Глава 18. В тихом омуте...

Пока Этайн и ее спутники посещали страну вестготов, на «Дон» не теряли время даром: пополняли запасы провизии и воды. Не скрывая недоумения, местные торговцы загружали на борт корабля многочисленные бочонки с пресной водой, чтобы тут же отвозить их обратно уже пустыми. Исполнявшие этот странный заказ люди недоуменно гадали: в какие такие дальние края собрался британский корабль, если его команде понадобилась невероятная уйма питья? Многие полагали, что безрассудный капитан «Дон» вознамерился добраться до южного окончания африканского континента, где, как всем известно, море кипит от страшной жары, а люди заживо обугливаются: неспроста ведь у жителей полуденных стран такая черная кожа! Кто-то даже припоминал легенды о Блаженных островах, будто бы лежащих далеко на закатной стороне. Впрочем, к общему мнению спорившие так и не пришли, а моряки, как назло, отмалчивались, лишь загадочно усмехались.

А утром следующего дня «Дон» снялась с якоря и направилась в море. Дул обычный в этих краях северный ветер, и барк снова шел под парусами. Капитан не только экономил уголь и воду, но и исполнял просьбу леди Хранительницы не привлекать излишнего внимания к паровой машине.

Жизнь на корабле быстро вернулась в привычную колею – разве что на нем появилось два новых пассажира, Гундульф и Акилина. «Не очень обременительные и приличествующие нобилю обязанности», обещанные Гундульфу капитаном, пока свелись к помощи в общении с местными торговцами во время загрузки продовольствия и воды. Когда же «Дон» вышла в море, дел у Гундульфа больше не осталось, и он полдня прослонялся между палубой и кубриком Олафа, не находя себе занятия. Попытка навестить несчастную Акилину кончилась для него ничем: обычно добродушный и приветливый корабельный врач неожиданно проявил твердость и категорически запретил тревожить больную. Не вышло пообщаться и с Олафом: тот зачем-то принялся перекладывать свои травы из одних бумажных листов в другие, да и еще привлек к помощи в этом непонятном занятии не кого-нибудь, а принцессу-альбу. Увы, при всех дружелюбии и приветливости принцессы Гундульф в ее обществе по-прежнему терялся.

В очередной раз заглянув в кубрик и опять застав Олафа и принцессу увлеченно склонившимися над столом, Гундульф тихо прикрыл дверь и вновь направился к трапу. Идти оказалось неожиданно трудно: «Дон» стало ощутимо раскачивать. Будучи до последнего времени человеком совершенно сухопутным, Гундульф с непривычки едва удерживал равновесие.

Мысленно проклиная свою неуклюжесть, он преодолел примерно половину пути и прислонился к переборке. Тотчас же откуда-то сзади донеслись тихие крадущиеся шаги. Однако уже через мгновение подозрительный звук исчез, словно растворившись среди шума волн и скрипа корабельных снастей.

«Наверное, почудилось», – облегченно подумал Гундульф. Но настороженность так и не ушла.

Немного выждав, он отделился от переборки. И снова позади послышались осторожные шаги.

Гундульф резко остановился. Воинская выучка не подвела: рука сама собой нащупала эфес спаты и вырвала клинок из ножен. В следующий миг он развернулся в боевой стойке.

Однако перед ним никого не оказалось. Лишь в дальнем конце коридора в полумраке что-то белело.

– Полноте, доминэ Гундольфэ! – раздался вдруг чуть хрипловатый женский голос у него за спиной. – Вы же не собираетесь сражаться с неопытной девушкой?

На мгновение Гундульф растерялся. А опомнившись, крутанулся навстречу неведомой женщине.

А дальше события завертелись с невероятной быстротой. Корабль вдруг качнулся, Гундульф на миг потерял равновесие. Тотчас же что-то ударило его в правое предплечье чуть ниже локтя. Руку пронзила резкая боль. Жалобно звякнув, спата упала на пол.

– Со мной вам тем более не сто́ит драться, – спокойно произнесла женщина. – Да и причин для этого я не вижу. Мы вроде бы на одной стороне.

Наконец Гундульф узнал ее. «Монашка» – так он вчера мысленно прозвал эту женщину, стоявшую тогда с отрешенным видом на палубе. Сейчас, впрочем, она вовсе не походила на монахиню. В короткой, до колен, темной тунике мужского покроя и в варварских, тоже мужских, штанах, «монашка» больше всего напоминала амазонку из старинных легенд. В довершение сходства, в руке она держала короткий меч с вороненым, черным, как уголь, клинком.

– Может быть, вы объясните, что́ это всё значит? – процедил Гундульф сквозь зубы, обхватив пострадавший локоть левой рукой.

– Просто одна из моих подопечных решила погулять по кораблю, – с холодным безразличием в голосе отозвалась «монашка». – И заодно отомстить одному гаэлу за то, что он имел несчастье родиться в Уладе. А мне теперь приходится заботиться о безопасности их обоих.

Боль в локте постепенно утихала, однако всё еще была сильной. Но еще сильнее Гундульфа мучила уязвленная гордость: его, далеко не худшего фехтовальщика в Толеду, с ходу обезоружила какая-то женщина! Правда, до сих пор ему не приходилось драться на качающейся палубе, к тому же еще и в полумраке, – и это немного утешало.

А «монашка» вдруг повелительно воскликнула:

– Тар анцо́, а Брид!

* * *

Леди Эмлин привычно скрывала чувства от окружавших ее людей, однако внутренне она кипела от негодования. Злилась, впрочем, она не на весь мир и не даже на всех своих подопечных скопом, а всего лишь на Брид. Надо же было той заварить такую кашу!

Еще вчера Эмлин искренне радовалась за своих «инженерных девушек» и даже хотела поставить их в пример Серен. Не поставила – не успела. И хорошо!

Брид, то есть Маэл-Бригид инген Киан Ни-Лахан, была уроженкой Думнонии: происходила она из той самой прибрежной деревни, возле которой в свое время героически погибла, так и не пропустив к ней саксов, яхта «Бригита». После подвига «Бригиты» в Думнонии сами собой прекратились давние распри между двумя гаэльскими кланами – И Лахан, к которому принадлежали жители той деревни, и Дал Каш, в который входило большинство моряков с погибшей яхты. Увы, примирившись, бывшие противники быстро нашли себе новых врагов – теперь уже общих. И добро бы такими врагами оказались только саксы Уэссекса: те и правда приносили и гаэлам, и бриттам Думнонии неисчислимые беды. Так нет же, новые союзники вспомнили старые обиды на северные гаэльские кланы! А Брид, как оказалось, благополучно пронесла их через все шесть лет учебы в Университете, хотя вроде бы даже ни разу не пересекалась в Кер-Сиди с северянами – ни с уладскими гаэлами, ни с круитни.

И вот на «Дон» эта встреча наконец произошла. При этом Барах Мак-Рори, молодой морячок, сбежавший пару лет назад из родного Улада и завербовавшийся на камбрийский флот, давно уже сделался своим в команде «Дон». Увы, выговор у него остался прежним – по-северному жестким и торопливым. И для Брид этого оказалось достаточно.

Первая стычка между Барахом и Брид произошла по совершеннейшему пустяку. Барах, отдыхавший на палубе после вахты, сидел на бухте каната и мирно напевал уладскую песню, когда возле него ни с того ни с сего остановилась рыжая пассажирка – не дочка Немайн, а другая, из свиты черноволосой красотки. Не предвидя ничего дурного, Барах беспечно подмигнул ей и затянул очередной куплет:

Ах что за благодать – сидеть в заезжем доме

И чинно попивать из кружки пенный эль,

Когда горит очаг и никого нет, кроме

Подружки на коленях, а за окном апрель...

Неожиданно пассажирка уперла руки в бока и гневно сверкнула глазами. Барах запнулся, оборвал песню.

– Подружка у него на коленях, видите ли! – возмущенно фыркнув, воскликнула пассажирка на певучем южном гаэльском наречии. – Да что ты вообще делаешь на камбрийском корабле, уладский разбойник?

Слово «подружка» при этом она произнесла, старательно проглотив половину звуков, чтобы получилось «по-северному».

Опешив, Барах на мгновение замер. Затем медленно поднялся на ноги. Подошел к наглой девчонке вплотную. И возмущенно бросил ей в лицо:

– Что я тут делаю? Да ты только моими стараниями досюда и добралась!

Конечно, Барах сгоряча хватил через край: незаменимым на корабле он не был определенно. И все-таки немалая доля правды в его словах имелась. От таких, как он, простых моряков, от их владения премудростями работы с парусами зависела не только скорость корабля, но и безопасность плавания. А Барах был к тому же еще и грот-марсовым: отвечал за верхние паруса второй, самой высокой, мачты «Дон». То и дело ему приходилось взбираться на нее чуть ли не до самой верхушки и там, на головокружительной и открытой всем ветрам высоте, хладнокровно и уверенно управляться с такелажем. Остальные моряки на «Дон» марсовых очень уважали, иногда им даже завидовали – но, что характерно, обычно не очень стремились занять их место.

Но откуда же было знать об этом дерзкой южанке! И в ответ она лишь пренебрежительно усмехнулась:

– Вы, улады, горазды похваляться! А на деле – только и умеете, что грабить, убивать да предавать! Испокон веков так было, есть и будет!

Кровь ударила Бараху в голову. Не помня себя, он бросился на девчонку с кулаками. Та и не подумала отступать – наоборот, сама замахнулась на него рукой.

Конечно, опытной драчуньей она не была. Барах легко перехватил занесенную для удара руку, а потом с размаху залепил девчонке пощечину.

– Уймись, дура! – рявкнул он со злостью.

Девчонка и правда замолчала – но не оттого, что успокоилась. Во мгновение ока она сделалась белой как полотно, и только отпечаток ладони Бараха остался алеть на ее покрытой крупными веснушками щеке. Затем, презрительно посмотрев на своего обидчика сузившимися зеленовато-карими глазами, девчонка фыркнула, криво усмехнулась и вдруг твердо произнесла:

– Поединок!

Барах ошарашенно посмотрел на нее, чуть подумал, да и пожал плечами. Убивать ирландку, пусть даже из другого клана и племени, ему не хотелось совершенно. А ничем иным, по его мнению, схватка между столь неравными по силам противниками кончиться попросту не могла.

– Давай ты этого мне не говорила, – предложил он. – Не хочу лишать тебя жизни, глупышка.

– Тогда я сама заколю тебя, презренный трус! – прошипела та в ответ.

Недовольно поморщившись, Барах пожал плечами.

– Что ж, тогда давай на ножах, – предложил он с деланным спокойствием.

Девчонка молча кивнула всё с той же брезгливой ухмылкой на лице.

Мысленно чертыхнувшись, Барах выхватил из-за пояса нож. Подбросил его, поймал на лету.

– Видела? – спросил он, скорчив зверскую рожу. – Ну как, не страшно?

По-прежнему не говоря ни слова, девчонка тоже схватилась за пояс. Вырвала из висевших на нем кожаных ножен короткий узкий нож. Прочертила им линию в воздухе. Сделала шаг назад, зловеще ухмыльнулась. И вдруг растерянно ойкнула.

– А ну-ка остановились, живо! – раздался у Бараха за спиной повелительный голос. – Указ верховного короля напомнить?

Голос был, как ни странно, женским – и вроде бы где-то слышанным. И все-таки его обладательницу Барах не узнал. А обернуться он остерегся. Мало ли что могло прийти в голову сумасшедшей девчонке: с такой, пожалуй, сталось бы и в спину пырнуть!

Но как бы то ни было, а напоминание неведомой женщины про королевский указ оказалось как нельзя кстати. Девчонка, только что грозно размахивавшая ножом, сразу же сникла.

– Госпожа Зои... – пробормотала она.

– Напоминаю: все поединки граждан Британской Конфедерации отныне должны проводиться не иначе как с ведома короля или королевы, – спокойно, почти равнодушно произнесла женщина у Бараха за спиной.

– Но здесь же корабль... – растерянно пролепетала девчонка.

– Вот именно, – так же спокойно подтвердила женщина. – К тому же это корабль флота Республики Глентуи – страны, где нет ни короля, ни королевы. А значит, разрешить поединок вам могут только в Кер-Мирддине, в резиденции верховного короля.

На мгновение девчонка задумалась. Потом гордо вскинула голову.

– Но я подданная короля Думнонии! – уверенно заявила она.

– А твой противник? – тут же парировала женщина. – Да и Дунгарта ап Кулмина я здесь как-то не замечала.

Девчонка крутанула головой по сторонам, словно и вправду надеялась высмотреть на палубе правителя своего королевства. Затем – разумеется, так его и не отыскав – она угрюмо уставилась неподвижным взглядом в отдраенные добела палубные доски. Щеки у нее внезапно сделались пунцово-алыми.

– Идем в каюту, Брид, – распорядилась женщина. – Остынь немного. А потом всё обсудим.

Вздохнув, девчонка хмуро кивнула. Затем, поколебавшись, убрала клинок в ножны. Теперь Барах наконец смог безопасно обернуться.

Позади него стояла вечно мрачная гречанка – университетская начальница над девчонками, та, что повсюду сопровождала их с бесстрастно-равнодушным, словно у деревянной статуи, выражением лица. На этот раз, однако, она выглядела вполне живой: на щеках ее горел румянец, а в широко раскрытых глазах читались тревога и удивление.

Встретившись взглядом с Барахом, гречанка чуть заметно улыбнулась ему краешками губ, однако не произнесла ни слова.

* * *

В тот раз леди Эмлин, едва взглянув на происходившее, сразу поняла: в противостоянии между Брид и моряком-северянином почти наверняка виновата именно Брид. Моряк определенно не хотел драться, он всеми силами старался уклониться от поединка, причем явно не из страха. Это было ясно уже по тому, как он держал себя перед разъяренной девчонкой, размахивавшей ножом перед его лицом. Да и вообще не мог марсовый быть трусом: не надо быть знатоком морского дела, чтобы понимать, каково это – лазить по верхним реям на большом корабле с высокими мачтами.

По правде говоря, такой оборот событий оказался для леди Эмлин неожиданностью. Когда всполошенная Ллио прибежала к ней за помощью, мысль у нее возникла лишь одна: какой-то моряк вздумал приударить за скромной девушкой и перешел границы дозволенного. Что тихоня Брид могла сама устроить свару с незнакомым мужчиной, да еще и вызвать его на поединок – такое даже не пришло ей на ум. Хотя должно было бы прийти – и, разобравшись в происходящем, леди Эмлин первым делом мысленно отругала себя за потерю бдительности. Испокон веков ведь известно: в тихом омуте черти водятся! «Совсем расслабилась ты в рыцарской дружине, чуть не позабыла заповеди скрибонов, – укорила она себя. – Если так дело пойдет и дальше – впору будет проситься на покой, пока беды не случилось!»

По счастью, Брид оказалась довольно покладистой: хотя и поартачилась, но недолго. А моряк – тот, похоже, и вовсе облегченно перевел дух, когда его несостоявшаяся противница, опустив голову, покорно поплелась за «госпожой Зои». И все-таки успокаиваться леди Эмлин не стала. Кротким видом своей непутевой подопечной она больше не обманывалась. В больших зеленовато-карих глазах Брид ей теперь отчетливо виделись затаенные шальные огоньки.

Разумеется, и Брид, и Ллио пообещали молчать о случившемся. Однако история с вызовом на поединок все равно получила огласку: то ли ей нашлись свидетели и кроме Ллио, то ли проговорился сам моряк – Барах Мак-Рори из уладского клана И Гнив. Над несчастным Барахом стали вовсю подтрунивать сослуживцы, да и Брид отныне оказалась в центре внимания едва ли не всей команды «Дон». Моряки с ней не заговаривали, однако сопровождали ее весьма многозначительными взглядами. Оба, конечно же, страдали: один лишился подобающего марсовому уважения, а другая вообще не выносила не то что насмешек над собой – даже самых невинных подшучиваний. Что самое неприятное, Брид упорно винила во всём не себя, а «презренного улада». И не просто винила, но и грозилась ему отомстить. За день Брид умудрилась трижды столкнуться с Барахом на палубе и в коридоре – и каждый раз прожигала его злобным, ненавидящим взглядом.

Так что у леди Эмлин появилась новая забота. Мало было ей головной боли из-за Серен, мало было появления на корабле двух новых и пока не очень понятных пассажиров – раненой девушки и готского нобиля, – так теперь предстояло следить еще и за Брид! И уже вечером второго дня опасения леди Эмлин подтвердились.

* * *

После ужина девушки по сложившемуся уже обыкновению собрались в каюте вокруг Илет. Та, однако, на этот раз не торопилась браться за крут.

– Не в голосе я сегодня, – вдруг заявила она. – Хотите – спойте что-нибудь сами, а я послушаю с удовольствием.

Остальные девушки переглянулись. От леди Эмлин не ускользнуло, что Ллио метнула недовольный взгляд на Серен. Разумеется, это ее насторожило. Однако куда подозрительнее сейчас выглядело поведение Брид. Та, возвратившись с ужина, сразу же устроилась наособицу, да еще и уселась поближе к двери. И, конечно, на поясе у нее красовались кожаные ножны, из которых выглядывала хорошо знакомая рукоять ножа.

Пришлось подстраховаться. Первым делом леди Эмлин достала из-под своей кровати дорожную суму. Прихватив ее с собой, она уверенно направилась к двери. Затем, миновав проводившую ее подозрительным взглядом Брид, леди Эмлин вышла в коридор и двинулась в сторону душевой.

В душевой она быстро переоделась в просторную мужскую тунику и штаны. Платье сковывало движения, а сейчас следовало быть готовой к боевой схватке. Не с Брид, понятное дело: та, насколько могла судить леди Эмлин, ножом дралась не лучше, чем кулаками. А вот Барах, похоже, был бойцом поопытнее.

Из той же сумы, что и одежду, леди Эмлин извлекла оружие – короткую спату с вороненым клинком. Затем, крадучись вдоль переборки, она вернулась к «инженерной» каюте. И, чуть приоткрыв дверь, прильнула глазом к щели. Брид расположилась удачно для наблюдения: с этого ракурса она была видна как на ладони.

Пока остальные девушки о чем-то тихо спорили, Брид с угрюмым и напряженным видом сидела в стороне. Но едва сверху донеслись восемь ударов колокола, возвестившие о наступлении восьми часов дня и об окончании очередной вахты, она тихо поднялась с кровати, огляделась и куда-то заторопилась. Леди Эмлин тотчас же оторвалась от двери и бесшумно отступила вглубь коридора. Вмешиваться в происходившее она не стала: пока еще не было оснований. Остановишь сейчас Брид – а та заявит возмущенно, что захотела, скажем, попить воды – и не возразишь ведь!

Между тем Брид выбралась из каюты и сразу же, даже не осмотревшись по сторонам, деловито направилась к лазарету. Это было неожиданно: леди Эмлин скорее полагала, что Брид попытается перехватить улада где-нибудь возле кубрика. А в лазарете она сейчас могла найти разве что раненую Аквилину – ну и зачем та могла ей понадобиться?

Недоумевая, леди Эмлин осторожно последовала за Брид. Та и в самом деле остановилась возле двери лазарета – и сразу же потянула за ручку. А затем торопливо нырнула в открывшийся темный проем.

Леди Эмлин метнулась было следом – но Брид уже через мгновение выскочила из лазарета и сразу же поспешила к трапу, ведущему вниз, к кубрикам моряков. К груди она прижимала что-то маленькое, слабо блестевшее в неверном свете масляной лампы.

Тут уж леди Эмлин раздумывать не стала. Кража вещи из лазарета – это было уже чересчур! Молча, чтобы не привлекать ненужного внимания моряков, она бросилась вдогонку за Брид.

Наверное, леди Эмлин быстро бы ее догнала, но случилось непредвиденное. Едва она спустилась в нижний коридор, как внезапно открылась дверь одного из кубриков – того, что был занят Олафом. Из кубрика неторопливо вышел высокий широкоплечий человек в желто-зеленом одеянии.

Вжавшись в переборку, леди Эмлин затаилась. Человека она узнала сразу. Это был домнэ Гундульф, загадочный нобиль-беглец из Толеду. И встреча с ним была сейчас для леди Эмлин совершенно некстати. Так не вовремя выйдя в коридор, Гундульф оказался между нею и Брид, перекрыв дорогу. А попадаться ему на глаза леди Эмлин определенно не желала. Можно было придумать добрый десяток правдоподобных объяснений, почему начальница университетских практиканток в одиночку бродит по кораблю поздним вечером, но ни одно из них не предполагало бы столь странного ее облачения, да еще и спаты в руке.

Между тем события продолжали развиваться. Брид, видимо, услышала скрип двери за спиной. Замедлив шаги, она обернулась – и, разумеется, сразу же заметила Гундульфа. Поспешно обернувшись, она замерла. А в следующий миг корабль сильно качнуло, и Брид, неловко взмахнув рукой, отлетела к переборке.

Дальше события приняли такой оборот, что леди Эмлин просто не смогла остаться в стороне. Вскоре обезоруженный ею Гундульф схватился за локоть и беспомощно привалился к стене. А шагах в семи от него, держась за ту же самую стену, стояла и затравленно озиралась Брид. В руке у нее по-прежнему что-то поблескивало.

Что ж, терять леди Эмлин теперь было нечего. Похоже, маска госпожи Зои была ею безвозвратно сброшена – по крайней мере перед этими двумя. А как известно, тайна, которую знают двое, – уже никакая не тайна.

– Подойди сюда, Брид! – приказала леди Эмлин, внезапно перейдя на гаэльский язык.

Брид этому, похоже, даже не удивилась.

– Не могу я, госпожа Зои, – жалобно откликнулась она. – Я пробку выронила, боюсь зелье пролить.

А вот теперь настало время удивляться леди Эмлин.

– Что еще за зелье? – вскинула она брови.

– Не знаю я... – всё так же жалобно пролепетала Брид. – Какое в шкафчике стояло, такое я и взяла...

Уже в следующий миг леди Эмлин очутилась перед ней.

– Зелье! – потребовала она. – Быстро!

Хмуро кивнув, Брид протянула руку. Зажатый в ней блестящий предмет вблизи оказался стеклянным пузырьком. Пузырек был открыт, от него исходил слабый, подозрительно знакомый запах.

Изъяв у Брид пузырек, леди Эмлин сразу же взялась за его изучение. Первым делом она пробежала глазами по крупно выведенной на стекле надписи. Затем, приложив к горлышку ладонь, осторожно понюхала содержимое. И вдруг, не удержавшись, чуть слышно хихикнула.

– Спиритус вини, – громко объявила она. – А попросту – крепкое перегнанное вино.

– Вино? – растерянно пробормотала Брид. – Выходит...

И тут внезапно расхохотался Гундульф – громко, весело, от души.

– Вот бы и меня травили таким зельем! – с трудом вымолвил он сквозь смех.

Латынь, на которой изъяснялся Гундульф, и так-то изрядно резала слух, а тут леди Эмлин и вовсе едва разобрала слова. Зато Брид, как ни странно, поняла его сразу. Бросив на насмешника затравленный взгляд, она покраснела как маков цвет и громко разрыдалась.

Леди Эмлин грустно вздохнула. Затем осторожно подошла к плачущей Брид – и, повинуясь внезапному порыву, крепко прижала ее к себе.

– Какая же ты глупенькая, Брид... – тихо прошептала она.

Уткнувшись лицом в плечо леди Эмлин, Брид тихо, горестно всхлипывала. А леди Эмлин задумчиво разглядывала ее отливающие красной медью волосы и невольно вспоминала Орли, подружку леди Этайн, – такую же огненно-рыжую, с таким же мунстерским говорком...

– Кто вы, домина? – вдруг послышался за ее спиной тихий голос Гундульфа.

– А ты кто? – не удержавшись, спросила она в ответ.