Глава 40. До свидания, «Дон»!

Вот при таких обстоятельствах Здравко и присоединился к троице «естественников». По правде сказать, Олаф воспринял его общество довольно настороженно: сказались и поникший вид Танни, и недавние собственные опасения. Паренек-славянин, похоже, тоже не слишком радовался назначенным ему приятелям. Ни страха, ни тем более враждебности он не выказывал, но выглядел скованным и понурым. Всю дорогу до пассажирского салона Здравко плелся самым последним и хмуро молчал. Серен несколько раз пыталась с ним заговорить, но тот всякий раз отделывался скупыми латинскими фразами и тут же замолкал снова. Олаф же, слыша африканский выговор Здравко, каждый раз вспоминал въедливого мэтра Бонифация, едва не влепившего ему «неуд» на экзамене по римскому праву, и невольно переносил старую обиду на ни в чем не повинного мальчишку. Конечно, Олаф прекрасно понимал, что это было несправедливо и вообще никуда не годилось. Но самое большое, на что он был сейчас способен, – это терпеть и помалкивать.

Очень скоро, впрочем, старые огорчения сменились у Олафа новыми. Добравшись наконец до пассажирского салона, он застал и помещение, и большой стол совершенно пустыми. О том, что еще совсем недавно здесь проходил прощальный завтрак, говорил лишь памятный с раннего утра и пока еще не выветрившийся аромат жареной курицы.

Вздохнув, Олаф через силу улыбнулся и произнес все на той же латыни:

– Ну что, се́ро вениэ́нтибус о́сса?1

– Почему кости? – вдруг оживился неприметно подошедший к нему сзади Здравко. – Давайте я схожу на кухню – там что-нибудь да найдется.

– Хватит уже! – неожиданно вскинулась Танни. – Мы и так хорошо прогулялись!

– Я запомнил дорогу, – тотчас же возразил Здравко.

– Все равно не надо!

Олаф наблюдал за разгоравшимся спором с полным недоумением. Мало того, что причина пререканий выглядела до нелепого пустяковой, так еще и Танни, похоже, не на шутку рассердилась. Во всяком случае, такой – полиловевшей, бурно жестикулирующей, со сверкающими огромными глазами – он ее прежде, пожалуй, и не видывал. Хуже того, сам себе удивляясь, Олаф сейчас во все глаза любовался на невероятно похорошевшую в своем гневе Танни, не смея вмешаться в происходившее и никак не реагируя на непрестанно дергающую его за рукав и что-то испуганно шепчущую Серен.

Из ступора его вывел внезапно раздавшийся голос сэра Гарвана:

– А, вот вы где, пропавшие!

Оторвав взгляд от Танни, Олаф резко обернулся – и тут же смущенно пробормотал, как будто это он сам устроил нелепую перебранку:

– Простите, сэр капитан...

– Ну вы же нашлись, – явно истолковав его слова по-своему, откликнулся тот и приветливо улыбнулся.

Появление сэра Гарвана привело в чувство не только Олафа. Испуганно охнув, понуро опустила голову Танни, разом превратившись из разгневанной языческой богини в провинившуюся девочку-подростка. На полуслове оборвал пламенную речь и недовольно засопел Здравко. А порозовевшая Серен отпустила рукав Олафа и с невинным видом прощебетала:

– Доброе утро, сэр капитан!

* * *

Вопреки опасениям Олафа, голодными опоздавшие на завтрак не остались. Коллен-маленький – разумеется, не без подсказки сэра Гарвана – заботливо отложил для них четыре куриных ножки – словно предвидел, что к троице «естественников» присоединится еще и Здравко. Но вот настроение за столом у всех четверых было невеселое. Серен то и дело настороженно косилась на дверь. Танни беспокойно переводила взгляд то на Серен, то на Здравко. Устроившийся наособицу от остальных Здравко с мрачным видом наблюдал, как Танни поедала свою долю курицы. А Олаф то исподволь посматривал на кого-нибудь из троих, то вновь погружался в свои думы и хмурился.

Причин для дурного настроения у Олафа было сразу несколько. Прежде всего, он только сейчас, уже перед самой высадкой на берег, наконец осознал, насколько сильно успел привязаться к «Дон» и ее команде. «Не иначе, во мне все-таки проявилась отцовская кровь», – раз за разом мысленно повторял себе Олаф и усмехался. Но и в самом деле, из-за предстоящего расставания с кораблем он почти перестал радоваться скорой встрече с полной неведомых трав и деревьев Африкой – и это было для него неожиданно и даже неприятно.

Беспокоили Олафа и другие вещи. Сильно настораживала перспектива находиться месяцами в обществе Здравко – не столько сама по себе, сколько из-за явно не складывавшихся отношений между ним и Танни. Не отпускали опасения за Серен: сможет ли та, совсем не приспособленная к самостоятельной жизни, приноровиться к жизни и учебе в чужой стране? А еще в глубине души Олафа тлело, не давая покоя, обострившееся после недавнего сна чувство так до конца и не понятой вины перед Аквилиной.

Сэр Гарван, просидевший всю трапезу с ними за одном столом, тоже был невесел. К завтраку он не присоединился, но под конец вместе со всеми поднял кубок темного, отдающего пряностями иберийского вина.

– Что ж, ребята, доброй вам дороги! – произнес он, то ли позабыв о высокородном, требующем подобающего обращения происхождении Танни, то ли наконец догадавшись махнуть на него рукой. – Очень рад был с вами познакомиться. Надеюсь, мы еще увидимся на борту «Дон»!

– Спасибо и вам, почтенный сэр Гарван, за наше путешествие, – вдруг откликнулась Танни, приподнявшись со стула. – Это было замечательное время, которое мы никогда не забудем!

Внезапно Олаф ощутил острую необходимость тоже как-то выразить признательность капитану. Увы, растерявшись, он смог выдавить из себя лишь скомканное «Спасибо вам за всё». Как ни странно, Серен оказалась еще более немногословной: ее хватило только на короткое «спасибо». А Здравко – тот и вовсе промолчал. Правда, со славянина и спрос был невелик: за столом говорили по-камбрийски, так что, скорее всего, он не понял из сказанного ни слова.

– Давайте собирайтесь, – улыбнулся сэр Гарван в густые усы. – Проверьте напоследок, не забыли ли что-нибудь в каютах. А с тяжелыми вещами вам помогут матросы.

Несмотря на улыбку, веселым сэр Гарван вовсе не выглядел. Более того, глаза его казались подозрительно влажными. Впрочем, Олаф этому ничуть не удивлялся. Сейчас у него и у самого щемило сердце.

* * *

Последовав совету капитана, Олаф решил напоследок заглянуть в свой кубрик. От пассажирского салона дотуда было совсем недалеко – во всяком случае, куда ближе, чем до находившихся на юте девичьих кают. Хорошо знакомой дорогой он быстро добрался до сделавшейся уже совсем родной двери и, непривычно волнуясь, заглянул внутрь.

Оказалось, пока он сначала разговаривал с сэром Владимиром, а потом завтракал, моряки не теряли времени даром. Большие ящики с университетским оборудованием были уже вынесены из кубрика. Своих сундуков и узла с одеждой Олаф тоже не увидел. Кубрик непривычно опустел, из подобия кладовой превратившись в то, для чего он и был изначально предназначен, – в жилое помещение, дожидавшееся новых пассажиров. А на пустой деревянной койке – той самой, где еще недавно была расстелена постель Олафа, – сиротливо лежал красно-коричневый, похожий на плоский кирпич томик Диоскорида.

Увидев забытую книгу, Олаф сначала ахнул, а потом с досадой поморщился. Похоже, ему теперь предстояло носить Диоскорида с собой до самого берега – и не просто так, а тщательно оберегая от соленых брызг. Разумеется, такая перспектива его совершенно не обрадовала.

Впрочем, довольно скоро Олафу пришла в голову вроде бы неплохая идея: можно ведь временно пристроить книгу в багаж какой-нибудь из девушек! Правда, у этой идеи имелся серьезный недостаток: раз моряки успели унести вещи Олафа, то что помешало бы им точно так же поступить и с вещами студенток? Но выяснить, как обстоит дело в действительности, сейчас можно было лишь одним способом: увидеть всё собственными глазами.

Медлить Олаф, разумеется, не стал. Обведя кубрик взглядом на прощание, он вышел в коридор и тотчас же направился к трапу, ведущему на ют. Вскоре он уже стоял перед дверью каюты, совсем недавно занятой «инженерными девушками».

К разочарованию Олафа, «инженерная» каюта оказалась безлюдной и совершенно пустой. Пришлось отправляться за помощью к однокурсницам – вернее, к Танни: на свободное место в битком набитом сундуке Серен он даже и не рассчитывал. Однако неудача поджидала Олафа и здесь: ни самих девушек, ни их сундуков в каюте уже не было. Зато в придачу к Диоскориду он подобрал с пола и прихватил с собой еще одну забытую вещь: пяльцы с туго натянутым на них вышитым холстом, судя по всему, принадлежавшие Серен.

Досадуя и на свое опоздание, и на свое мягкосердечие – пяльцы, пожалуй, следовало бы так и оставить валяющимися на полу возле окна, – Олаф направился туда, где, по всей видимости, сейчас полагалось быть всем студентам, – на палубу. Проходя мимо двери лазарета, он невольно ускорил шаг. Эту часть коридора Олаф хотел миновать как можно скорее: безотчетно он по-прежнему боялся повстречаться здесь с Аквилиной, хотя и знал, что та переселилась в одну из дальних кают.

– Молодой человек! – внезапно послышался за его спиной хорошо знакомый голос мэтра Кая.

Вздрогнув от неожиданности, Олаф резко остановился и обернулся.

Мэтр Кай стоял возле приоткрытой двери, смотрел на него и улыбался.

Безотчетно Олаф спрятал пяльцы за спину: нежданно-негаданно дала о себе знать вбитая в голову с малолетства и так до конца и не изжитая привычка делить занятия на мужские и женские.

– Это Серен в каюте забыла... – смутившись, пробормотал он.

– Ну так оно и немудрено, – развел руками мэтр Кай. – Сумасшедший день! То ссоры, то свадьбы, то сборы в дорогу – тут что угодно забудешь!

Олаф облегченно кивнул.

– А я смотрю, вы очень заботливы, – снова улыбнулся мэтр Кай.

– Ну так забыли девчонки вещь, – поспешно, но вполне искренне откликнулся Олаф, – потом печалиться будут. А им и без того непросто. Серен вообще впервые выбралась из Камбрии, да и Танни тоже так далеко никогда не бывала...

Мэтр Кай согласно кивнул. А потом вдруг загадочно посмотрел на Олафа и произнес:

– А я тут с утра с доминой Аквилиной беседовал.

Олаф невольно смутился. На миг ему почудилась прячущаяся в дальнем конце коридора маленькая фигурка в темной накидке. Впрочем, наваждение тут же развеялось.

– Девочка очень хочет вернуться домой, – продолжил между тем мэтр Кай. – А я, по правде сказать, совсем этому не рад. Вот кто там будет о ней заботиться, наблюдать за ее ключицей?

Мысленно вздохнув, Олаф кивнул в ответ. Увы, мэтр Кай был, конечно же, прав. Для полного избавления от последствий такого перелома требовалось никак не меньше полутора месяцев лечения – и вряд ли «Белый Орел» оказался бы для этого самым подходящим местом.

– Я вот что подумал... – Мэтр Кай вновь пристально посмотрел на Олафа. – Может быть, поговорите с Аквилиной? Мне кажется, вас бы она послушалась.

Взгляд мэтра Кая был сейчас не просто пристальным. Олафу почудились в нем разом и тревога, и надежда – но и упрек тоже. «Неужели даже мэтр Кай думает, что меня и Аквилину что-то связывает?» – с досадой подумал он – и тут же устыдился этой мысли. Внезапная догадка озарила его: да ведь славный добрый врач всего лишь ищет способ убедить больную довести лечение до конца – и пытается использовать для этого любую возможность!

И тогда Олаф все-таки пересилил сковывавшее его смущение.

– Послушайте! Вот что я думаю, почтенный мэтр Кай, – уверенно проговорил он, сам себе удивляясь. – С меня толку здесь не будет никакого: мы с ней как-то раз уже говорили, я сказал ей, что меня в Кер-Сиди ждет невеста...

При словах о невесте мэтр Кай сначала насторожился, а затем быстро кивнул.

– Понятно теперь, – тихо произнес он. – А я ведь, по правде говоря...

И тут на Олафа снизошло еще одно озарение. Да, ему определенно не следовало бы разговаривать сейчас с Аквилиной, но ведь есть же Серен! Серен, приятельствовавшая с нею чуть ли не с самого Порту, приводившая ее к Олафу в гости – и, может быть, как раз и вселившая в нее ложные надежды! Так почему бы теперь Серен, столь верной и заботливой подруге Аквилины, не сделать для нее по-настоящему доброе дело?

– Я еще вот что подумал, – решительно продолжил Олаф. – Мне кажется, было бы лучше, если бы с Аквилиной поговорила Серен. Вот с этого, возможно, толк и вышел бы.

На мгновение мэтр Кай задумался. Затем быстро проговорил:

– Тогда нам сто́ит поспешить.

* * *

Первое, что увидел Олаф, выбравшись из надстройки на палубу, был берег. За утро – скорее всего, за то самое время, пока Олаф сначала разбирался с устроенным Серен беспорядком, а потом решал с сэром Владимиром судьбу его оруженосца, – «Дон» успела переместиться в бухту, и теперь берег окружал ее с трех сторон. Слева и справа от корабля виднелись зеленовато-бурые пологие холмы, некоторые из которых были усеяны светлыми пятнышками домов. А впереди – судя по положению солнца, на востоке – располагался самый настоящий город, вдалеке за которым Олаф разглядел подернутую синеватой дымкой горную цепь.

В этой бухте «Дон» была не одинока. У восточного берега на фоне портовых сооружений и бесчисленных маленьких суденышек отчетливо просматривалось несколько больших кораблей с высокими мачтами. Знаний, полученных от отца, Олафу вполне хватило, чтобы опознать два греческих дромона и фрегат камбрийской постройки. Еще три или четыре корабля находились слишком далеко, чтобы можно было определить их типы по силуэтам.

– Странно как, – задумчиво вымолвил Олаф. – Нас учили, что Ликсус стоит на речном берегу, а здесь морская бухта.

– Так это старый порт стоит на Ликосе, а новый – здесь, – тотчас же откликнулся мэтр Кай. – Нашей «Дон» к старому порту просто не пройти: слишком велика. Туда теперь большие суда вообще не заходят: река совсем обмелела.

– А почему мы сейчас стоим на рейде? – спросил Олаф.

В ответ Мэтр Кай пожал плечами.

– Это капитана надо спрашивать, – ответил он. – Ну или сэра Коллена: он ведь теперь старший офицер. А я могу только предполагать. Думаю, или все места у пирсов заняты, или для «Дон» здесь слишком мелко. Но на берег вас отправят точно на шлюпке. Взгляните на шкафут – видите, ее уже спустили!

Что такое шкафут, Олаф твердо усвоил еще на отцовской верфи: так называлась часть палубы между передней и второй мачтами. На «Дон» на шкафуте обычно располагалась шлюпка, но сейчас на привычном месте ее не оказалось. Зато совсем неподалеку от Олафа и мэтра Кая четверо моряков спускали на тросах за правый борт какой-то груз.

– А вот и девушки, – оживившись, продолжил мэтр Кай. – Посмотрите вон туда! – и он указал в сторону левого борта.

Олаф обернулся – и чуть впереди увидел всех семерых. Сначала он узнал Танни – та стояла у самого фальшборта, и ее собранные в пышный хвост волосы отсвечивали медью под утренним солнцем. Совсем неподалеку от нее отыскались сбившиеся в разноцветную стайку «инженерные девушки» – Илет, близняшки и Фи. Чуть поодаль от них нашлась и Брид. Была она не одна: рядом с нею Олаф с удивлением обнаружил того самого моряка-улада, Бараха О’Гнива. И вели себя сейчас эти двое не как непримиримые враги, а как влюбленная пара перед разлукой: они держались за руки и, склонив друг к другу головы, о чем-то переговаривались. А самой последней он увидел Серен. Та стояла наособицу, понуро опустив голову. «Неужели даже Танни от нее отвернулась?» – вдруг мелькнуло в голове у Олафа, и сердце его сжалось от сострадания.

– Я сейчас, – зачем-то сказал он мэтру Каю. Тот удивленно посмотрел на него, но тут же кивнул. А Олаф, ускоряя шаг, направился прямиком к Серен – мимо проводившей его недоуменным взглядом Танни, мимо хихикнувшей Фи, должно быть, заметившей пяльцы в его руке, мимо насторожившегося Бараха и опустившей глаза Брид...

– Серен! – позвал он.

Та вскинула голову, обернулась. Лицо ее было красным, в уголках глаз поблескивали слезинки.

Первым делом Олаф протянул ей пяльцы.

– Твои?

– Ой!..

Подхватив пяльцы, Серен сразу же крепко-накрепко прижала их к груди. Затем сбивчиво забормотала:

– Олаф, миленький, спасибо тебе большое...

Выслушивать ее благодарности Олаф не стал: времени на долгие разговоры явно не было. Вместо этого он решительно спросил:

– Хочешь доброе дело сделать?

Серен вдруг энергично кивнула.

– Очень. Только я не умею. Одни хлопоты людям доставляю.

Олаф невольно вздохнул. А затем торопливо продолжил:

– Сбегай к Аквилине. Мэтр Кай хочет долечить ей ключицу, а она вместо этого домой собралась.

Серен непонимающе посмотрела не него, моргнула. Слезинки выкатились из ее глаз, побежали по лицу.

– Ты просто попроси ее остаться на «Дон», – пояснил Олаф. – Может, тебя она послушается.

– Хорошо, – не раздумывая, кивнула Серен. – Вы только меня тут не забудьте – заберите потом, ладно?

В следующий миг она сорвалась с места и как была, с прижатыми к груди пяльцами, стремглав побежала к юту.

– Что это с ней? – недоуменно произнесла Илет, посмотрев ей вслед.

– Небось еще что-нибудь забыла, – хмыкнув, откликнулась Фи. – Вот ведь разиня!

* * *

Первыми на берег отбыли леди Эмлин и Гундульф. В утренней суматохе Олаф почти позабыл о новобрачных и даже не сразу узнал их, увидев поднимающимися на палубу. К его удивлению, леди Эмлин была одета по-мужски: в длинную, до колен, тунику, штаны и сапоги. Затем Олаф заметил на ее поясе меч – самую настоящую боевую спату – и совсем растерялся. И от растерянности не придумал ничего лучше, как спросить:

– Госпожа Зои, так вы тоже с нами?

Щеки леди Эмлин вдруг порозовели.

– Мы пока ваш багаж посторожим – почему-то смутившись, пояснила она. – А там уж решим, как быть дальше.

И они с Гундульфом загадочно переглянулись.

* * *

Шлюпка, увозившая на берег леди Эмлин и Гундульфа, – а вместе с ними и студенческий багаж – как раз скрылась за большим кораблем, когда Олаф уловил за спиной легкие шаги, а затем почувствовал рядом теплое дыхание.

– Серен, это ты? – спросил он, не оборачиваясь. – Ну как там?

– Это я, – послышался в ответ голос Танни. – Слушай, а правда, куда она убежала?

От Танни, конечно же, можно было ничего не скрывать. Повернувшись к ней, Олаф с готовностью пояснил:

– Мы ее попросили уговорить Аквилину остаться на корабле. А то за ее ключицу боязно.

Вопреки его ожиданиям, Танни услышанному вовсе не обрадовалась.

– Да, наверное, это правильно, – произнесла она задумчиво. – Вот только каково ей там будет? Новая страна, всё вокруг непривычное, никого знакомого рядом...

– А в Порту ее отец со свету сживет, – хмуро возразил Олаф. – Он ведь даже врача до нее не допустит – потому что тот неправильной веры.

Танни снова задумалась, а потом кивнула в ответ.

– Как много знакомых за последние дни сделались изгнанниками, – грустно произнесла она. – Родри, сэр Эвин, теперь вот Аквилина...

Олаф вдруг встрепенулся – а затем почувствовал, что его лицо заливает краска стыда. Ни про Родри, ни про сэра Эвина он за всё утро не вспомнил ни разу!

– Кстати, а сэр Эвин где? – растерянно пробормотал он.

– Сэра Эвина, говорят, еще на рассвете высадили, – всё так же грустно откликнулась Танни. – И никто из простых моряков, по-моему, о нем не пожалел.

– Так и есть, леди сида, – вдруг вмешался в их разговор стоявший рядом с веревочным трапом коренастый моряк. – Ну так въедливый он был очень, никому жизни не давал.

Танни задумчиво кивнула в ответ. Моряк тотчас же смутился.

– Простите, не утерпел, – буркнул он и отвернулся, устремив взгляд в сторону порта.

* * *

Шлюпка уже проделала добрую половину обратного пути, когда из кормовой надстройки «Дон» наконец выскочила Серен – румяная, улыбающаяся, совсем такая, какой Олаф привык видеть ее в Университете.

– Получилось! – радостно воскликнула она, подбежав к Олафу. – Уговорила!

Олаф и Танни, не сговариваясь, старательно изобразили радостные улыбки.

– Молодец! – громко сказала Танни.

Ллио и Дэл разом повернулись к ней.

– Серен – молодчина, – упреждая их вопросы, объявил Олаф. – Вы только сейчас ее ни о чем не расспрашивайте, а потом она сама всё расскажет.

Ллио пожала плечами, Дэл кивнула. И, к облегчению Олафа, обе промолчали.

А потом стало и вовсе не до расспросов. «Естественники» покидали «Дон» первыми – вместе с присоединившейся к ним Брид. Та имела непривычно удрученный, даже подавленный вид.

– Что случилось? – с тревогой спросила у нее Танни.

– Да Моби моего опять боцман вызвал, – вздохнула Брид в ответ. – Даже толком и не простились.

Танни и Серен тотчас же ей сочувственно покивали – и это удивило Олафа даже больше, чем то, что Брид назвала еще недавно ненавистного ей Бараха «своим Моби». «Откуда они всё знают?» – подумал он, но спрашивать не решился.

Брид, похоже, собиралась сказать что-то еще – но не успела.

– Пожалуйте, госпожа ведьма, – обратился к ней тот самый коренастый матрос. – Не бойтесь: если что, внизу Кано подхватит!

Брид растерянно посмотрела на него, но уже через мгновение опомнилась.

– Спасибо, – коротко вымолвила она и шагнула к трапу.

* * *

Беспокоился Олаф напрасно: каким бы хлипким ни выглядел веревочный трап, сколь бы зловеще ни раскачивался он над водой, девушки переместились в шлюпку на удивление легко и удачно. Серен, правда, всю дорогу жмурилась и беспрестанно ойкала, нащупывая ногой ступеньку за ступенькой, но в итоге потратила на спуск ничуть не больше времени, чем Брид и Танни. Сам Олаф спускался в шлюпку дольше всех: мешал зажатый в руке томик Диоскорида, который так никуда и не удалось пристроить.

Еще некоторое время ушло на рассаживание пассажиров по банкам. Олафу досталось место рядом с Брид, хотя по своей воле он скорее предпочел бы оказаться в обществе кого-нибудь из одногруппниц. Зато Серен, устроившись на одной банке с Танни, сразу приободрилась и повеселела.

Занятый своими мыслями, Олаф даже не заметил, как шлюпку отвязали от корабля. Опомнился он, лишь когда седой моряк с медной дудкой на груди зычно выкрикнул:

– Отваливай! Выкинуть вёсла!

А потом был долгий путь по воде – вернее, долгим он показался Олафу. Повинуясь командам седого моряка, гребцы слаженно и уверенно работали веслами, так что на самом деле шлюпка двигалась очень быстро. Но у Олафа в руках был злополучный Диоскорид. И хотя, спустившись в шлюпку, Олаф первым же делом засунул книгу себе за пазуху, при каждом взмахе вёсел он напряженно вздрагивал, изо всех сил стараясь не замечать направленного на него насмешливо-недоуменного взгляда Брид. Однако причина для беспокойства у Олафа и в самом деле имелась: в томик были вклеены рисунки растений, выполненные водными красками и очень боявшиеся намокания.

Когда шлюпка коснулась носом берегового пирса, Олаф наконец немного перевел дух. Впрочем, ему пришлось побыть в тревожном ожидании еще некоторое время: Серен, так легко спустившаяся в шлюпку с корабля, теперь почему-то замешкалась и никак не могла выбраться на сушу. И только очутившись наконец на твердой земле и отойдя по ней шагов на десять от берега, он успокоился окончательно.

Первым делом Олаф поискал глазами выбравшихся на берег первыми Танни и Брид. Танни нашлась возле приземистого каменного здания, рядом с хорошо знакомыми сундуками. Устроившись в тени пристроенного к зданию навеса, она увлеченно наблюдала за летавшим возле стены крупным насекомым. Неподалеку от нее с отрешенным видом сидела на сундуке Брид. Еще дальше леди Эмлин и Гундульф о чем-то разговаривали с местным жителем в пестрой длиннополой одежде. «Танни, похоже, уже что-то интересное отыскала, – мысленно улыбнулся Олаф. – Потом наверняка расскажет о каких-нибудь невероятных чудесах из мира букашек!»

Невольно последовав примеру Танни, он оглядел окрестности в поисках интересных растений. Увы, в застроенном каменными зданиями порту смотреть было особо не на что: и проходы между постройками, и площадка возле пирса оказались вымощены камнем, и лишь на возвышавшемся позади порта холме виднелось несколько высоких пальм с темно-зелеными перистыми листьями.

– Вот, значит, ты какой, Ликсус, – пробормотал Олаф себе под нос. – Интересно, растут ли еще в твоих садах яблони с золотыми яблоками²?

– Олаф, смотри: вон там пальма! – внезапно ворвался в его размышления раздавшийся за спиной восторженный голос Серен. – Совсем как мэтресса Анна Ивановна рассказывала: ствол не ветвится, а листья все на верхушке и все разрезные!.. А вон там, по-моему, еще одна, и еще!

– Да, это пальмы... – рассеянно откликнулся Олаф. – Скорее всего, финиковые: они должны здесь часто попадаться. Я чуть погодя посмотрю их поближе – тогда скажу точно.

Серен молча кивнула в ответ, затем почему-то посмотрела себе на руки тихо вздохнула. Что-то настораживало Олафа в ее облике – хотя выглядела она вроде бы вполне обычно.

Ответ нашелся совсем внезапно – когда Олаф, позабыв о спрятанном за пазухой Диоскориде, попытался утереть пот со лба. Книгу он все-таки не выронил: успел поймать в последний момент. Зато сообразил: а ведь Серен сейчас тоже должна бы быть не с пустыми руками!

– Слушай, а пяльцы-то твои где? – не утерпев, поинтересовался он.

Серен вдруг смущенно покраснела, опустила голову.

– Я их Аквилине подарила, – пробормотала она. – Ну на память... Аквилина же тоже раньше вышивать любила – ну пока была здорова. Вот я и подумала: у меня-то здесь найдется чем заняться, а она что будет в Кер-Сиди делать?

И тут Олаф уставился на нее с неподдельным изумлением. То, что Серен любила и умела вышивать, он знал от Танни, к тому же не далее как этим утром сам видел великолепно исполненные ею узоры. Нет, теперешний поступок Серен вовсе не походил на избавление от надоевшей игрушки!

– Ты молодец, Серен, – опомнившись, произнес он. – Я бы, наверное, на такое не решился.

Серен вдруг зарделась, но не опустила голову, а, наоборот, гордо выпрямилась и широко улыбнулась.

Конечно же, Олаф улыбнулся ей в ответ – как одной из своих сестренок, оставшихся далеко на севере, в городе с чудны́м названием Кер-Сиди, в домике с зеленой крышей над белеными каменными стенами. И тотчас же перед его внутренним взором предстали сестры – все как одна белоголовые, похожие друг на друга и лицами, и голосами: совсем взрослая, недавно обручившаяся с мастером Сигфастом с инженерного факультета Хрённ, юная ершистая Фённ, собравшаяся как раз этим летом поступать в Университет, и беззаботная певунья Сольви, которой предстояло еще целых три года учиться в школе.

Вспомнив о сестрах, Олаф тихонько вздохнул, а затем безотчетно обернулся к морю – и внезапно увидел «Дон» среди стоявших на рейде кораблей. Судя по всему, на ней разводили пары: из трубы, видневшейся между ее второй и третьей мачтами, высоко поднимался, растворяясь в южном голубом небе, тоненький темный дымок. Сейчас «Дон» показалась Олафу совсем далекой, недоступной – и при этом до боли родной.

«Я же с мэтром Каем так и не простился! – вдруг спохватился он. – И с сэром Гарваном тоже! Эх...»

* * *

Шлюпка уже успела доставить на пирс остальных «инженерных девушек» и пуститься в обратный путь, а Олаф всё бродил в задумчивости среди каменных строений, без особого успеха высматривая между булыжниками мостовой цветущие травы. Судя по всему, студентов высадили где-то в стороне от оживленной части порта, так что местных жителей Олаф почти не встречал. Пожалуй, это было даже хорошо: никто не приставал к нему с вопросами о его странном занятии. Впрочем, голова у Олафа сейчас была занята мыслями вовсе не о растениях. До сих пор ему не верилось, что продлившееся больше двух недель путешествие на «Дон» завершено, что в прошлом для него остались и сам паровой корабль, и ставшие ему близкими и дорогими люди: и мэтр Кай, и сэр Гарван, и многочисленные простые моряки, имен доброй половины которых он так и не выучил, но которых все равно успел искренне полюбить.

На какое-то время от грустных размышлений Олафа отвлекла встреча с леди Эмлин: та сообщила, что «Маха» ненадолго задерживается, и предложила ему укрыться от жары под крышей ближайшего сарая. Тут же выяснилось, что там уже собрались все студенты.

– Великолепная им какую-то осу показывает, – пояснила леди Эмлин. – Говорит, что та слепила из земли большое гнездо, а теперь таскает туда пауков – пропитание для своего потомства.

Сказав это, леди Эмлин неожиданно улыбнулась, а затем задумчиво продолжила:

– Странные все-таки создания эти букашки! Вроде пустяк, безделица – но ведь и правда интересно!.. Зайдите же, дорогой Олаф, – когда вы еще такое услышите и увидите!

– Я сейчас, – кивнул он в ответ.

Увы, Олаф все-таки опоздал: когда он вошел в помещение, Танни, судя по всему, как раз закончила свой рассказ. А просто так сидеть в каменном сарае ему не захотелось: если там и было прохладнее, то ненамного, зато оказалось темно и душно. Но и уйти Олаф тоже не решался: почему-то ему казалось, что Танни и Серен могут обидеться.

– Давай пройдемся, – вдруг предложила ему Танни.

– Снаружи жарко очень, – покачал головой Олаф. – Тебе не стоило бы выходить на солнце.

– Я знаю, – откликнулась Танни. – Но давай совсем ненадолго. Посмотрим на море – и сразу назад.

Подумав, Олаф нерешительно кивнул. «Если что – уведу ее обратно в сарай», – успокоил он себя.

* * *

От сарая до моря было подать рукой, так что Олаф и Танни очень быстро очутились на берегу. «Дон» на рейде не оказалось: получалось, что она уже покинула бухту.

– Эх... – с досадой пробормотал Олаф. – Выходит, прощай, «Дон»!

– Ну почему же «прощай»? – вдруг откликнулась Танни. – Мы ведь после практики непременно вернемся домой, в Кер-Сиди, – и, конечно, повстречаем в гавани и саму «Дон», и наших добрых друзей – моряков. Ну а если они окажутся в плавании – что ж, значит, дождемся!

Вздрогнув от неожиданности, Олаф повернул голову. Танни смотрела на него и улыбалась.

– Да, ты права, – подумав, кивнул он в ответ. – Конечно же, не «прощай», а «до свидания»!

И тогда Танни повернулась к морю, устремила взгляд к горизонту, над которым еще виднелась едва заметное темное облачко дыма, а потом помахала рукой и воскликнула:

– До свидания, «Дон»!

_______

1 «Опоздавшим – кости» (лат.), римская пословица.

2 Согласно древнегреческим легендам, именно в районе Ликсуса находился сад Гесперид, в котором росли яблони с золотыми яблоками.