтой среди них нет. А может, и не расскажет никогда – вон, как у нее глаза расширились от испуга.

      - Прошу, расскажи о Большой Желтой полосе, - попросила Нэйла.

      Девушка дернулась при шелестящем звуке ее голоса. Вопросительно глянула на Табита.

      - Да, я тоже прошу, - он спешно кивнул.

      - Хорошо, - девушка неуверенно кивнула. – Желтая дорога… она предназначена для небожителей. Для тех, кто находится выше нашего мира. Они ходят по ней то в одну, то в другую сторону, но пути и цели их неведомы живущим. Они редко показываются в мире, для простого человека увидеть небожителя – огромная честь. Обычно они показываются тем, кому намерены дать поручение.

      - Желтую дорогу построили из стекла, - вступила в разговор молчавшая до сих пор Лата, потерявшая сестру. – Для этого стекла брали тончайший песок с берегов реки Мадхави, что протекает в провинции А.

      «Где?»

      Табит удержал рвущийся с языка вопрос. Он и так озадачил их, спрашивая о небе и полосах в нем. Не стоит выдавать, что ему ничего не известно об их мире.

      - Река, - проговорила тихо Нэйла. – Она широкая?..

      - Ты не слышала о реке Мадхави? – Нилам нахмурилась. – Да откуда вы оба родом?!

      - Я же мумия, ты сама видишь, - Нэйла опередила Табита, который лихорадочно искал оправдание. – Я ничего не помню о том, что слышала при жизни.

      - А я не понимаю, как может мумия находиться в одной компании с людьми, - в голосе девушки прозвучали резкие нотки. – Как такое могло произойти? И что ты ищешь у нас, людей?!

      - Ответов на свои вопросы, - бывшая жрица выпрямилась. – Может, я и стала мумией…

      - Стала! – резко выкрикнула Нилам, вскакивая на ноги. – И ты не сохранила ничего человеческого! Не надо говорить, будто ты помнишь свои человеческие чувства, или у тебя что-то осталось. Может, ты и была живой женщиной. Но ты стала мумией! Ты – мумия! – она обвиняюще ткнула пальцем в Нэйлу.

      Та невольно съежилась – похоже, ее изумила вспышка негодования. Если бы у мумии остались человеческие глаза – сейчас она с изумлением глядела бы на девушку.

      - Нилам! – окликнул Табит. – Это не нужно, - мягко проговорил он. – Нэйла – моя спутница. И это ее и мое дело, отчего мумия и человек путешествуют вместе. Наши цели с ней сейчас совпадают. И нам проще держаться вместе. Понимаешь?..

      - Не понимаю, - поникнув, созналась та. – Но я попытаюсь понять, честно.

      - Ночь уже, - подала голос Лата. – Желтая полоса прямо над головой…

      - Пора спать, - Табит кивнул. – Я останусь караулить.

      Девушки не заставили себя упрашивать – улеглись. Ни одна не задала вопроса об очередности бодрствования. Возможно, они просто слишком устали. Шутка ли – их троих едва не принесли в жертву. Одна навсегда потеряла сестру в жутком месте.

      - Ложись тоже, - прошелестела Нэйла, когда все три заснули. – Тебе тоже нужен сон. А я вижу в темноте, и мне не нужно спать.

      - А говорят они на языке Соленого оазиса, - сообщил Табит.

      - Я заметила. Правда, произношение странное. Ложись, Табит, – повторила она. – Ты – не мумия. И если не будешь спать – обессилеешь.

      Она была права. Вопросов осталось слишком много. А самое скверное – половину из них не задашь. Это выдаст, что оба они – и Табит, и Нэйла – не из этого мира. И насторожит их новых спутниц. А они на многое могли бы пролить свет.