Глава 11. Камень египетских философов

Где только не доводилось ночевать Родри за два десятка лет странствий по Придайну: и в домах, и в церквях, и в овечьих хлевах, и в сенных сараях, и просто под открытым небом. Но хуже, чем на этом проклятом колдовском корабле, ему не спалось нигде. А последняя ночь оказалась совсем скверной. Не помогло даже то, что провел ее Родри уже не в темной угольной кладовой, а в самой настоящей жилой комнате с мягкой постелью. Толку-то с того! Поди засни, когда у тебя, можно сказать, насильно вырвали клятву верности да еще и навесили три танэда один другого суровее! И если надежда освободиться от клятвы у Родри еще теплилась, то соблюдать танэды ему теперь предстояло до смерти – если, конечно, он не захотел бы эту самую смерть сильно приблизить.

Что жить отныне будет непросто – это Родри понял сразу. Даже запрет касаться расчески – и тот оборачивался неприятностями: попробуй выдай себя за богатого торговца, почтенного приходского священника или хотя бы зажиточного фермера, когда у тебя на голове воронье гнездо! А как утащить у раззявы-фермера плохо лежащий окорок или головку сыра, если нельзя войти в чужой дом без приглашения? А запрет на завязывание узлов! Вот он удручал особенно: с таким танэдом даже одеться по-человечески становилось сложной задачей. Вечером Родри прочувствовал это в полной мере – когда вышел из отхожего места, придерживая рукой неподвязанные штаны. И как назло, тотчас же ему навстречу попалась та самая смешная ведьмочка, что недавно пыталась накормить его скисшей капустой. Пришлось уносить ноги: позориться перед ней не хотелось.

Спрятавшись за поворотом коридора, Родри выждал, пока ведьмочка скроется за дверью отхожего места, и сразу же стремглав рванул к своей комнате. Притворив дверь, он немедленно заперся изнутри, а затем стащил с себя злополучные штаны и как сумел замотался в одеяло. После этого Родри уселся на постели и тихо, чтобы не было слышно из-за двери, забормотал самые грязные ругательства, какие только слышал за годы скитаний. Хулить сиду он все-таки не решался, зато отводил душу, осыпая проклятьями коварных гречанку и сакса.

Когда запас бранных слов наконец иссяк, Родри с сожалением замолк. Затем за неимением лучшего занятия он принялся ворошить в памяти всё случившееся за день – и свою поимку, и клятву верности, и объявленные сидой танэды. И вскоре ему сделалось не по себе. Неужели его уже угораздило нарушить один из запретов?! Как наяву звучал в его голове звонкий, обманчиво нежный голос сиды, всё повторявший и повторявший: «Да не войдешь в чужое жилье без согласия его хозяина или хозяйки!» Вот был ли сейчас Родри вправе заходить в эту комнату, не заручившись согласием гречанки, а то и капитана? Ответ на этот вроде бы пустячный вопрос казался ему невероятно важным.

О том, что такое танэды, Родри впервые узнал в раннем детстве от матери. Та, выросшая среди почитателей древних богов, иногда пересказывала сыну ходившие в их общине старинные предания – о великом гвинедском короле Мате фаб Матонви, обязанном в мирное время постоянно держать ноги на девичьих коленях, о его внуке Ллеу Ллау Гифесе, имевшем право сражаться лишь оружием, полученным от матери, и еще многие другие. Правда, мать никогда не объясняла Родри о том, что случалось потом с нарушителями таких запретов. Спустя несколько лет этот пробел восполнил ему встретившийся в странствиях бродячий ирландский бард, поведавший о печальной судьбе нарушивших «гейс» – так бард называл танэд на своем родном языке. Некоторые из таких смельчаков или неудачников быстро погибали, как великий уладский герой Кухулин, – и, пожалуй, это было для них наилучшим исходом. Бывало, что судьба оступившегося оказывалась куда хуже. Словно кто-то безымянный, безликий и неумолимый насылал на него беду за бедой, пока не губил окончательно.

Родри был тогда совсем юным, и зловещие рассказы барда запали ему в душу. Немало тому поспособствовал и облик самого рассказчика – костлявого одноглазого великана с пустой красной глазницей, пересеченной широким синеватым шрамом. В довершение всего бард разглядел у Родри знаки родства с народом холмов – хотя тот ни слова не говорил о своих родителях, даже не называл их имен. И все-таки до недавних событий Родри даже в голову не приходило, что кто-то мог бы назначить танэды ему самому, вовсе не королю и не великому герою.

Впрочем, вскоре Родри нашел вполне лестное для себя объяснение произошедшему: он же как-никак оказался потомком самого настоящего сида! Ну так почему бы теперь ему было и не обзавестись собственными танэдами? А припомнив, что оборотной стороной таких запретов часто оказывалось обретение какого-нибудь великого дара, Родри и вовсе воспрянул духом. Даже предстоявшая служба у дочери древней богини перестала его смущать. Наоборот, теперь она казалась почетной. Болтали же в народе, что отец Родри, Робин Добрый Малый, одно время и вовсе подвизался в шутах у вождя какого-то из сидовских кланов. Ну и разве уменьшило это его славу на Придайне?

К самой Этайн отношение у Родри сложилось тоже не сразу. Сначала его очень обрадовали услышанные от нее добрые вести о родителях, и эта радость обернулась если не благоговением перед сидой, то уж точно большим расположением к ней. Потом его захлестнула обида на ее коварство – когда та выманила его из угольной кладовой. Однако очень скоро Родри стало ясно, что обида была напрасной: свои обещания сида сдержала в полной мере и, может быть, даже спасла его от расправы.

Заснуть в ту ночь Родри не мог долго. Сначала он грешил на пустой живот. Потом гречанка принесла ему остывший, но сытный каул, но ужин все равно не помог. Ворочаясь на роскошной мягкой постели, Родри размышлял о превратностях своей судьбы, о волшебном народе, о клятвах и танэдах, но больше всего – о том, как быть дальше. В конце концов он решил держаться с сидой настороже, но все-таки служить ей верой и правдой – и понемногу приноравливаться к новой для себя жизни. Лишь тогда, уже почти под утро, Родри наконец забылся тяжелым сном.

* * *

Так Родри прожил несколько суток. Днем он добросовестно прятался в бывшей комнате гречанки, выбираясь лишь по самым неотложным надобностям, когда в коридоре никого не было. Ночами же он все-таки не выдерживал – осторожно выбирался наверх и дышал свежим воздухом, умело прячась от немногочисленных бодрствующих моряков. Удивляясь себе, Родри подолгу любовался непривычно крупными звездами, рассыпанными по черному ночному небу, и их почти столь же яркими отражениями на бескрайней поверхности моря.

И все-таки безмятежными эти дни для Родри не были. Всё время он находился в напряжении – и не только от страха перед моряками. Дав клятву служить сиде, Родри, разумеется, ожидал от нее распоряжений. Тех, однако, всё не было и не было, да и сама Этайн заглядывала к нему в комнату нечасто – в основном приносила еду и питье. Такая забота с ее стороны казалась весьма подозрительной: по всему выходило, что сида готовила для Родри некое совсем особенное поручение – либо очень деликатное, либо невероятно опасное. Увы, о любовном интересе к нему тут не могло идти и речи: сида почти всегда приходила не одна, а в сопровождении «сакса» – явно своего возлюбленного. На то, что сида оценила его веселые шутки, рассчитывать тоже не приходилось: та мало того что сердилась на его недавние проделки, так еще и ни разу не попросила себя развлечь. А что еще Родри умел делать? Кого-нибудь облапошить или что-нибудь украсть – вот и всё! Правда, отцовскую дудочку он так себе вернуть и не смог и, конечно, опростоволосился – ну так откуда же ему было знать, что сида всё время носит ее с собой?

Однако как бы то ни было, а за надежду, что сида хочет от него именно такой службы, Родри отчаянно цеплялся. Больше всего он опасался, что та задумала отправить его с кем-нибудь сражаться. Уж воином себя Родри не считал точно.

Между тем время шло, один день сменялся другим, а о делах сида с Родри всё не заговаривала. Постепенно он убедил себя, что до окончания морского путешествия никаких поручений можно не опасаться, и мало-помалу стал успокаиваться.

Начало того дня тоже не предвещало никаких неожиданностей. Даже то, что Родри пробудился задолго до рассвета, было делом обыкновенным: сказалась давняя привычка, выработавшаяся в местах случайного ночлега. Сколько раз ему приходилось поутру уносить ноги из амбара или хлева, пока не проснулись хозяева фермы!

Не удалось Родри понежиться в кровати и на этот раз. Нет, в комнату к нему никто не вломился, даже не постучался в дверь, даже не протопал по коридору. Причина была куда более обыденной: после вчерашнего обильного ужина с большой кружкой пива ему оказалось просто необходимо спешно прогуляться до хорошо знакомого закутка.

Наспех замотавшись в одеяло, Родри осторожно выбрался из комнаты и, озираясь, на цыпочках двинулся по коридору. Впрочем, такие предосторожности, видимо, были излишни: как и всегда в такое время, ему здесь не встретилось ни души. Не было слышно ни чужих шагов, ни человеческих голосов, лишь впереди сквозь доски обшивки пробивался мерный стук корабельной машины да совсем неподалеку похрустывала мачта. И все равно в этот раз Родри почему-то не покидало тревожное предчувствие. В развешанных под потолком светильниках трепетали тусклые язычки пламени, сами светильники мерно покачивались в такт качке, и отбрасываемая Родри тень, казалось, кривлялась в странном, нездоровом танце. А вскоре случилось совсем неприятное, даже зловещее знамение. Пробираясь мимо комнаты, занятой пятью ведьмами, а теперь еще и гречанкой, Родри едва не влетел в выставленное у двери блюдечко. Тут же из-под его ноги метнулся темный косматый комок. Отскочив на полшага, комок остановился и тут же обернулся здоровенной черной крысищей. Крыса привстала на задних лапах, повернула к Родри усатую морду и замерла, поблескивая бусинками глаз.

– Давно мы с тобой не виделись, братец по крови, – с усилием усмехнулся тот.

Крыса словно поняла обращенные к ней слова. Она вытянулась столбиком и тихо, с легким присвистом что-то прошипела в ответ. Отпрянув, Родри ненароком зацепил ногой блюдце. Жалобно звякнув, блюдце покатилось по полу, затем ударилось о стену и распалось на несколько черепков. Тем временем крыса стремительным галопом понеслась по коридору и через мгновение скрылась за углом.

Остолбенев, Родри растерянно смотрел на разбитое блюдце. Сердце его бешено колотилось, по лбу катился холодный пот. Похоже, крыса только что силилась его о чем-то предупредить – а он, бестолочь, не смог разобрать ни единого слова. Тем досаднее это было, что его отец, по слухам, владел речью животных – правда, дома никогда этого искусства не показывал, а при расспросах лишь загадочно улыбался.

Остальной путь Родри проделал в подавленном настроении. А возвращаясь – остановился на том же самом месте и долго ждал нового появления вещего зверька. Но коридор так и остался пуст, и лишь осколки блюдца зловеще белели возле стены, точно кости, выброшенные из разрытой могилы.

Потом Родри до самого восхода солнца угрюмо сидел на кровати, размышляя о странном происшествии. А когда за окном рассвело, к нему явилась гречанка.

– Собирайтесь в путь, – холодно распорядилась она.

В ответ Родри угрюмо кивнул.

«Ну вот и начинается», – подумал он про себя, но вслух ничего не сказал.

Противиться судьбе Родри, конечно, не стал. С горем пополам, не без помощи гречанки, он оделся, потом неторопливо собрал всё свое немудреное имущество и покорно поплелся наверх. Там, как оказалось, его уже дожидалась сида.

Вопреки ожиданиям Родри, гречанка к ним не присоединилась, осталась на корабле. Зато вместе с сидой на берег отправился «сакс». Пока лодка медленно продвигалась против течения по широкой реке, Родри пытался вслушиваться в разговоры работавших веслами моряков, чтобы выяснить хотя бы название страны, в которой они сейчас очутились. Увы, ничего полезного ему узнать так и не удалось. Моряки были на редкость молчаливы, а если иногда и перебрасывались друг с другом словом-другим, то на почти непонятном ему гаэльском языке. И даже когда сида наконец заговорила с «саксом» по-камбрийски – о каком-то городе не то с двумя, не то даже с тремя названиями, – Родри все равно не стало понятнее, куда они приплыли. Счет дням он уже давно потерял, так что готов был обнаружить себя где угодно – хоть в Арморике, хоть у франков, хоть в какой-нибудь из полуденных стран. А судя по духоте и палящему солнцу, это могла оказаться даже Африка.

Мысль об Африке, впрочем, Родри быстро отбросил. Если они уже добрались до Карфагена, то почему сида и «сакс» не забрали с корабля свой скарб? И почему с ними вместе на берег не отправилась «домникелла Стелла» с ямочками на щеках? «Видимо, это еще не Карфаген, но уже где-то совсем рядом», – решил Родри в итоге и на этом успокоился. По крайней мере, у него еще оставалась надежда на какую-то отсрочку от исполнения неведомого поручения. А чтобы подстраховаться, Родри решил продемонстрировать сиде свою полезность.

Вскоре для этого подвернулся удачный случай: сида вроде бы растерялась, когда лодка причалила к берегу. Быстро сориентировавшись, Родри помог ей выбраться, и та его даже поблагодарила. Правда, от дальнейшей помощи сида поначалу отказалась. С одной стороны, это было даже и неплохо: у него появилась возможность спокойно присмотреться к окружающей обстановке. Но с другой – Родри по-прежнему не мог понять, что от него хотят.

Не особенно прояснилось это и позже. Стоило им выбраться на хорошую дорогу, как сида вдруг запросила пить. И ведь вроде бы понимал ее Родри неплохо: он и сам к тому времени был очень не прочь промочить горло. Однако кое-что в просьбе настораживало. Сида вовсе не производила впечатление страдающей от жары: лицо ее ничуть не покраснело, на высоком чистом лбу не выступило ни капли пота. Первой мыслью у Родри было: может быть, она хочет таким образом проверить его ловкость? Догадка обнадеживала: он и правда считал себя мастером в выманивании всяческих полезных вещей у простаков. Однако не успел Родри возликовать, как сида протянула ему серебряную монету – старинный сестерций.

И тут Родри пришел в замешательство. Да за такие деньги можно было купить добрый кувшин пива! Что же, получалось, она вовсе не рассчитывала проверить его сноровку?

Пришлось задуматься. «Проверяет на верность», – смекнул он наконец и даже немного обиделся. Неужели он был настолько похож на безумца?

И почти сразу же сида заговорила.

– Не забывай, Родри: ты у меня на службе! – произнесла она, словно подслушав его мысли.

Сида говорила еще что-то, но Родри слушал вполуха. Воспрянув духом, он увлеченно обдумывал способ не просто исполнить поручение сиды, а еще и удивить ее своим искусством. Воображение услужливо рисовало ему знакомые по Придайну картины: вот дородный хозяин заезжего дома цедит большую кружку пенного янтарного пива из пузатой дубовой бочки, вот на городском рынке чернобородый иноземный купец в тяжелом длинном одеянии расхваливает густое темно-красное вино, вот монах-ирландец, блестя подбритым лбом, важно вышагивает рядом с повозкой, нагруженной крутобокими ромейскими амфорами... Увлекшись, Родри даже позабыл, что находился сейчас в чужой стране, ни о языке, ни об обычаях которой он не имел ни малейшего представления.

Когда он опомнился, сида молчала и загадочно улыбалась. Улыбка эта настораживала, в ней чудился какой-то подвох. А вдруг Родри прослушал что-нибудь важное? А вдруг сида это заметила и готовит теперь какую-нибудь каверзу ему в наказание?

По правде говоря, эти подозрения выглядели весьма обоснованными. Один вопрос у Родри возник почти тотчас же: как потом передать добытое питье? Не собиралась же сида ждать его прямо на дороге! Пришлось все-таки переспрашивать.

По счастью, всё вроде бы обошлось. Вопросу сида, похоже, несколько удивилась, однако упрекать Родри в нерадивости не стала, а вполне миролюбиво указала на видневшуюся в отдалении рощицу корявых деревьев с тусклой, словно запыленной, листвой.

– Хорошо, леди, – торопливо кивнул он и почел за благо удалиться.

* * *

Идти пришлось недолго: до города было рукой подать. Вскоре Родри уже шагал по предместью мимо приземистых каменных домов с четырехскатными крышами, крытыми красновато-бурой черепицей. Несмотря на всё усиливавшийся зной, вокруг бурлила жизнь. То и дело навстречу Родри попадались местные жители. Задумчивый старик в рваной тунике и засаленных штанах, покачивая головой, неторопливо вел в поводу длинноухого серого ослика, тоже старого и тоже погруженного в свои ослиные думы. Двое парней франтоватого вида бурно обсуждали какую-то то ли Бланку, то ли Бранку, размахивая руками и весело хохоча. Черноволосые, похожие на гречанок женщины, стоя по разные стороны улицы, громко перекликались друг с другом на латыни. Этот язык Родри немного понимал: нахватался в свое время у монахов и у благородных горожан, мнивших себя римлянами. Правда, здешняя латынь походила на британскую даже меньше, чем гнусавый говор рыбаков Арморики – на хлюпающее наречие горцев Гвинеда. Вслушиваясь в разговоры прохожих, Родри разбирал хорошо если половину слов, да и те узнавал не без усилия. Казалось, горожане дружно понабирали в рот горячей каши и теперь не могли ни толком раскрыть рта, ни как следует шевельнуть языком. И все-таки переговорить с кем-нибудь из местных жителей явно следовало – хотя бы для того, чтобы разобраться в здешней обстановке.

Вскоре нашелся и подходящий собеседник – чумазый мальчишка-подросток, рывшийся в придорожной куче мусора.

– Са́льве, пу́эр! – соорудил Родри подходящую латинскую фразу.

В ответ мальчишка разразился длинной жалобной тирадой. Родри с трудом разобрал в ней что-то про кусочек хлеба. Остальное красноречиво прояснила незамедлительно протянутая рука.

Хлеба при себе у Родри, разумеется, не было. Имелся, правда, полученный от сиды сестерций – но уж он-то предназначался явно для не для уличного попрошайки. Монета покоилась в надежном месте: за пазухой в затянутом веревочкой мешочке... А вовсе не в висевшем на поясе кошельке, куда уже деловито лезла покрытая бородавками грязная ручонка!

Схваченный за запястье мальчишка немедленно стал вырываться, даже попытался укусить, но получив легкий тычок в зубы, притих. На Родри он смотрел волчонком, однако помалкивал – не кричал, не звал на помощь. А это означало, что у мальчишки не было поблизости дружков-сообщников.

– Скажешь, где каупона, – отпущу, – тихо, но внятно произнес Родри по-латыни.

– Сик, до́мнэ, – хмуро кивнул мальчишка и шмыгнул носом.

Внутренне Родри возликовал: выходит, его латынь оказалась не так уж и плоха! И ведь слово-то «каупона» пришло ему на язык почти случайно: вовремя вспомнились гвентский город Кер-Леон и тамошний «Золотой Козерог».

В первый раз Родри оказался в Гвенте еще подростком, вскоре побега из дома. В те времена в Кер-Леоне жила его бабка – старая франконка Радалинда – и он попытался ее разыскать. Увы, Радалинда оказалась совсем выжившей из ума старухой, к тому же злобной и крикливой. Внука она не признала и прогнала прочь, и на время Родри прибился к «Золотому козерогу» – заведению, очень похожему на обычный заезжий дом, однако гордо именовавшемуся на римский манер каупоной. Тогда Родри над этим очень потешался – может, оттого-то слово и запомнил. Кто бы мог подумать, что оно когда-нибудь ему пригодится!

Между тем мальчишка заговорил. Захлебываясь, он что-то быстро протараторил и тут же с надеждой уставился на Родри. Увы, тот разобрал во всей тираде лишь два слова: «фора» и «квадрата», «улица» и «площадь». Толку с этого было немного.

Так что отпускать мальчишку Родри не стал. Вместо этого он грозно выпучил глаза и строго приказал – опять на латыни:

– Веди туда!

Мальчишка вздохнул, однако покорно кивнул.

* * *

Вдвоем они быстро миновали предместье, затем преодолели городские ворота. Вопреки опасениям Родри, привратник не только не потребовал платы, но даже не остановил ни его, ни мальчишку, лишь скользнул по их лицам презрительным взглядом.

За воротами дорога превратилась в плотно застроенную улицу и стала круто забирать в гору. Очень быстро у Родри сбилось дыхание, потом напомнил о себе вроде бы уже несколько дней как прошедший кашель. Однако мальчишка и не думал сбавлять скорость, так что Родри едва поспевал за ним. По счастью, улица довольно быстро кончилась, и они очутились на площади.

– Э́ки э́ста стабе́лу, до́мнэ, – объявил мальчишка, ткнув пальцем в обшарпанное двухэтажное здание, стоявшее напротив приземистой каменной церкви.

Слова «стабелу» Родри не знал.

– Каупона? – уточнил он на всякий случай.

– Сик, домнэ, – энергично кивнул мальчишка и тут же жалобно заныл: – Дими́тту ме пор фа́-а-вур!..

Поморщившись, Родри выпустил наконец его руку.

– Проваливай, – буркнул он и, не дожидаясь ответа, направился к каупоне.

Наверное, окажись на месте Родри избалованный богатый ромей, он был бы жестоко разочарован здешним заезжим домом. Родри, однако, привередливостью не отличался, к тому же на ночлег в этом городе определенно не рассчитывал. Заведение интересовало его совсем с другой точки зрения.

Впрочем, выглядел заезжий дом и в самом деле неказисто. Приземистое двухэтажное строение некогда было оштукатурено, но теперь штукатурка во многих местах отвалилась, и кто-то побелил стены прямо по каменной кладке. Над распахнутой широченной входной дверью красовалась грубо вырезанная из дерева вывеска – странного вида птица с короткими, как у ощипанной курицы, крыльями, но при этом с крючковатым орлиным клювом. Почти под ней, перекрыв проход, сосредоточенно чесала ухо задней ногой тощая рыжая собака. Из дверного проема тянуло хорошо знакомым всякому жителю побережья запахом подгоревшей рыбы. И в довершение всего Родри не покидало ощущение, что здесь чего-то не хватает – неуловимого, но очень важного.

Так до конца и не поняв, что́ именно его смутило, Родри сделал еще пару шагов и, благополучно миновав собаку, зашел внутрь. Его встретили чад, полумрак и невнятные голоса, переговаривавшиеся на такой же исковерканной, как у мальчишки, латыни. Чуть погодя, когда глаза пообвыклись, Родри наконец разглядел помещение – тесный зал с низким сводчатым потолком. По сложенным из крупных камней стенам были развешаны плетеные корзины и темно-красные подковы колбас. Под потолком висела одинокая лампа, в которой колебался и чадил язычок тусклого пламени.

Разговор на латыни доносился из дальнего угла. Там за небольшим круглым столиком на низких табуретах устроились трое мужчин. Лицом к Родри восседал похожий на грека или армянина человек с курчавой черной бородой и огромной блестящей плешью, простиравшейся ото лба через всё темя подобно тонзуре ирландского монаха. Но монахом человек не был определенно: одет он был в просторную желтую тунику, расшитую вокруг ворота и по рукавам крупными красными, белыми и голубыми узорами. Под стать бородачу были и его приятели, наряженные в столь же пестрые одеяния: один – в бело-красное, другой – в желто-зеленое.

Встреть Родри таких щеголей на Придайне – пожалуй, он счел бы их по меньшей мере королевскими рыцарями. Здесь же, в неведомой стране, они могли оказаться кем угодно: хоть купцами, хоть королевскими чиновниками – разве что не простыми крестьянами или ремесленниками. Воинами они тоже были вряд ли: по крайней мере, оружия у них Родри не углядел. Что ж, всё складывалось очень недурно: этих людей можно было и не жалеть, и особо не опасаться.

Пока Родри предавался размышлениям, к нему подбежала замотанная в просторную накидку смуглолицая девчонка. Быстро поклонившись, она что-то торопливо прощебетала. Родри разобрал лишь одно слово – уже знакомое обращение «домнэ». Однако догадался: спрашивает заказ.

– Кружку пива, – потребовал он. Надо же было найти повод задержаться в заезжем доме хотя бы на некоторое время!

– Пи-и-ва? – с недоумением повторила девчонка.

Родри с досадой поморщился. Затем повторил заказ по-бриттски. Тщетно: девчонка не понимала ни в какую. Ни на что уже особо не надеясь, попытался в третий раз.

– Элу! – произнес он по-саксонски.

– Алу? – фыркнула вдруг девчонка и, уперев руки в бока, возмущенно затараторила что-то совсем непонятное, но явно обидное.

Тут только Родри и сообразил наконец, что ́же было неправильно в этом заезжем доме. Здесь совсем не ощущалось привычного по Придайну пивного духа. И на столе у компании пестро одетых мужчин не было ни одной пивной кружки – только пузатый кувшин с узким горлышком и три маленькие чарки. Для пенного напитка такая посуда определенно не годилась. По всему выходило, что здешние горожане, подобно ромеям, совсем не знали толку в пиве, тратясь на куда более дорогое вино.

Между тем девчонка резво унеслась в другой конец зала и скрылась за занавеской. Тотчас же оттуда донесся недовольный, ворчливый мужской голос. Девчонка что-то протараторила в ответ – Родри опять не поспел за ее звонкой скороговоркой. Затем занавеска зашевелилась, и из-за нее выбрался сутулый тучный старик. Прихрамывая, он неторопливо пересек зал и остановился шагах в трех от Родри. Подозрительно оглядев того с ног до головы, старик презрительно поморщился и спросил всё на той же чудовищно исковерканной латыни:

– Чего тебе тут надо?

Старик был неопрятен и краснонос. Некогда нарядная, но теперь засаленная и покрытая красными винными пятнами желтая расшитая туника, заросшее щетиной одутловатое лицо, мутноватый взгляд, явственный запах хмельного перегара – всё говорило о его пристрастии к дурманящим напиткам. Мысленно Родри ухмыльнулся. Похоже, план дальнейших действий становился более или менее понятным.

– Пива, – ответил он по-латыни. И добавил чуть погодя: – Хорошего.

В отличие от девчонки, старик слово «керевисия» понял.

– За кого ты нас принимаешь, варвар? – буркнул он.

– Тебя – за хозяина каупоны, – решительно заявил Родри в ответ. – В которой даже пива нет!

– Нет, – охотно подтвердил старик. – И не будет. А знаешь почему? – и он загадочно усмехнулся.

Родри знал. Во всяком случае, сам он полагал именно так. Но в ответ лишь пожал плечами. Такого словоохотливого трактирщика просто грех было не втянуть в разговор.

И старик, похоже, повелся. Приосанившись, он снисходительно посмотрел на Родри и важно произнес:

– Запомни, парень: пиво пьют либо короли, либо дикари. Король сюда с визитами не является, а варвары мне тут без надобности. Так-то!

От такого странного заявления Родри опешил.

– А может, я как раз-таки король! – вырвалось вдруг у него.

Уже в следующий миг Родри содрогнулся. Мало того, что вверх тормашками полетели все его недавние замыслы – дело могло обернуться еще хуже. Вдруг в этой стране за подобное самозванство полагается суровое наказание? А ну как сейчас трактирщик кликнет стражу!

Но старик в ответ лишь расхохотался:

– Парень, у тебя хотя бы чем расплатиться есть?

Вообще-то, конечно, деньги у Родри имелись – тот самый сестерций. Однако кто же будет расставаться с серебром по доброй воле?

– Смотря за что, – отозвался Родри. Сейчас он просто тянул время, лихорадочно придумывая новый план.

– Ну, за секстарий простого вина я спросил бы с тебя асс, – старик пьяно ухмыльнулся, хихикнул. – Но королям такое пить вроде как не пристало. А таррагонское...

– Я же тебе сказал, почтенный: мне нужно пиво, – перебил Родри и как бы мимоходом бросил: – Вина-то я и сам сколько хочешь сделаю.

Старик недоверчиво хмыкнул, пожал плечами. А Родри приободрился. В его голове благополучно сложился новый план.

– Почтенный, слышал ли ты про камень египетских философов? – спросил он.

По правде сказать, представление о том, что это такое, Родри и сам имел довольно смутное. Зато старик, похоже, знал – и не только слово.

– А ты откуда про него знаешь? – вкрадчиво поинтересовался он.

И тут Родри ухмыльнулся.

– Да известно ли тебе, откуда я приехал? – воскликнул он и гордо подбоченился. – Я из Британии, я ученик самой Неметоны!

Вероятно, Родри выразился бы куда более цветисто – но запаса латинских слов у него хватило только на это.

– Вот как? – старик вдруг оживился. – А откуда ты родом, из какого королевства?

– Из Регеда, – не моргнув глазом заявил Родри. – Я внук и наследник покойного короля Ройда ап Рина!

– По крайней мере ты точно бритт, – ухмыльнулся старик.

Услышав такое, Родри на миг даже растерялся: как-то чересчур уж гладко продолжился этот разговор! Впрочем, словам старика быстро нашлось правдоподобное объяснение. Чай не в первый раз сюда заходят камбрийские корабли – так почему бы, собственно, здешнему люду не научиться узнавать бриттов по одежде или выговору?

Так что успокоился Родри быстро. И сразу же заявил:

– Конечно, бритт. Не сомневайся!

– Да в этом-то я и не сомневаюсь, – покачал головой старик. – Ты мне лучше другое объясни...

Не договорив, старик замолчал. Потом устремил на Родри цепкий, пронизывающий насквозь взгляд.

– Вот как ты думаешь, бритт? – тихо, почти шепотом, продолжил он. – Будь у меня такое снадобье и окажись я на твоем месте – стал бы я тратиться на пиво? Да я бы взял воду из любого ручья, опустил в нее...

Договорить старику Родри не дал.

– На мне танэд, почтенный, – старательно вздохнул он. – Пиво я могу пить только сваренное из ячменя.

Старик воззрился на него с недоумением.

– Это наподобие клятвы, – пояснил Родри. – Запрет, который нельзя нарушать.

А в следующий миг он замер как громом пораженный. Его же угораздило войти в этот проклятый заезжий дом, не спросясь хозяина!

Вообще-то Родри прежде бывал в самых разных передрягах – но все-таки не в такой. И поэтому скрыть испуга не сумел. Колени у него задрожали, от лица отхлынула кровь. Невольно шагнув назад, Родри прислонился к облупленной каменной стене.

– Э... Что это с ним? – вдруг встревоженно пробормотал трактирщик, а затем громко крикнул: – Эй, Лукиу! Выведи-ка его!

Тотчас же в дальнем конце зала зашевелилась занавеска, и из-за нее вынырнул высоченный чернявый парень.

– Этого? – деловито спросил он.

Старик молча кивнул. Парень тут же вплотную подступил к Родри, навис над ним.

– Пошли-ка, амигу!

И он железной хваткой вцепился Родри в ворот.

– Лукиу! – вновь подал голос старик.

– Да, домнэ Домитиу! – немедленно откликнулся парень.

– Ты это... Не обижай британца, пусть очухается. Потом обратно приведешь.

– Понял, – буркнул парень и небрежно встряхнул Родри. – Пошли!

* * *

Пока Родри находился в зале заезжего дома, снаружи стало еще жарче. Теперь солнце поднялось совсем высоко и палило беспощадно. Правда, под козырьком крыши все-таки оставалось некоторое подобие тени. Именно туда-то парень и пристроил Родри, усадив его на скамью возле стены. А сам он просто прислонился к стене.

По правде сказать, короткий козырек от солнца спасал плохо, к тому же оно не стояло на месте, а медленно, но неуклонно двигалось по небосводу. Вскоре тень сместилась в сторону, и на Родри снова обрушились жаркие лучи. Волей-неволей ему пришлось подняться на ноги.

– Ты куда это? – тут же напрягся парень.

– Я в тень, – отозвался Родри

Парень удовлетворенно кивнул.

– Твое дело. Когда очухаешься – скажешь.

Пройдя с пяток шагов вдоль стены, Родри остановился. Затем вытер с лица рукавом обильный пот. Наконец, осмотрелся.

Вроде ничего в городе не изменилось – разве что солнце совсем раскалилось, а людей на площади поубавилось. Но теперь Родри во всём чудилась угроза – и в палящих солнечных лучах, и в направленных на него редких взглядах прохожих, и в нависшем над площадью тяжеловесном здании собора. Казалось, весь мир ополчился на несчастного преступника, желая наказать его за нарушенный танэд. Не хватало только грома среди ясного неба и летящей прямо в Родри молнии.

А потом и правда громыхнуло. Прямо за стеной раздался сухой стук – в общем-то ничуть не похожий на удар грома. И все-таки сердце у Родри оборвалось. Непроизвольно он вздрогнул.

Между тем стук за стеной повторился. Затем оттуда же донесся короткий конский всхрап. «Конюшня, – запоздало догадался Родри. – Вот чего лошади не стоится спокойно! И вообще, зачем было в одну постройку засовывать и стойла, и жилые комнаты?»

А еще через мгновение он замер с приоткрытым ртом. Сида – она же запретила ему входить без спроса в чужое жилье! В жилье, а не в обеденную залу заезжего дома! И получалось, что никаких танэдов он не нарушил!

Едва лишь Родри это осознал, как сердце его бешено заколотилось – до боли в висках, до головокружения. Хватанув ртом воздух, он сорвался с места и устремился прямиком к парню. Тот испуганно отшатнулся:

– Эй, что с тобой?

А Родри ликовал. Пьянящее чувство свободы и безудержная радость овладели им, лишили рассудка.

– Ничего-то ты не понимаешь – потому что не бритт и даже не гаэл! – хохотал он, глядя на ошарашенного, недоумевающего парня.

– Что ты такое бормочешь, варвар? – отстранившись от Родри, отмахивался тот. – Я все равно не понимаю!

– Вот именно, – подхватывал Родри и снова хохотал. – Не понимаешь! Потому что ты римская бестолочь!

В конце концов парень опомнился и перешел в наступление. Не успел Родри отсмеяться, как уже был прижат к стене. Изловчившись, парень заломил ему за спину и без того пострадавшую от гречанки руку. Дернувшись, Родри скрипнул зубами и покорно согнулся.

– То-то же, амигу, – довольно хмыкнул парень и продолжил самым дружелюбным тоном: – Пришел в себя – ну так идем! И зачем ты только хозяину сдался?

И тут Родри снова возликовал: удача все-таки пошла ему в руки! Но, разумеется, радости своей он ничем не выказал. Наоборот, он скорчил самую что ни на есть несчастную гримасу и понуро пробурчал:

– Я подсматривал, как твой хозяин лакомится вином с ослиным навозом. Он заметил это и рассердился.

– Что?!

От неожиданности парень ослабил хватку. Родри не преминул этим воспользоваться – рванувшись, высвободил руку. Но убегать и не подумал.

– А вот то! – рявкнул он, глядя парню прямо в глаза.

Такого напора парень не выдержал.

– Не бреши... – растерянно пробормотал он, отступая.

– Готов доказать, – ухмыльнулся Родри. – На что спорим?

– Что доказать? – недоуменно похлопав глазами, переспросил парень.

– Что твой хозяин иногда бывает не прочь отведать вина с ослиным навозом, – уверенно заявил Родри. И весомо добавил: – Ставлю свои штаны. Они совсем новые!

Парень задумался. Потом пощупал ткань на штанине. Наконец кивнул.

– Идет. Ставлю свою тунику.

– Нужна мне она! – хмыкнул Родри в ответ. – Лучше уж мех вина.

Парень с недоумением пожал плечами, однако кивнул:

– Идет.

* * *

Тем временем хозяин стабулюма «У белого орла» почтенный Маркус Домитиус Крассус, по-местному домнэ Домитиу, пребывал в раздумьях. В королевское происхождение приблудного варвара он, разумеется, не поверил ни на мгновение. А вот насчет прибытия из Британии тот, похоже, не соврал: так коверкать благородное наречие Рима умели только бритты. Мог ли варвар быть в самом деле учеником тамошней странной императрицы-колдуньи со звериными ушами? В этом домнэ Домитиу изрядно сомневался, однако исключить такой возможности все-таки не мог. Но как бы то ни было, а внезапное заявление варвара о камне египетских философов его заинтересовало – тем более что невежественный бритт, судя по всему, даже не понимал истинной ценности доставшегося ему сокровища. «Неужели этому болвану удалось украсть у британских магов чудесный порошок? – размышлял домнэ Домитиу, изнывая от зависти и досады. – И ради чего? Чтобы вот так бестолково, бездарно его переводить?»

– Домнэ Домитиу, почтенный... – отвлек его Пелагиу-младший, беспутный сын местного ювелира-грека, с раннего утра наливавшийся в «Белом орле» дорогим таррагонским вином в компании двух приятелей.

– Акилина! – рыкнул домнэ Домитиу. – Обслужи гостей!

Вышколенная дочка торопливо подлетела к столу. Протараторила, выпучив глаза от усердия:

– Что прикажете, почтенные?

– Ступай прочь, – буркнул Пелагиу в ответ. – Мне твой папаша нужен.

Домнэ Домитиу привычно проглотил обиду. Платил Пелагиу всегда щедро, к тому же совсем уж за границы приличий не выходил – так что его невоздержанные речи можно было иногда и потерпеть.

– Чем могу быть полезен, дорогой домнэ Пелагиу? – вежливо произнес он.

– Э... – замялся грек. – Даже и не знаю как начать, почтенный домнэ Домитиу... – и он медово улыбнулся.

Вот теперь домнэ Домитиу напрягся. В странной, непривычной вежливости обычно наглого, бесцеремонного Пелагиу определенно чудился подвох.

Между тем тот снова заговорил.

– Правильно ли я расслышал, почтенный домнэ Домитиу, – по-прежнему сладко улыбаясь, проворковал он, – будто бы тот рыжий варвар – ученик колдуньи с Оловянных островов?

– Ученик императрицы Августины, – поправил домнэ Домитиу. Эрвиг, нынешний король визиготов, поддерживал со Британией добрые отношения, и такая непочтительность могла обойтись дорого. А ну как кто-нибудь донесет!

– О да, дражайший домнэ Домитиу, – поспешно кивнул Пелагиу. – И все-таки позволь тебя спросить... При всем уважении к твоему почтенному ремеслу – ну зачем тебе эта штука? А мы, Пелагиосы, как-никак ювелиры!

Тут терпение домнэ Домитиу наконец иссякло. Не сдержавшись, он тяжело вздохнул и брезгливо поморщился. Может, ювелир и распорядился бы волшебным камнем с бо́льшим толком, чем содержатель стабулюма, – ну так то ювелир, а не бездельник, спускающий на вино отцовское наследство! А уж догадаться прилюдно вести такие разговоры мог только самый распоследний болван!

Однако все эти мысли домнэ Домитиу предпочел оставить при себе. Вслух же он произнес совсем другое:

– Умерь свой пыл, дорогой домнэ Пелагиу! Такие вещи полагается обсуждать спокойно и на трезвую голову.

Надо сказать, себя самого, несмотря на выпитый с утра ковшик доброго неразбавленного вина, домнэ Домитиу полагал вполне трезвым.

– У меня нет тайн от друзей! – гордо изрек Пелагиу в ответ. – К тому же я вовсе не пьян и совершенно спокоен!

Оба его приятеля тотчас же воодушевленно закивали. И это очень не понравилось домнэ Домитиу. Потому что некоторый резон в предложении никчемного пьянчуги Пелагиу, похоже, был. Как ни крути, а ювелирная мастерская у того все-таки имелась – со всеми необходимыми инструментами, с подмастерьями, с рабами. И если бы к этой мастерской удалось приложить его, Маркуса Домитиуса Крассуса, хозяйский пригляд... Его, а не двух сомнительных незнакомцев с алчными огоньками в глазах!

Пришлось принимать решительные меры. Первым делом домнэ Домитиу громко топнул ногой, так что вся троица удивленно замерла. Затем он гаркнул громовым голосом:

– Опомнись, домнэ Пелагиу! Не о чем пока говорить! Ни я, ни ты этой штуки даже не видели!

Вероятно, эти ненароком сказанные слова были самыми разумными во всем разговоре. Увы, домнэ Домитиу не оценил их вовремя. А потом оказалось уже поздно. В обеденную залу с торжественным видом ввалился тот самый рыжий бритт. Следом за ним появился долговязый балбес Лукиу и тут же уставился на домнэ Домитиу, восторженно приоткрыв рот. Его глупое баранье лицо прямо-таки светилось любопытством.

* * *

Побившись с парнем об заклад, Родри не стал терять времени. Первым делом он пробежал глазами по площади. Ему повезло: кучка подсохшего ослиного помета отыскалась возле самого заезжего дома. Теперь можно было приступить к следующей части намеченного плана.

– Эй, юноша... – начал Родри. – Как тебя зовут?

– Лукиу кличут меня, – с готовностью отозвался парень.

– Значит, так, Лукиу... – Родри напустил на себя задумчивый вид, немного помолчал. – Видишь вон там кучку ослиного дерьма?

– Вон ту? – радостно откликнулся парень. – Вижу! Почтенный господин, а почтенный господин... – запнувшись, парень вопросительно посмотрел на Родри.

– Зови меня доминус Родерикус, – важно представился тот, исковеркав свое имя на римский лад.

– Хорошо, домнэ Родригу, – покладисто кивнул парень. – Так я отнесу угощение домнэ Домитиу?

Не утерпев, Родри удивленно хмыкнул: так чудно́ его еще не называли никогда. И сразу же стал принимать срочные меры – останавливать парня.

– Обожди, я сам, – поспешно воскликнул он и для пущей убедительности пояснил: – Ты не умеешь выбирать правильные катышки!

Парень, однако, не угомонился и увязался следом. Это было, конечно, совершенно некстати: превращать помет в волшебное снадобье Родри собирался без посторонних глаз. Пришлось снова принимать меры.

– Извини, приятель, но я праздного любопытства не терплю, – заявил Родри, отстраняя парня рукой. Затем он немного выждал и, вроде как сжалившись, продолжил: – Я тебе потом непременно всё покажу: и как выбирать, и как готовить, и как разбавлять. Если, конечно, ты не будешь мне сейчас мешать, а потом помолчишь в каупоне.

Парень посмурнел, однако кивнул и отступил к стене. А Родри присел на корточки перед кучкой, на всякий случай загородив ее от парня спиной.

Под жарким солнцем помет основательно подсох, так что от него легко удалось отколупнуть пару кусочков и даже не испачкаться. А вот дальше предстояло самое неприятное: пропитать эти кусочки чем-нибудь красным. Увы, ничего лучше, чем добыть кровь из собственного пальца, в голову Родри пока так и не пришло.

Тяжело вздохнув, он нащупал на поясе рукоять ножа. Обнажил клинок. Зажмурившись, приложил палец к лезвию. И снова открыл глаза. Резать палец не хотелось совершенно.

– Хм... – пробормотал Родри и задумался. Будь сейчас конец или хотя бы середина лета – он бы выкрутился легко. Красная черешня, черная бузина, темно-лиловая ежевика – всё сгодилось бы для его задумки. Но увы!

Родри еще раз огляделся. скользнул взглядом по собору, по заезжему дому, по чахлым деревцам, по тощему псу, положившему острую желтую морду на колени оборванному мальчишке... И застыл от изумления.

Мальчишка оказался давешним попрошайкой. Уже само по себе это было странно: Родри на его месте давно бы сделал отсюда ноги. Однако мальчишка не просто остался: он нагло уселся у стены заезжего дома и – самое удивительное, – сплевывая косточки, за обе щеки уплетал самую настоящую черешню! В довершение всего рядом с ним стояла большая корзина, полная темно-красных ягод.

Сначала Родри не поверил своим глазам, даже на всякий случай проморгался. Мальчишка, однако, не исчез, лишь выплюнул очередную косточку. Тогда Родри безотчетно поманил его пальцем.

Мальчишка повернул к нему голову, сощурился. И оцепенел. Некоторое время они с Родри буравили друг друга взглядами. Затем мальчишка оттолкнул пса и вскочил на ноги. В следующий миг он подхватил корзину и, размахивая ею, вприпрыжку унесся прочь. Добрая горсть крупных черешен так и осталась лежать на земле.

Опомнился Родри на удивление быстро – и первым делом поднялся с корточек. Затем он неторопливо, чуть пошатываясь, направился к заезжему дому, как бы невзначай забирая чуть в сторону от входа. А когда поравнялся с просыпанными ягодами – вдруг споткнулся и, неловко взмахнув рукой, рухнул на колени.

Поднялся на ноги Родри уже в следующее мгновение. Но теперь он зажимал в кулаках не только два кусочка навоза, но и добрый пяток исходящих алым соком ягод.

* * *

Несмотря на полумрак и висевший в воздухе тяжелый винный дух, после уличной жары обеденная зала показалась Родри островком блаженства. Впечатление портил только хозяин заведения, яростно, с топаньем ногами, отчитывавший посетителя – уже знакомого плешивого «грека». Впрочем, при появлении Родри хозяин быстро оборвал свою пламенную речь. Стремительно обернувшись, он грозно сдвинул брови, затем ухмыльнулся и презрительно бросил:

– Ну что, бритт? Пришел в себя?

Родри неторопливо утер пот со лба, тряхнул волосами, состроил глупую улыбку.

– Почтеннейший хозяин, – заговорил он, – я не просто пришел в себя, я даже принес то, о чем ты спрашивал.

– Домнэ Родригу... – послышался вдруг за его спиной громкий шепот. – Ты же говорил...

Не переставая широко улыбаться, Родри легонько пнул парня пяткой. Парень жалобно охнул и замолк.

– Нет ли у тебя кувшина чистой воды? – продолжил Родри, вновь обращаясь к хозяину.

– Для такого дела найдется, – ухмыльнулся тот в ответ, – Эй, Акилина, подай-ка водицы!

Вскоре перед Родри предстала давешняя девчонка с широкогорлым глиняным кувшином в руке.

– Ему подай, – хозяин кивнул на Родри, потом для верности ткнул в его сторону пальцем.

Девчонка недовольно сморщила нос, однако кувшин послушно протянула.

– Благодарю тебя, славная домникелла Аквилина, – торжественно произнес Родри, постаравшись правильно, по-римски, выговорить имя, а затем бережно принял кувшин и поклонился. Девчонка вдруг хихикнула и расплылась в улыбке.

В следующее же мгновение хозяин заезжего дома грозно рыкнул:

– Акилина!

– Да, падре! – испуганно откликнулась девочка.

– Не лыбься попусту, – буркнул хозяин.

– Да, падре, – грустно повторила девочка и опустила голову.

Хозяин довольно осклабился, потрепал ее по щеке.

– То-то же. Ну ступай!

Девочка кивнула и покорно поплелась к занавеске. На том весь разговор и закончился. Но Родри его вполне хватило, чтобы незаметно выжать сочные ягоды в кувшин. Вода в кувшине заметно порозовела.

– Смотри, доминэ каупо¹! – возгласил Родри вслед за этим. – Я высыпаю в эту воду свое снадобье! – и с этими словами он покрошил кусочек ослиного помета в кувшин.

Оставалось самое опасное – но совершенно необходимое.

– А теперь не угодно ли отведать, почтеннейший? – широко улыбнулся Родри и с уверенным видом направился прямиком к хозяину заезжего дома.

На самом деле душа у него давно уже пребывала в пятках. Трактирщик выглядел сейчас куда более трезвым, чем казался поначалу. И это запросто могло разрушить весь хитроумный замысел Родри. Однако отступать было уже поздно.

Между тем хозяин заезжего дома потянулся к кувшину. Бережно, словно хрупкую драгоценность, он обхватил грубую тяжеловесную посудину обеими руками, медленно поднес ее к губам – и вдруг отпрянул. Еще через мгновение его красное одутловатое лицо исказилось, сделавшись недоуменно-разочарованным, словно у обиженного ребенка.

Родри замер, сжался в комок. Вот-вот должна была разразиться гроза.

И тут случилось непредвиденное. В события вмешался бог из машины – в лице плешивого «грека».

– Почтенный домнэ Домитиу! – воскликнул тот, с неожиданной прытью выскочив из-за стола. – Да не раздумывай ты – продай мне камень! Плачу́ целый солид – мало тебе, что ли?!

Хозяин заезжего дома ненадолго задумался. Затем его лицо разгладилось, в глазах вспыхнул озорной огонек.

– Была не была, давай! – хохотнул он вдруг.

Родри облегченно выдохнул. Похоже, трактирщик затевал свою игру – и это было явно кстати.

Однако не успел Родри перевести дух, как из-за стола послышался громкий густой голос:

– Эй ты, каупу! А ну обожди-ка! И ты, Пелагиу, тоже!

Оказалось, в разговор встрял до сей поры помалкивавший приятель «грека» – похожий на сакса рыжеватый бородач в пестрой желто-зеленой тунике.

– Глотни-ка это сам, хозяин! – потребовал он.

– Верно говоришь, Гунди! – подхватил второй пьянчуга. – Давай-давай, амигу!

Лицо хозяина, только что бывшее пунцово-красным, вдруг побледнело, рука судорожно дернулась.

Тут уж Родри пришлось вмешаться.

– Эй, доминэ каупо, – заявил он решительно. – Давай уж я сначала!

Хозяин обернулся, чуть заметно кивнул. Хмыкнул:

– На. Смотри только всё не выпей!

Деваться было некуда. Родри протянул руку.

– Не отрава? – вдруг спросил хозяин и задержал на нем пристальный взгляд.

Родри уверенно мотнул головой. Уж отравиться навозом определенно было невозможно!

Хозяин подмигнул ему, ухмыльнулся. Потом поднес кувшин к губам. Сделал большой глоток. Крякнул, утер рот рукавом. И возвестил на всю залу:

– Ух и крепкое!

– Ну так что, домнэ Домитиу? Продаешь? – немедленно оживился «грек».

– Так снадобье-то не мое, почтенный, – хозяин печально развел руками, заодно выронив из них кувшин. Тот описал в воздухе дугу, ударился о каменный пол и со звоном разлетелся на множество черепков. Тотчас же из-за занавески выглянула уже знакомая Родри девчонка и, охнув, снова исчезла.

«Грек», разумеется, тоже не остался равнодушным к происшествию. Он сокрушенно покачал головой, поцокал языком и, пошатываясь, медленно направился к растекавшейся по полу луже.

– Обожди, амигу Пелагиу, – шагнув навстречу, хозяин мягко придержал его рукой. – Отойдем-ка в сторонку, поговорим.

Затем он поманил пальцем Родри: – Эй, как там тебя... Родригу! Разговор есть.

Хмыкнув, Родри кивнул.

* * *

Присев на корточки, Акилина старательно собирала с пола осколки глиняного кувшина и складывала их в корзину. Дело это было ей привычным: глиняная посуда в стабулюме билась часто. И все равно каждый раз ей было жалко очередную кружку, блюдо или кувшин. Вот и сейчас она грустно рассматривала черепки с выдавленными на них нехитрыми, но по-своему красивыми узорами. В звучавшие в обеденной зале голоса она старалась не вслушиваться. Мужчины обсуждали какие-то свои дела, которые ее, воспитанную девушку из почтенной семьи, конечно же, не касались и интересовать были не должны.

А тем временем в одном из углов обеденной залы – не в том, где по-прежнему сидели за столиком, перешептываясь друг с другом, двое приятелей «грека», и не в том, где за занавеской скрывался за собой вход на кухню, – произошел короткий, но весьма примечательный разговор. Участвовали в нем по большей части Родри и хозяин заезжего дома, «грек» же отмалчивался.

– А скажи-ка, Родригу, много ли у тебя еще осталось этого камня? – первым делом спросил хозяин заезжего дома.

– С пол-унции найдется, – изобразив недолгое раздумье, откликнулся Родри.

Хозяин оценивающе посмотрел на него.

– Могу дать тебе за них денарий. Это хорошая цена.

Родри осклабился, хитро сощурился. И потребовал:

– Три!

– Два, – твердо вымолвил хозяин. – И ни триенсом больше.

Для виду поморщившись, Родри молча кивнул. А сердце у него уже вовсю колотилось от радостного предвкушения удачи.

Загадочно усмехнувшись, хозяин быстро выгреб из пригоршни Родри остатки навоза. Затем вручил ему блеснувшую бронзой монетку. Тихо шепнул:

– Вот тебе триенс – и чтобы духа твоего здесь не было, плут! – и рявкнул на всю залу: – Лукиу, проводи почтенного бритта!

Разумеется, благоразумия не спорить у Родри хватило.

* * *

– Ну теперь скидывай штаны, почтенный Родригу, – заявил парень, едва они оказались на улице.

Родри демонстративно пожал плечами:

– Э... Какие еще штаны?

– Дык мы ж ведь спорились... – парень недоуменно уставился на него, моргнул.

Немного выждав, Родри хлопнул себя по голове:

– А, точно же! Так как насчет меха вина, приятель?

– С чего это? – буркнул парень.

– А с того, – ухмыльнулся Родри, – что ты проиграл. Твой хозяин навоза отведал?

– Ну... – парень озадаченно почесал затылок.

– Вот именно. Отведал, – весомо подытожил Родри. – Так что жду. Давай, давай!

А сам тревожно напрягся. Поведение парня сейчас ему очень не нравилось.

Оказалось, напрягся Родри не зря. Парень вдруг зыркнул по сторонам и стал медленно отступать ко входу.

«Сбегает – значит, вряд ли пустит в ход кулаки!» – молнией пронеслась в голове мысль. И, рванувшись парню наперерез, Родри преградил ему дорогу.

– А ну-ка стой!

– Пропусти, – потребовал парень.

– Ты вообще-то клялся, – напомнил ему Родри.

– Да хоть бы и так! А кто слышал-то? – выкрикнул парень и снова завертел головой.

– Ну я! – раздался в ответ тоненький детский голосок.

И Родри увидел выходившего из-за угла мальчишку-попрошайку – того самого любителя черешни и чужих кошельков.

– Ах ты... – парень выкрикнул еще что-то совсем непонятное и с искаженным лицом бросился к мальчишке. Тот чуть отступил назад, но не побежал прочь, а внезапно сунул два пальца в рот и пронзительно засвистел. Вслед за этим из-за того же угла заезжего дома выбежали еще с десяток подростков один другого оборваннее и чумазее. Вместе они дружно обступили парня и прижали его к стене.

– Ладно, ладно, – сморщился тот. – Обождите, я сейчас!

Сопровождаемый несколькими подростками, парень подошел к маленькой дверке в стене заезжего дома и, открыв ее, нырнул вниз. Двое мальчишек последовали за парнем, остальные оборванцы окружили всей толпой Родри и, тихо переговариваясь друг с другом, напряженно на него уставились. А Родри замер в томительной неопределенности, предчувствуя то ли большую удачу, то ли большие неприятности.

Ожидание это продлилось недолго. Вскоре парень вновь объявился – выбрался из-за двери, держа перед собой раздутый, как рыбий пузырь, желтовато-бурый бурдюк. Мальчишки расступились перед ним, пропуская к Родри.

– На, забирай, – буркнул парень. Затем он сунул бурдюк Родри в руки и, сплюнув, зашагал прочь.

Переводить дух и успокаиваться Родри, однако, не спешил. И оказался прав. Парень не успел удалиться и на двадцать шагов, а подростки уже оживились. Потом, отодвинув остальных, к Родри подошел давешний любитель черешни.

– Подай денарий, славный домнэ, – ухмыльнулся он и протянул руку.

– Подай денарий, славный домнэ, – эхом повторил стоявший рядом с ним тощий лопоухий пацаненок и тоже протянул руку.

Остальные подростки шумно загалдели. К Родри разом потянулся пято́к рук.

– И мне подай денарий, щедрый домнэ!

– И мне тоже!

– И мне, и мне!

А самый рослый из мальчишек – курчавый, со свежим синяком под глазом – красноречиво покрутил над головой пращу.

Оценив обстановку, Родри хмуро поморщился. Затем, порывшись за пазухой, извлек из-за ворота сидовский сестерций. Вложил его в руку «любителю черешни».

– Делите на всех! Больше нет, – буркнул он и развел руками.

Мальчишка первым делом попробовал сестерций на зуб, затем удовлетворенно кивнул и отошел в сторону. Остальные, однако, и не думали расходиться. Не помог и доставшийся от трактирщика потертый бронзовый триенс. Выхвативший монету шустрый мальчуган лет семи тут же запихнул ее себе за щеку и отступил, пропустив вперед курчавого обладателя пращи. Тот оценивающе осмотрел Родри с головы до ног и ухмыльнулся:

– Подари тунику, а!

Вздохнув, Родри стащил с себя через голову рубаху, протянул вымогателю. Тот с насмешливой ухмылкой принял ее.

– Иди уж, так и быть! – смилостивился он и махнул рукой. Подростки немедленно бросились врассыпную.

А Родри закинул бурдюк на плечо и отправился прочь из негостеприимного города. И всю дорогу до самой рощи он размышлял, огорчаться ему теперь или радоваться.

___________________________________

1Каупо (caupo) – хозяин каупоны, трактирщик (лат.)