Глава 17. Подопечные

Акилина проснулась от странных, совсем непривычных в ее доме звуков: плеска волн, скрежета, скрипа. Потом откуда-то сверху до ее слуха донеслись мужские голоса – строгие, деловитые, совсем не такие, как в обеденной зале «Белого орла». Вроде бы не особенно уж и громкие, они все равно неприятно отдавались давящей болью в висках.

– Бина! – позвала Акилина.

Старшая сестра почему-то не откликнулась.

Немного выждав, Акилина вновь подала голос:

– Бина, ты спишь? – и замерла в ожидании привычного негодующего крика.

В ответ снова было молчание. Зато ее собственное плечо отозвалось резкой колющей болью, а потом противно заныло. Это было странно и даже страшновато.

И тогда наконец Акилина открыла глаза. И испуганно ойкнула.

Она была вовсе не дома, а в совершенно незнакомом, неведомом месте. Огонек подвешенной к потолку лампы освещал дощатые стены. Потолок тоже оказался деревянным – это было совсем непохоже на каменный свод их с Альбиной спальни. Сама же Акилина лежала сейчас в мягкой, удобной, но явно чужой постели.

А еще через мгновение она наконец всё вспомнила. Бегающий взгляд странного рыжеволосого чужестранца. Безумные вытаращенные глаза недотепы Лукиу. Испуганный крик отца. Странную принцессу-лекарку со звериными ушами. Старика с добрым лицом и ласковым голосом, зачем-то надевшего ей на лицо жуткую маску, от которой несло дурманящим сладковатым запахом...

– Мамочки... – тихо прошептала Акилина.

Ну а потом до нее дошло и всё остальное. Что Альбина, извечная ее подруга и врагиня разом, уже три года как замужем и живет на другом конце города, что оба их брата погибли: Флавиу – в кораблекрушении, а Паулу – прямо в стабелу, когда утихомиривал пьяных драчунов. Что сама она, по словам старика-лекаря, находится сейчас на корабле британцев – тех самых грешников, исказивших истинную веру, которых совсем недавно обличал с церковной кафедры отец Лауреану. И, наконец, что после случившегося ей скорее всего будет прямая дорога в монастырь: какой жених позарится теперь на нее – опозоренную, облапанную еретиками?

Первым порывом у Акилины было сесть на постели и горестно обхватить голову руками. Однако не получилось даже приподняться: помешала тугая повязка, прижимавшая больную руку к телу. А при второй попытке плечу сделалось так больно, что Акилина не удержалась и жалобно застонала.

– Тихо-тихо, домникелла Аквилина, – раздался совсем рядом голос старика-лекаря. – Не надо так делать!

– Как же мне быть-то теперь?.. – растерянно пролепетала Акилина, обращаясь больше к себе самой.

– Как быть? Да просто лежать спокойно: твоей руке сейчас покой нужен, – на правильной книжной латыни откликнулся лекарь. – А если что понадобится, так тут добрых девушек много – позовем, помогут.

И, словно в подтверждение его слов, в дверь кто-то тихо, но часто застучал.

– Ох... – вздохнул лекарь.

– Мэйстр Кай! – тут же раздался незнакомый звонкий голосок. – Ка и зод и ме́ун?

– Э-э-э... – задумчиво произнес лекарь.

А в следующий миг дверь с шумом распахнулась, и к постели Акилины стремглав подлетела незнакомая девица с ямочками на пухлых румяных щеках.

– Аве, Аквилина! – тотчас же провозгласила она, зачем-то употребив торжественное приветствие, подобающее по меньшей мере королеве.

– Здравствуй, – растерянно пробормотала Акилина и непроизвольно вжала голову в подушку.

– Тебе чем-нибудь помочь? Ты, главное, не стесняйся, – протараторила девица и устремила на нее широко раскрытые, лучащиеся любопытством глаза.

– Спасибо... – с трудом вымолвила Акилина. Голова у нее прямо-таки раскалывалась от боли.

Девица еще немного потопталась возле кровати, а затем вздернула подбородок и гордо объявила:

– Меня зовут Стелла, я из рода Монтовиев!

Акилина тоже попыталась назваться. Но сумела издать лишь тихий стон:

– М-м-м...

«Зачем я себя мучаю? Она же и так знает мое имя!» – пронеслось вдруг у нее в голове.

И, словно подслушав эту мысль, в происходившее вмешался лекарь.

– Ох, голубушка... – вздохнул он и страдальчески поморщился. – Лучше бы сейчас дать домникелле покой! Вот придет она в себя окончательно – тогда и поговорите.

Девица охнула, беспомощно заморгала. Щеки ее мгновенно окрасились в цвет спелой черешни.

– Ой, прости-прости, бедненькая... – испуганно пролепетала она – и вдруг, развернувшись к Акилине спиной, устремилась прочь.

Старик снова вздохнул, пробормотал себе под нос что-то непонятное, а затем подошел к Акилининой постели и осторожно поправил одеяло.

– Вот ведь неугомонная... – хмыкнул он, покачав головой, а потом вдруг улыбнулся: – Но вообще-то сердце у нее доброе.

Акилина в ответ тоже улыбнулась – робко, осторожно. Слова старого лекаря, относившиеся вроде бы к совсем другой девушке, почему-то ее приободрили. А тот подмигнул ей и удовлетворенно произнес:

– Не держишь на нее обиду – вот и славно!

И в тот же миг из-за двери снова донесся стук. На сей раз он был совсем другим: негромким, размеренным и очень уверенным. Должно быть, человек, стучавшийся сейчас в дверь, знал себе цену!

Лекарь нахмурился, бессильно развел руками. Затем негромко произнес чуть дребезжащим голосом непонятную тарабарщину:

– Пой сиз эна́?

– Это Зои, наставница практиканток-инженеров, – донесся из-за двери чуть хрипловатый женский голос. Женщина ответила вроде бы на латыни, однако Акилина поняла хорошо если половину слов.

– О, госпожа Зои! Как хорошо, что ты пришла! – лекарь тоже перешел на латынь и немедленно преобразился, словно бы сделавшись моложе: чуть сутулая спина у него выпрямилась, опущенные плечи расправились. Даже голос его сделался другим: он зазвучал громче, бодрее, из него исчезло противное старческое дребезжание.

– Я к тебе по делу, мэтр Кай, – сдержанно откликнулась женщина.

Лекарь чуть нахмурился.

– Опять что-нибудь с девочками? – спросил он озабоченно. А затем, внезапно спохватившись, вполголоса проговорил:

– Заходи, но только тихонько, а то здесь больная после наркоза!

Вслед за тем, едва слышно скрипнув, приоткрылась дверь. Не сдержав любопытства, Акилина попыталась приподняться на локте здоровой руки – но опять потерпела неудачу. А пока она, тяжело дыша, приходила в себя после приступа колющей боли, к лекарю подошла сухощавая женщина средних лет в глухом темном платье, похожем на монашескую рясу. Акилине сразу же бросились в глаза ее рыжеватые, как дорожная пыль, непривычно короткие волосы, собранные на затылке в куцый хвостик.

Первым делом женщина обвела помещение внимательным, сосредоточенным взглядом. Затем надолго задержала его на Акилине.

– Так это ты Аквилина из рода Домитиев? – спросила она наконец.

– Я... – промямлила Акилина, на всякий случай опять вжимая голову в подушку.

Женщина кивнула, затем чему-то улыбнулась.

– Посижу с тобой, если не возражаешь, – сказала она. – Надо бы дать мэтру Каю немного отдыха.

Чуть подумав, Акилина согласно кивнула. Рядом с добродушным стариком-лекарем она, конечно, чувствовала себя спокойнее и уютнее, но нельзя же было всё время держать его при себе!

– У нашего врача очень простое имя – мэтр Кай ап Гладис, – сказала женщина, едва лишь старик лекарь скрылся за дверью. – Оно звучит совсем по-римски, правда же?

– Гай при мече? – удивленно переспросила Акилина и вдруг, к своему ужасу, выболванила: – Ну и имечко для лекаря!

– Ну... – женщина пожала плечами. – «При мече» – это всё-таки звучит чуть по-другому...

Может быть, Акилина с огромным трудом изъяснялась со своей бабкой-васконкой на ее родном языке. Может быть, в греческой речи постояльцев-сицилийцев она понимала одно слово из дюжины, а языками северных варваров не владела вообще. Но уж латынь-то она знала как следует! По крайней мере, тот язык, который она она впитала с молоком матери и на котором с малолетства говорила и думала, Акилина считала именно латынью. А в «Белом орле» она успела наслушаться самых разных ее говоров. И имела представление, насколько различались между собой наречия разных осколков бывшей империи.

– Ты, видно, мало чужестранцев слышала, почтенная госпожа! – внезапно осмелев, заявила она. – Знала бы ты, как они выпивку заказывают: иной раз одно слово из трех разберешь – и рада!

Лицо женщины осталось бесстрастно-равнодушным, разве что чуть сузились ее и без того неширокие стального цвета глаза.

– Немало, – ровным голосом произнесла она.

И тут Акилина вдруг не на шутку разобиделась. Да что же это такое госпожа Зои о ней думает! Что для таких, как она, даже одно понятое слово из трех – много?

– Мне хватает! – заявила она и попыталась гордо вскинуть подбородок. Не тут-то было: тотчас же она ударилась теменем о жесткую дощатую стенку. Притихшая было головная боль немедленно напомнила о себе с новой силой.

– Хм... – тихо промолвила госпожа Зои.

* * *

Удивительная все-таки была эта штука – целебный сидовский плач! Уже второй раз он поистине вернул несчастную Серен к жизни. Сладко потянувшись в постели, она даже не задумалась о своих недавних невзгодах. Так в детстве, просыпаясь в уютной спаленке, она вспоминала первым делом вовсе не о ежедневном занудном бормотании мэтра Кистениана и не о вечно брезгливо поджатых губах отца – а о вкусно пахнущих мятой и розмарином руках матушки, о ее ласковой улыбке... Вот и сейчас Серен, находившаяся невероятно далеко и от детской спаленки, и от родительского дома, и вообще от Придайна, испытывала то самое чувство уюта и защищенности. Она была не одна – это было так хорошо и так важно!

Преисполненная приятных воспоминаний, Серен нежилась в кровати. Солнечный луч, пробивавшийся в каюту сквозь щель в неплотно задернутой занавеске, ласково согревал ей ладонь и заодно подсвечивал красную клеточку на ее пестром, цветов Монтови, пледе, придавая ей знакомый медный оттенок.

– Танни!.. – прошептала Серен и счастливо улыбнулась.

За бортом «Дон» лениво плескались волны, из-под пола каюты доносилось деловитое квохтанье курицы, а за дверью раздавалась приглушенная людская речь. Серен без труда узнала и торопливую скороговорку Ллио, и добродушное ворчание мэтра Кая, и обманчиво спокойный голос госпожи Зои. Однако слов она не могла разобрать, как ни старалась.

А затем у нее над головой раздались удары колокола – сначала два подряд, потом еще два. Определять время по корабельному колоколу Серен уже научилась: не первый день находилась на «Дон»! Правда, за сутки два сдвоенных удара повторялись несколько раз, так что сейчас запросто могло быть и десять утра, и два дня, и шесть вечера... «Скорее всего, сейчас все-таки утро», – полюбовавшись на по-прежнему яркий солнечный луч, решила Серен. И, легко убедив себя в этом, она натянула плед на нос и прикрыла глаза.

Ни заснуть, ни даже подремать Серен, однако, не удалось: не дали. Только-только у нее начали слипаться глаза, как в дверь постучали.

– Серен, ты здесь? – послышался из-за двери бодрый голосок Ллио.

– Ага, здесь... – зевнув, нехотя ответила Серен.

– Приходи к нам на посиделки, – безмятежно продолжила Ллио. – Там Илет новую песню разучила, скоро петь будет.

От удивления Серен широко распахнула глаза. «Почему посиделки-то? Неужели сейчас уже вечер?» – пронеслось у нее в голове.

А еще через миг Серен сбросила с себя плед и вскочила с постели. От ее недавней блаженной умиротворенности не осталось и следа. В памяти вихрем пронеслись недавние события: возвращение спасательной шлюпки, Родри, бесстыдно обнимающий пониже спины незнакомую чернявую девицу, потом он же, насмехающийся над ее, Серен – то есть, конечно же, Монтовии Стеллы, – желанием выглядеть настоящей римлянкой!..

К чести Серен, со своей ревностью она совладала довольно легко. Не то чтобы, конечно, она воспылала к чернявой девчонке пламенной симпатией, однако и обиды на сердце держать на нее не стала. Сообразила быстро: Родри и Олафу, несшим раненую, было тогда уж точно не до соблюдения приличий!

Спохватившись наконец, Серен приоткрыла дверь. Ллио стояла в коридоре одна – нарядная, разрумянившаяся, беззаботно улыбающаяся, и в довершение всего, словно ей в укор, аккуратно причесанная. Тотчас же в воображении Серен нарисовалось лицо той смуглой незнакомки: испуганное, посеревшее, с прилипшей к покрытому испариной лбу прядью смоляно-черных волос...

– А девочка эта как? – выдавила она из себя.

Ллио поняла не сразу: сначала повертела головой, точно пыталась высмотреть кого-то в коридоре, потом растерянно замерла.

– Эта-то, из города – как там ее?.. – сообразила она наконец. – Да вроде спит в лазарете. Мэтр Кай ее каким-то снадобьем усыпил.

– Усыпи-ил?.. – удивленно протянула Серен. Выходило, что с нежданной гостьей и правда приключилось что-то нешуточное: кто бы стал давать ей наркоз без совсем уж большой необходимости?!

– Он вроде бы сказал, что всё с ней будет в порядке, – всегдашней своей скороговоркой добавила Ллио и вдруг ни с того ни с сего хихикнула: – Вспомнила все-таки! Домития Аквилина – ну и имечко!

И тут Серен встрепенулась – даром, что ли, вбивал в нее знания мэтр Кистениан! Домития – ну разве можно было не узнать это родовое имя? Да эта девчонка – она же принадлежала к знаменитейшему римскому роду! В свое время Лукий Домитий Агенобарб стал императором – и вошел в историю под именем Нерон. Домитием был и император Аврелиан – тот самый, что жестоко преследовал христиан, но зато вернул в лоно Рима едва не отпавшую от него Британию. И вообще... Наконец-то она познакомится с настоящей благородной римлянкой с континента!

– В лазарете? – на всякий случай переспросила Серен. Ллио недоуменно посмотрела на нее и, пожав плечами, пробормотала:

– Ну да...

– Я сейчас! – воскликнула Серен и тотчас же метнулась к сундуку – за самым нарядным, подобающим предстоящей встрече, платьем.

– Да не спеши ты так! – удивленно пожав плечами, протараторила Ллио. – Я Илет скажу, она тебя подождет...

Не задумываясь, Серен раздосадованно махнула рукой:

– Да я вообще-то не к вам, а к Домитии!

Ллио замолчала на полуслове, замерла с приоткрытым ртом. Щеки ее вдруг вспыхнули.

– Ну не хочешь – как хочешь! – фыркнула она наконец.

Серен растерянно заморгала. Обидеть Ллио она вовсе не желала. А уж если об этих неосторожных словах узнает еще и Илет... И так-то Серен недавно умудрилась наговорить ей гадостей – а та, между прочим, все-таки вняла ее просьбе и вернула Родри на корабль. Ох, вот только ссоры с ней теперь и не хватало!

А следом Серен в голову пришла еще одна нехорошая мысль. Ллио и Дэл – они же вроде бы деревенские. А значит, запросто могут уметь драться! И словно в подтверждение опасений, в памяти ее вдруг всплыло, как Дэл яростно молотила кулаками спину мэтра Кая.

Поморгав, Серен громко шмыгнула носом. Затем промокнула вышитым платочком выступившие на глазах слезы. И жалобно взмолилась:

– Ллио, миленькая! Прости меня, – я не хотела никого обидеть... Только не говори ничего Илет – ну пожа-а-алуйста!

Ллио хмуро посмотрела на Серен, однако сжалилась.

– Хорошо, не скажу, – кивнула она. – Ты о Дэл заботилась.

Серен поймала ее взгляд – и невольно поежилась. В больших светло-серых глазах Ллио ей вдруг почудился отблеск стали – совсем как у госпожи Зои.

А Ллио внезапно улыбнулась и продолжила привычной скороговоркой:

– Ладно, чего уж там! Пошли Илет слушать!

Отказаться Серен не посмела.

* * *

Сборище у Илет оказалось на этот раз непривычно малолюдным. Вопреки обыкновению, на нем почему-то не оказалось обеих подружек-ирландок. Не было и госпожи Зои, в последнее время тоже пристрастившейся к слушанию песен. И, как всегда, на посиделки не пришли ни Танни, ни Олаф.

Устроилась Серен за столом возле Ллио – на пустовавшем в этот раз любимом стуле Брид. И сидела там как на иголках, не находя себе места, аж до самых семичасовых склянок.

Слова новой песни Илет неожиданно оказались Серен знакомы: их будто бы сложил какой-то думнонский бард-самоучка – как выразилась Танни, «очень большой поэт совсем маленького роста». Танни-то и напела их однажды в перерыве между парами. Тогда она, только что вернувшаяся из путешествия, была полна впечатлений и щедро делилась воспоминаниями о вроде бы не таких уж и дальних, но все равно таинственных краях, в которых ей довелось побывать.

Как вскоре выяснилось, Илет недавно услышала эту же самую песню от моряка-бритта и придумала для нее новую мелодию – будто бы в полном соответствии с законами гармонии, открытыми самим Пифагором! Увы, Серен оказалась о творении Илет совсем не такого высокого мнения. Сама по себе мелодия вроде бы получилась и неплохой, но вот настроению стихов она не соответствовала напрочь. Слушая песню, Серен невольно сравнивала исполнение Илет со всплывшим в памяти пением Танни – и молча страдала.

Виду она, разумеется, сумела не подать, а потом даже добросовестно похлопала в ладоши, как полагалось по старому римскому обычаю. Однако Илет, видимо, все-таки что-то заметила. И поэтому быстро сбежать из «инженерной» каюты к таинственной римлянке у Серен не получилось.

У них и всегда-то эти вечерние сборища получались немного странными: например, они были с песнями, но совсем без угощения. Серен, впрочем, к этому относилась с пониманием: запасов снеди, судя по всему, не было ни у кого из студентов. Правда, Олаф вроде бы говорил, что на всякий случай прихватил из дому мешочек сухарей, – ну так слушать песни Илет он не ходил. Да и грызть твердые, невкусные, да еще и неприлично громко хрустящие морские сухари Серен совсем не прельщало.

Но на этот раз всё вышло вовсе необычно. Допев злополучную песню, Илет привычно поклонилась, затем бережно уложила крут в футляр – а потом, внимательно оглядев всех слушательниц, вдруг задержала взгляд на Серен.

– Серен, а ты что скажешь? – спросила она.

В первый миг Серен растерялась: как-никак, Илет владела аннонским колдовством. Обидишь такую – неизвестно еще, чем это потом аукнется!

– Ты чудесно спела... – промямлила она, тщательно подбирая слова.

Илет задумчиво посмотрела на нее пугающе огромными, почти сидовскими, небесно-голубыми глазами.

– Но ведь что-то не так, да?

И тут Серен вдруг осенило. Зачем говорить обидное про музыку Илет, если можно выкрутиться и сказать то же самое совсем иначе?

– Этой музыке нужны другие слова, – заявила она. – Повеселее.

К досаде Серен, Илет хотя и не рассердилась, похоже, все-таки огорчилась.

– Совсем другие? – вздохнув, спросила она. – А с этими тогда что делать?

Деваться было некуда.

– Танни знает для них правильную музыку, – заявила Серен.

Илет удивленно вскинула голову.

– Танни? Разве она любит песни?

– Конечно, – отозвалась Серен, пожав плечами. – Я вообще не понимаю, почему она сюда не приходит!

– Говорят, песни холмового народа опасны для смертных, – внезапно вмешалась в разговор до сих пор молчавшая Дэл.

– Да ну, – неожиданно для себя возразила Серен. – Не такая уж она и холмовая: всю жизнь среди людей, да еще и крещеная!

– Я бы послушала... – задумчиво откликнулась Илет. – Вот эту самую песню!

Тут-то и настал час триумфа Серен.

– Ну... Я могу попробовать, – чуть запнувшись, предложила она – и сама испугалась своего нахальства.

Ллио, Дэл и сама Илет разом уставились на нее. Илет на мгновение нахмурилась, но потом вдруг пожала плечами и молча кивнула.

– На круте я играть не умею, – немного приободрившись, продолжила Серен. – Так что я уж так спою.

С этими словами Серен поднялась из-за стола и направилась к окошку. Подойдя к нему вплотную, она повернулась к озадаченно замершей Илет, а затем набрала полную грудь воздуха и затянула – сначала несмело, а потом всё увереннее и увереннее:

То взбираясь на холм, то спускаясь в овраг,

Не боясь ни канав, ни колдобин,

По Британии шел озорной весельчак,

Добрый малый по имени Робин...

Голос у Серен не был ни сильным, ни красивым – она сама это прекрасно знала и именно поэтому не очень любила петь на людях. Однако мелодию она не перевирала никогда – и в этом была твердо уверена. Порукой тому были слова и матери, и мэтра Кистениана – а оба они уж точно знали в музыке толк!

Так что песню Серен допела вполне благополучно – разве что немножко сбилась в самом конце, на словах о жадном чиновнике. Ну так а каково было исполнять эту строчку ей, дочери королевского чиновника по плодородию почв? А допев, она первым делом опасливо посмотрела на Илет. Не дай бог та сочтет себя оскорбленной – или, того хуже, поднимет ее на смех!

Но Илет вовсе не выглядела рассерженной. Недовольной – и то едва ли. А вот задумчивой – это точно.

– Я, кажется, поняла, в чем дело, – тихо проговорила она спустя некоторое время. – Спасибо тебе. Буду исправлять.

Зато и Ллио, и даже тихая Дэл обе смотрели на Серен с явной укоризной, словно та сотворила что-то совсем нехорошее. Встретившись с Ллио взглядом, Серен совсем смешалась.

– Спасибо, Илет, – пробормотала она. – Ллио, Дэл, я побежала... Что-то у меня голова закружилась...

И, наскоро попрощавшись, Серен поспешно выскочила из каюты.

А очутившись в коридоре, сразу же обмерла.

Прислонясь к стенке, возле самой двери стоял Родри. Стоял и не отрывал от Серен глаз. И взгляд у него был вовсе не насмешливый – а изумленный и восторженный.

* * *

Увы, в этот раз Серен не удалось обменяться с Родри ни словечком. Нежданно-негаданно в коридоре объявился сэр Эвин, и Родри, пробормотав напоследок что-то невнятное, бесшумно удалился. Но все равно Серен ликовала: она ведь все-таки сумела привлечь к себе его внимание! А уж если она научится от этой загадочной Домитии Аквилины настоящим патрицианским манерам!..

Вдохновленная внезапно пришедшей в голову идеей, Серен как на крыльях понеслась по коридору прямиком к раненой римлянке. И даже чуть не влетела в лазарет без стука, без приглашения – опомнилась лишь в последний миг.

И снова Серен постигло разочарование. Мало того что Домития оказалась не в состоянии вести с ней сколь-либо долгий разговор, так еще и мэтр Кай вежливо, но решительно выставил ее за порог. А ведь Серен целый семестр изучала травматологию и, между прочим, сдала экзамен на «отлично»!

Так что лазарет она покинула в полном смятении чувств. С одной стороны, Домития и в самом деле нуждалась в покое. С другой – все равно было очень обидно.

Закусив губу от обиды, Серен направилась в сторону своей каюты. Голову она, разумеется, не опустила – наоборот, гордо подняла, высоко задрав подбородок. Увы, на глазах у нее сразу же предательски выступили слезы, сведя на нет все усилия выглядеть непобежденной.

Высокую женщину в темном бесформенном одеянии Серен заметила лишь в шаге от себя, едва не налетев на нее в полумраке корабельного коридора. Громко ойкнув, она остановилась.

– Это опять ты? – спросила женщина голосом госпожи Зои.

У Серен оборвалось сердце. Почудилось вдруг, будто сейчас ее уличили в чем-то грязном, в чем-то постыдном.

– Я не у Родри... Я в лазарете была, – испуганно пролепетала она, оглядываясь по сторонам. – Там Аквилина... Ну эта девушка раненая – знатная римлянка, из рода Домитиев... Ну я и хотела... в общем, помочь мэру Каю...

– Значит, говоришь, из рода Домитиев? – госпожа Зои с сомнением покачала головой. – Пойду-ка тоже ее проведаю. Если, конечно, мэтр Кай меня пустит.

Серен в ответ ничего не сказала, лишь тихо вздохнула.

Госпожа Зои задумчиво посмотрела на нее и едва приметно улыбнулась.

– Наговоришься еще с Аквилиной, – усмехнулась она вдруг. – Время будет.

* * *

Как леди Эмлин и предполагала, ни родственницей императоров, ни даже знатной римлянкой девочка не была. Однако она и вправду звалась Домитией Аквилиной – или, на местной испорченной латыни, Акилиной. Что ж, в Риме такое случалось часто: в старину вольноотпущенникам было принято давать родовые имена их бывших хозяев. Вполне могло даже оказаться, что кто-нибудь из далеких предков Аквилины происходил из рабов «настоящих» Домитиев. Впрочем, сама она не смогла сказать на этот счет ничего определенного.

Поговорив с Аквилиной и убедившись в правильности своих догадок, леди Эмлин облегченно перевела дух. Все-таки увозить с собой представительницу такого известного рода, как Домитии, тем более – при столь сомнительных обстоятельствах, было бы рискованно. В Вестготском королевстве, в бывшей Римской Испании, уже давно правили пришельцы с далеких северных земель, однако к потомкам знатных римских родов отношение здесь было весьма почтительным. И совсем другое дело – дочь какого-то там трактирщика-простолюдина!

Выяснив всё, что ее интересовало, леди Эмлин собралась вернуться к своим обычным делам на корабле – неприметно, но неустанно присматривать за студентками, будучи готовой в любой миг прийти им на помощь. Все-таки военный корабль, пусть даже с тщательно подобранной и отменно вышколенной командой, был не самым безопасным местом для юных девушек. И на палубе, и в коридорах «Дон» леди Эмлин не так уж редко замечала направленные на них чересчур заинтересованные мужские взгляды, и это не могло не беспокоить – хотя и было вполне предсказуемо. Успокаивало лишь одно: ее подопечные были достаточно благоразумны и старались держаться вместе, не заводя знакомств с моряками. Даже время от времени тревожившая ее Серен – и та, в общем-то, не делала совсем уж опасных глупостей – по крайней мере, пока дело не касалось Родри.

Перед тем, как подняться с стула, леди Эмлин еще раз бросила взгляд на Аквилину. Та, приведенная в порядок и успокоенная, доверчиво и благодарно смотрела на нее большими черными глазами. Мысленно леди Эмлин усмехнулась. Как же просто оказалось расположить к себе не особенно искушенную в жизни девочку!

– Домина Зои! – подала вдруг голос Аквилина. – Разве ты уже уходишь?

Леди Эмлин кивнула.

– Не могу же я оставить без присмотра своих подопечных девушек, – улыбнулась она – и, как ни странно, получилось это у нее вполне непринужденно.

Аквилина вздохнула, затем на мгновение задумалась.

– А Монтовия Стелла – она тоже твоя... подопечная? – спросила она внезапно. Слово «подопечная» Аквилина произнесла с запинкой, неуверенно: видимо, на местной латыни оно должно было звучать совсем иначе.

Как ни странно, вопрос застал леди Эмлин врасплох. Пришлось подумать. Перед глазами у нее пронеслась вереница лиц – тех, кого ей пришлось беречь от опасностей за годы службы. Леди Хранительница, Этайн, ее подруги Орли и Санни, теперь вот еще и пять «инженерных девушек»... Вспомнив это выражение, явно подхваченное ею от Этайн и Олафа, леди Эмлин еле сдержала улыбку. Впрочем, то, как именовала теперь себя Серен, было, пожалуй, еще забавнее. Правда, и беспокойства Серен доставляла будь здоров – куда там до нее было «инженерным»!

– Да, и Монтовия Стелла тоже, – подтвердила леди Эмлин. – Ну как она будет без меня?

И с этими словами, напоследок послав Аквилине ободряющую улыбку, она выскользнула из лазарета.