Часть четвертая. Взлет

— Лениво, — на вопросительный взгляд новенькой старший караульный только лег поудобней. — Кому охота, пусть сам и перекладывает ящики.

— Так мы просто должны тут сидеть? Нам же приказано разгружать!

— Привезут — будем разгружать. А пока спи. Начнут в караулы ставить, уже не выспишься.

Молодой фавн с шикарными лосиными рогами снисходительно посмотрел на новеньких. Вот неймется им пользу приносить... Все впереди, вернется Таурус — будет им и тренировка, и боевка, продохнуть не успеешь. Это Синдер все равно, при ней можно козырное место в охране выцарапать. Сказал — надо трое, послала троих. У Адама сейчас бы сторожил один, а двое отжимались. Место тихое: позади отвесный склон, слева такая же скала, справа-спереди только лужок и тропинка — ну так склад Праха надо же как-то заполнять. Завтра по той тропинке еще принесут добычу, кореш с узла связи намекнул — Таурус очередную шахту грохнул... Таурус крут, с ним в отряд почетно попасть.

А пока пусть новенькие посторожат, раз так им хочется. Самому же можно повысить боеготовность путем взаимодействия щеки с подушкой.

— Старший?

— Ну, что еще?

Правда, симпатичная девчонка. Беленькая волчица. И та-ак смотрит... Честно говоря, на него никто и никогда так не смотрел. Вот как на говно — таких взглядов фавн мог припомнить сходу полтысячи, а, подумав, так и миллиона два.

— Скажи, зачем нам это все? Ну, Прах тоннами. Я понимаю — тебя человек обидел, ну пойти, всем отделением дать ему в зубы. Не то, чтобы я любила бить морды, но что делать, если слова не помогают?

Фавн зевнул:

— Нам доведут, если понадобится. Не нашего уровня вопрос, неужели не понятно?

— Ну ты же тут не новичок, а? — и опять этот взгляд! Парень даже приосанился — рога заскребли по штабелю стальных ящиков.

— Неужели не слышал что-нибудь? Зачем так много Праха? Зачем столько новобранцев? Этот ваш Адам Таурус, на которого вы все молитесь, вполне справляется штатной полусотней. А нас тут почти двести!

— Я волчица из глухой долины, — низким голосом добавила русоволосая, — и хорошо помню, как люди бросали в меня очистки со стены. Но я так и не пойму, как гора Праха отучит людей нас ненавидеть.

Фавн подумал. На всякий случай обвел взглядом окрестности: все тихо. Вспомнил, как он спорил с друзьями — дома. Когда у него еще был дом.

— М-м... Понимаете, красавицы...

Девушки переглянулись. Беловолосая улыбнулась, русоволосая просто моргнула — и обе помахали пушистыми хвостами.

— Мы живем как бы на внутренней поверхности шара. Имя ему — та самая человеческая ненависть, с которой мы все тут знакомы. Куда бы мы ни сунулись, что бы мы ни делали — люди со всех сторон. Все ими куплено, все у них схвачено. Суды у них, полиция у них. Либо мы разорвем это все изнутри — либо шар съежится и удушит нас окончательно. Поэтому я пришел в отряд. Сиена Хан только красиво говорит — а время слов прошло. Если это надо для революции — я согласен мыть полы. Только... — фавн вздохнул, и беловолосая хихикнула:

— Только лениво!

***

Лениво закрыв книгу, Синдер поднялась и прошла по пушистому ковру к большому зеркалу. За тканевыми стенами шатра знакомо шумел большой лагерь. По-настоящему большой, надутые сопляки местных отделений не собирали столько бойцов еще ни разу. Они вообще вербовали фавнов с неприличной разборчивостью — словно бы имело значение, кому класть головы в борьбе за народное счастье. Неважно, какой народ и какое счастье — важно, чтобы волна борьбы подняла Синдер Фолл на подобающее место.

А тогда можно будет и...

Синдер заставила себя остановиться. Глупо надеяться на собственную незаменимость. Неверный шаг, неправильно понятый намек — и упавшее знамя подберет кто-то другой. Сперва нужно сделаться сильной; по-настоящему сильной — только потом, исподволь, по каплям, по крошкам... А, может быть, наоборот — одним ударом опрокинуть всю бочку. Время покажет.

Кстати, о времени. Последнее донесение из отряда Тауруса дошло только вчера. Пять или семь дней назад он собирался напасть на очередную праховую шахту в дикой глуши, на северо-западе. При удаче, Шни не скоро еще притащат в чертоломье сопок новый комплект горной техники — может быть, и вовсе откажутся, из-за дороговизны... Таурус еще писал, что в деревне водится местный самородок — Стрелок, на котором, со слов жителей, держалась вся жатва... Может быть, хорошему бойцу не так уж интересно сажать репу и свеклу? Может быть, жизнь в доме с теплым туалетом, лампочками в каждой комнате, с горячей водой — привлечет его больше?

В том, что сама она красивее любой деревенской клуши, у Синдер ни малейшего сомнения не было. Зеркало показало удлиненные "рысьи" глаза, золотистые радужки; гладкие черные волосы. Тело... Тело позволяло без усилий выдать себя за старшекурсницу — и в самом ближайшем будущем Синдер именно это собиралась проделать. В подвале Академии Бикон есть кое-что... Кое-кто... Вполне пригодное для увеличения силы ее высочества... Пока не величества, но это пока... Ее высочества Синдер Фолл. Вот, а скоро в Академии Бикон Осенний Бал. И сразу все великие Охотницы, все грозные противницы превратятся в милых девочек, больше всего мечтающих, чтобы этот олень — козел — тормоз — дятел! Наконец-то посмотрел и оценил по достоинству! Значит, симпатичной старшекурснице протиснуться на Бал будет несложно, и всем понятно, зачем... А потом подвальчик, а в подвальчике саркофаг, а в саркофаге самый-самый секрет Озпина...

Синдер даже чуть слышно замурлыкала, но тут прокатился звук — будто молоток швырнули в металлическую бочку.

Р-ра-анг!!!

Синдер прыгнула к вешалке с платьем, но было поздно. Первая же пуля срезала верхушку центральной стойки. Шатер мягкими волнами повалился сверху. С руганью, наощупь, Синдер искала платье, влезала в него, бултыхаясь в тяжелом бархате шатра — нет, конечно, можно выскочить и так, стесняться точно будет не она!

Р-ра-а-ах!

Крики, топот в лагере. Шипение... Неприятное шипение!

Р-ра-а-ах! Р-ра-а-ах! Р-ра-а-ах!

Вот, значит, о чем докладывал Таурус! Равномерно, как часы на ратуше. А ведь он в самом деле мастер, этот сельский самородок... Самовыродок. И не побоялся напасть на лагерь Белого Клыка... Таурус его чем-то там обидел? Рогатый может, может, скотина твердолобая... Где уже воротник, гримм его побери!

Да-ар-р-ранг!

И визг осколков, и густой тошнотворный запах горелого топлива. Транспортник рванул. Вот же тварь, вот же великолепная скотина! Какой же молодец, сам пришел, не надо теперь гоняться за ним! Настоящий мужик, чтоб ему хер пирамидкой! К Волшебнику шутки, не до жиру, он так сейчас по складам пристреляется, а там и топливо, и патроны.

Фолл развернула свою Ауру во всю ширь — остатки шатра унесло. Убедившись, что платье не задом наперед — голой и то менее позорно! — Синдер выступила на центр лагеря. Все четыре транспортника коптили; на месте пятого клубился дым и лениво шевелились языки пламени. Своим Проявлением Синдер погасила начавшийся пожар.

— Где он?

Подбежавший с докладом фавн отчаянно трусил, но старался держать лицо; Синдер ободряюще улыбнулась:

— Спокойно. Где он?

— Вон там, на склоне. Но до него полторы мили! У нас просто нет оружия на эту дальность!

— У вас дальномер врет!

— Нет, госпожа, — фавн успокоился и перестал дрожать, — его даже тяжелый пулемет не достал, недолетами ложится.

Р-ра-а-х! Р-ра-а-х! Р-ра-а-х! Р-ра-а-х!

Перекалечив транспортники, Стрелок взялся за эти самые пулеметы. Влепив точно посреди шлема первому номеру, еще три патрона он вогнал в сам агрегат — от пулемета полетели заметные даже в наползающих сумерках куски.

— Команду сформировали?

— Нет еще.

— И чего тянете? Ждете, пока займется вами?

Откуда у него такая винтовка? Даже у военных Атласа — Синдер имела сведения из первых рук — винтовки превосходной точности, с двух тысяч футов первым же выстрелом попадают в голову. Но здесь дистанция втрое больше! Пуля долетает чуть не за полминуты! И первый же выстрел срезал стойку шатра!

Противник прекрасно знал, кто командует в лагере, поняла Синдер. Противник знал, что убить ее первым выстрелом вряд ли возможно. Ну так на тебе, девочка, шатер на голову! Либо жги его собственной Аурой, вместе с вещами и документами — либо теряй драгоценные минуты, чтобы выпутаться. И вся твоя сила, и все твои способности в эти минуты бесполезны!

А через десять минут, отбитых этими гриммовыми ходиками, бесполезны уже все транспортники, разбиты три пулемета из пяти, вытекает вода из бака, там и сям разгораются робкие огоньки — у него в пулях огненный Прах, что ли?

Но вот, наконец-то, собрались фавны с Аурой, взяли направление. Полторы мили по ровному — и полторы мили в гору, по дикому склону, через бурелом, расщелины — это таки сильно разные полторы мили! Ладно хоть, что фавны видят в темноте, и потому навалившийся вечер им не помеха.

Р-ра-ах!

Первый же фавн, выпрыгнувший в направлении Стрелка, получил пулю точно в грудь. Аура и бронекираса спасли ему жизнь — только вот герой отлетел на добрых пять футов — ничего себе дульная энергия! Может, он там пушку на склон затащил? Кто бы додумался патрулировать настолько далеко за пределами лагеря!

Но Белый Клык все-таки был Белый Клык; никому в его боевых отрядах не было куда отступать.

— Разом! — поднявшийся было сержант огреб свой подарок между каской и броневоротником; его даже Аура не уберегла. Полтора десятка фавнов успели проскочить в сторону стрелка и залечь за чем получилось. Кто-то еще крикнул: "Разом!" — новый прыжок, Синдер не видела — прилетело там кому-нибудь, или нет. Даже и не прилетело: скакать в лобовую на снайпера полторы мили... Ну очень специфический спорт.

Прилетело в лагерь — охранник у дорожки на Праховый склад переломился в поясе и повалился, как живые не лежат. К нему подбежали, потащили за камни... Еще один выстрел — еще один обрушился на левую ногу, истошно завопил.

Синдер представила в уме карту. На гору, где сидит проклятый Стрелок, можно забраться в лоб — но сам он, скорее всего, заходил более удобной тропинкой, по закрытому склону... Вот с той стороны его и следует брать, а эта лобовая дурь сойдет за отвлечение внимания... Вообще-то, не такая уж дурь: бойцы с Аурой вполне могут набежать в лобовую на обычных стрелков, и теперь фавны просто повторяют заученную тактическую схему. Но карманная пушка, достойная тяжелого бота! Синдер уверенно двинулась распоряжаться — а в место, где она только что стояла, воткнулась красная игла.

— Промах, — констатировал Эйлуд, переводя бинокль. — Кузнечики уже на отметке "тысяча".

Патронташ опустел. Капитан расстегнул подсумок с неприкосновенным запасом, вытащил и аккуратно зарядил новую обойму:

— Сейчас я им отобью нездоровый энтузиазм, там большая расселина, просто так не перепрыгнуть, а набрать разгон я не дам... Что в лагере?

— Тетка в красном собирает отряд... Ого, человек полста.

— Там у них фавны. Человеком назвать — страшное оскорбление.

— Да плевать... Фавновеков полста. И куда это все они? Ага, на дорогу. И она с ними, вот и отлично. В лагере бардак, все тушат пожары, по сторонам никто не смотрит.

— Пожалуй, тот рогатый навел бы здесь порядок... Первая?

Не отвечая, Эйлуд снял с пояса ракетницу и послал в небо зеленый шарик. Первая тактическая схема — рыбка клюнула. Собрав бинокль и хозяйственно скатав коврик, Эйлуд отполз чуть назад, к мотоциклу.

Капитан привстал на колено, беглым огнем загнал штурмовую группу назад в мешанину бурелома. Попал, не попал — неважно, выстрел дальний даже для его патрона. Оставил под ковриком коробочку противопехотки "на разгрузку", сверху придавил плоским камнем. Высадил, не целясь, еще две обоймы — и даже кого-то умудрился свалить, на чистом везении.

Не бегай от снайпера — умрешь уставшим. Не бегай к снайперу — помрешь вспотевшим. Ползком подбирайся. По такому рельефу, да вверх по склону — добро пожаловать, утром аккурат успеешь.

Капитан отбежал к мотоциклу тоже, взял второй шлем. Тут Эйлуд, наконец, заметил:

— А ты чистенько побрился, даже голову налысо... Решил не слушать Хоро?

— Шутки в сторону, — капитан повесил винтовку и быстро утягивал ремни под стрельбу "с локтя", — агентурная часть закончена, а на силовой части, уж простите, правила мои.

Сели на мотоцикл и рванули огромным кругом, по разведанной тропе — капитан, если честно, кое-где жмурился от страха. Эйлуд гнал почти не тормозя, поворачивал впритирочку — весь расчет и был на то, что пешие из лагеря — даже прыгуны с Аурой — не доберутся до лежки раньше, чем Эйлуд капитана оттуда вытащит. Песок и гравий ложились под колесо, тонкие ветки хлестали по шлему. Толстые ветки Эйлуд подпилил во время подготовки операции, тогда же убрал камни, бревна, засыпал наиболее крупные ямки. Теперь шины держали тропинку, как приклеенные. Круг в десять километров пролетели за десять минут — фавны еще только наладили переправу через ту самую расселину, еще только перебегали лысый взлобок, потея от страха в ожидании выстрелов.

Остановились на промежуточной точке, сверили часы. Мотор урчал тихо-тихо, и кричать капитану не понадобилось:

— У меня есть знакомые спортсмены. По мотокроссу, по зимним трассам. Но ты даже среди них будешь в первой десятке, не ниже. Я никогда не видел настолько аккуратного мотоциклиста!

Эйлуд хмыкнул, не отводя взгляд от своего сектора наблюдения:

— Капитан, у драгуна падение является штатным режимом эксплуатации. Мы летаем через руль, мы выводим коня на орбиту, пережав газ под конец подъема — что уж там слететь с колеи в кусты! Бревно всегда окажется гнилым и не выдержит вес. А камень провернется именно тогда, когда на него уже впорхнул центнер металла, и столько же моей тушки в защите. Сколько раз я подставлял щиколотку под раскалённый выпуск, чтобы сберечь машину! Ведь чинить ее зампотех заставит меня же!

Эйлуд перевел дух и продолжил уже спокойней:

— Если драгун служит больше года и еще жив — он в любой ситуации думает об удобстве хирурга, который будет сшивать его по кускам, и рулит соответственно. Для меня падение не абстракция: "когда-то и с кем-то, только не сейчас не со мной", как у придурков на спортачах. Сколько раз я сам кувыркался под колесо товарищу, сколько раз выносило их мне под колеса!

— Сигнал, — капитан потащил шлем на голову. — Пора.

Эйлуд размял плечи, помахав руками, уселся, полуобернулся и закончил:

— А на дороге Южную Стражу просто никто не видел, со дня формирования части. По дороге-то любой дурак проедет! Вот и остается аккуратный мотоциклист мифическим зверем, по ведомству честных министров и белой горячки... Держись!

Крутанул газ и через пять минут уже подкатывал к условленной точке с оборотной стороны лагеря.

Хоро и Мия ожидали, как на перроне, оседлав стальные чемоданы с Прахом. Связанный охранник — фавн с развесистыми лосиными рогами — проводил всю компанию полным ненависти взглядом, принявшись еще злее жевать кляп.

— Не переживай, — Мия потрепала юношу по пухлой щеке, — Торчвику я обязательно передам, что ты за ним придешь. Пусть ужасается заранее. И еще... Вы живете не на внутренней поверхности шара. Так могли сказать ваши великие предки. А вы живете на внутренней поверхности задницы. И никакие горы Праха, никакие горы оружия и денег вам не помогут, а только еще больше раскормят истинных владельцев планеты. Ну этих, черных... Ты понял? Так что не обижайся, придется тебе поскучать без меня.

Капитан с Эйлудом закинули связанного на ветку дерева — чтобы не достал беовольф или борбатоск.

— На пятнадцать минут, — ответила Хоро вопросительному взгляду. — Вполне успеваем.

— А волной не зашибет?

— У них там все грамотно, высокая обваловка, мы на сто метров ниже и в стороне. Сюда разве что звук дойдет. Они вообще хорошие ребята, только вот управляют ими, как обычно, сучьи дети.

Фавн задергался, громко замычал.

— Не скучай! — улыбнулась ему Мия, и они, вместе с Хоро, подали на плечи присевшему капитану понягу с обоими плоскими ящиками, помогли разгладить лямки. Затем все трое неторопливо двинулись узкой тропинкой вниз. Эйлуд проводил их взглядом и посмотрел на фавна. Тот плакал от злости, усердно перетирая челюстями кляп.

— Ничего личного, — Эйлуд осмотрел мотоцикл: все ли цело после дикой скачки по горам?

— Хр-р-р! — довольно сказал мотоцикл.

— А если срезать через мостик?

— Фью-и-и-ить... — разочарованно просвистело магнето, набирая свои три тысячи оборотов.

— Ты прав, нечего ломать отработанный план.

— Хр-р-р!

— Ну что, Южная Стража, покажем класс? — Эйлуд уселся покрепче и плавно двинул ручку.

— Хор! — мотоцикл подскочил и засмеялся. — Хор! Хор! Хор-хор-хор!

Тут фавн почувствовал, как содрогнулась под ним ветка, а под веткой все дерево, а под ним земля.

Склад Праха! Вот что значили "пятнадцать минут"!

Когда фавн повернул голову, мотоциклист уже пропал в накативший темноте. Высоко над головой ревел форменный вулкан — часть ящиков раскидало взрывом, и теперь они детонировали кто во что горазд, где попало.

***

— Попало в угловую муфту, — пилот сокрушенно цокал языком. — Он точно знал, куда стрелять. Панель управления разбита — не беда, основные функции можно переключить на мой же свиток, у меня последняя модель с хорошим портом. Но муфту заменить можно только на заводе... Девятка сгорела, понятно. Сорок шестой вообще проломило сверху, ящиком Праха — к счастью, Прах инертный, не сдетонировал. Просто сломал шпангоут силового набора, и теперь сорок шестой может разорвать на две половины, если турбины дать враздрай...

— Госпожа Синдер! Госпожа!

Сержант волок за уши двух фавнов — парня с рыбьми жабрами на шее и девушку с кроличьими ушками.

— Вот. Лопухи. Докладывайте!

— Мы были в секрете на запасном пути отхода, — зачастил парень. — Мы услышали мотоцикл после взрыва, и сразу поняли, кто это. И мы убрали мостик.

— Там расщелина, ровно семнадцать футов, — пояснил сержант. — Но вы же, глисты, не взяли оружие наизготовку. Вы думали, он остановится, и будет прыгать с воплями: "Где же моя досочка через пропасть, а-я-яй!" Вы уже свитки приготовили, снимать кино! РеволюционЭры, мать ваша мышь!

Синдер кивнула:

— Перескочил?

— Не только. Госпожа, — отбросив и забыв мигом сбежавшую пару, сержант поправил собственный слоновий хобот, и нарисовал на земле схему:

— Семнадцать футов трещина, здесь подъем — въезд на мостик. Хотя бы мостик они убрали, ума хватило... Зачем нам столько детей?

Синдер не ответила. Сержант посопел в хобот и нарисовал за расщелиной букву "Г":

— Дорога делает крутой поворот. Он ведь не просто перескочил трещину — он перескочил ее с минимальным запасом. Успел погасить скорость и повернул направо, за скалу, прежде, чем эти лопухи опамятовались!

— Зато ролик сняли хороший, я надеюсь?

Сержант зафыркал:

— Темно уже было, а со вспышкой отдельные кадры только можно делать, видеоряд не выйдет. Лицо не разобрать. Опять же, шлем. Но... — тут он посерьезнел, — прыжок и поворот именно такой, как они сказали. Госпожа... Это профессионал. Не могу представить, где нужно такое умение — в цирке, в полиции, на трюковых съемках. Но этот парень умело рассчитал прыжок, причем у него на это было полсекунды. Выехал, увидел, что нет моста, газанул — в меру газанул, чтобы хватило перелететь, но чтобы потом не влепиться в стену. Это самое сложное...

Синдер выдохнула в сжатые зубы:

— У нас имеется профессиональный стрелок, способный на громадной дистанции попадать каждой пулей, в темпе чуть ли не пулемета. Теперь выясняется, что у нас еще имеется профессиональный мотогонщик. И, наконец, две профессиональные агентессы, повязавшие малолетнего дурня, пустившего слюну на первую же юбку в пределах вытянутой руки... Таурус дурак. Не удивлюсь, если его уже нет в живых. Он увидел единственного стрелка — но против нас не житель глухой деревни, против нас команда. Кто? Все Охотники знают или что-то слышали друг о друге. И про такую винтовку хоть кто-то хоть что-то должен был слышать. Начните опрос! Мой шатер восстановлен? Мне нужна срочная связь.

***

Связь Фолл установила быстро; абонентка столь же быстро вникла в суть:

— Прах ты потеряла, Тауруса ты потеряла, летающие машины не сберегла. Что еще ты просишь у меня, чтобы столь же бездарно потерять?

— Гнаться за ними в ночи бесполезно, и с потерей транспортов не на чем. Скажи мне, где они будут завтра поутру.

— Ты не справилась... Тебя сменить?

Синдер улыбнулась — это стоило ей нескольких лет жизни, не меньше:

— Назови мне место, и я справлюсь. А если не назовешь, я начну думать, что не справляешься ты!

Абонентка вяло хлопнула в ладоши:

— Смело, смело. Что мне до того мусора, что ты по скудоумию своему именуешь мыслями... Что ж, гляди!

На экране связного свитка развернулась карта.

— Похищенный Прах они спрятали вот здесь. Мои милашки видят все, от меня не существует секретов. Ты перчатка на моей руке; начнешь натирать — выстираю и заштопаю...

Абонентка улыбнулась — и эта улыбка тоже стоила Синдер нескольких лет:

— Или выброшу.

***

— Выброшу, ладно, — Эйлуд почесал затылок. — Пока что потерпите, запах — это горелые колодки. Как после того поворота доехал, сам не понимаю... Но мы победили?

Хоро пожала плечами:

— Место уединенное, никто из людей знать его не может. За пределами Ремнанта от Праха толку нет. Пусть ящик лежит в этой пещере. Подумаем, как сюда ученых привести, каких именно. Может, они нам задание сочинят, а мы сами приборы поставим, цифры с них перепишем... А второй делим, как договорились.

— Тревога! — Мия ссыпалась по камням, ввинтилась под скальный козырек. — Там, у подножия склона, Синдер. Ну, та баба, что командовала в лагере.

— Одна? Или с командой? — капитан быстрым движением стянул чехол винтовки, сунул руку в подсумок... Вытащил гнутую металлическую пластину, повертел. Заглянул в подсумок. Вздохнул, поставил винтовку на сошки, улегся за ней, открыл прицел и долго разглядывал вышедших из кустарника.

Хоро подняла отложенную капитаном гнутую пластинку:

— Что это?

Капитан с непонятным выражением лица разъяснил:

— Это называется обойма. Сюда вставляются патроны. Потом она ставится так вот, сверху... — капитан прислонил ее к винтовке. — Пальцем нажать, и все патроны в патроннике. А если к обойме приделать пружинку, то это уже будет магазин. Отличие по способу заталкивания, ни форма, ни материал не важны. Если вручную, обойма. Если пружинкой, то магазин. А главное, Хоро, знаешь что?

Волчица поглядела на жидкую цепочку вдоль подножия склона:

— Как она смогла нас найти? Почему не привела крутых бойцов? Где хоть один пулемет?

Эйлуд пожал плечами, заскрипев драгунской кожанкой:

— Пулеметов было пять. Я лично видел, как три кусками разлетелись. Думаю, два остались на обороне лагеря. Транспортники выбиты все, тоже сомнений нет. Знали бы, где у них рация — а то, похоже, леталку они вызвали на помощь.

— Но почему такое странное сопровождение? Где сильные бойцы с Аурой? Смотри, — капитан передал бинокль и подсказал:

— Крайний слева тот лосеныш-идеалист, Мия, твой поклонник. С ним рядом девка с кроличьими ушками, еще пацан какой-то... Мужик постарше, ну и носяра! Зря это, не скоро я теперь полюблю слонов... А следующий, судя по крылышкам на воротнике, пилот. Он куда полезнее за рулем транспортника, в строю что ему делать? И еще какие-то пассажиры чуть ли не с дрекольем... Вот зачем они там?

— На это я легко могу ответить, — Хоро провела языком по внезапно пересохшим губам. — Синдер привела сюда всех свидетелей. Чтобы устранить их твоими руками.

Капитан отрицательно повертел головой:

— Не выйдет.

— Слушай, не время проявлять принципиальность. Они-то нас точно не помилуют.

Капитан мрачно ухмыльнулся:

— Так вот, Хоро. Главное то, что в обойме пять патронов. Исторически так сложилось. Даже для тяжелых винтовок. Обойма была последняя, больше нет и на базе.

— А гостей у нас восемь, — Эйлуд вернул бинокль. — И на багровую фурию одного патрона точно не хватит.

Хоро долго не думала:

— Мия, Эйлуд — хватаете наш ящик и ходу в горелое село, там прикопайте где-нибудь в нужнике. Или еще где, чтобы вряд ли кто полез рыться, понятно?

— У меня же тормоза сгорели!

— Сколько раз я с тобой каталась — не припомню, чтобы ты ими пользовался... Вынесем добычу с Ремнанта — и все придется повторять!

Команда переглянулась, тяжело вздыхая.

— Похоже, они сейчас начнут подниматься, — капитан уже лежал за винтовкой и глядел в прицел. Хоро быстро договорила:

— Домой тем порталом, что возле шахты. Сюда не лезьте, засвечено. Второй сундук я сейчас кину в портал — капитан, прикрывай.

Капитан разглядывал неровную цепочку фавнов на краю леса перед подъемом. По центру заметный слоновий нос, а рядом развесистые рога — похоже, тот пылкий вьюнош, что сторожил склад и после мамой клялся покарать какого-то там Торчвика. Пусть карает, еще и реноме Торчвика беречь у капитана приказа не было. Хватит с него великого американского народа... Снова лезет в голову всякое, мысли плывут легко, как облака над лесным озером... Вот милая девочка с кроличьими ушками — новогодний утренник, хоть стой, хоть падай. И были бы патроны — как в них стрелять?

Капитан аккуратно подвел прицел к ветке над головами стоящих. Выстрел! Ветка хрупнула и покосилась. Выстрел! Ветка рухнула. Фавны с нестройным шумом отскочили во тьму опушки; один лосеныш прыгнул вперед — и третий драгоценный патрон капитан вбил в полуметре от его расшлепанных ботинок. Только тогда фавн с ворчанием убрался под защиту леса.

Синдер окуталась Аурой и рванула вверх по тропинке. Капитан обернулся: Прах уже растащили, куда уговорено; придется Эйлудову стальному коню еще поскрипеть.

Поднялся, закрыл прицел на винтовке, выполз из пещеры и двинулся к порталу.

— Постой! — закричала Синдер, — милый, не уходи! Ах, неужели ты так и оставишь меня одну, в страшном темном лесу?

Капитан хмыкнул, разворачиваясь и поднимая ствол. В страшном темном лесу женщина одета была, как на танцы, и волосы отпустила длинные, черные, чуть ли не до пояса — на Ремнанте признак отличного бойца. Дескать, что мне волосы! Я Охотник с открытой Аурой, поле боя на два хода вперед вижу, и все мои перемещения продуманы и рассчитаны. А если ты за мной уследить не успеваешь, то и не лезь в схватку мастеров не своего уровня.

Рост незнакомки несколько не дотягивал до роста самого капитана, двигалась она легко, и выглядела вполне симпатичной. Кожа светлая, короткое багряное платье фигуру лишь подчеркивает, и не пешка совсем — точно фигура. Вот чего им всем не хватает? Молодые, красивые на подбор — жить бы да радоваться; нет же — убивать, умирать, ладно бы во имя чего!

Синдер подошла еще ближе, и капитан увидел ее глаза.

У Хоро глаза янтарные, у Мии тоже огненного тона, так что сам по себе золотисто-алый цвет капитана не удивлял... Руки сработали быстрее ума, и винтовка грохнула предпоследним патроном, по иронии судьбы — красноголовым.

Красный трассер уперся точно в золотую вышивку выше груди, где и утонул, как подкалиберный снаряд в танке; обычного человека удар швырнул бы комком грязи шагов на пять. Вокруг существа лишь полыхнул огромный пламенный ореол, занялись опавшие листья, тонкие ветки, запахло горелым камнем — как в детстве, когда высекал искры подобранными кремешками. Сама же тварь всего лишь остановилась и поглядела на капитана с явным недоумением:

— Чем я тебя так напугала, горюшко мое?

Магазин винтовки пуст, патронташ пуст. Единственный бронебойный — в патроннике. За спиной портал, Хоро прикроет вот-вот. Выход один — тянуть время; капитан улыбнулся, как сумел:

— Дед Арвер на лавке лежал, на глазах у него монеты были, плата перевозчику. Вот у тебя глаза, точно как отблески лампы на металле. Золотые и мертвые!

Синдер Фолл вдруг поняла, что не так. Единственный выстрел — и ее Аура почти слетела. Ее Аура, которую четыре опытных, сильных Охотника за час боя не смогли даже поцарапать!

— А Таурус не соврал, ты и правда можешь свалить голиафа.

Что же это за боец? Он даже не Охотник — нет открытой Ауры. Уникальное оружие для Ремнанта не редкость, всякий мастер лично создает непредсказуемое, тем и силен. Энергия пули передается либо массой, либо скоростью, либо начинкой из Праха. Начинки не было, масса небольшая — калибр явно не пушечный. Остается скорость. Громадная скорость бросания, которую не дает ни одно из праховых орудий Ремнанта. Вот же выискался изобретатель, придется теперь исхитряться, живьем брать... Надо всех ученых застроить — пусть соображают, как достигнута настолько большая скорость. Отговорки не принимаются: Стрелок же как-то сделал, следовательно — можно...

Аура пока еще ниже десяти процентов — надо потянуть время. Противник, похоже, о ней тоже ничего не знает.

— Так ты говоришь, цвет глаз?

Не приближаться к нему. Не стоит подходить ближе — во всяком случае, пока. Сколько у него еще патронов? Огненный Прах или гравитационный? На ее десять процентов Ауры и одного такого патрона с перебором.

Синдер улыбнулась — в отличие от капитана, вполне свободно и ласково:

— Так ты представил меня лежащей? О, это комплимент. А как тебе больше нравится? Чтобы я была на боку? Или на спине?

Капитан снова попробовал улыбнуться — лучше бы не пытался:

— Мне кажется, ты и на боку, и на спине будешь хороша. Лишь бы главное было...

Боится. Парень сильно боится и крепко держит себя в руках. Опасное сочетание, спровоцировать выстрел может что угодно, а на пяти шагах от него не увернуться. Аура сорок пять процентов; Синдер подняла соболиные брови, сверкнула жемчужными зубками, как бы невзначай провела рукой вдоль короткого подола — он следит за каждым движением, поневоле посмотрит на безукоризненно-ровные ноги.

— И что же это за главное?

— Две монеты на глазах, — теперь капитан улыбнулся спокойно, по-настоящему — приняв решение! — и тело Синдер сработало прежде разума, начав кувырок налево.

Выстрел!

Пуля прошла буквально по ребрам, впритирку — но поздно, поздно, как бы ни хорош оказался стрелок, а в ближнем бою равных ей все-таки нет. Синдер скользнула вплотную, локтем отбила винтовку вправо, развернулась и всем телом толкнула, уронила капитана лицом вверх на каменную крошку, придавила запястья коленями:

— Ах, милый, это лучший флирт в моей жизни! Я вся горю!

Создала из черного дыма наручники, примерилась нацепить их на капитана — и от шлепка неимоверной силы полетела, переворачиваясь, загребая обеими ладонями острые камушки. Поднялась на четвереньки — Ауры не было совсем! — и прямо так, с низкого старта, бросилась наутек.

Хоро, уже оборотившись человеком, подошла к лежащему капитану:

— Во-первых, это был мой лучший наряд!

Капитан поднялся, старательно глядя вбок: Хоро была одета лишь в собственный хвост.

— Во-вторых, мне пришлось бросить чемодан с Прахом и вернуться с полдороги!

Не дождавшись ответа, Хоро загнула еще один палец:

— В-третьих, от мужа выговор, что голой перед посторонними мужиками разгуливаю!

Капитан благоразумно не спорил, и Хоро несколько смягчилась:

— В-четвертых, капитан, мы тебя зачем брали? Для защиты, диверсий и вообще силовой поддержки. А на деле, стоит мне на миг отвернуться, как ты уже валяешься с очередной бабой!

Вильнула хвостом, хихикнула, окончательно вогнав капитана в краску:

— Ладно бы еще ты был сверху!

— А ноги у нее ничего, — сказал капитан, только чтобы не оставлять подначку без ответа, — не хуже твоих.

— Взял. Ящик. — Отчеканила Хоро. — В портал. Быстро!

***

Быстро команда собралась, и вскоре достигнут был кворум. Первому слово было дано Ар Амору. Встал он и молвил печальные речи:

— Все мы видели один и тот же сон. Верить ли увиденному?

Доктор Имир подтвердил:

— От самого начала всей истории я сомневаюсь в собственных чувствах.

Командир звездолета оглядел кают-компанию: присутствовали все.

— Имир, но ты же врач. Ты не можешь отличить галлюцинацию от реальности?

— В этом и беда. Разум подтверждает, что все происходящее реально. Роскошная землеподобная биосфера в двух парсеках от Земли... Ну, в двух с половиной. А сердце не верит. Просто не верит.

— Вера не физическая категория.

— Но подсознание — физическая. Мы что-то видели, слышали, осязали, обоняли; подсознание оценило это, как тревожное. Но мы не можем выразить это словами. Просто постоянное ощущение нереальности. Как будто мы в тщательно срежиссированной пьесе, где нарушения законов физики никому не важны.

— С какого момента это началось?

— С момента обнаружения не отмеченной на карте звезды, с момента определения свойств планеты.

— А что скажут ученые? Вы-то были в анабиозе, когда все начиналось.

Вычислитель Торген Кам поднял глаза к подволоку:

— Я ничего сверхъестественного не ощущаю. Что мы знаем о глубоком космосе, чтобы решить, что тут обыкновенно, а что нет?

— И потом, это сейчас биосфера подобна земной, — Анта Кай говорила медленно, размышляя вслух:

— Судя по черным тварям, первопоселенцы терраформировали планету, но не довели дело до конца. Может быть, закончились их запасы, может быть, этого не позволила их технология.

— Этак окажется, что пол-Галактики заселено нашими предками, бежавшими с Земли в Эру Разобщенного Мира, — геолог Ант Ранг взъерошил волосы на затылке. — Очень удобно, что никаких сведений не сохранилось.

— Удобно кому?

— Тому, Имир, кто устроил нам всем сегодня одинаковый сон. Мы же писали на листках, кто что видел. Совпадения у всех. Не у девяноста процентов, не у восьмидесяти — у всех! Мы можем верить в это, можем не верить — но глупо и постыдно для нашего звания ученых делать вид, что этого события не существует.

— Точно как отсутствие расхождений в приборах. Помните, я говорил на первом совете, когда ученые были еще в капсулах?

— Неважно, кто или что нам препятствует, — подвел черту командир, — важно, что препятствие сейчас неодолимо. Мы уже не доверяем собственному разуму — это чересчур.

— Я понял, — пробасил механик Сах Ктон, — почему ты не разрешил будить вторую вахту. Ты великий предводитель, Ар Амор, я не стыжусь восхищаться твоей интуицией.

— Я не поняла, — Лаик положила на стол красивый кубик-образец.

Ар Амор выдохнул и сказал:

— Первое. Мы встречаем на маршруте звезду, которой там не должно быть. С этого момента у бодрствующей вахты возникает ощущение неправильности.

— У бодрствующей вахты! — Имир хлопнул по столешнице, — я понял!

— Второе. Бывшие тогда в анабиозе не ощущают ничего непривычного. Для них эта новая реальность уже правильная. Вывод: что бы это ни было, на лежащих в капсулах оно не действует. Я еще не мог выразить это словами. К счастью, наши товарищи...

Вспоминая свой последний резерв, Ар Амор прикрыл глаза.

Второй навигатор, он же астроном, Тан Сай, не выделялся особенной внешностью. Светло-русые прямые волосы, чистая кожа, всегда умытый, особенно свежий вид. Задумчивый, по-доброму хитрый, Сай больше всего ценил игры ума, и всегда составлял командиру компанию в занятиях йогой. На танцы девушек смотрел с восхищением, но сам старался не двигаться сверх необходимого. Командир часто думал: Тан и через десять лет останется прежним, и через двадцать не переменится. Наверное, Сай тоже чего-то боялся — но никогда и никому этого не показал.

Второй пилот, она же ассистент геолога, Мита Кара, за годы полета из тощей девчушки превратилась в темный опасный клинок — что профилем, что иссиня-черным волосом, что севшим на половину октавы голосом. На середине обратного пути, когда все окончательно поняли, насколько долго продлится возвращение, Кара сочинила песню... Три дня после того вся команда, по выражению механика, "искала гайки": все ходили, не поднимая взгляда. Но, странное дело, переболев грустной мелодией, экипаж выпрямился, как встает из волны парусник... Да звездолет же и назывался "Парус"!

Второй механик, Хим Еж, рядом с громадным и ярким Ктоном, впечатлял не сильно. Роста среднего, стрижка всегда короткая, карие глаза всегда чуть прикрыты, словно бы Еж не спал ночь. Всю схему "Паруса", до последней заклепки, держал Хим в голове, и не нуждался ни в памятных машинах, ни в инструкциях, чтобы в любой момент сказать абсолютно точно, сколько на какой клемме будет напряжения и тока, сколько израсходовано воды, насколько просядут амортизаторы при определенной посадочной скорости... Первым Еж понял, насколько тяжело повреждение "Паруса", и злиться начал тоже первым, и тяжелее всех переносил затянувшийся обратный путь. Еще и поэтому командир старался побольше держать Хима в анабиозе.

-... Наши товарищи укрыты от необъяснимого воздействия. После взлета мы передадим второй вахте управление. А наши дневники дадут им шанс разобраться в происходящем.

— Командир, а ты уже решил, что мы полетим, как от нас требует сон?

Ар Амор опустил обе руки на столешницу:

— Рано или поздно нам все равно придется улетать отсюда. Но стартовать немедленно, причем на основании бесспорно чуждого гипнотического влияния... Ваши мнения?

— Эта планета нуждается в помощи, — нахмурился Чань Вихрь. — Социология тут страшная, ее необходимо лечить. Разрыв между нищими и сверхбогатыми, социальный дарвинизм во всей красе... Неудивительно, что гримм они одолеть не могут: слишком большие расходы на войну, на конкуренцию, на путь к личному счастью по головам тех, кто рядом.

— Какое там лечение! Говорю не как начальник экспедиции, а как историк: мы еще даже первичный сбор данных не закончили. Модели для расчетов не построены, и непонятна пока даже их структура. Словом, никакие активные действия пока невозможны! Мы здесь такого вслепую наломать можем — сами потом от стыда сгорим.

— Лишь вчера мы договорились, что можно будет перегнать "Парус" в обитаемые земли, чтобы там в нормальной обстановке меняться знаниями — все насмарку?

— И биосфера! — в один голос вступили Анта, Имир и Гарма: два биолога и врач. Продолжил Имир:

— В одной биосфере с земными растениями, собаками, людьми, полным комплектом их микрофлоры, замкнутыми цепочками биоценозов — как-то уживаются эти самые создания гримм. Внутренние органы — имитация. Поведение непонятно. Чем питаются — непонятно. Чем порождаются, умирают ли естественной смертью — вся информация только сказки да легенды. На клеточном уровне различий нет, глубже — мы исследовать не можем, слишком быстро все распадается, невозможно даже взять образец материала, из которого состоят черные твари.

— Тридцать четвертую звездную посылали найти неземную жизнь, — Лаик Санада говорила негромко, но к чернокудрому геологу прислушались все:

— Мы нашли ее, хоть и не на планетах Веги. Случай, замедливший наш корабль, привел нас на Ремнант. Ведь иначе мы бы просто пролетели своим курсом, и все громадные расходы Земли на нашу экспедицию оказались бы напрасными. Я против остановки исследований. Мы обесценим нашу находку и не выполним главную задачу. Скажите мне, друзья: кто из нас точно видел во сне, каким образом или способом, почему — или хотя бы где! — "Тантра" будет нуждаться в нас?

Звездолетчики послушно погрузились в раздумья; командир озвучил общее мнение:

— Никаких конкретных сведений. Только абсолютная уверенность в том, что нужно немедленно все оставить и лететь к Земле — пускай даже и с нашей мизерной скоростью. Где-то на пути мы встретим звездолет первого класса "Тантра", спасение которого в нашем неизрасходованном запасе анамезона.

— Но вероятность подобной встречи без предварительного договора о координатах, без подготовки... Такая же, как и вероятность нашей встречи с Ремнантом, — астрофизик Чань побарабанил пальцами по любимой книжке:

— Что и заставляет меня подозревать в этом всем постановку.

— Какова же сила, организующая постановки в масштабе Галактики? Кто или что это?

— Верхушка Ремнанта, к примеру, — предложила Гарма. — Они не желают изменений к лучшему: сейчас над ними не каплет, а всякая прорывная технология чревата революцией; революция же свергнет их с теплых мест. Отсюда простое решение: подбросить нам идею отлета — что может быть изящней? Допустим, они внесли какой-то прибор в прочный корпус "Паруса", придумали сюжет этого внушения — конечно же, не пугать нас, а упирать на благородные мотивы! — и внушили всем одинаковые сны. Аппараты для обучения во сне известны давно. При здешних успехах в электронике, о которых говорил нам Торген...

Вычислитель Торген Кам отрицательно повертел головой:

— Командир сказал, что чувство неправильности возникло у него еще на орбите. Будь их внушение настолько сильно, не мы прилетели бы к ним — а они к нам.

— Если принять аксиомой, что мы под влиянием какого-то фактора, пока непонятного, но могучего... — командир Ар Амор вздохнул:

— Каковы его цели? Чем или как мы привлекли его внимание? Не стоит ли нам лететь от Земли, чтобы не привести это с собой к порогу родного дома?

— На второй чаше весов экипаж "Тантры". Кроме людей, есть еще цель их экспедиции, о которой мы ничего, к сожалению, не знаем, — пробормотал Тан Линь.

— Враждебная нам сила не дала бы выбора и не позволила бы нам решать самим, — Хема Зана подняла голову:

— Хождение под парусом и верховая езда — два занятия, требующие доверия к ветру и лошади. К той силе, что тебя движет.

— На лошадях мы давно не... — командир осекся, подняв глаза к выгравированному на стене наименованию корабля.

— Да, — сказал астрофизик Чань, — мы "Парус". Если в глубоком космосе найдутся течения физических частиц, излучений — почему не могут быть невидимые течения или области, где сами физические законы чуть-чуть иные? Где истоньчается грань реальности? Гравитационное поле Галактики неоднородно, а ведь ему подчиняются и скорость света и самая метрика пространства.

Хема улыбнулась чуточку печально:

— Мы как первобытные люди, выплывшие на пироге в океан, и вдруг ощутившие силу невидимого потока. Объяснения происходящему пока нет, но...

— Командир прав. Это не повод отступать. Мой голос: взлетим и спасем "Тантру", и будем благодарны даже такому намеку.

— А Ремнант? Целая планета людей, которые так и не отучились убивать самих себя! Даже наличие смертельной угрозы под боком их не объединяет. Вести здесь исследования придется даже не в танках высшей защиты, а в танках... Как сказать... В танках нападения?

Гарма развела руками:

— Чем же конкретно наш единственный звездолет поможет всему Ремнанту? С "Тантрой" хотя бы ясен смысл полета и встречи. А здешние жители совершенно иные, у них непонятные нам беды, не наши радости, им смешно то, что нам сжимает сердца от жалости. Наше искусство их не затрагивает, наша осторожность и последовательность, вызванные пониманием последствий, кажутся им трусостью и медлительностью, ведь они почти не планируют на сроки, большие пяти-семи лет. А наша целеустремленность и жизнь с полным напряжением организма представляются им хрупкостью.

— Действительно, организм человека устроен для энергичной работы. Только в процессе активной деятельности человек набирает силу и достигает совершенства. Человек, появившийся на Земле как результат бесконечно длинной, протянувшейся на миллионы веков, цепи непрерывно изменявшихся и совершенствовавшихся поколений животных, — бесстрашный, могучий и умный борец за свое существование. Поэтому для человека борьба и работа — норма жизни, условие здоровья, совершенствования, воспитания... — Ар Амор прикоснулся к подбородку пальцами:

— Только вот борется он здесь, на Ремнанте, со своим же товарищем, не увеличивая совокупный ресурс человечества, но всего лишь перекладывая его из кармана в карман. Оттого и победа...

— Да, — поддержал Имир, — что для них победа над конкурентом, то для нас подлость и горе. Даже захоти они принять наши знания — мы не учились убивать или ловчить, или прорываться к цели по головам своих же товарищей.

— Никакое другое общество, кроме коммунистического, не может объединить всю планету и сбалансировать человеческие отношения. Поэтому для меня вопрос прост: либо будет всепланетное коммунистическое общество, либо вообще не будет никакого, а будут пыль и песок на мертвой планете, к чему Ремнант, надо признать, уже довольно близок.

Ар Амор посмотрел на отключенный экран, вздохнул:

— Но как построить будущее с единственным кораблем, на планете, намертво зажатой борьбой за существование с враждебной биосферой?

— Мы сильны, и горячи наши сердца, но целую планету нам ни согреть, ни расплавить. Воспитать же учеников нам вряд ли позволят!

— Улетать, ничего не сделав, противно долгу и совести. Как же нам бросить на произвол судьбы целую планету наших родичей по крови?

— Которые, к тому же, вовсе не хотят, чтобы мы их спасали. В отличие от звездолета "Тантра".

Вычислитель Торген Кам растрепал щетку своих черных волос:

— Как ни поверни, мы можем служить исключительно живым примером. В технологиях между нами даже не пропасть: мы просто идем к разным целям. Нас не интересует сиюминутный коммерческий успех прибора или машины, мы делаем дорогие долгоживущие вещи — а тут электроника возрастом всего пять лет уже считается устаревшей и проектируется так, что больший срок ей выдерживать ни к чему. Вот как вы себе представляете их пятилетнюю электронику в космосе, например, в нашей экспедиции? Брать восемь комплектов на срок полета и еще три в запас? Это по весу окажется даже тяжелее нашей серии МН.

Торген махнул рукой:

— Наши технологии взаимно перпендикулярны. Мы можем открыть им все секреты, но быстрой прибыли это никому не принесет — следовательно, и не нужно. Только наши знания истории, развития общества, может быть, уберегут Ремнант от разрушительных войн и губительных потерь населения.

— Командир, — утробно выдохнул Тан Линь. — Живым примером не обязательно быть всему кораблю. На вахтах же я не нужен. Оставьте мне библиотеку, побольше фильмов и проектор.

Звездолетчики переглянулись.

— И пусть каждый из нас выполнит свой долг, — Сах Ктон поднял глаза к надписи:

— Парус, пугающийся ветра — просто кусок ткани.

Командир долго смотрел на Линя — тот встретил взгляд начальника экспедиции бестрепетно. Прочие звездолетчики молчали. За десятки лет совместного путешествия они превратились в единый общий голос. И теперь все чувствовали ненужность любых слов.

— Ну что ж... — Ар Амор выпрямился:

— Кораблю — взлет.

***

Взлет "Паруса" выглядел торжественно и страшно; страшнее всего, что никто из живущих не мог надеяться увидеть гостей из космоса еще раз.

Винтер стояла под козырьком левой батареи среднего калибра — где на лицо падала самая густая тень — и кусала губы. Гримм с ним, с поганцем Таурусом! Пусть бы скакал себе дальше, козлина краснорожая, пусть бы орал на митингах. И село Кленовая Осень выжило бы. И "Парус" не сорвался бы так внезапно и обидно... Ее вина, ее ошибка в расчетах!

И еще рапорт. Наверное.

Сирена "Паруса" испустила последнее предупреждение — от звука обгадились даже гримм! Винтер надвинула боевые очки со светофильтром. Белое пламя планетарных моторов сдвинуло громадную стальную рыбину резко, в зенит. Пар, громадный шлейф дыма, понизу клубы пыли — а высоко-высоко, стальным наконечником копья — "Парус".

Неважно, какого класса звездолет на самом деле. Неважно, сколько летел он, и сколько ему лететь еще. Неважно даже, коммунизм на Земле, или там какой гилозоизм!

Люди во Вселенной не одиноки, вот что важнее всего!

Надо было плюнуть на секретность — она и так нарушила кучу параграфов. Надо было взять сестру! Просто, чтобы Вайсс это видела. Просто, чтобы Охотники сложили цену своему копошению... Теперь поздно — все, что можно было сделать неправильно, Винтер сделала неправильно.

Еще чуть-чуть — и Винтер заплакала бы. На "Громобое" она теперь своя, никто не упрекнет.

Но тут ее осторожно взяли за левый локоть:

— Хозяин, механик не нужен? Это на Земле я атмосферник, а на Ремнанте я лучший специалист по звездным кораблям.

Винтер повернулась. И правда — один же kommunist остался!

— Мы действительно получили просьбу о помощи, от второго нашего корабля, — Тан Линь, казалось, читал по лицу. — Не думайте о нас плохо, прошу. Космос огромен, человек перед ним пылинка. Наши звездолеты не вполне совершенны.

— Звездолетов у нас нет никаких вообще, — ветер обдувал десантную палубу, глаза слезились у обоих. Офицеры "Громобоя", проводив звездолет, столпились вокруг одинокого землянина — как же тоскливо сейчас должно быть ему! Еще и непьющий — как он такое вынесет?

— У вас тут много чего нет, — Линь принялся загибать на удивление крепкие пальцы во множестве мелких порезов:

— Начать с обучения. Родившийся в деревне ребенок уверен, что не выбьется из колеи. В обществе господствует мнение, что ученые — это такие непонятные чудаки, могущие в любой миг поставить на грань гибели весь мир из одного пустого любопытства. Что, сколько ни бейся, без волосатой лапы не продвинешься.

— Уел, — зашелестело в толпе. — В самую десятку!

— Вот почему вы лишены резервуара грамотных людей, из которых вы могли бы воспитывать ученых и мастеров. Поэтому и техника ваша вся зависит от Праха.

Тан Линь пожал могучими плечами; нездешний синий материал комбинезона блеснул в лучах низкого солнца.

— Первое, что приходит в голову мне — где нет Праха, нет и гримм. Следовательно, можно попытаться наладить сообщение выше атмосферы.

Офицеры запереглядывались. Коммунист невозмутимо пояснил:

— А механику и автоматику сделать, например, на пневматических вычислителях, гидропроцессорах — они магнитных наводок не боятся, и стратосферная ионизация им не страшна. Осмотреть с воздуха ваш четвертый континент — не там ли сердце черных? Если нельзя исследовать мертвых гримм, то можно ли посадить их в клетку? Наверняка опыты были, только их делали одиночки, сохраняя данные в секрете, чтобы на нем нажиться, и по смерти уносили с собой в могилу, оставляя следующим поколениям бесчисленное изобретение велосипеда. Вот это и надо исправить.

— А ты не надорвешься? — боцман даже полез чесать затылок, чего при офицерах не позволял себе никогда.

Коммунист поднял взгляд — отшатнулись все. Винтер чуть было не выхватила полусаблю и не рубанула Тан Линя от плеча до пояса.

Одинокий землянин посреди десантной палубы чуточку печально улыбнулся и наваждение рассеялось. А ведь я предупреждала, чтобы не укоренялся, с запоздалым ужасом подумала Винтер. Чувствовала! Даже тут я все сделала не так...

Тан Линь погладил гору коробок с записями, сверкающий металлом коммунистический кинопроектор — офицеры на полном серьезе спорили, отразит ли он пулю табельного пистолета. Что такой штуковиной можно убить, просто саданув человека по башке, никто даже и не спорил.

Коммунист еще раз легонько улыбнулся. Дескать, что же делать, раз так вышло:

— Я — "Парус"!

***

Я "Парус", я "Парус". Иду от Веги двадцать шесть лет. Во внешнем ледяном кольце системы получил пробоину двигательного отсека, нарушена регулировка защитного поля моторов. Двадцать лет пытался набрать скорость, но двигатели пришлось остановить. Пять лет летел по инерции, уклонился от курса. Вошел в систему 6559-ЦТ+13-ПКБ. Звезда похожа на Солнце. Одна из планет системы полностью землеподобна, и частично заселена потомками землян. Получил призыв о помощи, взлетел, иду навстречу "Тантре". Исследование планеты Ремнант не завершил. Ее четыре континента лучше, чем четыре планеты Веги. Ничего нет прекраснее их белых гор, зеленых долин и чистых озер. Но населены они такими созданиями, что лучше бы они были абсолютно безжизненны.

Какое счастье будет вернуться!

(с) КоТ

Гомель

25.06 — 18.09.2018