Глава 10. В море

Пред ликом Смерти равны все. Из трактата «Наставлений о безупречности». 

      Оссолонь целиком напоминала ярмарку, приезжавшую в долину Кор каждые семнадцать дней. Огромный город – шумный, яркий и резко пахнущий, многоголосый и многоязычный. На каждом углу что-то продавали с витрин и разносных лотков, толклась уйма народа. Торговцы и нищие, гадатели и мошенники.

      Табит пробирался в толпе, оглядываясь по сторонам. Воин ощущал легкую растерянность – он никогда не любил многолюдных толп, и всегда старался поскорее выбраться из них. А эта толпа не заканчивалась, и складывалось ощущение, что весь город – это и есть вот такая толкучка. Каждая улица была торговым рядом.

      Он поминутно оглядывался, чтобы убедиться – спутницы по-прежнему следуют за ним, не отстали и не потерялись.

      Их путь лежал к порту – месту, откуда отходили корабли. Мысль, что придется долгие дни плыть по бескрайним просторам воды, внушала невольный трепет. Табит уже оказывался в море – но воспоминание за прошедшие дни стерлось, сделавшись смутным, как будто все происходило не с ним.

      И вот – ему предстоит долгие дни провести на корабле – рукотворном сооружении, что будет плыть посреди бескрайних водных просторов. Правда, корабль со странным названием «Тритон» еще нужно найти.

      На корабле предстояло добраться до Маритты - страны на далеком континенте. Путь туда лежал мимо множества островов. С побережья им предстоял долгий путь вглубь континента – через сопредельное государство в горы. Отыскать в одной из долин среди горных кручей маленький храм.

      Жрец Зинната сказал – внутри находится портал, который ведет в землю Панг. Лишь те, кто родился там, могут пройти через портал и провести через него других.

      Капитан уже знал, что к нему направляются пятеро пассажиров. Жрецы Зинната предупредили его, заплатили за их проезд. Табиту оставалось дойти до порта со спутницами и найти нужный корабль.

      Сердце помимо воли билось радостно и нетерпеливо – как всегда, когда воин твердо знал, что делает. Ясность и новизна смешивались, рождая предвкушение необычного.

      Заминка произошла, когда они оказались неподалеку от порта. Этот гадатель ничем не отличался от своих собратьев по ремеслу. Такой же тощий и горластый, с такими же широко распахнутыми, горящими безумием глазами. Лицо – костлявое, заостренное, с синюшными тенями.

      Обращение к миру духов требует от человека напряжения всех его сил, этот мир берет плату плотью, разумом и духом человека. Потому у всякого гадателя такой вид, будто его точит тяжкая болезнь.

      Судя по виду этого гадателя – мир духов должен был щедро делиться с ним своим знанием. Прорицатель скользнул безучастным взглядом по путникам – и вдруг оживился.

Подскочив к девушкам, он ухватил за руку Нилам. Та не успела отпрянуть. На лице ее отразился испуг.

      - Живая! – заявил гадатель, разразившись безумным смехом. – Ты останешься в живых, юная девушка! Вот только что ты станешь делать с жизнью, купленной за цену вдвое дороже ее?

      Побледневшая Нилам безуспешно пыталась отобрать у него свою руку – безумец держал крепко. Табит ухватил прорицателя за руку, оторвал от девушки, отшвырнул его в сторону.

      - Убирайся, покуда цел! – рыкнул он. – Тебя не просили предсказать будущее!

      - Боишься будущего, посланник смерти, - тот ухмыльнулся, во взгляде не было ни тени страха. – Ты страшишься жизни и смерти, страшишься грядущего и сожалеешь о прошлом. В твоем сердце слишком много страха, человек, считающий себя безупречным!

      - Лучше молчи, безумец, - проговорил воин, успокаиваясь так же, как только что вышел из себя. – Ты глуп и слаб, - он усмехнулся. – Ты не побоялся отдать себя на растерзание миру духов, потому что сам слишком боишься жить. И слишком боишься своего страха. Ты думаешь, что видишь меня насквозь. Нет, это я вижу насквозь таких, как ты. Ты безумен! Убирайся с дороги. Пугай доверчивых глупцов. Идем! – прибавил он, обернувшись к спутницам.

      И зашагал, на сей раз чуть позади девушек, чтобы не терять их из виду. Он попытался выкинуть из головы слова безумного прорицателя. В конце концов, того никто не просил о гадании! К тому же он не сказал ничего точного. И проку ломать голову, пытаясь разгадать ребус? А предсказания обычно и бывали такими ребусами. Табит горько усмехнулся, вспомнив слова одного из друзей.

      «Ты поймешь, о чем тебе толковал гадатель, лишь когда предсказанное им сбудется в точности. Так, как ты даже представить себе не мог».

      Чистая правда. Разве мог он представить тогда, когда безумная отверженная толковала ему что-то о спешке, чем обернется для него ближайшее будущее? Такие загадки не разгадываются. Их назначение – вселить страх в сердце и сделать слабой руку. Табит перевел взгляд вперед. Им предстояло пройти через порт и найти корабль под названием «Тритон». А в воздухе уже разливался запах соли, рыбы и чего-то еще – незнакомого и неуловимого, чему не было названия.

*** ***

      Вид множества кораблей поразил обитателя пустыни. Табит никогда не видел подобных сооружений. Вид бескрайней чаши с водой успел потускнеть в памяти, и сейчас, видя его снова, он испытал потрясение.

      Водяное зеркало простиралось до самого горизонта – точно пустыня. Легкая рябь могла бы напоминать узоры на барханах, если бы не яркие солнечные блики, мерцающие и перебегающие по поверхности воды. И среди этого блеска покачивались громадные плавучие корыта, истыканные высоченными шестами. Корытца помельче сновали от огромных корыт к берегу и обратно.

      В каждом маленьком корытце находилось по десятку с лишним человек. А любое из больших корыт было минимум в двадцать раз крупнее малого!

      Табит замер, завороженный удивительным, невероятным зрелищем. Это зрелище мгновенно застило отвратительное воспоминание о безумном гадателе.

      Вот сверху шеста посреди одного из плавучих корыт рухнула громадная простыня, точно вывешенная на просушку, и ее немедленно надул ветер. Корыто закачалось, разворачиваясь. Сначала перевалилось, точно отлежавшее бок животное. А затем, набирая скорость, стало уходить прочь.

      - Это ведь магия?! – тихий голос Нэйлы вырвал Табита из задумчивости.

      Он перевел взгляд на нее. Если бы не бинты – наверняка на лице бывшей жрицы было бы написано изумление, прозвучавшее в ее голосе. Он и сам подумал о колдовстве. Это сколько же магов или могущественных предметов нужно, чтобы заставить такое количество громадин скользить по поверхности воды!..

      А может, здешним жителям помогают стихийные духи? Среди песков пустыни тоже водились духи – вот только приручить их и поставить себе на службу было сложной задачей. А ведь если на воде держится такое количество плавучих громад – значит, духов этих порабощают сотнями, если не тысячами.

      - Что ты несешь, глупая мумия?! – фыркнула Нилам недовольно. – Это – корабли! Где ты видишь магию?

      - Они же громадные, - проговорила та, не обратив внимания на насмешку. – Как они держатся на поверхности воды?! Только магия способна помешать им пойти на дно! Там ведь наверняка глубоко.

      - Ну, корабли, - Нилам пожала плечами, на личике отразилось раздражение. – Просто они намного больше тех, что мы видели дома. Да, в нашей провинции можно увидеть разве что лодки, плавающие по озерам или речкам, - прибавила она задумчиво. – Но по реке Мадхави ходят корабли – на них плавают рыбаки за рыбой. И те держатся на воде без всякой магии!

      - А что их все-таки держит на воде? – не сдержал любопытства Табит.

      - Они ведь из дерева, - ему Нилам ответила более охотно. – А дерево легче воды! Да, корабли громадные – но их нарочно строят так, чтобы они держались на поверхности.

      - Должно быть, внутри они полые, - воин задумчиво покивал. – С трудом себе представляю, как это выглядит, - сознался он. – Но мы еще будем долго плыть на корабле. Как считаешь – сильно удивят наших будущих спутников расспросы?..

      - Скорее – насторожат, - девушка нахмурилась. – Если здесь, как говорят, часто нападают пираты… тебя могут принять за одного из них. За шпиона.

      С этим сложно было поспорить. Табит и сам думал об этом. Правда, он-то хотел понять устройство плавучей махины. Но люди здесь и правда недоверчивы. Возможно, даже то, что они связаны с храмом Зинната, не избавит их от подозрений, если Табит станет слишком настойчиво расспрашивать.

*** ***

      - Из храма могучего Зинната, - капитан склонил голову – правда, скорее вынужденно, нежели действительно испытывая почтение перед служителями божества. – Воин и четыре женщины, - вид у него был недовольный. – Женщина на корабле – это плохо.

      - Они привыкли к тяготам дороги, - проговорил Табит. – И готовы ко всему, что принесет нам судьба. Они не станут донимать тебя жалобами.

      - Что мне за дело до их жалоб! – пренебрежительно фыркнул капитан. – Их нытье – твоя забота. Женщина на корабле – предвестница несчастья! А их четверо. Накличут беду – не шторм встретим, так пиратов.

      - Жрец сказал, ты согласился везти нас, - проговорил Табит, сохраняя невозмутимый вид и старательно сдерживая вспыхнувшее любопытство – что за шторм они могут встретить.

      - Согласился, - кивнул капитан. – Разве ж откажешь служителям могучего Зинната? – в голосе скользнули ворчливые нотки. – Скажи лучше, отчего три твои спутницы одеты обыкновенно, а четвертая закрывает лицо и голову покрывалом? Что она скрывает? – он недоверчиво прищурился.

      И что на такое ответишь? Нэйла уже рассказывала ему, как ее едва не приняли за заразную больную. Быть может, этот тоже боится заразы? Амон не предупреждал о таком. Скажешь что-нибудь не то – и навлечешь на себя еще большие подозрения и недовольство. А плыть им далеко – жрец говорил, дорога займет не один десяток дней при хорошей погоде.

      - Ее лицо изуродовано ожогом, - проговорил Табит. – Года два или три назад с ней произошло несчастье. Она закрывается, потому что стыдится своего вида. И не хочет никого пугать.

      Капитан хмыкнул – поди пойми, поверил или нет. Так или иначе – ночевали пятеро путников уже в выделенной им тесной каюте. Кажется, решение остаться на ночь на корабле удивило капитана и команду – но говорить никто ничего не стал. Девушки и мумия разместились на подвесных койках, Табит улегся на полу.

      Помещение едва заметно покачивалось – должно быть, качался и весь корабль. Вблизи он напоминал небольшую глубокую вытянутую пиалу, опущенную в большую кадку с водой. Внутри царило молчание – всех пятерых утомило путешествие по городу.

      - Что имел в виду тот безумец, когда сказал – жизнь за цену, вдвое дороже ее? – Нилам нарушила тишину, напомнив о дневном происшествии.

      Голос ее звучал потерянно. Должно быть, она безуспешно пыталась выбросить слова безумца из головы, и решилась-таки спросить. Должно быть, предсказание глодало ее. Любопытство, вызванное дорогой через порт, улеглось, и тягостные мысли вернулись.

      - Цена человеческой жизни – человеческая жизнь, - отозвалась безучастно Нэйла раньше, чем Табит успел что-то сказать. – Что может быть в таком случае вдвое дороже – сама подумай!

      - Две человеческие жизни, - прошептала Нилам.

      - Верно, - отозвалась мумия.

      - Что ты несешь?! – вскинулся Табит, не сдержавшись. – Нэйла, зачем ты повторяешь за сумасшедшим его бессмысленную болтовню?! Этот человек обезумел от постоянного обращения к миру духов! Он давно перестал различать истинное и мнимое, провидение будущего и порождения своего больного разума. Нэйла, - он приподнялся. – Гадателя не спрашивали о предсказании будущего, - проговорил он. – В долине Кор он был бы зарублен за то, что посмел заговорить с идущими мимо.

      Здесь воин был прав. Гадателей не жаловали в долине Кор. Провидение будущего – попытка вызнать планы всемогущей Смерти. А пути Смерти неисповедимы.

      - Отец зарубил гадателя, который подошел ко мне на ярмарке и предсказал близкую смерть, - глухо сообщила мумия.

      Табит вздрогнул. Он вспомнил безумную старуху, что ухватила его за полу плаща, предсказывая скорое разрушение всех надежд. Она предостерегала его от спешки! Если бы он находился в несколько худшем расположении духа – тоже зарубил бы ее.

      И дело было не в святотатстве. Смертные оставались смертными. И страх сохранялся в их сердцах – ибо страх есть свойство живого. Смертные не знали, что делать с дурными предсказаниями. И их души захлестывал страх.

      - Поклонись Смерти, потому что однажды ты будешь мертв, - пробормотала едва слышно Нэйла на своей койке. – Поклонись Смерти, потому что не знаешь, в какой день будешь ты мертв, - шепот затих.

      Воин уловил в едва слышных словах тень горькой насмешки. С такими словами обращались проклятые и отверженные к послушным детям Смерти. Слова эти были насмешкой над верой. Это была вывернутая наизнанку молитва – обращение к Смерти. На мгновение Табит испугался – что придется сказать бывшей невесте то, что он сказал безумцу, встреченному возле порта. И тут же устыдился: неужели он и впрямь так боится неизвестности? Неужели он и впрямь так страшится собственного страха, что не желает отдавать себе отчета в нем?

      А ведь он едва не разозлился на Нэйлу за последние слова. На Нэйлу, которая пережила самое страшное, что может случиться с живым существом. Потерю бытия и потерю посмертия. Она давно не жива – но страх остался в ней. И он усилился стократ, потому что ее нынешнее существование – это то, чего не должно быть. Неизвестность и небытие в чистом виде.

      Нужно было бы погрузиться в медитацию, чтобы очистить разум от засоривших его мыслей. Но вместо этого Табит повернулся набок и уснул.

      Проснулся лишь к вечеру, незадолго до заката. Спустился с корабля, купил еды в одном из портовых заведений и принес спутницам. Выводить их всех из каюты он не решился. Те так и сидели в молчании. Все пятеро ждали отплытия с нетерпением, смутно надеясь, что движение оборвет тягостное ожидание и неподвижность.

*** ***

      На рассвете послышался грохот цепей, корпус громадной плавучей посудины затрясся. Качка сделалась сильнее. Табит, выскочивший из каюты, увидел, как покачивается, плывет в сторону, а потом начинает отдаляться берег.

      Он оттолкнулся от двери, неловко покачиваясь, зашагал по шатающемуся настилу к борту – поглядеть на уходящий берег так, чтобы не мешали нагромождения вертикальных бревен, веревок и хлопающей материи. Кругом царила суета – еще большая, чем накануне, звучали резкие окрики. Люди бегали, кто-то что-то тащил, привязывал, наматывал.

      - Почему здесь?! – рявкнул высокий мрачный детина, вырастая перед Табитом. – Вам обоим нечего здесь делать. Идите в каюту, не путайтесь у команды под ногами!

      Табит, обернувшись, увидел следующую за ним Нэйлу. Та зябко куталась в тяжелый плащ. А он и не заметил, как она вышла вслед за ним! В груди поднялась волна острой досады.

      - Ты зачем потащилась за мной?! – накинулся он на Нэйлу, едва они очутились в каюте.

      - Я тоже никогда не видела, как уплывает суша, - прошелестела она. – Хотела взглянуть, как будет отплывать от берега корабль…

      Табиту сделалось стыдно за вспышку – совершенно недостойную для безупречного воина Смерти. Тем более – по отношению к бывшей невесте. Нэйла вернулась на свою койку, уселась, поджав ноги. Потолок нависал совсем низко над койкой второго яруса, так что мумии пришлось низко пригнуть голову к коленям.

      Табит уселся на пол между койками, привалился спиной к стене. Снаружи доносился загадочный для бывших обитателей пустыни шум. Шаги, грохот деревянных бревен, металлический звон, шорох и плеск. Снаружи над морем наверняка сейчас поднималось солнце – однако из крохотного круглого запыленного окошка их каюты почти ничего не было видно. Свет просачивался скудный.

      - Мы что же, так и будем всю дорогу сидеть в этой каюте? – проговорила Нэйла, выныривая из задумчивости.

      - Если понадобится – будем сидеть, - мрачно подтвердил Табит.

      Снова всколыхнулось раздражение. Жалобы не пристали безупречным – а Нэйла когда-то была именно таковой. Жрицей Смерти. Как мало понадобилось ей, чтобы опуститься до уныния и нетерпения! Истина: мумии – порождения Жизни, лишенные чистоты Смерти.

      Нэйла, пристыженная, видимо, примолкла. И он снова стал погружаться в медитативный транс. Три девушки сидели тихонько, сбившись на  одной из нижних коек – даже не шептались. И он был им за это благодарен.

      В крохотное окошко вдруг ворвались солнечные лучи, запрыгали по каюте, украшая ее бликами. Блики, казалось, запрыгали и внутри сердца, без труда проникнув в него, осветили и защекотали душу. Невольная радость всколыхнулась, отодвигая транс, возвращая в реальность. Солнце вышло.

      Табит привык жить там, где солнечного всегда было много. И лишь теперь он понял, как не хватало ему привычной жары и ярких, даже яростных лучей света.

      Блики заплясали по трем его спутницам на нижней койке, осветили их лица, заставили блестеть глаза. Ярко заблестели, заискрились золотистые косы Нилам – точно и правда были из золота. Косы Нэйлы когда-то были такого же цвета.

      Он, поняв, что безнадежно потерял концентрацию, поспешно отогнал неподобающее воспоминание. Вознес короткую молитву Смерти.

      Коварна Жизнь! Малейшая слабость – и она захватывает мысли, обращая их к себе.

      Табит прикрыл глаза, сосредоточился на плывущих перед самым взглядом разноцветных кругах. Теперь от медитации не отвлекало ничего. Он остановил усилием воли поток мыслей, сосредоточился на образе Смерти. Снаружи шуршало, плескало. Покачивало. Непривычные звуки, непривычные ощущения. Тень Жизни, которая всегда рядом. Нужно лишь обратить луч внимания глубже внутрь – на дыхание, биение сердца. И понять, что это – лишь жизнь тела. Шум, заглушающий вечную тишину.

      Смерть – есть тишина.

      Тишина вокруг – нужно лишь вслушаться. Жизнь бушует или струится, идет рядом и мимо. Но тишина всегда рядом. Внутри. Она – как чистый лист бумаги, на котором рисует грифель: без бумаги не будет рисунка; без тишины Смерти не будет шумной кипучей Жизни.

*** *** 

      К удивлению Табита, к ним постучали спустя всего час. Явившийся моряк сообщил, что капитан ждет пассажиров в своей каюте – завтракать.

      - Похоже, сидеть здесь все время не придется, - заявила оживившаяся Канти, соскакивая с койки первой. – И правда – есть уже хочется!

      Табит открыл глаза, выходя из транса. Нилам тоже поднялась, приглаживая волосы.

      - Нэйла! Тебе лучше остаться, - заявил воин, увидев, что мумия тоже зашевелилась на своем месте. – Не стоит вызывать лишних вопросов.

      Она замерла. Потом молча кивнула, снова забилась, поджав ноги и запахнув полы плаща. И верно – внешний вид наверняка вызовет вопросы, как и то, что она не будет есть. А еда мумии не нужна! Табит в сопровождении трех спутниц отправился вслед за ждавшим их снаружи моряком. Их повели по узким лесенкам наверх – сначала на палубу, затем – выше. Суета, царившая с утра, сейчас поутихла. Людей на палубе стало меньше. Ощущалось, что каждый, кого они видят, занимает свое место и занят своим делом.

      В просторной комнате с деревянными стенами, заполненной непонятными вещами, их ждал капитан и несколько человек из команды. Был здесь и тот мрачный детина, что при отплытии рявкнул на пассажиров, чтоб не путались под ногами. Посередине стоял накрытый стол.

      - А где же еще одна ваша спутница? – вместо приветствия удивленно осведомился капитан.

      - Она… сказала, что останется в каюте, - запнувшись, ответил Табит. – Она чувствует себя неважно.

      - Морская болезнь? – капитан понимающе покивал.

      Воин замялся. Что еще за болезнь имеет он в виду? Что-то вроде проказы, о которой говорила Нэйла? Что-то заразное?

      - Ей отнесут завтрак в каюту, я прикажу. Женщины часто болеют морской болезнью – особенно те, что никогда не садились прежде на корабль. Прошу разделить завтрак со мной и моими офицерами – мы будем рады.

      Табит уселся. Кажется, морская болезнь не была заразной, и больных не изолировали и не преследовали. Более того – она считалась распространенной. Это успокаивало. Конечно, едва ли мумия окажется подверженной какой-то болезни. Но капитану знать об этом не обязательно. Главное, чтобы от этой болезни не отсырели бинты и кожа мумии – как после купания в море.

      Капитан отдал распоряжение моряку, что их привел, и собравшиеся приступили к трапезе. Пища изумила Табита – большая часть блюд оказалась ему незнакома. Только вид того, как едят остальные, заставил его не выказать удивления и настороженности, и приняться за еду. Чтобы не подать вида, насколько изумили его непривычные вкусы, ему понадобилась вся выучка. Кое-что из блюд было похоже по внешнему виду на то, чем их кормили в храме Зинната – но очень отдаленно.

      Он украдкой взглянул на девушек. Те не выглядели удивленными предложенной им едой. Похоже, был им знаком и дымящийся напиток, что налили из блестящего сосуда, похожего на те, в которых обычно подавали шербет.

      Сам он отхлебнул с опаской. Потянул носом, стараясь, чтобы это было не слишком заметно. Запах не был похож ни на что, знакомое ему. Не молоко, не вино, не бродящая или горючая вода. Не отвар стружки смолистого дерева или трав. Хотя – может, это отвар какой-то местной травы или листьев? Непонятно, правда, зачем их заваривают – они не были ароматическими, и вкус с запахом оказались слабо выраженными. Любопытно, зачем его пьют на завтрак. Улучшает пищеварение? А спроси – выдашь невежество.

      - Ты ни разу не пил чая? – вопрос от капитана застал врасплох – кажется, он все-таки выдал чем-то свое невежество.

      - Я, - Табит замялся, не зная, чем объяснить то, что он незнаком с напитком.

      - Вот теперь видно, что ты впервые не только на корабле, но и на побережье, - заметил капитан. – У вас пятерых ведь поручение от жрецов самого Зинната?

      - Да, от них, - Табит кивнул, молча изумляясь перемене.

      Еще накануне капитан выглядел откровенно недовольным тем, что ему приходится везти пассажиров. Теперь же – воплощенное радушие.

      - Необычно, - проговорил тот. – Посланников храма Зинната обычно выбирают из тех, кто часто путешествует, и видел многое. Их редко можно удивить чаем – этот напиток хоть и попал на наши берега меньше полусотни лет назад, но возле побережий он знаком многим. Да и богачи вдали от портов Земноморья его порой покупают. Откуда ты родом?

      - Я? – переспросил растерянный Табит. – Я родился и всю жизнь прожил в слободе Горовой, - припомнил он одно из немногих известных ему названий. – Это… случайность, что я стал посланником жрецов.

      - Ты не хочешь рассказывать подробностей, - капитан покивал.

      - Они не слишком интересны, - отозвался воин.

      Амон не предупреждал, что капитан станет его расспрашивать! И сейчас воин ощущал себя так, будто оказался без кожи перед несколькими людьми. И ничего не поделаешь – им плыть на одном корабле еще не один день. Путешествие только начато.

      Жрец мог бы подумать о том, что он, Табит, может рассказать, если кто-то заинтересуется его миссией. Но он лишь рассказывал – как добраться до горного храма, откуда ведет единственный в целом мире портал в землю Панг. Описывал дорогу, говорил, куда им направляться и к кому обращаться. Рассказывал об опасностях, что могут подстерегать в пути – как во время плавания, так и когда они прибудут в один из портов Маритты. Воин даже знал названия портов, в которые они могут прибыть. Но сейчас от этих сведений не было проку.

      - Последняя миссия служителей Зинната вернулась из Маритты в Земноморье в позапрошлом году, - подал голос мрачный детина. – Скверная тогда случилась история – бюргеры разгромили только что построенный храм, перебили почти всех служителей. Оставшиеся в живых удирали тайком, в трюмах, - он мрачно поглядел на Табита.

      - Неужто бюргеров так и не призвали к порядку? – Нилам выручила Табита, мучительно пытавшегося сообразить, что ответить на тираду. – Ведь сатрапа Драгомира восстановили в правах!

      - Как бы не так! – фыркнул презрительно верзила. – Права сатрапу согласились вернуть лишь при условии, что ни один жрец Зинната не ступит больше на землю Маритты. Фактически, бюргеры по новой короновали Драгомира, установив ему правила и законы, которым он отныне должен подчиняться, чтобы править!

      Табит с искренним любопытством слушал – сам он не знал подробностей местных переворотов. Сатрап – это, видимо, что-то вроде бедуинского царька или вожака. Или верховного жреца в долине Кор. Бюргеры… это народ, населяющий Маритту?

      - Как же они посмели? – подал он голос, надеясь, что его невежество не покажется подозрительным.

      - Слишком уж много вольностей предоставил им сатрап, - проворчал капитан. – Вот они и обнаглели. Почувствовали свою безнаказанность. При предыдущем сатрапе их держали прижатыми к ногтю! – он стукнул кулаком по столу.

      Лата испуганно икнула, побледнев. Капитан хмуро взглянул на нее, вроде как смутился своей вспышки. Поерзал на стуле, насупившись.

      - Если бы численность войск не пришлось сократить – бюргеры и поныне боялись бы поднять головы, - проговорил он. – Во время бунта погиб мой брат – он как раз находился в Маритте. – Преследовали не только жрецов Зинната. И не только уроженцев Земноморья. В стране творились невообразимые дела. Сатрап бездействовал. Армию парализовало. Войска даже не вышли, не попытались остановить бунтующую толпу! Немыслимо, - он ссутулился, облокотился тяжело на стол.

      - Я мало что слышал о тех событиях, - осторожно проговорил Табит. – Моя осведомленность оставляет желать много лучшего…

      - Не исключено – поэтому тебя и отправили туда с миссией, - заметил детина. – Я-то удивлялся – как жрецы исхитрились найти среди своих того, кто согласился бы отправиться туда! Только человек, неосведомленный о событиях, что творились в Маритте год назад, мог согласиться туда поехать с поручением от храма Зинната! Я не поручусь за ваши жизни после того, как вы покинете борт корабля.

      - А разве обязательно местным жителям знать, что у нас – поручение от храма Зинната? – осведомился Табит. – То, что мы из Земноморья, нам особенно повредить не может – вы ведь тоже остановитесь там на какое-то время?

      - К жителям Земноморья там сейчас относятся без враждебности, - неохотно отозвался капитан. – Но можешь ли ты быть уверен, что о вас там ничего не узнают?

      - От кого? – удивился воин. – Кроме нас пятерых и тебя с твоими офицерами никто о нашем поручении не знает.

      - И верно, - капитан хмыкнул. – А твои спутницы не так-то и болтливы, - он окинул троих девушек пронзительным взглядом. – Женщины обычно не склонны хранить молчание и держать секреты. Впрочем – не мое дело, - он снова взглянул на Табита. – И все-таки. Миссия храма Зинната уничтожена. Что у жрецов может быть за поручение в Маритте? К кому?

      Слишком уж настырно выспрашивает. Может, ему платят… те самые бюргеры – знать бы, кто это! – за сведения о планах жрецов Зинната? Очень может быть.

      - В самой Маритте у нас дел нет, - воин решил, что сказать правду будет лучшим решением. – Нам поручено отправиться в горы. За пределы соседней Верены.

      - Вон что, - протянул капитан. – Вглубь материка, - он покивал. – В храм Отречения. Понимаю, - и нахмурился в задумчивости. – Только в храм Отречения давным-давно уже никто не ходил. Что бы жрецам Зинната там могло понадобиться?

      Он пронзительно взглянул на Табита. Тот слегка пожал плечами, уставился в свою тарелку. Слишком быстро капитан догадался о цели их пути. Неужели, кроме храма Отречения, за пределами Маритты и идти некуда?

      - Они не слишком распространялись о сути нашего поручения, - отозвался он наконец, решив, что молчать невежливо. – Что находится в послании – нам не говорили.

      - Орден Отречения не был никогда связан с миссией Зинната, - принялся капитан рассуждать сам с собой. – Его адепты не поклоняются Зиннату… они не поддерживали связей с его служителями и в те времена, когда миссия находилась на земле Маритты.

       - Возможно, жрецы рассчитывают вернуть свое влияние? – предположил мрачный детина. – И надеются на помощь ордена Отречения? Хоть это и странно – адепты Отречения не имеют мирских стремлений. Что им такого могут предложить жрецы Зинната?

      - Мне уж точно ничего об этом не известно, - повторил Табит. – Жрецы ничего не рассказывали нам. Мы просто получили поручение – передать послание. Вы из-за этого и были недовольны, что приходится везти посланников храма Зинната? – озарило его.

      - Меня изумляет – как вы согласились стать их посланниками, - вступил в разговор еще один. – Дело ведь не только в том, что миссия в Маритту опасна! Что предложили вам?

      - Я… задолжал жрецам храма, - Табит решил сказать правду. – Девушка, что прячет лицо. Она – моя родственница. Когда она год назад обожгла лицо, помочь ей сумели лишь в храме Зинната. Да, ожоги свести полностью не удалось. Но она жива, и она видит.

      - Жрецы Зинната пробавляются целительством? – изумленно протянул мрачный детина. – Вот уж воистину – полнится мир удивительными делами, - он покачал головой. – Сложно же тебе будет вернуть долг, - прибавил он и осекся, взглянув на капитана.

      Табит покивал, будто и не заметил обмена взглядами. Чего-то моряки недоговаривали. О чем-то капитан решил умолчать. Как и верховный жрец храма в Олугани.

      «Главное – никому на земле Маритты не говорите, что вы – посланцы храма Зинната».

      По крайней мере, это предостережение Амона обрело смысл. Однако Табита терзало подозрение, что дело не только в отношении пресловутых бюргеров к служителям Зинната. Была еще какая-то сложность, о которой он не подозревал. И с которой столкнется лишь, сойдя с корабля в одном из портов Маритты.

      Ладно. Путешествие только началось. Никто не мешает по пути неспешно расспросить спутников о том, что может ждать их после высадки.

      Капитан относится к нему с предубеждением – что ж! Вон тот здоровенный мрачный детина чуть не выболтал что-то. Можно будет через несколько дней подойти к нему, завести невзначай разговор. Отвлеченный, не имеющий отношения к их миссии и делам в Маритте. Возможно и удастся выведать, о чем офицер сейчас умолчал.

      Конец завтрака прошел в тишине. Табит обдумывал услышанное, капитан молчал – кажется, считал, что слишком много рассказал пассажирам. Воин изумился, заметив, как он улыбается, глядя на Нилам. Хмурое выражение исчезло с его лица. Он обернулся к девушке.

      Ему стоило труда удержать на лице спокойное выражение. Нилам кокетливо улыбалась капитану, хлопая ресницами.

      И как это понимать?! Пара секунд понадобилась, чтобы сообразить: она решила втереться в доверие, чтобы вызнать что-нибудь толковое. Ей тоже не понравились недомолвки, которые могли существенно задержать их в пути. Решила, значит, внести свою лепту. Дышать стало тяжело, горло сжалось. Челюсти заныли – настолько сильно зубы стиснулись помимо его воли. Табит сам поразился всколыхнувшейся в душе ярости.

      Что руководило Нилам, можно было понять – ей не хотелось быть бесполезным грузом. И она решила сделать то, что было в ее силах.

      Но так открыто заигрывать с капитаном… неужели она не понимает, что он, Табит, и сам сможет выведать то, что им нужно?! И вслух сейчас не одернешь глупую девчонку – после такого ни с кем из них пятерых никто не станет разговаривать. Только и оставалось, что глядеть, как она обменивается многозначительными взглядами с капитаном.

*** ***

      Волю раздражению он дал позже – когда все они очутились в каюте.

      - Как тебе только в голову пришло! – бушевал Табит.

      Воин точно знал, что меньше часа спустя ему будет стыдно за очередную вспышку и за те слова, которые он сейчас швыряет в лицо девушке. Но поделать с собой ничего не мог. Та слушала, потупившись.

      - Нам ведь нужны сведения, - еле слышно проговорила Нилам, когда Табит, выдохшись, примолк. – Ты и сам понял, что капитан и его люди что-то недоговаривают. Скрывают. Они не доверяют нам.

      - И ты решила добиться их доверия! Таким вот способом.

      - Доверия – вряд ли, - Нилам бледно усмехнулась. – Я не настолько наивна. Но, может быть, капитан что-то и расскажет. Хоть что-нибудь…

      - Вот что, - выдавил Табит спустя полминуты, отдышавшись. – С этого дня – у тебя тоже морская болезнь! И длиться она будет до тех пор, пока капитан не забудет, как ты с ним кокетничала. Из каюты не выходишь вообще! – припечатал он, увидев, как она собирается возразить.

      На глазах у Нилам заблестели слезы. Она постояла пару мгновений напротив него, пытаясь что-то сказать, и наконец молча полезла наверх, на свою койку. Забилась там в угол, уткнулась лицом в подтянутые к груди колени.

      Табит огляделся. Лата и Канти, прижавшись друг к другу, сидели на нижней койке и с испугом на него глядели. Нэйла лежала неподвижно – точно ее и не интересовало происходящее. Воину стало душно. Он развернулся и стремительно вышел. Поднялся на палубу, с наслаждением вдохнул свежий воздух. Запах соли был непривычен – но здесь, по крайней мере, светило солнце, и дул ветер. Все лучше, чем сидеть в духоте.

      Он пробрался к борту. На душе было муторно. Он жалел о вспышке, но поделать ничего не мог. Не позволять ведь глупой девчонке творить невесть что! А что расстроилась – так это пройдет.

      Грызла досада. С утра он сорвался на Нэйлу. Сейчас, каких-то пару часов спустя, - на Нилам. А ведь путешествие только начато. Что-то дальше будет?

      Над головой хлопали громадные полотна материи – паруса. Они крепились к громадным поперечным перекладинам, закрепленным на высоких столбах. И все это дерево – хоть Табит и видел леса воочию, у него по-прежнему целиком деревянные конструкции вызывали смесь благоговения и досады. И все-таки – каким образом все это держалось на воде без помощи магии?..

*** ***

      - Только не говори, что никогда не видел кораблей, - Парс недоверчиво покачал головой.

      - Видел, - солгал Табит и сам поразился, как легко это у него получилось. – Но только издали. – И никогда не понимал, как такие махины держатся на поверхности воды.

      Разговор происходил несколько дней спустя. Тот самый мрачный детина, что рявкнул на них с Нэйлой в день отплытия, оказался на удивление разговорчив. Судя по всему, его не слишком удивило невежество Табита, и он охотно взялся разъяснять принципы кораблестроения и мореплавания.

      - Ну, ты же пускал в детстве кораблики в лужах или ручьях.

      - Само собой! – горячо подтвердил воин, понимая, что даже вообразить себе не может того, о чем говорит его собеседник. – Но то ведь маленькие кораблики, а настоящий корабль больше дома!

      - А какая разница? – тот пожал плечами. – Принцип один и тот же. Судно держится на воде благодаря внутренним полостям, наполненным воздухом. Да и дерево легче воды. Вот если в днище будет пробоина и вода наберется внутрь – корабль затонет, - прибавил он. – Слушай! – перебил он сам себя. – А что это твои спутницы по очереди валятся с ног с морской болезнью?

      - Ну, кто ж их знает? – Табит развел руками. – Женщины, - прибавил он.

      - Это да, женщины, - Парс покивал. – Странная история – поручение в другой стране, за морем получают женщины. Неслыханное дело! Жрецы Зинната не устают удивлять.

      - Поручение дали мне, - поправил Табит. – А они, - он задумался – зачем могли бы отправиться в далекий путь женщины в этом мире, где принято было держать их взаперти.

      - Земля! – крик раздался сверху.

      Табит, вздрогнув, отшатнулся от борта, уставился вверх. Там, возле самой верхушки мачты, угадывалась крохотная фигурка человека.

      - Даже раньше, чем планировали, - пробормотал Парс. – Неплохо! Ветер пока попутный. Скоро причаливаем, - он, мгновенно забыв о разговоре, направился прочь.

      Раздались зычные команды – люди засуетились, выполняя приказы. Табит вгляделся в синюю гладь, пытаясь понять, где кто-то исхитрился разглядеть землю. Как ни старался – ничего увидеть не удалось. Видимо, для этого нужно было находиться на верхушке мачты.

      Лишь спустя около часа показалась едва заметная тонкая темная полоса на горизонте. Она приближалась, делаясь шире и темнее. Кажется, это и впрямь был один из островов, мимо которых лежал их путь.

      - Останавливаемся на сутки с лишним, - сообщил Парс, останавливаясь ненадолго рядом с ним. – Будут грузить товар. Можешь со спутницами переночевать на одном из постоялых дворов – всяко им отдых. И помыться смогут, и морская болезнь ненадолго мучить перестанет.

      Табит молча кивнул. На палубе уже царила суета, так что он предпочел убраться в каюту, чтобы не путаться под ногами. Перед дверью остановился, услышав голоса. Кажется, Нэйла переругивалась с кем-то из девушек. С Нилам, - прислушавшись, понял он. Ну, конечно – чего еще ожидать! Разговор шел на повышенных тонах. И чего мумия взъелась на их спутницу?.. Нэйла относилась к ней откровенно враждебно – и это изумляло Табита.

      - Что у вас стряслось?! – он рывком распахнул дверь.

      - Она собиралась выйти наружу, - стоящая у самой двери мумия кивнула на Нилам.

      - Я же не могу целыми днями сидеть взаперти! – возмутилась та и развернулась к Табиту. – Ты запретил мне выходить в общую каюту, есть мне приходится здесь. Но я же могу выйти подышать свежим воздухом! Канти и Лата выходили, а мне приходится сидеть в одном помещении с этой! – она ткнула пальцем в Нэйлу.

      - Подышишь свежим воздухом, когда причалим, - устало сообщил Табит. – Скоро берег. Ночь проведем на постоялом дворе, и часть дня тоже будем на берегу. Сможем пройтись. Нэйла, - он перевел взгляд на мумию. – Ты чересчур усердствуешь. В этом нет необходимости.

      Та, помедлив мгновение, кивнула и полезла на свое место. Забинтованное лицо не могло выражать чувств, осанка ее не изменилась. Но Табиту показалось, что она сникла. Он и сам заметил, что его слова, обращенные к ней, прозвучали слишком резко.

      На душе вновь сделалось скверно.

      Впрочем – никто не просил мумию вступать в перепалку с их спутницами. Табит в который раз поймал себя на мысли, что Нэйла сильно изменилась с тех пор, как перестала быть живой. Она перестала понимать простые человеческие чувства и стремления. Неудивительно, если задуматься – он даже представить себе не мог, каково это – не быть живым. Не дышать, не ощущать биения собственного сердца.

      Возможно, в Нэйле и жила память о днях, когда она была человеком. Но с каждым днем эта память слабела. И это тоже неудивительно – памяти свойственно слабеть с течением времени.

*** ***

      На берегу они провели даже две ночи, а не одну. Корабль причалил вечером, незадолго до заката. Часть товаров нужно было выгрузить, часть – занести на борт и уложить в трюм.

      Начать работы в тот же день, как причалили, возможности не было. Пришлось отложить начало погрузки на утро. Капитан сразу заявил, что выходить в море незадолго до наступления темноты не стоит. И что корабль отчалит ранним утром на следующий день после погрузки.

      Табиту он только заявил, чтобы тот не вздумал опаздывать к отплытию – не явится вовремя, и будет добираться до Маритты сам. Если сможет.

      Парс помог договориться с одним из местных рыбаков – чтобы доставил его со спутницами на корабль до рассвета. Девушки дружно согласились, что лучше подняться ранним утром затемно, но провести ночь на суше, чем спать в тесной каюте на корабле.

      Воин снял просторные комнаты в постоялом дворе, который посоветовал Парс. Денег у него было при себе немного – но капитан сказал, что больше остановок в пути не будет. А значит – стоит позволить спутницам маленькую радость. Три девушки на радостях устроили купание и весь вечер шумно плескались.

      На следующий день они бродили по городу, названия которого не знали. Город оказался такой же шумный и пестрый, как Оссолонь. Только говор был непонятный – Табит почти не слышал знакомой речи – а ведь ему были известны многие наречия. Бродили допоздна, а вечером три девушки отказались укладываться спать.

      - Выспимся на корабле, - заявила Нилам. – Все равно ведь нам нельзя выходить из каюты.

      - Не вам, а тебе, - поправил Табит. – Канти и Лата могут выходить, когда захотят. Как перестанет капитан интересоваться твоим здоровьем – тоже сможешь выходить.

      Нилам вздохнула, надула губки и жалобно поглядела на него. Табит недоуменно заморгал – слишком уж походила ее гримаска на ужимки бедуинских девушек. И воина это покоробило.

      - Может быть, ты передумаешь? – робко переспросила Лата. – Плыть столько дней, сидя в тесной каюте и не видя свежего воздуха – тяжело.

      Табит нахмурился. Все три девушки умоляюще на него глядели. Подумать только – робкая Лата, самая молчаливая среди них, осмелилась попросить за подругу. И ведь он сам понимал, что сидеть в каюте – тяжело. Тем более, Нэйла невзлюбила Нилам. Чем уж та не угодила мумии – сказать трудно. Возможно, дело в том, что Нилам и сама не слишком жаловала бывшую жрицу Смерти.

      - Ладно, - хмуро уронил он наконец. – В первый день можешь выйти к завтраку. Но учти – чтобы тебя было не видно и не слышно! Не вздумай повторять прошлую выходку. Если капитан забудет об этом – можешь и дальше выходить. А нет – твоя морская болезнь возобновится, и будет длиться – возможно, до самого конца путешествия! Пожалуй, да, - он кивнул сам себе. – После двух дней пребывания на суше морская болезнь должна пройти. А потом может появиться снова.

      Нилам кинула на него еще один жалобный взгляд. Табит отвернулся, подавив тяжкий вздох, и вышел наружу.

      Подумав, направился на улицу. Наступил вечер, и зал внизу был заполнен людьми. Пробравшись мимо занятых ужином посетителей, он оказался снаружи. Улица опустела – там уже царила темнота. Табит спустился с крыльца и замер. Благо, сейчас он никому не мог помешать.

      Глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. Ощущалось, что порт совсем рядом – чувствовался запах соли, водорослей и рыбы, смолы и мокрого дерева. Через несколько часов они должны будут очутиться на корабле.

      Возвращаться наверх не хотелось – не хотелось видеть надутые губки и жалобный взгляд Нилам. Ей такие гримасы были совершенно не к лицу.

      «И что тебе за дело до ее гримасничанья, и даже до заигрываний с капитаном?»

      Так могла бы сказать Нэйла. Вопрос этот в его голове произнес именно ее голос. Пожалуй, можно понять недовольство мумии. Это соображение почему-то раздосадовало воина еще сильнее.

      Он прошелся взад-вперед перед зданием постоялого двора. В окнах верхнего этажа горел свет. Может, стоило позвать Нэйлу с собой, прогуляться? Навряд ли ей уютно в компании их спутниц. Да и им с ней – тоже.

      Когда они в последний раз оставались вдвоем, так, чтобы никого больше рядом не было?

      Табит напряг память. Кажется, не так-то и давно – после того, как они очутились в Земноморье. Воин перешел на другую сторону улицы, остановился в нерешительности. С одной стороны – и правда стоило бы пойти и позвать с собой мумию. Навряд ли она сама осмелится присоединиться к нему. С другой – хотелось побыть наедине со своими мыслями.

      Он принялся прохаживаться взад-вперед. Ночной воздух был сырым и прохладным. Даже прохладнее, чем в пустыне по ночам.

      - Тоже думаешь, как оно там сейчас? – знакомый мелодичный голос, раздавшийся за спиной, заставил вздрогнуть.

      Табит обернулся. Нэйла. А он и не услышал, как она вышла, как хлопнула входная дверь. Мумия куталась в плащ, натянув капюшон низко на лицо. Стояла она боком, в нескольких шагах от него. Если не вспоминать о том, во что она превратилась – можно было бы подумать, что это прежняя Нэйла – такая, какой была при жизни. 

      - Я часто вспоминаю долину, - поведала она. – Я уже начинаю забывать очертания улиц и горных склонов, как выглядит площадь перед храмом Смерти, - в голосе прозвучала печаль. – Мне иногда кажется, что долина Кор – всего лишь сон…

      - Пойдем пройдемся, - он взял ее под руку. – Время еще есть, - обсуждать прошлое не хотелось. – Что там, наверху?

      - Разговаривают, - скупо сообщила Нэйла. – Обсуждают возвращение домой.

      - Это правильно, - Табит кивнул. – Им дома будет лучше. Там их место, - он отогнал мысль, что их-то с Нэйлой место теперь неизвестно где. – И осталось совсем немного. Несколько десятков дней – и мы окажемся у цели.

      Мумия едва заметно кивнула. Капюшон закрывал лицо. Несколько десятков дней. Для них двоих – воспитанных безупречными – совсем немного. Для трех обычных девушек – чересчур много. Под ногами стелилась брусчатка – дорога, выложенная обкатанными докругла морскими камнями. Подошвы путников едва слышно шуршали при ходьбе.

      В повисшем молчании этот шорох был отчетливо слышен. Из зданий, стоявших вдоль улицы, слышался приглушенный шум. Говорить было не о чем.

      Вспоминать о родной долине Табиту не хотелось – по крайней мере, вместе с Нэйлой. Как и слушать, о чем вспоминает она. Сейчас, должно быть, было около полуночи. Слишком рано. Так они вдвоем и бродили по пустынной улице, не решаясь удалиться далеко от постоялого двора, где ждали их спутницы.

      Часы, оставшиеся до рассвета, тянулись мучительно. Лишь очутившись на корабле, Табит вздохнул с облегчением. Нэйла, едва они зашли в знакомую каюту, улеглась на свою койку.

      - Так и собираешься всю дорогу провести? – ехидно осведомилась Нилам.

      - Не вижу причин проводить ее как-то по-другому, - отозвалась равнодушно мумия.

      Табит подавил очередной приступ раздражения. Жаль, нельзя было выйти на палубу – там сейчас царила суета. Воин попытался припомнить – когда он так часто выходил из равновесия. По всему выходило, что никогда. Он был безупречным, а не глупой капризной бедуинкой.

      Неужели это – гнилостное влияние порождения Жизни, в которое превратилась Нэйла?..

      Он попытался сосредоточиться на вызванном в мыслях облике Смерти. Однако перед внутренним взором возникло лицо сфинкса – совсем, как живое. Будто крылатое существо предстало перед ним воочию.

      Табит встряхнулся. Должно быть, это последствие бессонной ночи.

      Во время завтрака и воин, и трое его спутниц были сонными. Девушки – так вовсе клевали носами. Кто-то из офицеров пошутил насчет проведенного на берегу времени – но смеялись над шуткой только моряки. Пассажиры оказались слишком заторможенными.

      Табиту лишь после обеда удалось стряхнуть дрему и выйти на палубу. Ярко светило солнце, паруса хлопали под порывами ветра. Невзирая на бессонную ночь, он сразу почувствовал себя более бодрым.

      Все-таки сидеть в каюте было скверно.

      Качка навевала пустопорожние мысли, теснота вселяла уныние. Ветер же буквально выдувал все лишнее из ума и сердца.

      - Что, понял, насколько тяжко находиться в компании нескольких женщин? – рядом остановился Парс. – Меня поражает, как ты ухитряешься терпеть их целыми днями.

      - Меня это тоже порой поражает, - Табит решил согласиться.

      Парс, невзирая на мрачное выражение лица, оказался веселым общительным парнем. Он мог бы быть одним из зажиточных ремесленников или ткачей, если бы родился в долине Кор. Воин испытывал к нему невольную симпатию – насколько Парс был грозен и громогласен, когда речь шла о работе, какими сыпал проклятиями на нерадивых матросов – настолько приветлив и простодушен делался в дружеской беседе.

      Корабль шел под всеми парусами при ясной погоде, и Табит целые дни проводил на палубе в компании нового знакомого.

      Нилам не решалась лишний раз показываться, хоть Табит больше и не запрещал ей выходить к общему столу. За трапезой сидела молча, едва отвечая на вопросы, и все остальное время проводила в каюте. Лата и Канти оставались вместе с подругой. Нэйла лежала, не поднимаясь с койки. Хотя – она-то мумия. На что ей подниматься? Это у живых мышцы слабеют и реакция замедляется от неподвижности.

      Табит уже совсем было успокоился и решил, что они доберутся до Маритты без происшествий. Однако у Смерти свои планы на пути живущих.

*** ***

      - Корабль прямо по курсу! – раскатился крик вперед смотрящего, и после секундной паузы. – Пиратский флаг! Поворачивают к нам!

      Казалось, всколыхнулся и мгновенно загустел сам воздух. Люди внизу замерли на секунду – а потом поднялась суета и беготня.

      - Пираты, - хрипло прошептал Парс, вцепившись в поручень. – Здесь, откуда?!

      Вдали виднелась темная точка на границе воды и неба. Точка стремительно приближалась, превращаясь в корабль.

      - Что они сделают? – вопрос звучал глупо, но Табит должен был задать его.  

      - То же, что и обычно, - Парс криво усмехнулся. – Корабль потопят, команду перебьют. Товары и рабов захватят. За твоих спутниц на любом из невольничьих рынков дадут хорошую цену! Даже за ту, что изуродована ожогом. Кое-где на такое не смотрят. Нам не уйти даже при попутном ветре, - прибавил он со злостью. – Это – один из самых быстрый пиратских кораблей! И ближайший берег в половине дня пути на всех парусах… от столкновения не уйти!

      Над палубой уже гремели команды капитана. Люди носились, готовясь встретить врага. Скрипели снасти, паруса стремительно сворачивали. Корабль маневрировал. Смысл его разворотов оставался смутным для Табита.

      - Погоди, - он остановил Парса, и тот дико на него воззрился. – Их корабль, - заторопился воин. – Он ведь держится на воде как миска, так? И если в корпусе появится дыра, в которую попадет вода…

      - Вот только дыра скорее окажется в нашем корпусе, - процедил сквозь зубы тот. – У них  нос окован железом, и остр, как топор! Если позволить ему протаранить нас – мы пойдем ко дну до заката! – он кинулся куда-то.

      Нос окован железом… но корпус-то едва ли! Табит спрыгнул на палубу, стараясь никому не мешать. Да, корпусы этих лодок делают из целых древесных стволов. Вот только и у него сабля не простая – заговоренная самой Смертью. Не способна затупиться или сломаться, пробивает любые препятствия! А у него сил достаточно.

      Подойти к борту и прыгнуть, добраться вплавь. Вот только удержится ли он за днище, или корабль пиратов пройдет мимо него, оставив его позади? И ему придется снова плыть к столкнувшимся кораблям…

      Чтобы помешать столкновению – нужно пробить днище, когда пираты будут еще далеко. Иначе посреди моря окажутся два тонущих судна.

      - Иди в каюту! – рявкнул он на выглянувшую Нэйлу. – Пираты! Присмотри лучше за остальными, - он кивнул на дверь. – Не высовывайтесь!

      Мумия молча кивнула, скрылась внутри. Надо же, она даже поднялась с койки. Табит удивился слегка ее покладистости – впрочем, долго раздумывать над этим было некогда. На палубе в нескольких шагах он увидел острый крюк, привязанный к веревке. Матросы носились туда-сюда – им было не до пассажиров.

      Воин скинул плащ, перевязал ножны с саблей на пояс. На пояс же намотал веревку, закрепил узлом, оставив крюк болтаться на длинном конце. Лишнюю веревку отрубил, саблю вернул в ножны. Подскочил к борту и, оттолкнувшись изо всех сил, спрыгнул в воду. Он вовремя сообразил, что тяжелая громада, плывущая с приличной скоростью, может утащить его за собой, потому в воду вошел головой под углом и тут же принялся грести прочь от корабля. Позади послышался чей-то испуганный крик – кажется, его прыжок все-таки заметили.

      Табит, очутившись в воде, проплыл под водой, насколько хватило воздуха, и усиленно принялся грести на поверхность. Вынырнув, шумно зафыркал. Все-таки ощущать соленую воду на лице было непривычно.

      Оглянулся – корабль оказался совсем близко. А ведь, казалось бы, он проплыл порядком! Табит развернулся и стремительно поплыл в сторону приближавшегося пиратского судна, не слушая воплей на борту позади.

      Корабль пиратов медленно приближался. Все-таки передвижение по воде было медленнее, чем по твердой земле.

      Оглянувшись снова, Табит обнаружил, что корабль, на котором он плыл, порядком отдалился. Он принялся грести с удвоенной энергией, стремясь добраться до пиратов поскорее. Вражеский корабль шел навстречу с раздутыми парусами. Воин видел уже полоскавшийся в потоках ветра на самой высокой мачте черный флаг.