Часть 12

— Спать иди, ты уже черный весь.

Капитан поднял ничего пока не выражающий взгляд.

Рейвен присела к столу, вежливо не коснувшись ни разложенных деталей винтовки, ни даже подстеленного брезента, белого от времени.

— Я тебе советую сон про слоника и обезьянку. Видел?

Капитан покачал головой в полном ошеломлении.

— Посмотри, классный.

— А...

— Ну да, — Рейвен хмыкнула, — у меня такая репутация. Что раз уж пришла, то за хобот и в стойло. Но, Капитан, в нашем с тобой возрасте приходится думать, что хобот может оторваться, а стойло развалиться. Так что активные действия запланированы на утро. За репутацию не парься. Обычно-то да, мы обсуждаем мужиков, и еще как! Но вот прямо сейчас мне особо и не с кем. Вернал убили летом, на Семиградье. А Синдер совсем недавно. Так что я никому не скажу.

— О чем?

— Ни о чем не скажу. Ложись, отдыхай. Если не хочешь сон, могу сказку на ночь.

Капитана очевидно перекосило, но Рейвен словно бы не заметила:

— Жила в Мистрале девочка... Сама виновата.

Подмигнула — и Капитан, совсем уже набравшийся сил послать нахалку к чертям, раздумал. Нипочему, просто так!

Так-тик, сказали часы на стене. Сам-то кто, чего понты колотишь?

— ... Вы прослушали ознакомительную версию, трейлер к фильму.

Рейвен достала тоненькую трубку, но набивать не стала, просто вертела в руках, плавно, словно на сошедшем с волны корабле успокаивалась стрелка компаса.

— ... Девочка выросла в подростковой банде. Как девочка туда попала, для нашей истории несущественно. Росла девочка вместе с братом, и брат ее вытащил все же. Вытащил не в бордель и даже не в содержанки, а в Академию Маяка, королевство Вейл...

— Кроу Бранвен?

— Именно.

— Проявление: неудача всем, кто рядом?

— Брат не особенно любил клан. Бандиты есть бандиты. Благородные они только в кино. Брат не желал им добра, совсем наоборот. И его Проявление раскрылось вот так... Но мы отклоняемся. В Академии у девочки появился мальчик. Девочка долго сомневалась в себе. Она-то знала, что всего лишь бандитка без сантиментов. Но Таянг... Таянг не сомневался тогда, и даже сейчас он подобен маяку над волнами.

Капитан сощурился и не сказал ничего. Начни Рейвен его утешать... Но тут, похоже, ей самой помощь нужна. Странное дело, подумал Капитан, я в нее стрелял без колебаний, а теперь не могу послать нахрен.

Рейвен, так и не раскурив трубку, поставила ее на край стола и крутанула; повертевшись около минуты, остановившаяся трубка показала чубуком на вынутую для чистки затворную раму.

— ... Так у девочки родилась собственная девочка, поменьше.

— Янг.

— Янг. А потом девочка и мальчик поссорились. Обычная глупая ссора по молодости. Видишь ли, Капитан, девочке в банде объясняли много разных вещей про мужчину и женщину. Например, как правильно вырезать пленнику глаз, чтобы остался живым и пригодным на что-нибудь. Или что извиняться перед мужиком обязательно нужно с заглотом, иначе не поверит. А вот как себя вести с мужчиной на равных, там не объясняли. В клане ты или подчиняешься или приказываешь, никакого равенства быть не может.

Капитан подтянул к себе отвинченный ствол и принялся гонять по нему ершик. Привычное движение, успокаивает. Наверняка в оконцовке сказки вылезет что-то плохое. Не зря же она пришла.

Рейвен улыбнулась чуточку лукаво: похоже, догадывалась. Но голоса не поменяла, так и говорила спокойно, словно бы самом деле хотела усыпить:

— Я тебе расскажу, как становятся истинными Бранвенами. Понемногу, не в один прием. Сначала у человека есть будущее, планы, друзья. Потом, помалу, планы усыхают. Отказывают в кредите. Выгоняют со съемного жилья. Увольняют с работы. В селе буколически и патриархально не прожить: одна семья нападение стаи беовольфов не отобьет. Или отобьет, но потеряет урожай. А это все равно смерть от голода, просто перенесенная на потом. Еще вопрос, что хуже.

Убрав трубку, Рейвен уверенно подтащила к себе полотнище с затвором, быстро поняла, где и что чистить. Второго ершика, естественно, никто в комплект не вложил, зато нашлась бронзовая щетка. Ей-то гостья и воспользовалась, привычно убирая нагар.

— ... Вот и первая пробоина в самоощущении, дырка в самооценке. А потом приходят люди от владельца территории. Либо иди к нему под крышу, либо тебе конец. И ты снова теряешь кусочек достоинства. Небольшой. Это девку, взятую для борделя, ломают сразу на всю глубину. А когда крышу строят, прессуют помалу, чтобы не психанул. Убить лох все равно не убьет, по этому признаку он в лохи и попал. Но за бунт его полагается наказать, а это убыток.

Некоторое время в помещении слышалось только шуршание щеток по металлу. Потом Капитан сказал:

— Пока хватит, я на ночь в керосине оставлю, завтра само выпотеет, останется тканью подобрать.

И поглядел на часы над столом.

Часы сказали: тик-так, а ты хотел как? Большому дракону — большая принцесса. Ну, в некоторых стратегически важных местах большая.

И, спохватившись, добавили: тик-так, половина восьмого. Геологи, на что оторвы, но и те орать перестали. Шли бы вы домой, а?

Рейвен передала тяжеленный блок затвора, взяла за обе ручки и раскрыла сумку из прочного брезента, куда Капитан осторожно сложил детали. Продолжила:

— Потом тебе нужно что-то. Например, наводнением подмыло дом. И внезапно колесо проворачивается в обратную сторону. Люди, что прессовали тебя на бабки, совершенно не дожидаясь, пока ты им туфли начнешь лизать, внезапно находят кран, дешевую бригаду, откуда-то появляются почти бесплатные доски. Ты понимаешь, что все это краденое или отжатое у таких же бедолаг. Что спасают не тебя, а "точку", источник денег. Но дом вот он, и скоро зима. Да и согласия твоего никто особо не спрашивает, и от этого почему-то не противно, а даже как-то легче. Старшая дочка строит глазки какому-то бандиту, живо прочухав, кто главный и за кем сила. И вот уже ты живешь не по закону, не по совести — а по ситуации. Не загадывая в будущее дальше недели.

Сложенную сумку Капитан поставил в ноги, сел верхом на стул, оперся руками на спинку, а лицом на руки. Посмотрел выжидательно.

— В таких вещах девочка разбиралась. Зато как договариваться с равным... Что такое "равный"?

— Вопрос мне?

— Да.

— Нас учили, что равными признаются те, кто может причинить друг другу равный ущерб. И по одной этой причине дешевле сначала поговорить, чем потом латать и тушить пожары.

Рейвен кивнула, прикрыла глаза.

— Ну и вот, обычная глупая ссора. Честно, Таянг долго терпел. Потом ушел к другой.

— Саммер, мать Руби?

— Как ни странно, девочка не обозлилась. И Руби любила не меньше: ведь она же дочь Таянга. За исключением семейной ссоры, жизнь у девочки складывалась вполне счастливо. Янг росла здоровой и веселой, Руби любила старшую сестру. Таянг никуда не делся. Команда STRQ на глазах становилась легендарной. Девочка решила подождать: вдруг Таянг и с новой женой поссорится? Но делать ничего не стала. Боялась разрушить то, что имела.

— Переходи к главному, а то у меня и правда сердце не на месте.

Рейвен улыбнулась вполне лучезарно:

— Главный у нас Озпин. Так все говорят. Вот, ректор обратил внимание на лучшую команду Академии. Сходите, говорит, гляньте...

— Заповедные земли гримм?

— Да, Озпин попросил узнать, что там происходит. Вполне логичная просьба. Не то, что девочка и тогда — я и сейчас Озпина не виню. Он действовал правильно. Сведения нужны... Но...

Гостья навалилась на стол и сказала, не поднимая глаз:

— ... В общем, там девочка насмотрелась, что можно сделать с человеком. Перед силой Королевы Гримм все издевательства банд и надсмотрщиков на плантациях выглядели жалко. Как мне сказал тот самый Лось: деревенская свадьба, чоботы на столбе.

Капитан дернулся, но промолчал.

— Команду разнесло и возвращались мы врозь. Саммер не вышла. Ей, в конце концов, поставили памятник над обрывом, Руби ходит иногда. Но девочка не хоронила Саммер собственноручно. И поэтому девочку долго мучили кошмары. Что Саммер взяли живьем. И склеили из нее нукелави. Такую тварь, что несколько лет держала в страхе половину Мистраля. И что однажды при вызове девочка увидит именно такую тварь. И придется стрелять... В знакомое лицо.

Капитан поднялся и остановился в полушаге, не осмеливаясь приближаться. Рейвен выдохнула:

— По возвращению кто-то... Всегда находится этот сучий "кто-то"! Пустил слух, что девочка очень изящно сплавила соперницу к гриммам. Дескать, мало ли, что там случилось. Никто не видел. А Таянг мужик завидный, бабы волосья вырывали за меньшее... Понятно, что ни о каком возвращении к Таянгу девочка теперь и не мечтала. Только дети радовали, но девочка задумалась. Что с мужем она обращаться не умеет, понятно. Так ведь она и детей воспитывать не может! И чему она научит Янг? Правильно ниткой хер перетягивать, чтобы пленник до утра дотянул?

Капитан молчал. Рейвен слышала его дыхание: ровное, спокойное, мерное. Она выпрямила спину и вдруг поняла, что не может ни просто оборвать повесть, ни перевести в шутку. Слова уходили словно бы сами по себе, голос дергался хвостовым вагоном:

— Девочка испугалась. Это я сейчас могу признаться: да, мне страшно. Только мы же о не обо мне говорим и не сейчас, а о девочке и тогда.

— Один мой друг, граф де ла Фер, — Капитан опустил веки. — Надо же... И здесь все, как у нас.

— ... И тогда девочка сбежала, оставив дочку на такого надежного, такого замечательного Таянга. И тень его пропавшей Саммер, с которой Таянг разговаривал чаще, чем с живыми. Конечно, девочка сделала глупость. Но это вижу я и сегодня. А она и тогда... В общем, STRQ развалилась.

Капитан сделал, наконец, шаг и просто обнял Рейвен со спины, положив руки поверх красной стеганки. Охотница не подняла головы, не прижалась и не отстранилась. Теплом от нее тянуло сразу, как вошла, так что нагревающимся помалу ладоням Капитан вовсе не удивился. Рейвен перестала дрожать и голос ее тоже перестал трепаться жестью на ветру:

— Девочка вернулась в клан, только уже не пустышкой с амбициями, а опытной Охотницей, побывавшей в заповедных землях и не боявшейся ничего... Почти ничего. Клан управлялся несколькими хитрыми и подлыми стариками. После Заповедных земель девочка быстро загнала их под нары и стала править сама. Организовала несколько налетов на плантации. Клан усилился трофейным оружием и бывшими рабами и даже чуточку приподнял репутацию. Но тут же и уронил обратно, потому что удержать Бранвенов от грабежей банков по мелким городам, от поджогов и насилия, девочка не сумела. Как управлять бандой, ей тоже не рассказывали, чтобы не выучить соперницу.

Подождав еще несколько минут, Рейвен заговорила уже обычным тоном, с грустной улыбкой, явно вспоминая хорошие дни:

— Время шло, где-то росла Янг — девочка пристально следила за ней. И однажды у девочки появилась новая девочка, Вернал. Точно так же выросшая при клане. Девочка часто сравнивала Янг, выросшую среди людей и Вернал, выросшую среди бандитов.

Рейвен откинулась, откровенно привалившись к Капитану теплой спиной и сказала почти весело:

— А потом клан повелся на посулы Синдер. Честно говоря, девочка особо не возражала. Она не слишком-то любила людей к тому времени. Править склочными мудаками девочке надоело. Оставив клан заместителю, она собрала две сотни желающих прибарахлиться и с ними переплыла океан. Клан взял штурмом стену Семиградья, и Вернал убили... Если не сам Лось, то наверняка его ученики. Залпом. Он потом и этот ваш КПС научил. Чуть какое сомнение в результате — залп. Чтобы хоть одна пуля да зацепила. Вернал досталось восемь или девять, и умерла она сразу. И, в отличие от Лося, тело Вернал никуда не девалось. Девочка похоронила ее своими руками, не оставив никакой недосказанности, никакой надежды.

— Вот как...

Рейвен промолчала, зато часы стукнули неожиданно громко: тик-так.

Вот так!

— Отомстить Синдер девочка не успела. Завязла в куче гриммов и слишком поздно догадалась не тащить за собой клан. Девочка могла бы открыть портал к Янг, если бы знала, что дочь сейчас именно в том бою. Вот и вышло: Янг спас даже не ее парень, что выглядело бы логично. Спас человек, подсознательно считавший ее дочкой. Наверное, за неимением своей. Но и Лося этот же человек считал сыном. Наверное, за неимением своего, иной причины девочка не нашла.

Рейвен услышала шум выдоха и почувствовала, как шевельнулись волосы. Руки Капитана дрогнули, но не стиснулись, так и остались поверх стеганки. Ладно, тут всего пара слов до конца.

— ... Девочка решила, что Вернал уже не вернуть, и надо бы поблагодарить человека хотя бы за спасение Янг и Руби. Торчвик бы их убил. Тем более, в паре с Нео. Девочка собралась благодарить, и...

— И?

— И посмотрела в зеркало. Макияж поправить. Она же девочка. Глядь, а в зеркале Рейвен Бранвен. На фоне горы трупов, на фоне поля, залитого кровью по пояс. В поле зреет урожай, а-яй-яй-яй... Репутация, привычка, клеймо.

Рейвен отвела руки мужчины — мягко, несердито — поднялась, развернулась и сказала:

— Видишь, как все перемешано. Ты, я, Лось, Таянг, Вернал, Янг, Синдер, Саммер... Как ни поступи, кого-нибудь все равно предашь. И все, чем я могу тебе помочь — надежда. Тела нет, и ты его не хоронил. На Ремнанте это много значит.

Выпрямившись, Рейвен закончила обычным спокойным тоном:

— Если ты теперь попросишь уйти, я уйду.

Капитан с силой провел руками по лицу и тогда только сказал вполне живым, ровным голосом:

— Пожалуйста, не уходите.

— Не уходи. И своего имени я не стесняюсь. А тебя как зовут? Что ты все Капитан да Капитан?

Капитан поднял сумку с железками.

— У меня имен уже столько, что собственное забываю. Хоро тоже все хотела, чтобы я выбрал. Вы... Ты, — мигом поправился Капитан, видя, как сощурились алые глаза Охотницы, — где остановилась?

— Нигде, — Рейвен пожала плечами, — думала, у тебя и заночую. Только я не знала, что попаду в траур. Слушай, а у тебя из-за меня неприятностей не будет? Я же враг.

Мужчина только рукой махнул:

— Официальная версия: переговоры о выходе Бранвенов из войны. Валите на свой Мистраль или куда вы там собирались.

— А настоящая?

Вышли в коридор, Капитан махнул рукой:

— Постереги угол.

Рейвен отошла, заглянула в темную опустевшую рекреацию, где недавно таращились на нее геологи, а их девушки ревниво сопели. Капитан закрыл дверь и прилепил несколько сторожков: обычные волоски на капельке воска. Он по-прежнему верил, что чем проще, тем надежней.

Догнав женщину, Капитан вздохнул:

— Серов, Хоро, Янг, ты, я, Озпин. Трудно извернуться, чтобы все остались довольны. Пошли спать, Рейвен. А потом... Будет потом.

***

Потом они сидели, как положено, на кухне в надраенной до гулкого неуюта капитановой квартире. Гостья уют не наводила, потому что Рейвен Бранвен совсем не про уборку с кулинарией. Все, на что достало ее хозяйственности — прихватить пару бутылок по-настоящему хорошей выпивки, да здоровенный олений окорок: зверь на отходе попался в прицел Еве, и Рейвен без зазрения совести откроила себе лучшее.

Сейчас это лучшее располосовали и зажарили наскоро, не заботясь о рецепте: горячее сырым не бывает. Пили по чуть-чуть, ради запаха. Дури собственной хватает. Разве в здравом уме Капитан стал бы разговаривать с врагом, которого буквально пару месяцев назад самую малость не убил?

Все равно, думал Капитан. Пусть идет как идет. Отпуск. Три дня, не считая дороги. Или хотя бы до утра. Пошутил тогда с Янг: нет ли в семье кого постарше. А оно возьми и да!

Глядели, как поверх фонарей, поверх белесых снеговых склонов, плывет обкусанная луна Ремнанта. Смеялись. Говорили ни о чем и даже не обжимались особо: так, случайно ладонями соприкоснутся на блюде с мясом — и уши красные, все четыре.

— Ладно, теперь точно давай выспимся. В гигиенических целях.

— А?

— Смотри. Во сне мы снимаем костюмы начальников и рядовых, воздыхателей и стерв, наседок-мамаш и вечных детей. Делаемся голыми и выходим в общее для всех, неразделенное никакими стенами внутреннее пространство. Такое же большое, как Вселенная снаружи.

— Закуси.

— Уже. Ты слушай, пока прет.

— Внимаю.

— Вещаю. Вот, встретить знакомого или хотя бы другое разумное существо — без шансов. И там с нас уносит ненужные лохмотья мыслей и чувств. Как ветер отставшую краску с борта. Все уносит в чувственный океан. Поэтому сны общие, и мысли внутри снов общие тоже.

— Да... Теперь и я закушу... Подожди, я повернусь. Удобно?

— А тебе?

— Ага... Знаешь, в молодости сил, конечно, побольше... Помню, собираем урожай и ссыпаем в пятиведерные мешки. Я беру мешок одной рукой и поднимаю, второй рукой другой мешок поднимаю...

— Хренассе.

— А то! Тут мне леща, и начинают эти мешки заполнять.

— Ха...

— Да...

— Нет, все-таки утром.

— Но утром...

— Обязательно. Утром!

***

Утром Рейвен проворчала:

— Вот куда могла взрослая умная женщина так ловко спрятать гребень, куда?

— Взрослая умная женщина? — Капитан одним движением подтащил карабин. — Которая собиралась ночью спать?

Рейвен почти уже ответила: кое-кто бессовестно не давал. Спать.

Но обычное кокетство встало в глотке колом. Сон смыл привычные роли, смешки, погасла стрелка-подсказка, пропала из-под ног накатанная колея. Остались два человека, просто опирающиеся друг на друга.

И Рейвен только сказала:

— Не опоздаешь?

Капитан глянул на часы, и секундная стрелка ему подмигнула: тик-так. Семь сорок, шоб вы таки знали.

— Еще целых двадцать минут.

— Ванна тебе первому, ты на службе.

— Благодарю.

— Капитан...

— Да?

— В общем, я тебе тоже благодарна. И...

Рейвен собиралась уже сказать: больше не приду, не жди. Но тотчас и спохватилась: на таких качелях у него в самом деле может встать сердце. Хорошенькая получится благодарность! Янг обидеться может. Пристрелить Капитана и то честнее.

Хотя... Можно ведь ничего сейчас не говорить. Отложить на потом.

А ведь это ж, пойми — потом!

Глядишь, как-нибудь и образуется.

Тут Рейвен села на матрасе — его скинули с кровати именно чтобы спать. Кровать Капитан покупал одноместную. Пару часов назад ее остатки сложили аккуратным штабелем в углу комнаты: не пострадавшие спинки, лопнувшие боковины, высыпавшиеся планки... Мотнув головой, Рейвен заставила себя вернуться к мысли.

А зачем вообще рвать с Капитаном?

Если правду говорят, что он вовсе нездешний, не с Ремнанта даже, так ему плевать на прошлое Рейвен, и будущего он тоже вряд ли напугается. Он может оказаться хорошим или плохим, но он точно не будет бомбой памяти, консервой горькой боли. С кланом управятся заместители. Ее исчезновение стариков только обрадует. Молодежь не обрадует, но молодежь Бранвенов почти вся здесь. Кто под стеной Семиградья, кто на берегу безымянной реки за "мостом придурков", кто на улицах Вейла...

Не дождавшись ни слова, Капитан спросил:

— Ты думаешь, моя тоска когда-нибудь закончится?

— Конечно, — хмыкнула Рейвен. — Однажды ты умрешь. Нет, Янг права. Не знаешь, где она?

— Знаю, конечно. Госпиталь Академии, Вейл.

Рейвен вздохнула, потянулась и вдруг поняла, что насмешило ее перед тем, как хрустнула кровать:

— Незнакомый потолок!

***

Потолок оказался знакомый и незнакомый одновременно. Белый, стерильно-чистый, неуютно пахнущий больницей.

Янг чуть повернула голову, радуясь исчезновению, наконец-то, боли в отшибленной о беовольфа руке, и увидела совсем рядом — видимо, табуретка у кровати вплотную — сидевшего мужчину. Золотистые волосы, полное спокойствие, абсолютная уверенность в движениях. Впрочем, сейчас волосы скрывал больничный колпак, а налитую силой фигуру — плотный белый халат.

Мужчина читал книгу. Странно знакомую книгу. Янг разглядела четыре искусно полураздетые фигуры на обложке. Вроде бы где-то она про такое слышала. Или видела. Или встречала...

Да к гриммам книгу — это же...

— Папа!

— Солнечный Дракончик!

— Ух, как я рада тебя видеть! Ты Руби не ви...

— Я здесь, — Руби, оказывается, сидела в уголке и читала не что-нибудь, а такой же том с нижней полки, подобранный в разгромленной оружейной лавке, что перелистывал и Таянг. Только залитую кровью обложку Руби оторвала, Янг видела неровный край листа.

— Ага... В общем, я с мамой говорила.

Руби вздохнула и попыталась нырнуть в книгу, но Таянг подтащил младшую дочь и обнял, позволив спрятать лицо на груди. Руби не плакала, и плечи не дрожали, но Таянг чувствовал, что все мышцы Руби, словно камень.

Янг вздохнула тоже:

— Знаешь, папа, это так странно. Я столько лет мечтала, я так на нее обижалась, я такую речь приготовила: "Рейвен, почему ты отстой!" И...

— И?

— И когда я ее увидела, все как-то вылетело из головы. И вот. Прости, папа. Ты тоже с ней не виделся?

— Очень давно.

— Ты не думал... О ком-то еще?

Янг протянула руку и медленно, торжественно, чтобы дошло совсем уже до всех, перевернула страницу в папином чтении.

— Дракончик, а ты не охренела?

— Не, папа. — Янг высунула язык и подмигнула:

— У меня кризис, подростковое бунтарство, такая моя роль в семье.

А потом добавила уже обычным голосом:

— Ты сам учил не бояться неприятных мыслей.

— Тебе полегчало потому, что твоя мама все-таки оказалась жива, — буркнула Руби.

— Я тебя люблю и ее люблю, и не стану отказываться ни от кого из вас!

— Не ревнуй, самоцвет, — вздохнул, наконец, и сам Таянг. Да так мощно, что все страницы зашелестели, смешались, а занавески на миг вытянулись параллельно полу. — Хотя бы вы не ссорьтесь. Хватит с нас, что Глинда на Озпина пятый день дуется. Прямо начинаешь верить, что раньше она любила Айронвуда, но тот оказался деревянный по уши, как все вояки, и ничего не понял.

Обе храбрые Охотницы тихонько хихикнули. Таянг обнял обеих дочек, гладил по волосам, и думал: Рейвен дело прошлое. Хотела бы, давно бы пришла, ее Проявление — портал к близкому человеку. К нему, Таянгу, этот портал точно есть. Придет — если! — тогда и будем думать. Покамест не до личных счетов. Пока еще ничего не кончилось и даже толком не началось. Белый Клык, Синдер — детские игрушки, камушки блинчиком с берега. По всем расчетам, именно сейчас должна вмешаться Королева Гримм. Та самая героиня сказок, сочинившая едва ли не половину из них, заставившая мир поверить в собственное несуществование, ломаная богами во сто раз ужаснее, чем сама она пытается ломать пленников.

Черная Королева из Черного Замка в сердце Заповедных Земель.

Допустим, что нападение на Вейл пошло не по плану и захлебнулось раньше, чем Салем успела подтянуть все силы. Кто-то не успел передать информацию. Кто-то не подготовился к выступлению. Но битва за Вейл отгремела неделю назад. Что бы там Салем ни готовила, эшелон развития успеха примерно сейчас должен приблизиться на бросок.

Таянг замер. Ему сообщали — сводку всем сообщали — но тогда, в бою, он задуматься не успел. Если "нечто" уже появлялось? Если именно его во второй день боя дозорный крейсер Атласа увидел на радаре?

***

— На радарах большая отметка. Стая мелочи?

— Почему вы так полагаете?

— Потому что живое существо размером с летающую арену...

— Живое нет, а гримм запросто.

— Боевая тревога! Противник воздушный! Пойдем уточнять?

Командир "Громобоя" покосился на Винтер:

— Не считаю допустимым рисковать нашим главным козырем в миле над океаном и в трехста милях от ближайшей базы. Просто доклад, и сопровождаем цель на текущей дистанции...

— Около шестидесяти миль.

— Вот, столько и соблюдаем. И включайте передатчик на постоянное излучение, нечего теперь беречь мощность. Сообщайте!

Радист, придвинув список оповещения, выбрал частоту и заговорил размерено, старательно, чтобы на том конце речь его поняли лучше:

— Здесь "Громобой", на закат шестьдесят цель воздушная низкоскоростная, отметка первой величины, первой величины, характер отметки нерезкий, нерезкий...

***

— Нерезкий — значит, не металл. Тварь какая-то. Первой величины — здоровая, сволочь. Левиафан, только воздушный.

— Генерал, сэр. Есть сведения, что в атаке на Вейл действует большой летающий гримм, наподобие виверна, только четвероногий.

— Дракон, почему вы боитесь это признать?

— Он порождает мелочь, сэр. Его с трудом держат сразу три команды: CRDL, CADM, CVFY.

Отложив Свиток с куцей сводкой, Айронвуд бросил в пространство:

— Озпина мне на связь.

— Он еще не пришел в себя. Вместо него Гудвич.

— Хорошо. Устанавливайте.

***

— ... Установить не удалось, — женщина в экране Звездочету нравилась. Обстоятельная и строгая, и понимает цену порядку. — Но мы предполагаем, что это дракон, аналогичный Вейловскому. Только движется на Атлас. Одновременный удар.

Звездочет посопел. Капитан и Толмач ушли в тот самый Вейл, и успели только передать, что там бой, и что дальше они двинутся под горой. Звездочет уже сделал все нужные звонки, вскрыл конверт с двумя нолями — план для возможной биологической опасности — и здесь, в кабинете управления прииска, Звездочет уже слышал утробный рев накопителей большого портала, выходящих на режим для первой рабочей, не-испытательной переброски. Военные советники из Десятого Главного Управления Генерального Штаба уже распечатывали оружейку Корпуса Пограничной Стражи, и падали с лязгом броневые ставни, и проворачивали механизмы зенитки на крышах кольцевых домов, а зеленые крышки ящиков летели во двор, открывая золотистый блеск гильз...

Но всю картину происходящего советники не знали. По соображениям, понятно, секретности. Всю картину знали три человека, именно: Капитан, Толмач, Звездочет, прожившие на Осколке скоро год. Лишь они имели право, оценив угрозу, затребовать эвакуацию колонии.

Либо помощь.

Помощь, пролезающую только в большой портал.

Звездочет вытер вспотевший лоб и, чтобы выиграть хоть немного времени на раздумья, сказал женщине в экране:

— Почему вы обратились... Почему вы доверяете такую информацию именно нам?

— Мы получили сообщение... Возможно, неточное... Давшее нам надежду, что вы имеете силы и средства, способные...

Глинда явно подбирала слова. Чтобы не ляпнуть. Чтобы не прохватиться неосторожным высказыванием. Чтобы не оказаться понятой неверно.

— Я пока не готов ответить, — сказал Звездочет пересохшим горлом. Если это намек, если Глинда — верная сподвижница Озпина! — знает о земном происхождении города Ноль? А она точно знает, ведь Капитан говорил перед уходом именно об этом.

— Пожалуйста, сообщите нам как можно больше о характере угрозы.

Глинда передала карту:

— Вот здесь он сейчас. На тридцати-сорока узлах через двое суток тварь подойдет к Атласу и начнет, мы полагаем, производить мелких гриммов. Мы наблюдали, как это происходит в Вейле, даже смогли заснять. Образуется Волна, к ней потом примыкают все местные гриммы.

— Получается, удар по Вейлу — отвлекающий?

Глинда пожала плечиками под белейшей блузкой:

— Не могу сказать. Пока нет новостей ни от Вакуо, ни с Мистраля, ни с Менажери. Возможно, драконов хватило каждому.

— Возможно... — перед Звездочетом на пульте лежала памятка. Код угрозы высшего порядка, два нуля. Потом что вписывать? Биологическая угроза или военная? Пока не долетел до берега, военная, потому что можно грохнуть военными методами. А оно не растворится в океане? Не нарастит себе стадо левиафанов?

Землянин поглядел в потолок и с откровенной тоской пробормотал:

— Когда рожок дважды протрубит, рассыпаться цепью, опустив при том пики... Сюжет? Эх, сюжет!

Сказал в экран:

— Я смогу дать ответ через час.

И часы на стене важно подтвердили: в лучшем виде! Вот, лови первые секунды: тик-так...

***

Тик-так, сказали часы. Рано еще, чего будишь?

Майор Зимолетов, позывной Кортес, вошел в номер лейтенантов — теперь уже старших — и потрогал за подошву спящего на правой кровати:

— Худой! Подъем!

— А? Тарщ мйор, чт'слчлось?

— Тихо, не ори.

— Можешь орать, я проснулся, — буркнул Флюкт с левой кровати.

— Какие ВУСы у вас?

Старшие лейтенанты переглянулись:

— Оператор-наводчик зенитно-ракетного комплекса.

Кортес фыркнул:

— В кои-то веки не напутали с личным делом, так и есть, по-написанному. Подъем, форма одежды полевая, походное с собой, построение через тридцать минут.

И вымелся будить остальных.

Теперь группа "Конкистадоры" числилась отдельной в/ч с собственным номером, четырехзначным, кто понимает. Относилась к Десятому Главному Управлению Генерального Штаба — чуть ли не самому завидному в армии. Для молодых, но уже старших, лейтенантов так точно, потому что не проверять заправку кроватей и чистку сапог они в армию шли. Они шли воевать, и "десятка" легко превращала их мечту в реальность. Советники на Кубу, два человека. Советники в Анголу, третий кабинет. Советники в Конго, пройдите к трапу. Понятно, почему "Конкистадоры": наверное, в джунгли поедут, молодых бойцов Че Гевары обучать владению лучшими в мире автоматами Калашникова. Джунгли значит мулатки, а мулаток любой чему хошь обучать готов!

Через тридцать минут Кортес погрозил коротенькой шеренге внушительным кулаком:

— Вы можете промахнуться, но не имеете права облажаться. За урон чести и достоинства офицера Советской Армии уебу лично. Вольно! Равняйсь-смирно, на посадку шагом! Марш!

Машина, ночное подмосковье, впереди "бархан" сопровождения. Почетно, только беспокоят алые проблесковые огни. Не так много машин в подмосковье ночью, а все же мигалки вертятся, и в замыкающем "бархане" боец у пулемета в полной боевой, даже в шлеме...

Приехали в аэропорт: движки ревут. Прапор, бывший десантный старшина, повертев головой, шепнул:

— Худой, нас на Торбеево Озеро привезли. Я аэродром узнал, отсюда летали прыгать раз несколько...

Подписки: первая форма, и сразу форма ноль. Старшим лейтенантам форма ноль, и прапору форма ноль, и лейтенантам форма ноль. Зимнее обмундирование всем, это ладно — а вот по росту с первой примерки подошло — уже интересно.

— Флюкт.

— Чего?

— Ты фотографию девчонки с косой не оставил?

— Обижаешь, Худой. Главное при мне.

— Чую, пригодится.

— Нас что — туда?

Майор Зимолетов, позывной Кортес, внезапно не смешной и не старый, обрывает:

— Разговорчики в строю. На прививки, живо.

И потом все вокруг декорациями кисти вечно пьяного мазилы. Вроде как окружающее совсем не важно. Вроде как внутри главное. Ночь, не видать ни зги. Постройки, ворота, вагончик и под землю. Секретный уровень московского метро? Запросто: рельсы уходят в стальную стену. Гермозатвор, должен держать ударную волну ядерного взрыва. Тихое урчание шестеренок, раскрывается дверь толщиной метр сплошного металла. За ней тоннель, нервное мерцание красных ламп на стенах. Трубы, кабеля, кабеля, трубы, трубы, трубы, еще гермозатвор... Стальные ящики. Громадные короба, вполне знакомые по учебке, только лейтенанты молчат, не узнают старых знакомых вслух, подавленные общей грандиозностью и тревогой. Полумрак, редкая цепь рыжих лампочек высоко на своде.

И никого, ни души на пустой станции метро из тьмы во тьму, только железом пахнет, пылью бетонной, да чуть-чуть маслом, да гудит вокруг сама земля, мелко-мелко дрожит под каблуками, словно бы в сверхмощный трансформатор влезли, и горстка лейтенантов с рюкзаками, прапором и Кортесом — единственный островок жизни в океане черной стали.

Шаги, фонарик, заспанный мужчина в штатском:

— Группа "Конкистадоры"?

— Так точно.

— Следуйте за мной. Не отставать. Не сворачивать.

— Секретно?

— Мы вас просто не найдем в этой каше. Черт, опять все через жопу. Работали нормально... Нет, все бросай, давай на первомай...

Голос из темноты высоко слева, там гудят металлические мостки:

— Тихон Александрович, я бы попросил...

— Простите, я ворчу.

— Вы молодой еще. Это мне, старому академику, можно ворчать. А вам на что?

— Именно, что молодой...

— Тихон Александрович, ни слова больше. Вашей супруге мы тортом компенсируем.

— Сначала я у доктора спрошу, можно ли на втором триместре... Конкистадоры, не отстали?

— Никак нет.

— Вот в комнате ждите, вас проинструктируют. Вам покажут, где туалет. Угощать нечем, простите, даже кипятильник здесь нельзя включать.

— Почему?

— Извините, вам не положено знать. Из комнаты не выходить. Всего хорошего.

Комната что корабельный кубрик: железо, лавки, посреди длинный стол, на стене белый экран, слева и справа решетки вентиляции, слышно сопение. Пахнет металлом, и зуд в подошвах все четче. Работает научная установка. Что за установка, знать не положено, зато догадаться делать нечего; Флюкт открывает планшет и в белом свете ртутных трубок еще раз глядит на фотографию. Девочка с косой, волколаки вокруг. Ну, беовольфы, или как там они зовутся...

Неужели правда?

Удар стальной двери, на пороге подтянутый седой полковник, ракеты в петлицах, быстрый жест: вольно!

— Группа, слушать внимательно, времени нет совсем.

Шлеп на стол руководство.

— Узнаете?

— Так точно, — Худой вполне привычно листает пухлый томик. — Ракета противокорабельная крылатая П-35, дальность стрельбы четыреста километров.

— Уточнение. Для увеличения дальности подвесные баки, а ускорители повышенной тяги. Так что радиус около тысячи.

— Товарищ полковник, старший лейтенант Худой. А не взбрыкнет? Несерийным стрелять верный путь к проблемам.

— Спокойно, товарищ Худой, на Солнце полетите ночью. Партия ракет приготовлена для показа высшему руководству, все вылизано и перепроверено. Ящики там на путях видели?

— Так точно. Универсальные транспортно-пусковые контейнеры, удлиненные, мы в них обычные П-35 на полигон возили.

— Только возили?

— Три учебных пуска и зачетная задача.

— Хоть что-то... Группа, слушай приказ. Принимаете транспортные машины. Получаете контейнеры с подготовленными П-35. На технике совершаете марш в город Ноль. Там вам укажут место развертывания. Для сопряжения электроники с местной техникой там есть специалист. Хороший программист, — полковник поморщился, — но штатский. Если психанет, не давите его, поддержите как-нибудь. Он там случайно, он вообще астроном Пулковской обсерватории, чего-то там по звездам наблюдал. Донаблюдался... Итак, настраиваете цепи, все проверяете, выполняете пуск. Цель вам укажут местные. Для надежности мы вам готовим трехракетную очередь. А как стрелять, залпом или с корректировкой по первому, на месте разберетесь... Потом сворачиваетесь и сверлите дырки. Если попали, для орденов и звездочек. Если сумеете не попасть ни одной ракетой, для вазелина. Вопросы?

— Товарищ майор, разрешите обратится к товарищу полковнику.

— Разрешаю.

— Есть. Товарищ полковник, лейтенант Поручик...

Полковник улыбнулся, но не удивился.

— ... В чем разница между обычной и подготовленной П-35?

— Именно в том, о чем вы и подумали... Лейтенант или все же Поручик?

— Товарищ полковник, майор Кортес. Лейтенант звание, Поручик — позывной.

— Да, я так и подумал, что Кортес тоже не фамилия. Ваш вопрос?

— Скажите честно, в чем подвох?

— Восемь часов, майор. На все про все у вас восемь часов. Потом ваша цель долетит... Не знаю, куда. Мне, как вы понимаете, не положено. Это вы, наверное, знаете. Не зря же прислали именно вас, я бы взял своих парней из четвертой ракетной, которые сейчас ваши три контейнера готовят... Цель долетит, и там начнется жопа. Местные зовут маму и просят помощи, так что наши распечатали конверт с двумя нулями. Все, что я знаю: если у вас не выйдет, мы начнем эвакуацию города Ноль. Приказано готовить транспорт и помещения на полста тысяч беженцев. Потом все наши старания, — полковник обвел руками сталь вокруг, — можно будет выкидывать. Не промажьте.

Конкистадоры переглянулись.

— Худой, Флюкт, принимайте ТПК. Поручик, Анкер, Брат — все остальное. Я пошел за пайками, — майор поднялся, словно бы каждый день получал приказ на тактический ядерный удар трехракетным залпом. — Война войной, а пожрать всегда некогда, это к гадалке не ходи.

Полковник улыбнулся, снова распахнул дверь:

— Пройдемте.

И майор Кортес пробормотал:

— Я весело преследую звезду... Хотя б одной из трех да попаду...

Но дальше коверкать любимого автора постеснялся.

***

— Нечего стесняться, ставьте прямо тут, — обещанный программист, несмотря на предупреждение, штатским совсем не выглядел. Да, форму он не носил: клетчатая ковбойка, кожаная куртка, разрисованная диким красным орнаментом, кажется, еще и светящимся в темноте. Грубые штаны, ботинки с высокой шнуровкой. И тяжелый пистолет на шнуре, совершенно не путавшийся в руках мирного Звездочета — он так и представился — и полное спокойствие при звуках выстрелов, когда оцепление начало первичную зачистку площадки.

— Площадка вам пятьсот на пятьсот, за оцепление не выходить, — и на местном в сторону с привычной властностью:

— Сарж, проследите!

Местный с какой-то странной мордой вполне обычно козырнул, ответил нечто, лейтенантами не понятое. Контейнер с блоками наведения подняли на гребень летающей машиной, четырехмоторным винтокрылом, большая остекленная кабина придавала ей вид склонившего голову в атаке быка...

Кортес уже ругался с кем-то: незнание местного языка ничуть не мешало ему яростно торговаться за печи. Мало ли, что по приказу меньше суток, план всегда первая жертва боя, заночуем — пердежом греться?

Оставив устройство лагеря на майора, Звездочет прошел к спрятанному в обваловку столику, куда протянули кабеля от всех трех ТПК, и поставил на него местный вычислитель — Свиток. Ну, лейтенанты видели плоские ручные вычислители в космическом кино, так что не сильно удивились. Сильно удивились умению и скорости работы Звездочета. В местной электронике он понимал все. По крайней мере, программу-конвертер для передачи данных настукал минут за десять, Флюкт клялся, что при этом Звездочет глаз не открывал. В это Худой охотно верил: красные глазки у Звездочета, сильно заспанные. И местные вокруг бегают, как наскипидаренные. Хреновое что-то к ним движется...

Пока они гоняли цепи, местные — Брат удивился, насколько тутошние задохлики превосходили по силе его, чемпиона-гиревика — уже выставили ТПК точно по флажкам и вполне грамотно, аккуратно, снимали переднюю и заднюю крышки второго контейнера, где по закону подлости сбойнула гидравлика.

— Есть наведение, — сказал Звездочет, ведя нервно покусанным ногтем по цветному экрану Свитка. — Вот цель...

— Скорость не очень, медленная цель, это хорошо...

— Вот наш радиус, — Звездочет показал дугу прямо на планшете. Лейтенанты завистливо выдохнули: да, так воевать можно! Машина сама считает, сама показывает.

— Тарщ Звездочет, а зачем на предельную дальность, сложно ведь. Подпустить на четыреста и шарахнуть?

— Есть риск, что до материка дойдет и мелочи высадит море. Тут, южнее, имеется печальный прецендент. Над морем надежнее. Ну и запас времени все-таки больше.

— Контроль еще раз, Флюкт, руками проверь.

— Есть, — хрипнул Флюкт, уже не особо чувствующий зимний холод, потому что погрузился в расчеты еще на марше и теперь видел только корни с синусами. Ошибиться стыдно. У ракеты, понятно, есть головка самонаведения. Но она хватает цель километров за пятьдесят, а лучше бы тридцать. Считай, вплотную. На такую дистанцию ее надо еще подвести...

С головных частей потащили сверкающий алюминий теплозащитных чехлов. Потому что боеголовки там специальные, а им температурный режим нужен.

— Есть контроль, — Флюкт потер глаза, и местный тут же, без напоминания, подал чашку горячего... Нет, не чая: тутошний чай даже грузинскому проигрывал, что уж говорить о "слонике". Но пилось хорошо, легко, холод отгоняло быстро, и здорово проясняло ум.

— ... Расхождение пять каэм. По учебнику годится.

— Товарищ... Звездочет. А кто цель подсвечивает? Наша головка на него не наведется?

Звездочет выругался:

— Точно, там же крейсер. Но если он уйдет, мы цель видеть перестанем.

Худой облизал губы:

— Мы координаты списали, цель идет ровно. Упреждение посчитаем, с такими машинами все поправки быстро применятся. Боеголовка рассчитана на КВО один километр. Пусть валит оттуда... Ему шторм не мешает?

— Крейсер воздушный.

— Тем более, пусть уходит.

Звездочет потер виски, промокнул красные глаза платочком с пахучей мазью и потопал на гребень, к связной машине.

Наводчики проводили его уважительным присвистом: за предыдущие сутки, пока "конкистадоры" получали обмундирование, инструкции, а потом гнали в ревущие врата двадцатиколесные установки, Звездочет написал программу посложнее конвертера. Кусок местной электронной карты Звездочет пересчитал в маршрутную ленту для радиовысотомеров ракет. Вот это деяние ни Худой, ни Флюкт не могли оценить в достойных словах. Хотя лента короткая, чуть-чуть над сушей, а дальше все над зеркалом, но угробить ракету хватает одной погрешности, это в лейтенантские головы вбили твердо. Военному точно "знамя", без вопроса. А штатскому что? Тут ведь не просто базу данных из циферки в циферку перекодировать, тут сила тяжести отличается, плотность атмосферы. А это и скорость, и запас окислителя, и радиусы поворотов. Хорошо, что считал именно профессиональный астроном, учел планетарные факторы. Скорость вращения там, Кориолис, погрешность на акселерометрах...

Худой пожевал губами. От себя всю жизнь бегать не будешь. И решительно поднял флажок: готовы.

— Вводи цель, пока крейсер еще ее видит.

На цветном экране Свитка Флюкт уверенно ткнул в отметку.

Лейтенанты по очереди сбегали к ТПК, проверили выскочившие на индикаторах числа, убедились, что они совпадают с расчетными. На кораблях работает система управления огнем, а тут по-дедовски, как снаряды "катюш" прямо из укупорки по эсесовцам в доме через дорогу...

Проверки закончились, когда от выделенных восьми часов осталось минут сорок. Худой заорал:

— С площадки все, нахрен очистить площадку! На первой зажигание!

Местные бросились в ровики, за камни — кто куда — Худой только подумал, что от спец-БЧ это не спасет, но тут же и забыл, выкинул из головы. Свиток гнал по экрану поток сообщений, Флюкт от волнения повторял их вслух:

— Первая установка, запуск!

Взревел реактивный двигатель; примерно через минуту рев его превратился в свист.

— Первая, ускорители!

Твердотопливники сработали как бы громадным выдохом: ширх!

В огромном клубе огня ракета исчезла. Двигалась она так быстро, что вновь ее заметили уже далеко. Совсем далеко, только в бинокль заметно, звездочка разделилась. Три огня осыпались к горизонту, один сделался сильнее, потом исчез, растаял вдалеке, и Флюкт сказал шепотом, прогремевшим в неожиданной после старта тишине:

— Сброс ускорителей. Все три норма.

— Первая на траектории, — Худой закрыл глаза, и в протянутую руку местный пограничник, закутанный до глаз теплым капюшоном, вложил чашку горячего. — Ждем захвата. Можно собирать ТПК... Стой!

Свиток недовольно пискнул.

— Уход с траектории! Нерасчетный маневр! Куда он прет?

— До моря всего полтораста километров, а там все равно, — успокоил Звездочет, несуетливостью покорив лейтенантов окончательно. — У нас еще две на подготовке. И тридцать минут.

— Первая сошла, сигнал потерян.

— Ты проверяй вторую, я третью, — сказал Худой механически, от стыда более всего желая провалиться сквозь землю. — Стой! Противогаз! И не ходи через облако.

Обежав дымную тучу, заметно прореженную ветром с далекого моря, лейтенанты подошли каждый к своему контейнеру. Визуальный осмотр... На первый взгляд все нормально. Полный осмотр — два часа, так что надо просто искать где что не так... Все бы хорошо, но часы жгут руку. Осталось двадцать девять минут. Тик-так, двадцать восемь... Носовой обтекатель норма. В двигателе посторонних предметов нет. Контрольное измерение...

— ... Флюкт, я нашел! Мы мудаки! У нее исходный горизонт выставлен по-корабельному, шесть метров над палубой. А мы херачим с горы, метров сто сорок над зеркалом океана!

— А что же умники из четвертой ракетной?

— А мы им сказали? Они, наверное, думали, что с корабля стрелять будем, ракета же против авианосца сделана! Бегом на пульт, вводи новый горизонт, и сразу руками, а я тут проверю!

— Сейчас, товарищ майор, сейчас все будет...

— Спокойно, хлопцы, спокойно.

— Худой, горизонт норма. Контроль норма!

— Индикаторы норма, жги!

— Вторая, готовность! — заорал Флюкт. — Очистить площадку, всем очистить площадку!

Посмотрел на часы — и, видимо, заторопился:

— Вторая, зажигание!

Худой понял, что не добегает. Но прежде, чем он испугался, местный — здоровый, длинный парняга, в прыжке окончательно уподобившийся волку, сгреб Худого в охапку и вместе с ним скатился за валун, а оттуда под откос. Далеко справа ревела и клубилась туча; Худого мячиком перекидывали из рук в руки, наконец, помогли встать, и сделавшие это фавны обменялись парой фраз, в которых землянин понял только "Миг", потому что истребитель такой, и "сарж", потому что слышал в кино про Джеймса Бонда.

А потом все угомонилось, и даже сюда, на другой край площадки, долетел азартный крик Флюкта:

— Сброс ускорителей! Все три норма! Вторая на траектории!

Худой закрыл глаза, и в протянутую руку местный пограничник, закутанный до глаз теплым капюшоном, вложил чашку горячего.

Выпив, Худой пошел к пульту обратно. Над головой, поодаль от дымной шапки, под руководством флажков Кортеса местные строповали первый контейнер. Рядом с Флюктом стоял Звездочет и биноклем провожал тающую в облаках звезду.

Как, собственно, Звездочету и приличествовало.

Но вот огонек потонул в облаках окончательно, человек опустил бинокль. На площадку легла мертвая тишина облегченного выдоха, в которой часы на запястье принялись чеканить мгновения особенно громко.

Тик-так.

Ты кто такой?

Ты что делаешь, астроном на букву епт? Военным себя ощутил? Треуголка не жмет? В гости к Македонскому захотел?

Ты зачем триста килотонн сюда приволок? Хиросиме двадцати хватило с перебором.

То Хиросима, а то местная хрень, огрызнулся Звездочет. Здешние так трясутся, что, может, и мало еще. И вообще: вторая не дошла пока.

Не надейся, отрезала нахальная секундная стрелка. Если бы не спешка, и первая бы не сошла. Иди пинай крейсер, пусть валят оттудова поскорее.

Тик-так...

Тик-так, ну!

Звездочет поднялся к связной машине:

— Крейсеру еще раз напомните: полный ход! На вспышку не смотреть, никакие фильтры не спасут. Слепота гарантирована. Приготовиться к ударной волне.

— Там "Громобой", это здоровая дура. Не перевернет.

— На полигоне танки переворачивало, — Звездолет придал голосу сколько мог суровости. — Тридцать тонн сплошного металла мячиком гоняло. Передайте предупреждение еще раз.

И не выдержал, добавил от штатской стороны натуры:

— Не хочется все испортить.

Свиток пискнул: радиус!

Поставив чашку прямо на грунт, Худой склонился над планшетом. Справа в него звонко ударился лбом Флюкт. Анкер и Поручик с Братом подбежали тоже; Кортес и скатившийся с горы Звездочет степенно стояли поодаль. Звездочет принимал доклады от местных, и Кортес понял: нихрена это не штатский. В штатском, так вернее. Очень привычно командует. И слушаются его тоже привычно.

— Захват!

Все стихло, и Кортес услышал секундную стрелку: теперь вы это говно и сюда притащили. Люди, что с вас возьмешь!

И Кортес ответил — мысленно, чтобы Звездочет не принял его за психа — ради защиты людей я чего хочешь протащу куда угодно.

А если там тоже люди, уколола секундная стрелка. И у них своя правда. Тогда что?

То же самое, ответил Кортес. Приходили к нам уже со своей правдой, едва осилили в обратный зад выпереть. И тоже с виду люди. Делай мы что плохое, местные бы смотрели на нас иначе, прибавил Кортес. Молодежь не чувствует, а я-то входил в Берлин и потом в Прагу. Разницу, где как встречали, жопой чую, замполит не нужен.

Ах так, засмеялась дробно тоненькая стрелка, тогда ловите!

И оставшиеся секунды ссыпались подмытым берегом в речку: разом, с волной и всплеском.

— Есть сведение! Есть совмещение отметок! Засветка локаторов! Подрыв в расчетном радиусе!

Звездочет выдохнул и медленно поплелся на гору, к связной машине. Кортес повернулся к местным, чтобы нарядить их на разбивку палаточного лагеря, но увидел палатки уже развернутыми, а печи затопленными. Кортес только покрутил плечами. Как там в бою, а служба войск тут поставлена, да...

Лейтенанты сгрудились у планшета. Ждали, пока успокоится ионосфера и в районе взрыва опять заработают локаторы. По мощности взрыва ждать предполагалось полчаса, для верности решили: сорок пять минут. Если сведений не поступит, придется расходовать последнюю ракету.

Кортес, впрочем, погнал молодежь спать. Хотя бы полчаса. Неизвестно, что впереди. Сам он, прикрыв глаза, слушал ноющие легкие, когда подошел Звездочет и просто сказал:

— Крейсер "Громобой" сообщает: отметка цели исчезла. Визуальным наблюдением установлено полное исчезновение облачности в радиусе три мили от места взрыва... В море исчез плавающий лед. Примерно километров пять, по-нашему. Пишите рапорта, сверлите дырки. Местному начальству я доложу сам.

— Так вы здесь не главный? — майор чуть со стула не упал.

Звездочет грустно улыбнулся:

— Главный сейчас в самой каше. Впрочем...

— Знать не положено, — понял Кортес. — Мне не за себя, за пацанов обидно. Сходили в иной мир, и зачем? Килотоннами насрать? Что видели?

Звездочет почесал подбородок:

— Вот что, майор. Когда все кончится, я вам отдельную экскурсию устрою. Слово.

— Слово, — кивнул майор. — Ну, поглядим, чего весит ваше.

И без перехода крикнул спящим:

— Худой, подъем! Цель поражена, расход две! Снять с подготовки одну!

— Ну во-о-от, — зевал Флюкт вполне душераздирающе. — Теперь остаток назад волочь. Тарщ мйор, м'жет у них тут какие короли несвергнутые, Змеи Горынычи, или еще какие наймиты капитала есть? Чего единственную ракету обратно везти? Долбанем!

— Обязательно долбанем! — поддержал его Кортес. — Конкистадоры мы или где! Капитализм в труху!

Обвел взглядом короткую шеренгу победителей и подмигнул сразу всем:

— Но потом.

***

— ... Потом агент, неизвестный мне до сих пор, подловил одного из проверяющих, — Тан Линь помялся и все же нашел формулировку, — на непристойном деянии. В Атласе много людей возмутились, и я оказался уже не просто под следствием, а под арестом.

— Стойте, как так? Поймали ревизора, но судили вас?

— Капитализм! — Тан Линь улыбнулся широко, располагающе. — Такие дела. К счастью, у меня нашелся...

— Друг?

— Вот не могу сказать, смею ли я располагать его дружбой, — Тан Линь повертел головой и пальцем оттянул белый воротничок рубашки, поправил галстук. — Но, так или иначе, парень вывез меня из Атласа в Семиградье, а оттуда мы шли по лесу, еще не выбрав цели. Мы хотели осмотреться с ближайшей горки. Но, понятно, не мы одни там умные. На переправе нас ожидала засада. Причем, будь она единственной, мы бы с вами не беседовали...

В приемной Хрущева собралось немало народу. От военных Гречко, от прогнозистов Соколовский, от промышленности Устинов и Косыгин, от Института Коммунизма Афанасьев и Ефремов. Самая представительная делегация, конечно же, от ученых: Келдыш, Фок, Лентов. Референты, адъютанты.

— ... На реке нас ждали сразу три отряда. Во-первых, погоня Атласа. Чтобы нас не спугнуть, они отослали летающий корабль, пошли землей и прекрасно справились с задачей: мы увидели их в последний момент. Во-вторых, местные... Бандиты, скорее всего. Вряд ли настолько яростную перестрелку затевали бы мирные жители. В-третьих, ваш отряд. Он-то меня и вытащил...

Вспомнив полет с бревен, оглушающий удар в ледяную воду, Тан Линь поежился, что все восприняли с пониманием и продолжили слушать внимательно.

Собравшиеся ждали вызова в большой зал с модельками, где традиционно проходили совещания по теме "Ноль". Просто "Ноль", без уточнений. Встанет перед ним какая прибыльная-ценная единица, вот она и десятка. Нет — придется списать расходы, признать эксперимент неудачей...

Председатель Комитета Госбезопасности, генерал Серов, смотрел на межзвездного коммуниста и прикидывал, как проверить его слова. И как относиться к полному совпадению историй "Паруса" — придуманной Ефремовым в романе "Туманность Андромеды", и рассказанной членом экипажа того самого "Паруса". Допустим, человека подобрать можно, отрепетировать поведение, речи. Всякие там фотоны-протоны, четыре планеты Веги — непроверяемо, ври что хочешь. Но вот коммунизм, действующий, реальный коммунизм Земли будущего...

Может, Ефремов тоже из будущего? Серов потер виски. Как там звали одного из героев? Рен Боз? Дар Ветер? Вот, авария на установке Прямого Луча, откат или что там; артиллерист по образованию, Серов не раз видел на испытаниях, как многотонная установка прыгает зайчиком на десяток метров, как лопаются толстенные гидроцилиндры или розочкой разворачивает самый-самый сверхпрочный ствол. А у физиков энергии задействованы еще и похлеще, и сами физики частенько лезут скрести затылок в полном недоумении: что сработало, почему именно так, не иначе? Что и в какую сторону шарахнет следующим разом?

Вот, значит, полетел Рен Боз на Эпсилон Тукана меднонокожим красоткам задвигать про интернационализм и единство целей. А Дар Ветра откатом перепоясало и поволокло в другую сторону.

Хлоп, и вот он тысяча девятьсот двадцать первый, и вот он Сиваш вокруг, ледяной Сиваш, и красноармейцы переходят его вброд по горло в ноябрьской водичке... Вообще-то, переходила Сиваш махновская пехота, и потом в боях показала себя намного лучше, чем ждали от анархистов. Просто курсантам на несущественных подробностях внимание не заостряли, так оно и вошло в историю.

В человечьей каше Гражданской затеряться легко. Дар Ветер освоился, сделал документы, приспособился к речи, культуре... И что посланник будущего мог рассказать настолько далеким предкам? Вот он, Серов, попади сейчас к фараонам, чему их научит? Сопровождать пехоту в наступлении тройным огневым валом? Лить пирамиды из бетона? Так там главное печь для обжига цемента, а это листовая сталь, а это домны-мартены, а подшипники, а...

Историю Египта Серов не помнит. Оперативную работу в условиях рабовладельческого общества тоже вести не так просто, как в книгах пишут. Что ему там делать? Учить фараоновых портняжек карманы в набедренную повязку вшивать? Он, Серов, никогда из лука не стрелял, мечом не рубил, огонь кремнем по огниву не высекал. Старых знаний не сообщит, а до новых фараону самому не допрыгнуть...

Главное: зачем и прыгать? Фараонам без того сладко живется.

Вот и стал Иван Антоныч писать фантастику. Идеи двигать. А как он сюда попал? Это ж физика, посопел Серов, нормальному человеку недоступно.

— ... Сначала установим критерии!

Афанасьев, Институт Коммунизма. Понятно: ученый. Сначала откалибровать шкалу измерений, потом собственно дело. Косыгин практик, и не похоже, чтобы он сразу легко поверил. С другой стороны, в посылку Веденеева тоже поверили не все, не сразу... Косыгин поднимает брови чуть ли не страдальчески:

— Я хотел бы прояснить ситуацию и задать по этому поводу несколько уточняющих вопросов. Товарищ... Тан Линь, правильно?

— Да.

— Вот, я с позиции материального стимулирования работников. Допустим, у нас, например, на Кубе, рядом два одинаковых сахарных завода, частный и государственный. На частном заводе зарплата выше, но там рабочих обворовывает бизнесмен-паразит. На государственном заводе зарплата ниже, но зато никаких паразитов нет. С точки зрения теории коммунизма, — Косыгин повел рукой в сторону ученых, — буржуй хуже. А вот что мне рабочим довести? Им кто лучше? Кто больше платит, разве нет?

Тан Линь качает головой:

— Сразу по высадке я бы удивился. Очень сильно... Неужели ваши рабочие настолько неграмотны политически? Неужто не понимают: эксплуататор пустит средства на свои нужды, а государство построит на недоплаченные деньги дорогу или школу. Ведь рабочие не скинутся из избытка зарплаты на общественные здания. Практически, мир бизнеса откупился от них мелочной подачкой, избежав куда более значимых расходов на инфраструктуру.

Тан Линь хмыкнул:

— Да, мне все это казалось простым и ясным. Но...

— Но?

— Но я видел... Видел с тех пор всяких рабочих. И всяких бизнесменов. Скажем, владелец завода из нашего примера, получил прибыль и всю ее пустил на...

Коммунист махнул могучей рукой в синем шерстяном рукаве:

— На разнузданную оргию, как называют ваши газеты. Банкет, машины... Должны ли мы считать прибыль потерянной для общества? Или нам следует вычесть из нее, например, зарплаты официантов и делавших автомобиль рабочих? А если бизнесмен купил или там заказал художнику картину? Которую потомки передали бы потом в государственный музей? Как мы оценим такого бизнесмена? На какую сумму он паразит? На высшую меру потянет, или ограничимся десятью годами без права переписки?

— Цена ошибки, — буркнул Устинов. — Товарищ задает верный вопрос. Мы с товарищем Хрущевым посещали Индию. Там в штате Керала почти социализм.. С оговорками, но... И вот ситуация. Какой-нибудь Жримамусвами, скажем, чиновник. Он учился в Лондоне, "белый сахиб". Через дорогу особняк Припапуснами, который начинал с уличной торговли жвачками. Но сейчас он бизнесмен, дети его учатся в том же Лондоне, и ездит он, по соображениям престижа, на таком же лимузине, что Жримамусвами.

Устинов снял очки, выложил перед собой и принялся протирать, ворча негромко, словно про себя, как всегда озвучивал неприятные новости:

— Один чиновник, второй бизнесмен. Чиновник занимается планированием: он решает, какой завод где открыть. Бизнесмен занимается тем же самым. Чиновник живет в особняке со слугами, английским газоном, ездит на лимузине. Бизнесмен живет в соседнем особняке, и лимузин бизнесмена, с того же завода "Ягуар", стоит рядом с лимузином чиновника, отличаясь только номером, и газоны им стрижет один и тот же садовник, просто бизнесмену по четным числам, а чиновнику по нечетным.

Устинов поднял взгляд на дверь кабинета: нет, показалось. И продолжил громче, но все так же недовольно:

— Если ошибается чиновник, его лишат квартальной премии. Ну, поругают. Если ошибется бизнесмен, он вернется на улицу торговать жвачкой. И вот, Иван Александрович, — кивнул председатель Военно-промышленной комиссии на Серова, — дает мне подборку настроений в рабочей среде. А там вопрос: почему тогда бизнесмен паразит? Я обязан людям ответить. И ответить четко и ясно, как в сорок первом. Иначе, сами понимаете, о доверии к идее коммунизма говорить бессмысленно.

— Простите! — Афанасьев успел вклиниться прежде всех. — Мы так ни к чему не придем. Нам нужно выделить в коммунизмах... В нашем и товарища Линя, имеется в виду... Несколько ключевых моментов, их и сравнивать.

— Для чего нас и пригласили, — высказался, наконец, Ефремов. — Но, по-видимому, здесь не все. Потому что заседание пока не открывается. Мы еще кого-то ждем?

— Да, — Серов поглядел прямо и титаническим усилием удержался от слов: "Товарищ Дар Ветер". — Прибывают ваши протеже. Товарищ Тан Линь знает их как Звездочета и Толмача.

— О да, знаю! Они учили меня вашему языку.

Тан Линь откинулся на спинку стула, рассеяно поглядел на потолочную лепнину.

Серов поглядел на богатыря в синем и внезапно подумал: может, его просто убить? Чтобы не знать концовки и не расхолаживать своих людей?

— Ну хорошо, — проворчал Гречко. — Я человек военный, мне ваши "измы" постольку-поскольку. Вы мне на пальцах: почему "частная собственность средств производства" вообще такая прямо проблема? Кто может ясно сформулировать?

Афанасьев покривился: мы тут пишем-пишем, а вояки не читают. Но ответил вежливо:

— В трудах нашего института все неоднократно сформулировано и разъяснено. От частной собственности средств производства прямой мостик на прибыль. А если единственная мерка успеха — прибыль, то происходит профессиональная деформация. Вот я фотографу скажу: сними куртку. Так он, вместо чтобы раздеться, куртку сфотографирует. Вот что такое профессиональная деформация.

Гречко возмутился, что за дурня держат, но вспомнил, что сам просил объяснение попроще и смолчал, кивнул только.

Афанасьев кивнул печально:

— Не личное счастье, не счастье близких, не успешность твоей страны в целом, а размер личной прибыли на коротком временном горизонте. После нас хоть потоп! Откуда мы видим: дело не в самой прибыли, не в собственности средств производства. Дело в последствиях. Выжечь планету? Предать брата? Нету преступления, на которое не решился бы капиталист за триста процентов прибыли, товарищи! А вот вы хотели бы оказаться преданными вчерашним другом? Вы лично?

Философ откинулся к спинке стула и тоже умолк.

Минут пять все молчали, потом Косыгин попросил:

— Давайте все-таки разберем еще два вопроса. Мне от газеты прислали, надо ответить.

Коммунист пожал плечищами:

— Всегда готов.

— Так, вот, пишут. Сергей токарь, напротив по лестничной площадке Игорь кооператор. Сергей тратит тысячу четыреста и Игорь тратит тысячу четыреста. Но заработки у них разные. Сергей зарабатывает именно столько, сколько тратит. Игорь, кроме зарплаты, имеет в кооперативе долю еще на три тысячи. Вот, некий неравнодушный гражданин интересуется: Игорь у нас буржуй на тысячу четыреста, или на четыре с половиной тысячи? Для него это вопрос важный, не поленился в ЦК профсоюзов написать.

— Легкий вопрос. Игорь вообще не паразит. Он работает в кооперативе. Пускай Сергей туда вступит, и столько же зарабатывает. А если не хочет, значит, он взамен денег имеет свободное время.

— На три тысячи? Дороговато у вас обходится свободное время!

— Во-первых, не у нас. Пример ваш, — Тан Линь разулыбался. — А во-вторых, вы правы. Время дороже всего. Не факт, что после какой-то суммы семья Игоря выбрала бы деньги вместо папы.

— Ну хорошо, а вот из Автово... Василий и Глеб подрядились на воду. Ну, Василий каждый день водовозку гоняет. А Глеб построил водопрод и теперь пинает... Хм... Картины рисует. Но денег берет столько же, сколько Василий. Вот, народ интересуется: справедливо или нет?

— Конечно, справедливо. Они платят не за просмотр, как Васян машину по косогорам рвет, платят за литры. А каким способом Глеб те литры в дом заводит, его печаль.

— Но получается, он деньги берет за картины? — Косыгин тоже умел улыбаться преехиднейшим образом.

— Он деньги берет за предусмотрительность. Заболел Вася — кто воду привезет? Заболел Глеб — никто не заметит.

— И дорого же предусмотрительность обходится, если по разнице считать.

— Ну, тут я не виноват, умственный труд всегда выгоднее выходит. Просто видно не каждому и не сразу.

— Дело не в цифрах! — Афанасьев хлопнул в ладоши. — Где частная собственность на средства производства... А средства производства это напрямую средства к жизни. Когда у одних есть, с чего жить — а у других нет! — всегда эксплуатация. Сама собой. Автоматически. Тут уже не в суммах дело. Тут вопрос качественный. Одни учатся давить, вторые пресмыкаться. Вот что плохо.

Из открывшейся двери кабинета вышел Хрущев:

— Здравствуйте, товарищи. Прошу тишины! По некоторым обстоятельствам заседание мы вынуждены перенести на послезавтра. Прошу извинить. Чтобы не пропали запланированные два часа, мы посвятим их вашим текущим вопросам. Представители промышленности и военных, прошу пройти. Товарищ Келдыш, вас прошу подойти через час. Товарищи Афанасьев, Ефремов, сделайте пока товарищу Тан Линю хорошую экскурсию, чтобы он лучше представил себе историко-культурный фон.

Ученые переглянулись. Ефремов оправил костюм.

— До послезавтра времени вагон. Можно устроить неплохую экскурсию.

***

— Экскурсию? Но я не местный!

— Сан Сеич, нас вызывают на отчет в Москву, — Звездочет если и волновался, то не сильно показывал чувства. Ремнант: истерику гриммы слышат через три стены. Поневоле привыкнешь сдерживаться.

— ... Слово давал, плохо буду выглядеть. Выручите, ради Пулковской обсерватории, ради Кронштадта!

Геолог покрутил головой, поморщил нос, но отнекиваться не стал.

— Добро. Что надо?

Звездочет махнул рукой и шесть мужчин, до тех пор стоящих в отдалении, подошли и пожали протянутые ладони.

— Вот Александр, он геолог. Он вас проводит и все покажет. Меня отзывает Москва. Вас, товарищи, тоже вызовут. Скорее всего, не позже завтрашнего дня, когда мой доклад прочитают. Но сегодня посмотрите город. Он маленький, нестарый... — Звездочет чихнул, — и мы его полюбили именно за это. Удачи, я пошел.

И зашагал к навесику остановки, где уже подвывал турбинами разъездной винтокрыл.

Геолог обернулся к гостям:

— Александр.

— Кортес.

— Худой.

— Флюкт.

— Поручик.

— Анкер.

— Брат.

— Ага, — сказал геолог, соображая на ходу. — Нас не много и не мало, нас шестнадцать человек?

Прежде всех отреагировал Флюкт, конечно:

— Для питерской окроши нужны огуры и картоши?

Бац! Никто не ждал от интеллигента классического крюка в челюсть. Флюкт накрылся ногами. Геолог, отступив на шаг, развел руки:

— Простите, братцы, оно само. Кто про мой город не так скажет, сразу прямо нервный тик, руки трясутся.

Лейтенанты переглянулись, помогли встать Флюкту, отряхнули от снега.

— Извините еще раз, — теперь геолог уже посерьезнел. — Честно, не знаю, что вам показалось обидным. Вроде же ваша, спецназовская песня.

— Мы ракетно-артиллерийские войска, — буркнул Кортес. — Не надо путать. А то и у нас нервный тик начнется, и руки заживут собственной жизнью.

— Ладно, понял. Мир?

— Пиво, — вздохнул Флюкт. — Много пива. И будет мир.

— Заметано.

Кортес хмыкнул, но тоже согласился:

— Да, хватит уже гордостью считаться. Флюкт, понял?

— Так точно.

Геолог обвел панораму сразу двумя руками; штормовка залопотала на знобком ветру с моря.

— Ну тогда начнем прямо отсюда. Мы стоим на Бульваре. У него есть официальное имя, но я его не помню, и никто из местных тоже им не пользуется. Бульвар, все. Слева и справа дома. Улицы...

— Не перечисляйте, — Анкер помахал буклетом с картой, — тут все есть. Разрешите вопрос. Отчего Центральная улица на краю города?

— Потому что по проекту она в центре. Просто город в ту сторону еще не достроен.

Конкистадоры повертели головами. На бульваре несколько больших, вычурных зданий: тут купол, там пара острых граненых шпилей с корабликом-флюгером, ветер с моря цепляется за витые ребра полотенцами снега, словно дымит. Вон то обширное, увенчаное пирамидой, наверное, исполком — или как он тут именуется, ратуша? Затем, похоже, кинотеатр. Дальше спортзал: большой кирпич, высокие узкие окна, перед ним футбольное поле с пустыми сейчас трибунами. Еще дальше, наверное, отделение милиции, сразу с тренировочной площадкой. Напротив, конечно, пожарные: наблюдательную вышку ни с чем не спутаешь, и машины там узнаваемого красного цвета.

Машины яркие, а вот цвета окраски домов уже заметно поблекли. Здания на Бульваре строгие, вместо краски облицованы пиленым камнем. Зато вправо и влево улицы заставлены квадратно-гнездовыми домами-колодцами; то-то ленинградцы от города Ноль сами не свои. Только снаружи дома раскрашены не обычной охрой, прославленной фильмами про декабристов и Пушкина, а разрисованы кто во что горазд. Здешние дома-колодцы чуть раскрыты к югу: там стенка на этаж или два ниже, чтобы солнце проходило. Внутренние дворы в них широкие, и даже кое-где стоят металлические ребра — не надо и гадать, под общую крышу на весь двор.

Ковер застройки поднимается от Бульвара к гребням невысоких гор, и потому отсюда, со дна чаши, весь город легко можно окинуть одним взглядом.

Брат сказал:

— Крепости, натурально! Только деревья перед ними скелетами.

Экскурсовод покачал головой:

— Да, печально. Осенью красиво, сейчас просто снег. Там дальше, за домами, кольцевая стена от гримм-тварей. Настоящая такая стена, как в кино про капитана Блада. Только часовые не с мушкетами ходят, оружие посовременней.

Поручик с Анкером переглянулись. Худой спросил:

— А как тут вообще с оружием? Интересно.

Геолог понимающе прикрыл веки:

— Нас в поле охраняют местные, Корпус Пограничной Стражи. Они нам показывали старые прахобои. По мощности и точности примерно как мушкеты-аркебузы — на сто-полтораста шагов что угодно в куски. Но дальше на кого бог пошлет. Потому что нормальное производство с точной металлообработкой у них сосредоточено в паре городов на всю планету. Конечно, Охотники... — геолог вздохнул с откровенной завистью, — могут и умеют разные штуки, дух захватывает. Но кустарным образом, только для себя.

— Вы сказали: "старые прахобои". А новые?

— Новые только у Охотников. Там да, наша техника отдыхает. Ну, а в Корпусе вооружены карабинами, те же СКС, что у нас.

Геолог постучал пальцами по ремню собственного оружия, привычно висящего за плечом стволом вниз.

— По черным нормально бьет, просто Охотник свалит гримм-тварь сразу, а из СКС надо две-три обоймы выпустить. Учитывая, что черные очень быстрые, они тебя порвут раньше, чем ты перезарядишь первую. Такой простой секрет.

— А пулемет?

— А Прах к нему? Он дорогой зверски. Дешевле один раз Охотникам заплатить. Приедет команда и вычистит округу на месяц или около того.

— Как тараканов травить.

— Отличное сравнение. Ну что, не буду я вас по стене таскать и в порт не повезу. Билеты ладно, денег не жаль, а жаль день времени туда-обратно. Поедем лучше в парк. Там кино про вас.

— Про нас?

— Ну да, про ваши запуски. Заодно и посмотрите, в кого вы стреляли.

Конкистадоры переглянулись в полном изумлении:

— Кто снимал? Агентура?

— Не надо агентура, здесь у каждого в кармане Свиток... Такая штука, телефон и фото-кино-камера сразу. Снял и тут же отправил в студию. В парке большой экран есть, новости повторяются каждый час.

Геолог почесал затылок:

— Хотя в парке холодно. Можно в "Приговор", подвал возле ратуши. Правда, такое уже мне неловко. Меня просили вам город показать, а не спаивать с порога.

— Но потом-то?

Геолог подмигнул:

— Так ведь это, пойми, потом! Когда культурную программу выполним. И вообще, вы сюда разве пить приехали?

— Сдается мне, тут каждая собака больше нас осведомлена, на кой черт мы сюда приехали, — проворчал Кортес.

— Ай, ладно, хорош сопли жевать. Пошли, пошли!

Обогнув ту самую Ратушу — вблизи довольно внушительную — компания уперлась в маленькую станцию. Ширина колеи примерно полторы ступни, нарядный вокзальчик, изобильно и с толком покрытый деревянной резьбой — все придавало полустанку вид новенькой игрушки.

— Можем прокатиться, кстати, — геолог поднял руку. Из вокзальчика выскочил здоровенный мужик в обычной одежде, но с необычным лицом. Заметив удивление лейтенантов, провожатый объяснил:

— Фавн. По-нашему, наверное, мутант. Приезжали биологи, — вздох, — так их главного профессора откачать едва успели. Первый раз видел инфаркт вживую, хотя чего только в экспедициях не случалось... Насколько я понимаю, у него основа бычья.

— И что следует?

— Очень сильный. Очень упрямый. Разозлить сложно. Зато, когда разозлится — туши свет. Африканского буйвола знаете?

— Буквально вчера пили вместе, — фыркнул Анкер. — Вопросики у вас. Откуда нам?

— Ну вот, а фавн-бык в сто раз опаснее. Потому что разум у него такой же, что у тебя или у меня.

Фавн-бык спокойно ждал конца беседы. Геолог обратился к нему по-здешнему; здоровяк понимающе кивнул и тотчас явил на свет поезд из пары платформ о четырех лавках каждая. Толкал их чудо-агрегат, вроде велосипеда, только с громадным задним колесом.

— Занимайте места.

Конкистадоры полезли за монетами, но внезапно из вокзальчика выбежал пацаненок. Подскочил ближе и живо заговорил с геологом; тот, явно удивленный, обернулся к успевшим занять места конкистадорам:

— Вам бесплатно. Вас узнали, я же говорил, что новости каждый час. Только просят написать что-нибудь на память.

— Мы языка не знаем.

— Вы по-нашему, я переведу, как смогу.

— Худой. А то Флюкт как влепит, потом до конца жизни краснеть.

— Есть.

Худой соскочил с лавки, принял баночку краски, кисточку, доску и задумался. "Наша цель — коммунизм!" звучит идеологически верно. Только в устах ракетчика несколько, хм... Неоднозначно. "Сами не летаем и другим не даем" — девиз ПВО. Хорошо, но слишком по-хулигански. Сейчас весело, а повзрослеешь, стыдно станет. "Свет и тепло в каждый дом" — вроде бы и ракетчики, но совсем другие, стратегические. Просто нечестно.

Видя его колебания, геолог шепнул на ухо:

— Название части ставь, подпись, и хватит.

Но у них и названия части нет, номер только, а он секретный. Отдавать славу парням из Четвертой Ракетной, честно говоря, жаль. Слава своя, заслуженная.

Остается одно. И Худой написал "Конкистадоры", и первым поставил подпись. Белой краской, не тушью, но местные вытаращились на него с откровенным изумлением.

Геолог хмыкнул весело:

— Знай наших. Они давно на шариковые ручки перешли. Что там кисточка, они плакатного пера с чернилами отродясь в руках не держали.

Подождав, когда распишутся все, геолог добавил внизу перевод — в три слова — и тогда уже подал доску пацану. Двумя руками, с полупоклоном. Спохватившиеся конкистадоры мигом изобразили шеренгу и даже успели щелкнуть каблуками.

После чего пацан, бережно неся доску перед собой, ушел в резную шкатулочку станции. Земляне вернулись на лавки, а здоровенный фавн, так и просидевший всю церемонию на месте водителя-толкателя, налег на педали.

Только сейчас конкистадоры заметили, что дорога под ними деревянная: рельсы, шпалы, вагончики от колеса до крыши, и даже большая тяговая шестеренка. Ветер с моря в котловине и понизу давил несильно, холодил щеки. Город Ноль тянулся вокруг чудным сном. Белые змейки снега прятались за домами-крепостями. Игрушечный поезд шел — именно шел, щелкая клавишами тягового колеса как сороконожка каблуками — стирая все прочие звуки.

Кортес наклонился к уху соседа по лавке:

— Вы три слова написали.

— Задачка, — геолог вздохнул. — Писать "завоеватели" я счел политически неверным. Так что: "идущие за звездой". Гумилев, может, знаете?

Кортес кивнул и вытер с лица растаявший снег.

***

Снег валил уже всерьез, но именно поэтому стало теплее. Парк не высаживали, выгородив между полос Бульвара кусок матерого леса. Дорожки вместо асфальта засыпали привезенной из Хедаммы галькой. Кустарник подстригли чуть-чуть, самые кривые места, а так плотный подлесок сохранился почти весь. Поэтому в парке городской шум пропал окончательно. Щелканье деревянной сороконожки забавно подчеркнула знакомая песня:

— ... А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы...

— О! — Анкер улыбнулся, — Ее студенты Горного на картошке пели, мы там пересекались.

Геолог хмыкнул, промолчал. Дальше на ту же мелодию пели местный перевод, вслушиваться никто не стал. Поезд подошел к домику кафе; свет работающего на террасе экрана бросал заметные блики в оседающий сумрак. Фавн-веломашинист безо всяких там поворотных кругов или стрелок легко перенес чудовищный агрегат на другую сторону поезда, перевернул как надо, прицепил. Подождал высыпавшую из кафе небольшую компанию, разместил по вагончикам. Ссыпал полученные деньги в кассовый ящик. Запрыгнул, махнул рукой на прощание — с тем и отчалил.

Земляне вошли в приземистое строение "охотничьего" стиля: толстые бревна, нарочито грубые петли двери, кованые светильники; разве только плоский экран, которого лейтенанты даже на ВДНХ в Москве не видали, выпадал из картины разбойничьего приюта посреди глухой чащи.

На террасе кафе собралось человек сто; под капюшонами-пуховиками земляне не отличали фавнов от людей. Сами они сочли за лучшее натянуть капюшоны поглубже. Потому что слава славой, а Особый Отдел — Особым Отделом. Круто ракетами пулять, вот рапорта потом сдавать замучаешься. С кем контакты имел, что обсуждали, пили много? Сказать: вообще не пили! — сразу не поверят, опытные.

Заняли столик, тут же подошел официант — седые бакенбарды, фрак, манишка, перчатки — все как в фильме про эмигрантов. Геолог для начала заказал всем горячего пива с перцем:

— А поесть потом выберем. Вы, главное, новости смотрите. Скоро повторение выпуска, там все и увидите.

***

— ... Видите! Все точно, мы так и стояли!

— Все же дальность не по уставу, между машинами надо пятьсот, у нас вдвое меньше...

— Так особые условия, тарщ майор.

— Все так думали.

— Посмотри, Анкер, это же ты!

— Точно... Гы, Брат, а здесь ты пытаешься створку ТПК сдвинуть... А мы все секретно да секретно! А тут вона как: на весь мир.

— Здоровый телевизор. С выпуска такой матери куплю.

— Не. Я лучше сережки сестре...

За столиками, по зимнему времени, сидело немного народу. Люди и фавны вперемешку. Пока ждали повторения выпуска, конкистадоры более-менее научились различать их по форме скул и вертикальным зрачкам, потому что уши по случаю зимы многие прятали под капюшонами. Честно говоря, куда больше фавнов лейтенантов удивило наличие оружия — в каждой компании непременно винтовка или двустволка, а пистолеты вообще у всех. Прямо тебе пиратская таверна, но никто себя в грудь не колотит и стволами не размахивает, все кино смотрят. Сейчас пела сущая девчонка, блондинка-снежинка, но принимали ее с удивительным единодушием, хлопая в ритм, втаптывая каблуки в пол с отчетливым рычанием. Да и голос... Лейтенанты языка не знали, но чувствовали: не про ссору с мальчиком тут поется.

Перед экраном столпилось около сотни разного народу, все они возбужденно переговаривались, и ничуть не удивлялись, что конкистадоры тычут пальцами в экран с радостными возгласами, потому что сами делали то самое, а вопили еще и погромче.

Флюкт вытащил фотографию Руби с косой, луной и волками — ну, беовольфами! — и считал там осколки луны, сосредоточенно сопя, сравнивая с настоящей луной, лениво выглядывающей из-за несомых по небу потоков снега. Доходил до сотни, сбивался, ругался и бросал дохлое дело. Потом собирался с силами, отпивал пива для силы, и делал следующую попытку.

Кортес тянул подогретое пиво с перцем, погрузившись всем существом в оценку вкуса.

Геолог сидел, как летом, прикрыв глаза, словно от жары, словно и не метель вокруг. Ну да "Геология Арктики", вот что значили буковки ГА в нарукавном ромбике. Привычный, черт. Что значили "НИИ", советскому человеку объяснять не нужно.

Под звон короткой мелодии развернулась заставка: студия новостей с логотипом "города Ноль". За столиком желтоглазая девчонка с черным бантом на черных волосах косится вниз, видимо на бегущую строку. Позади ведущей экранчик "прямого включения", именно с него обычно вещают местные корреспонденты. На втором экранчике девчонка в белом — все узнали в ней ту самую певицу, поднявшую на ноги зал несколько минут назад — но на заставке она просто заслоняется от ливня, за ней бушующие волны.

Заставку все приняли с оживлением. Флюкт сказал:

— Ого! — и даже отложил фото.

Заставка перевернулась, крутнулась и пропала. Стихшее кафе уставилось в экран, где пошли вполне знакомые лейтенантам кадры. Перебежки, рывки камеры, пыль, кувырки, фонтаны пыли, снопы кирпича, когда снаряд прошивает здание. На экране шла битва за Вейл. Волна черных тварей. Тревожный блеск аур. Ночной бой: смазанные силуэты, ослепительное пятно горящего дома, стрельба в упор. Потом высотка, шпиль — видимо, съемка с винтокрылов. Алые трассеры, внезапная откровенность попаданий, размытые пятна на самых жутких кадрах — конкистадоры уже знали, что так работает здешняя цензура.

Экскурсовод подобрался:

— Вон ту черную хрень видите?

Конкистадоры сглотнули.

— ... Справа команда CRDL, две другие команды я не знаю. А то, что они пытаются удержать, назвали драконом. Вы сожгли именно такую тварь. Скорее всего.

Лейтенанты переглянулись и молчали до конца ролика, когда все понемногу вернулись к разговорам, заполнив кафе привычным ровным шумом.

Тогда Анкер покрутил носом:

— Чтобы цензурировать, сколько же надо иметь исходного материала? Нам показывали кадры фотопулеметов истребителей — черта лысого там поймешь. А тут прямо как настоящее. Здесь что, каждый с камерой ходит?

— Именно, я так и сказал, — геолог чуть улыбнулся. В самом деле не мерзнет, или просто не хочет ронять марку?

— Понятно, почему все с оружием, — выдохнул Брат. — Если тут в любой миг может выскочить такое... Черное.

— Я понял, что скажу маршалу на докладе, — Поручик вытер тарелку хлебом.

— Что?

— Позже. Тут... Секретность не соблюдена.

— Нашего языка здесь не знает никто.

— Сфига ли? Вот геолог знает. — Поручик вежливо салютовал поднятой кружкой. — А он такой не один.

С привычным уже клеканьем подъехал велопоезд. Из него выгрузился мужчина в синем рабочем комбинезоне с чемоданчиком электрика и принялся возиться в основании низенького светофора. Тут принесли заказанную еду: вполне обыкновенное и вкусное мясо, гарнир если не из картошки, так из неотличимого на вкус местного овоща. Конкистадоры погрузились в еду, не обращая даже внимания на снова запевшую девочку-снежинку.

Когда же с довольными выдохами перешли к остывшему пиву, то заметили, что электрик сидит напротив через стол, что лицом и статью он вполне человек безо всяких там "основ". И, наконец, что на груди его православный крест.

Геолог поморщился:

— И сюда пролезли долгорясые... Политика, чтоб ее... Додумался же кто-то!

После первого в жизни ракетного боя, да еще и удачного, конкистадоры только молча переглянулись. Один Кортес отставил кружку с пивом и потупился несколько виновато. Но и он промолчал.

Зато не промолчал сам иеромонах. Подошел, поздоровался:

— Александр Сеич, рад видеть.

— Не могу ответить тем же, простите. Мракобесы вы, отче Иване.

— Светобесы, с вашего позволения. Электрик ибо.

— Ай, садись уже, пей. — Геолог махнул рукой и пояснил конкистадорам:

— Мы часто спорим. Сейчас лениво просто.

— И о чем в последний раз?

— Что такое душа.

— О! — Кортес оживился. — Хороший вопрос. И что же?

Электрический иеромонах одним глотком выхлебал половину кружки, поставил на стол, как печать на указ и ответил столь же монументально:

— Душа, сыне, это то, чем ты любишь кошек. Опровергни!

Пока Кортес подбирал возражения, шум на террасе приутих. Спустился вечер, люди-фавны расходились кто куда. Подъехал поезд уже из пяти вагончиков, даже здоровенный быкофавн умаялся, пар столбом светился над ним в лучах фонарей. Репродуктор под ближним фонарем душевно выводил подозрительно знакомым голосом:

— ... Атланты небо держат на каменных плечах!

Прежде, чем лейтенанты вспомнили, где слышали почти такие же нотки, геолог сбил их с мысли вопросом:

— У вас до скольки увольнение?

— До утра! — лейтенанты не сговаривались, но получилось хором. — За меткую стрельбу.

— Солдаты, бродяга и поп, — буркнул Кортес. — О чем говорить?

— О бабах! — заржал Флюкт. На этот раз он угадал, его поддержал Брат:

— Правда, хватит с нас мировых загадок. Давайте просто выпьем. Завтра опять колесо крутить.

Геолог развел руками:

— Желание гостя для хозяина закон.

Он слышал, что где-то в городе имеется вполне легальный бордель, но сам туда не ходил. И уж тем более не собирался вести выпивших мальчишек; что они боевые ракеты запускали, для дури не помеха. Получишь потом от парторга за моральный облик... Нет уж, лучше пить здесь. Потом такси вызвать, в лучшем виде погрузят и отвезут.

И уверенно заказал на всех лучшей водки, а к ней соленых грибов, и маринованых побегов из Хедаммы, и вейлского мяса — Звездочет представительских оставил с запасом, на один ужин хватит.

— Да, — осторожно сказал Флюкт, — здесь девушки ого-ого...

Проводив глазами стайку этих самых девушек, земляне за столиком переглянулись: вообще-то, страна как страна. Мороженое не ест никто, что и понятно, зима все же. А так ничего необычного.

Ну, конечно, если не считать картинной красоты брюнетку, с деловым видом прошедшую по галечной дорожке и скрывшуюся в падающем снеге. Чисто тебе крейсер мелькнул на обрезе радара, восхитительно и страшно, волосы дыбом.

— Охотница, — буркнул геолог в ответ на немой вопрос. — Обычный человек против них что ребенок, силы несопоставимы. Такую любить сложно.

В голосе Кортес уловил то ли огорчение, то ли печаль, то ли тоску по недосягаемому, и проворчал больше из чувства противоречия:

— Ну и нечего за ними стелиться. Знавал я одну такую. Бери, мол, меня замуж, только каперство брось, в абордажах не участвуй, сокровища по полгода не ищи, но пятьдесят тысяч пиастров в месяц "на содержание дома" вынь да положь. Еще и в бордели, мол, ни ногой. Да ебись она Кракеном вперехлест через клюз!

Флюкт на правах самого безбашенного не согласился, конечно:

— Ерунда! Комаров бояться — в лесу не сношаться.

— Угу. Ты неделю назад провожал шифровальщицу с узла связи, и вернулся, вывихнув челюсть. Герой!

— Девчонка ни при чем! Мы до такси мирно дошли, она уехала.

— А челюсть?

— На спор языком до уха доставал.

— А вот у нас в Киеве...

Принесли заказанную еду. Стали пить — за тех, кто в море, за тех, кто в пути, и третий тост молча, не чокаясь, и потом за ждущих дома — и стали говорить, и смеяться громко, и подпевать репродуктору:

— ... Ты забудь про меня, ты забудь про меня, не заламывай тонкие руки!

И снова лейтенанты подумали: ну вот знакомый же голос, ну где-то рядом же звучало! — но водка минского разлива вступила в свои права, и Брат ради смеха пропищал, насколько десантник с обхватом легких два метра может изобразить женский голос:

— Ой, да все боевые вертолеты одинаковые. Смотрят свысока через тепловизор, плюются ПТУРами. Могут стрекотать о любви, но им нужен только боекомплект. И то, сразу расфигачат по каким-то там целям. Ждешь его всю ночь, а он прилетает под утро, без ракет, с дырками от пуль. Где шлялся? Военная тайна... И никаких серьезных отношений. Только заикнешься, что пора нам уже завести десант, или построить опору ЛЭП — сваливают на запасной вертодром. Хотя с теми из них, что постарше, еще можно десант завести, не то что молодежь.

— Да, — говорил иеромонах, воздев наставительно палец, — женщине важнее всего ребенок.

— А мужчина?

— Мужчина — будущий ребенок и важен в этом качестве, а не сам по себе.

И майор соглашался вполне глубокомысленно:

— Главное для мужчины — не дерево посадить, построить дом и родить сына... Главное: сделать все разными инструментами!

— Женщин понять невозможно! И нечего мне тут разводить. Вот можешь ты представить, чтобы девушка сперва тебе отказала, а потом пришла тебя же просить помочь?