Глава 19. Несостоявшийся бард

Всхлипывающую Брид леди Эмлин благополучно довела до «инженерной» каюты, где и сдала на руки встревоженной Фи. А затем она поспешила вернуться в нижний коридор – туда, где, скорее всего, ее до сих пор ждал Гундульф.

Тот и правда ее дожидался: видимо, всё еще надеялся получить ответ на свой вопрос.

– Ну так кто ты, Гундульф? – не дав ему опомниться, снова спросила леди Эмлин.

Губы гота тронула легкая усмешка.

– Ты спрашиваешь, кто я, домина? – промолвил он. – Ну так я ничего от тебя особо и не скрывал. Знатный, но нищий тервинг, к тому же приверженец преследуемой веры. Разве что вот о жизни своей не поведал...

Леди Эмлин с интересом посмотрела на него. А затем внезапно спросила:

– А поведаешь?

На мгновение Гундульф задумался. Потом пожал плечами. И вдруг, махнув рукой, хмыкнул:

– Могу и рассказать. Что мне терять-то теперь!

Чуть улыбнувшись, леди Эмлин кивнула.

– Родился я в нынешней столице нашего королевства, славном Толеду, – повел Гундульф свой рассказ. – Отец мой принадлежал к знатному тервингскому роду, даже приходился дальней родней одному из наших прошлых королей – тому самому Гундемару, имя которого он получил при крещении.

– Вот как? – искренне удивилась леди Эмлин. – Но ведь король Гундемар был твердым ортодоксом, а в вашей семье...

В ответ Гундульф пожал плечами.

– Кто ж знал, на каком языке мы молимся у себя дома! – ухмыльнулся он, а затем задумчиво добавил: – По крайней мере, до поры до времени.

Леди Эмлин внимательно посмотрела на него, затем понимающе улыбнулась.

– Рос я в большой семье, – вновь приободрившись, продолжил Гундульф. – Пять братьев, три сестры – это не считая умерших в младенчестве. Ну а я был младшим. И, как мне сейчас думается, самым любимым. Но, как оказалось, это было тоже лишь до поры до времени.

– А потом? – спросила леди Эмлин.

– А потом в один прекрасный вечер отца принесли с охоты тяжело раненным, почти бездыханным, – в тон ей ответил Гундульф. – Слуги все как один уверяли, что он неудачно сразился один на один с матерым вепрем. Конечно, они божились, что ни в чем не повинны, что отец сам отослал их прочь. Но мать ни верила ни единому их слову.

Леди Эмлин чуть слышно хмыкнула, пожала плечами.

– А ты поверил?

– А я был молодой и глупый, – поморщился Гундульф. – Попытался вступиться за них, даже обвинил отца в самонадеянности...

– Но права оказалась все-таки мать? – улыбнулась леди Эмлин.

Мрачно усмехнувшись, Гундульф кивнул.

– Можно сказать и так. Ошиблась совсем в немногом. Думала, что они трусы. Оказалось, изменники.

Леди Эмлин сочувственно вздохнула. Разумеется, ей доводилось слышать немало подобных историй, и все-таки случившееся с Гундульфом ее тронуло. А в том, что он говорил правду, не могло быть сомнений: ложь от правды леди Эмлин отличала не хуже сидов.

– Конечно, ни мать, ни отец мне этого не простили, – продолжил Гундульф. – Отец после того ранения прожил еще шесть лет: здоровье у него оказалось крепче, чем рассчитывали заговорщики. Но до конца он так и не оправился. А когда Господь забрал его к себе, в наследство я не получил даже материнского благословения. Всё, что у меня тогда осталось, – верный конь да добрый меч.

– А потом – военный поход? – спросила леди Эмлин.

В ответ Гундульф опять усмехнулся.

– Куда же во времена короля Вамбы было еще податься нищему повесе, худо-бедно, но все-таки владевшему клинком? – пожал он плечами. – Храбрых воинов Вамба жаловал, остальных подданных – презирал.

Леди Эмлин кивнула.

– Понимаю тебя.

– Тогда мы прошли с боями добрую половину Васконии, – после недолгого молчания снова заговорил Гундульф. – Правда, ее жителей так и не покорили. Не скажу, что васконы сражались как львы, – скорее они походили на горных рысей: подстерегали наши разрозненные отряды и нападали из засады, когда их ждали меньше всего.

Гундульф явно старался говорить на правильной классической латыни, но получалось это так себе. Речь его звучала старомодно, в ней попадались почти позабытые, едва понятные слова – но при этом никуда не девалось странное, непривычное для леди Эмлин испанское произношение. Время от времени – видимо, забывшись – Гундульф и вовсе проглатывал окончания слов.

– Это потому, что в армии Вамбы было слишком много необученных крестьян и ремесленников, – задумавшись, проговорила леди Эмлин.

Гундульф пристально посмотрел на нее.

– Не из сарматов ли ты будешь, домина? – спросил он неожиданно. – Говорят, их в свое время немало ушло в Британию с римскими легионами. А еще говорят, будто бы у сарматов прежде было немало храбрых воительниц, владевших оружием лучше многих мужчин.

Леди Эмлин не смогла сдержать довольной улыбки: сравнение показалось ей очень лестным. Но, тут же смутившись, она торопливо мотнула головой:

– Едва ли. Не думаю, что потомки сарматов жили на болотных островах, молились древним богам бриттов и прятались от христиан.

– Я давно понял, что ты никакая не гречанка, – улыбнулся в ответ Гундульф.

А леди Эмлин вдруг по-настоящему растерялась – может быть, впервые за все годы службы. «Вот и всё, выходит, и правда пора в отставку!» – окончательно оформилась в голове горькая мысль. Следом за этой мыслью явилась и другая, столь же безрадостная: ну попросит она отставки – а дальше что? Ни семьи, ни дома, ни смысла жизни – ничего! Аквилина вот давеча призналась ей, что очень боится монастыря, – а останется ли что-нибудь другое самой Эмлин?

Погрузившись в печальные размышления, она стояла в корабельном коридоре неподвижно, с опущенной головой. А Гундульф смотрел на нее странно задумчивым взглядом, в котором не было ни торжества, ни насмешки.

* * *

Увы, вылазка на континент принесла Олафу не только приятное. Конечно, собранный гербарный материал оказался очень интересным, да и само знакомство с местной природой порадовало его немало. Но под знойными лучами испанского солнца у Олафа жестоко, до пузырей, обгорели шея и уши, а обожженный нос распух и покраснел, как у завзятого пропойцы – о чем не преминула сообщить в коридоре непривычно жизнерадостная Серен. В ответ Олаф предпочел промолчать – но, разумеется, такому сравнению совсем не обрадовался.

В сущности, ничего неожиданного в произошедшем с Олафом не было. С коварством яркого солнца он сталкивался и в Британии – особенно в отрочестве, когда только начинал в одиночку, без заботливого пригляда матери, выбираться в походы за травами. К тому же перед его глазами с раннего детства были живые примеры других людей, страдавших от солнца: мать, сестры, даже отец и его друзья. Отцовские приятели по большей части были людьми суровыми, закаленными в морских походах и жаловаться на солнечные ожоги полагали недостойным настоящего мужчины. Сами они, однако, то и дело возвращались из дальних плаваний с красными, шелушащимися лицами. Особенно часто такое приключалось с бледнокожими рыжеволосыми гаэлами – а таких среди гленских моряков была добрая четверть.

Конечно, Олаф не был ни рыжеволосым, ни гаэлом – но, как оказалось, южное солнце он переносил ничуть не легче. Так что утром следующего дня ему пришлось задуматься о лечении злополучных шеи и носа. Как ни странно, рецепт травяного отвара от солнечных ожогов Олаф узнал вовсе не от Анны Ивановны: та на подобные пустяки своих лекарских талантов не разменивала. Зато мать, пусть и не признанная в Кер-Сиди, но далеко не бестолковая знахарка, о нем позаботилась: научила, какие растения нужно брать для отвара и в каком соотношении смешивать.

Разумеется, очага в кубрике у Олафа не имелось, так что приготовить отвар он смог бы разве что на камбузе. Но для этого требовалось разрешение от сэра Эвина – а обращаться к нему ради себя одного Олафу не хотелось совершенно. Вот если бы в снадобье нуждался кто-нибудь еще – это было бы куда ни шло... Невольно Олаф вспомнил о Танни с ее нежной, бледной и, судя по всему, совсем не способной к загару кожей. Увы, предлагать ей непроверенный травяной отвар было бы, пожалуй, рискованно: слишком уж сильно организм сиды отличался от человеческого. Конечно, среди пассажиров «Дон» были и светленькие, белокожие близняшки Дэл и Ллио, и рыжие Брид и Родри – но «инженерные девушки» привычки гулять под солнцем на палубе вроде бы не имели. Ну а Родри – тот, несмотря на свою огненную шевелюру, солнца, похоже, не боялся: даже во время странствий в куррахе – и то не обгорел. Да, по правде сказать, особого желания иметь с ним дело у Олафа и не было.

Олаф немного поразмышлял, отверг еще несколько кандидатур – а потом все-таки решился навестить Танни. В конце концов, он же не собирался лечить ее насильно!

К его удивлению, несмотря на довольно раннее утро, ни Танни, ни Серен в каюте не оказалось. Недоумевая, Олаф побрел обратно к трапу, потом безотчетно, по привычке отправился по нему наверх – и сам не заметил, как оказался на палубе. А опомнившись наконец, удивился еще больше.

В тени паруса, устроившись на их с Танни любимых перилах, увлеченно беседовали друг с другом леди Эмлин и Гундульф. И при этом оба, даже всегда каменно-бесстрастная леди Эмлин, счастливо улыбались.

Выглядело это настолько неожиданно, что Олаф изумленно замер. А следующим его порывом оказалось поскорее убраться прочь.

Однако вышло иначе. Хотя Олаф вроде бы не издал ни звука, леди Эмлин заметила его почти сразу. Прервав разговор, она повернула голову и ровным, уверенным голосом спросила:

– Что случилось, Олаф?

– Ну... – помялся он. – Да в общем, ничего такого. Я к Танни хотел заглянуть – а ни ее, ни Серен...

– Великолепная сейчас у Илет, – пояснила леди Эмлин. – И Серен тоже. Там Бригид заболела.

– Бригид?

Леди Эмлин кивнула. Затем, видимо, заметив тревогу на лице Олафа, она поспешно добавила: – Думаю, не надо вам туда.

На мгновение Олаф задумался. Затем смекнул: раз уж Брид обратилась за помощью не к мэтру Каю, а к Танни – значит, с нею наверняка приключилась женская болезнь из числа тех, о которых обычно не говорят при мужчинах. Что ж, тогда ему и правда лучше туда не заходить!

Вполне удовлетворенный своей догадкой, Олаф даже не стал ничего уточнять у леди Эмлин. Скомканно поблагодарив ее, он торопливо развернулся и поспешил к трапу.

* * *

На самом деле болезнь Брид не имела ничего общего с догадками Олафа. Более того, она вообще не была телесной. Казалось, на «Дон» пробрался кто-то из злокозненных фэйри и подменил привычную всем молчунью Брид незнакомым злобным существом. «Новая» Брид только и тем и занималась, что выискивала поводы для перепалок с соседками по каюте. За вечер она умудрилась перессориться со всеми «инженерными девушками», сцепилась даже с неприступной Илет. Однако больше всех доставалось от нее безответной, терпеливой Фи. Та, не столько обидевшаяся, сколько встревоженная переменой, приключившейся с давней подругой, не спала всю ночь, а утром, едва за корабельным окном стало чуточку светать, набралась смелости и отправилась за помощью к сиде.

Кусочек коридора, отделявший «инженерную» каюту от жилища сиды и Серен, Фи преодолела довольно уверенно. Но перед дверью весь ее запал куда-то подевался. А вдруг сида еще спит? Не хватало еще разбудить ее: кто знает, на что способна леди Этайн в гневе! Так что взяться за дверную ручку Фи заставила себя лишь с огромным трудом.

* * *

Разумеется, опасения Фи были совершенно напрасны: Танька и не думала спать. Предрассветные сумерки всегда были для нее самым любимым временем для чтения. Вот и сейчас она добросовестно пыталась штудировать Диоскорида, выискивая у него описания южных насекомых и примеряя их на созданий, виденных возле Порту. Правда, именно в этот раз работалось ей плохо. В голову упорно лезли посторонние мысли: о Родри, об Аквилине, о Гундульфе, но больше всего – о загадочных поклонниках «небесного колеса». Случайно подслушанная новость о Саджах и ее последователях не просто не обрадовала – она испугала Таньку почти до дрожи в коленках. И зловещие пророчества были тут совершенно ни при чем: в них-то Танька как раз не верила ничуть!

Дело было совсем в другом. В отличие от мэтра Кая и Гундульфа, она прекрасно понимала, что ́это было за колесо такое и откуда оно взялось на небосводе. Понимала – и полагала, что любые, даже самые ужасные, домыслы о его появлении были бы не так кошмарны, как истина. Память услужливо, во всех подробностях воспроизвела ей давний мамин рассказ о настоящей истории этой Земли – планеты-копии, созданной двумя могущественными Сущностями всего лишь затем, чтобы разрешить какой-то пустяковый спор. А теперь и сама Танька, и ее друзья, и недруги тоже, и вообще всё здешнее человечество, да и не только люди – все живые существа жили в поддельном мире. Хроники, предания, даже воспоминания стариков – всё здесь было ненастоящим! Ложная память, лживые летописи, фальшивые памятники старины, чужие религии с преданиями о никогда не бывавших здесь пророках и святых... Но даже это было еще не самым ужасным! Люди, созданные Сущностями, – вот чьи души они получили, да и получили ли вообще? А ведь многие из них жили себе рядом с Танькой и вряд ли о чем-то подозревали. Да по сравнению с этим кошмаром недоделка Сущностей, не подогнавших небо Южного полушария под видимое с той, настоящей, Земли, казалась сущим пустяком!

Вот только про истинную историю планеты и ложную память ее первых жителей никто, кроме маленькой Танькиной семьи, вроде бы не знал. Зато несоответствие южного неба картине, заложенной Сущностями в память своим творениям, просто не могло остаться незамеченным. Разумеется, люди в тех далеких странах объяснили эту перемену как уж сумели – вмешательством божественных сил. И никакого хорошего способа разубедить их Танька не видела. В довершение всего, она даже не могла поделиться своими переживаниями ни с кем на корабле – кроме, может быть, леди Эмлин, да и то как сказать. Леди Эмлин-то определенно была «созданной» – иначе просто не получалось по возрасту. Правда, с другой стороны, она могла и без того кое-что знать: как-никак прослужила столько лет в службе охраны!

А пока Танька размышляла, как ей сейчас поступить, в коридоре раздался тихий топоток. Поначалу она даже не придала ему значения: мало ли кому из «инженерных девушек» вздумалось сбегать поутру в уборную! Однако шаги затихли как раз возле двери их с Серен каюты. Затем кто-то осторожно приоткрыл дверь.

Испуганно вздрогнув, Танька оторвалась от книги. И тут же на дальней кровати под одеялом зашевелилась Серен.

– Ну кто там еще? – недовольно пробормотала она заспанным голосом.

– Это я, Фиона, – послышался в ответ робкий шепот, и в двери показалась взлохмаченная голова Фи. – Можно мне к леди ши?

– Заходи, – почему-то тоже шепотом откликнулась Танька.

Несмело протиснувшись в едва приоткрытую дверь, Фи сразу же остановилась. Затем, жалобно посмотрев на Таньку широко раскрытыми глазами, она едва слышно прошептала:

– Я за помощью к тебе пришла, славная госпожа.

Танька этой просьбе уже особо и не удивилась. Похоже, все сверстники, кроме одногруппников, упорно приписывали ей владение какими-то особенными сидовскими умениями, а то и волшебством. Странным Таньке казалось, пожалуй, лишь то, что к ней продолжали обращаться за помощью даже после неудачи с Дэл.

– Если смогу, то помогу, – осторожно ответила она и украдкой покосилась на Серен. Та, как оказалось, уже успела усесться поверх одеяла и с любопытством разглядывала незваную гостью, точно видела ее впервые.

– Славная госпожа, помоги вернуть нашу Брид, – прошептала между тем Фи.

– Брид пропала? – ошарашенно переспросила Танька.

Фи торопливо кивнула. Серен тихо ахнула. А Танька некоторое время молчала, осмысляя услышанное, а потом всплеснула руками:

– Да что же мы время-то теряем? Пошли к капитану!

– Но, славная госпожа... – явно смутившись, пролепетала Фи. – Он ведь в таком не сведущ...

Танька задумчиво посмотрела на нее.

– Так, подожди-ка. Ты хочешь сказать, что...

– Ее подменили, – с горестным видом кивнула Фи. – Я же Брид с первого курса знаю, она совсем другая... А мне никто не верит – ни Дэл, ни Ллио!

– А Илет? – ни с того ни с сего вмешалась Серен. – Она-то что думает?

Фи пожала плечами.

– Илет теперь о Брид и говорить-то не хочет: до того на нее обижена, – хмуро сообщила она, а потом вдруг заявила: – Да что она, бриттка, в таких делах понимает?

– Уж Илет-то точно понимает, – фыркнула Серен. – Она же дочь аннонской ведьмы!

– Толку-то? – поморщилась Фи.

Серен нахмурилась, затем расправила плечи, глубоко вдохнула...

Тут уж Танька почла за благо вмешаться. Не хватало еще, чтобы Серен и Фи сейчас переругались!

Встав из-за стола, Танька величественно выпрямилась, простерла руку, 

– Подожди, Серен, – приказала она. – А ты, Фиона...

Многозначительно замолчав, она устремила на Фи грозный взгляд.

– Фиона, ты же не хочешь сказать, что это я подменила Брид?

– Нет-нет, славная госпожа... – испуганно помотав головой, промямлила Фи. – Я думаю, здесь кто-то еще...

– Разве ты не знаешь, что на «Дон» из всего славного народа нахожусь только я? – решительно продолжила Танька.

– Я помню... – Фи опустила голову, щеки ее заалели. – Но, славная госпожа... Твой новый слуга – он же вроде бы на четверть ши?

– Что-о?!... – Серен вдруг вскочила с кровати, метнулась к вжавшейся в переборку Фи. – Да ты в своем уме?

Ахнув, Танька бросилась к Серен, крепко обхватила ее плечи.

– Подожди, подожди... – горячо зашептала она, лихорадочно соображая, что предпринять дальше.

По счастью, Серен, очутившись в Танькиных объятьях, сразу же присмирела – по крайней мере, не вырывалась. А Фи так и стояла, прислонившись к стенке, смотрела на них обеих широко распахнутыми глазами, и во взгляде ее читались сразу и испуг, и отчаянная мольба о помощи. Но как назло, никаких хороших идей в голову Таньке не приходило. «Ну почему мне так везет на разные нелепости?» – сетовала она про себя.

А ситуация и в самом деле выглядела очень нелепой. Фи, одна из лучших студенток инженерного факультета, вроде бы придумавшая в свое время какое-то невероятно ценное усовершенствование ткацкого станка, как оказалось, всерьез верила в фэйри-подменышей! Ну вот как объяснить ей, что Родри такие проделки не под силу? Просто взять и объявить, что он самый обычный человек? Но это было бы предательством по отношению и к нему, и к Робину. Сказать, что в нем слишком мало сидовской крови для способностей к волшебству? Но было бы ли это лучше? Для Робина такие слова, сказанные сидой, наверняка прозвучали бы приговором, лишили бы его внутренних сил и веры в себя. А для его сына?

Так и не придумав ничего удовлетворительного, Танька решилась действовать по наитию.

– Родри дал мне клятву верности. И даже получил от меня несколько гейсов, – твердым голосом объявила она, специально для Фи назвав танэды гаэльским словом.

Отчаянная мольба в глазах Фи сменилась надеждой.

– Значит, ему нельзя?.. – спросила она с робкой улыбкой.

– Именно такого гейса я ему не объявляла, – честно призналась Танька. – Но проказничать ему запрещено строго-настрого.

Фи разочарованно вздохнула, улыбка на ее устах погасла.

И тут Таньку наконец осенило.

– Хочешь, я сама ее проверю? – предложила она. – Уж я-то, наверное, отличу настоящую Маэл-Бригид от поддельной! А уж там подумаем, как быть.

– Славная госпожа! – воскликнула Фи и вдруг бухнулась на колени.

А в следующий миг дверь распахнулась, и в каюту ворвалась леди Эмлин.

– Фиона, Серен! А ну-ка остановитесь!

– Да всё у нас тут в порядке, – устало улыбнулась Танька. – К Илет вот в гости сходить собираемся...

Леди Эмлин посмотрела сначала на коленопреклоненную Фи, затем на пунцовую, тяжело дышащую Серен и загадочно усмехнулась.

* * *

В «инженерную» каюту они заявились втроем: Танька, Фи и, как ни удивительно, Серен. Леди Эмлин проводила их до двери, однако сама почему-то предпочла остаться в коридоре.

В каюте у девушек, как всегда, было чисто и опрятно, однако Таньке, едва она переступила порог, тотчас же сделалось очень неуютно. И виною тому была встретившая ее угрюмая, зловещая тишина. Никто не поздоровался с вошедшими и вообще не произнес ни слова. Дэл и Ллио в совершенно одинаковых позах лежали в соседних кроватях, завернувшись с головой в сине-желтые пледы, и подозрительно ровно посапывали в такт друг другу. Илет лежала на спине, натянув одеяло до носа, и тоже добросовестно изображала спящую. А возле окна, повернувшись к двери затылком, неподвижно сидела Брид. 

– Брид, – тихо позвала ее Танька.

Та медленно обернулась, мрачно обвела взглядом всех троих и снова отвернулась.

– Ну что? – шепотом спросила Фи.

– Не подменили, – твердо произнесла Танька. – Настоящая.

Серен с любопытством посмотрела сначала на нее, а потом на Брид. Фи облегченно вздохнула. А Брид вдруг хмыкнула и, не оборачиваясь, буркнула:

– С чего бы мне вдруг быть ненастоящей?

– Брид!.. – робко шепнула Фи. – Да что же с тобой такое?

– Ничего, – отрезала та в ответ.

– Мне тоже не скажешь? – вмешалась Танька.

– Ты и так всё знаешь, – хмыкнула Брид в ответ и вдруг обернулась. С удивлением Танька заметила слезинки в уголках ее глаз.

Как тут Таньке было не растеряться? Вроде бы всё, что можно было понять из слов Брид, – это то, что у ее странного поведения была причина. Но вот какая? Взять и спросить?

На мгновение Танька задумалась – и подавила порыв. Нет, расспрашивать Брид сейчас явно не стоило! Во-первых, та явно не хотела ничего рассказывать – так что все равно бы либо отмолчалась, либо солгала. А во-вторых... Увы, когда Танька пыталась что-нибудь посоветовать или объяснить малознакомым людям, взывая к их логике, из этого почти всегда ничего хорошего не получалось. Зато стоило ей в таких случаях показать себя волшебницей-сидой – и отношение к ее словам тотчас же делалось совсем другим. Это было досадно, это было неприятно – но это работало!

Безотчетно Танька прикрыла глаза – и перед ее внутренним взором как наяву нарисовалась странная, даже жутковатая картина. По-ночному серебрящееся небо, в дождевых лужах – отблески лунного света. Ярко пылающий факел в руке верной Орли – такой же ослепительно рыжей, как пламя. Нелепая длинноухая тень – ее, Танькина, – простирающая руки к испуганной парочке. Таинственные слова, произносимые Танькой нараспев на непонятном ей самой языке и обращенные к светловолосому юноше – по-отрочески нескладному и взъерошенному, похожему на вымокшего под дождем воробья. И, как итог, остановленный безумный, никому не нужный поединок...

Танька вдруг напряглась, распахнула глаза. Поединок? А ведь Брид вроде бы ссорилась с каким-то моряком-ирландцем: кажется, Ллио что-то такое говорила!..

Что ж, до цельной картины произошедшего было, конечно, далеко, но кое-что теперь все-таки стало понятным. Ясно было, что поединок не состоялся: иначе бы на «Дон» сейчас только о нем и говорили! А уж кто кого собирался вызывать и по какой причине – на эти вопросы ответов по-прежнему не было, разве что брезжили некие смутные догадки.

– Ну и зачем тебе понадобилось биться с этим моряком? – осторожно поинтересовалась Танька и пристально посмотрела Брид в глаза.

Брид не ответила, лишь испуганно побледнела. Зато вдруг вскочила с кровати Ллио – и изумленно уставилась на Таньку.

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась, – пожала плечами Танька. – Кстати, из какого он клана?

– Да зачем мне уладские кланы знать? – фыркнула Брид. – Все они одно добро!

– И Гнив, – вдруг равнодушно подала голос Илет. – Если это чем-то поможет, буду рада.

Танька с трудом сдержала вздох. Название клана не говорило ей ничего.

– А ты откуда знаешь? – вдруг настороженно спросила Брид.

В ответ Илет загадочно ухмыльнулась.

– Да вот, – выдержав небольшую паузу, заявила она. – Зря меня, что ли, матушка аннонской ворожбе учила?

Ллио и Дэл молча переглянулись. Серен с сомнением хмыкнула. Брид снова фыркнула, затем презрительно повела плечами.

А Танька промолчала. От ее слов сейчас зависело слишком много. Ошибиться не хотелось.

– И Гнив – клан, между прочим, в Уладе довольно известный, – между тем продолжила Илет. – Правда, славен он не столько воинами, сколько бардами.

И тут Таньку снова осенило.

– Можно я скажу! – вдруг воскликнула она.

И тут же в каюте воцарилась тишина. Шесть пар глаз напряженно уставились на Таньку.

– Разве это дело – биться с бардом оружием? – воскликнула Танька.

– А что он хульные песни распевает? – буркнула в ответ Брид. – Да и какой из него бард?

Вот теперь головоломка сложилась окончательно! Сразу вспомнилась последняя ночь у берегов Придайна: сияющее серебром небо, огонек далекого маяка, молочно-белое светящееся море – «морской огонь», как назвал его Олаф... И где-то наверху – неведомый моряк, беспечно поющий с уладским акцентом, таким неожиданным на камбрийском корабле!

– А вот это уже я буду решать – бард он или нет, – вдруг вырвалось у Таньки.

Снова наступило молчание. Снова шесть пар изумленных глаз смотрели на нее. А Танька растерянно стояла, устремив взгляд в пол, и удивлялась своему нахальству. Ох ведь на что она сейчас замахнулась! На Эйре так просто в барды попасть было невозможно: следовало происходить из правильного клана, да еще и успешно закончить особую школу. Впрочем, и на Придайне было примерно то же самое: тот же господин Эрк так и не сумел стать признанным бардом, хотя некоторые его песни распевали, похоже, по всем бриттским землям. И не то что Танька – даже ее мама вряд ли осмелилась бы ломать древний обычай.

Первой вроде бы опомнилась Илет – и сразу же кивнула.

– Леди Этайн – сида, – твердо произнесла она. – Ей виднее. К тому же клан у Бараха Мак-Рори правильный.

Мысленно Танька возликовала: ведь теперь она знала о злополучном моряке всё необходимое: и имя, и отчество, и клан, и – самое главное – причину его ссоры с Брид! Одно лишь оставалось не очень понятным. Илет явно подыгрывала ей – но почему, зачем? Впрочем, эту загадку можно было и отложить на потом.

И тогда пришло решение.

– Пусть ко мне приведут Бараха О’Гнива! – величественно провозгласила Танька на чистейшем мунстерском наречии. – Хочу увидеть, достоин ли он звания барда!

Откликнулась снова Илет.

– Фи, ты не смогла бы сбегать к сэру Эвину? – как бы между прочим спросила она.

* * *

В Танькином воображении злополучный улад упорно рисовался этаким могучим бородачом-северянином свирепого облика, подобным героям сказаний о Кухулине. Поэтому, когда тот предстал перед ней, она почувствовала себя разочарованной. На поверку Барах Мак-Рори оказался невысоким щуплым юношей, почти мальчишкой. Темноволосый, загорелый, длинноволосый, с короткой редкой бородкой, он, пожалуй, походил скорее на пикта, чем на гаэла.

Разумеется, отказываться от своего замысла Танька и не подумала. Вроде бы не выдала она ничем и своего разочарования.

– Так это ты Барах, сын Рори, из славного бардами клана И Гнив?

– Истинно так, беан ши, – подтвердил улад.

– Вот же невежа: нашу Танни банши обозвал, – недовольно пробормотала себе под нос Серен. Вышло это явно громче, чем следовало: по крайней мере, Дэл и Ллио услышали ее и опасливо переглянулись.

– Прости, великолепная, – улад тотчас же перешел на бриттский. – Да, мы испокон веков служим бардами О’Ниаллам, королям Эйре, Улада и Айргиаллы¹.

– Тогда почему ты подался в камбрийские моряки? – осторожно, стараясь не обидеть его неверной интонацией, поинтересовалась Танька.

Улад хмыкнул, тряхнул головой.

– Великолепная, – медленно произнес он. – Есть вещи, о которых не хочется рассказывать правду, а лгать тебе я не стану и пытаться.

Произнеся эту длинную фразу, улад замолчал, потупил глаза. Сквозь смуглую кожу его щек проступил легкий румянец.

Танька с интересом посмотрела на него. Новый знакомый и правда походил на барда – не внешностью, а манерой говорить.

– Ты учился в школе бардов? – не утерпев, спросила она.

Ответил улад не сразу. Некоторое время он молча стоял с опущенной головой, с задумчиво прикрытыми глазами.

– Да, – ответил он наконец. – В Айргиалле, в Ард-Махе. Это было недолго. Я оказался слишком непоседлив.

В ответ Танька кивнула. Улад явно что-то недоговаривал, но приставать к нему с расспросами она остереглась.

– Но ты ведь все равно сочиняешь песни, – сказала она. Прозвучало это не вопросом, а утверждением.

Улад пристально посмотрел на Таньку и горько усмехнулся.

– Я моряк, великолепная. Марсовый. И когда я лазаю по верхним реям своей мачты, возясь с такелажем, мне не находится времени подбирать рифмы.

Танька чуть подумала и с сомнением покачала головой.

– Ты же не всё время лазаешь по реям, Барах.

– А когда я отдыхаю между вахтами, я пою старые песни и не сочиняю новых, – торопливо откликнулся улад. С удивлением Танька уловила в его голосе плохо скрываемую тревогу. Неужели несостоявшемуся барду запретили сочинять песни?

Вообще-то похожее случалось. Гаэльские барды были связаны многими ограничениями. Например, слагать стихи о богах и героях давних времен дозволялось только филидам – высшему сословию ирландских поэтов, хранителям древних преданий и ирландских законов, искусным предсказателям и сильным колдунам. Простые же барды часто довольствовались исполнением сочиненных филидами песен, а если и сочиняли что-то свое, то лишь на разрешенные им «низкие» темы. И горе было тому, кто позволял себе что-нибудь сверх дозволенного законами и обычаями!

– Тебе запрещено сочинять стихи? – не утерпела Танька.

Незадачливый бард-моряк бросил на нее угрюмый взгляд исподлобья.

– Хуже, – буркнул он. – На мне гейс.

Танька сочувственно вздохнула.

– А что взамен?

– Право уйти из Айргиаллы живым и невредимым, – пожал плечами улад. – Если вдуматься, не так уж и мало.

Задумчивое молчание было ему ответом. Затем со стороны кровати Илет донесся тихий, едва различимый вздох.

«Ты хотел бы вновь обрести право слагать песни?» – вопрос так и вертелся на языке у Таньки. Однако она не проронила ни звука. Спросить такое казалось немыслимым: это было бы все равно что насыпать соль на незарубцевавшуюся рану. Отменить однажды объявленный танэд считалось не под силу даже величайшим из древних богов, что на Эйре, что на Придайне. К тому же тоскливый, страдальческий взгляд Бараха был и без того красноречивее любых слов.

Видимо, остальные «инженерные девушки» думали о чем-то подобном – а может быть, просто не осмеливались заговорить раньше сиды. Так что нарушил молчание в конце концов сам Барах.

– Ты ведь не просто так позвала меня, великолепная? – произнес он вдруг прежним голосом веселого, немного разбитного моряка. – Чем могу быть тебе полезен?

За Танькиной спиной тихонько шмыгнула носом Серен. Переглянувшись, одновременно покачали головами Ллио и Дэл. Словно подражая им, грустно покачала головой Илет. И лишь непримиримая Брид насмешливо хмыкнула.

– Брид, ну перестань же, – поморщившись, подала голос Илет. – Надоело уже!

В ответ та сбивчиво пробормотала вполголоса:

– Да я ничего такого... – и, оборвав фразу, вновь замолчала.

– Я хотела понять, бард ли ты, – неожиданно призналась Танька.

Барах снова помрачнел, нахмурился. А потом вдруг дерзко выпалил:

– Ну и как? Похож?

Уже в следующий миг Барах опомнился. Взволнованный румянец на его щеках погас, сменившись мертвенной бледностью.

– Прости, великолепная... – пробормотал он, пряча глаза. А затем неожиданно бросил на Таньку полный решимости взгляд и произнес на одном дыхании: – Если ты захочешь, великолепная, я сочиню тебе новую песню!

С изумлением смотрела Танька на вспыхнувшие глаза Бараха, на яркий румянец, вновь заливший его щеки. Барах верил в силу танэдов. А значит, приготовился к смерти.

– Нет, Барах О’Гнив, – покачала она головой. – Я не потребую от тебя такого. Обещаю.

Отчаянная решимость в глазах Бараха вмиг сменилась растерянностью, пылавшие жертвенным огнем глаза потухли.

– Тогда зачем?.. – начал он и, не договорив, замолчал.

– Я не люблю, когда по глупости или из упрямства одни люди убивают других, – продолжила Танька. – Твоей смерти я тоже не хочу. Ни из-за нарушенного гейса, ни из-за глупого, никому не нужного поединка. И точно так же я не хочу гибели Маэл-Бригид.

– Этой южанки? – хмыкнул Барах. – Ну так я тоже не хотел ее убивать. Да и теперь не хочу.

Брид вскинула голову, ожгла Бараха злым взглядом.

– Знаешь уже? – презрительно сощурясь, бросила она. – Эта, что ли, разболтала? – и Брид кивнула в сторону Ллио.

Барах лишь недоуменно пожал плечами в ответ. Зато с кровати вскочила Дэл. В мгновение ока она очутилась возле сестры – и обе, словно сговорившись, с одинаково перекошенными лицами грозно двинулись на Брид.

Танька даже не успела толком осознать происходившее – а сама уже стояла между Брид и близняшками, преградив им дорогу.

Первой опомнилась Дэл.

– Ой, прости, великолепная... – растерянно пробормотала она, остановившись в полушаге от Таньки. А Ллио – та, прежде чем осознала происходившее, успела оттолкнуть Таньку локтем и вплотную подлететь к Брид.

Охнув, Танька схватилась за ушибленное плечо.

– Ой... – испуганно воскликнула Ллио, оборачиваясь. – Великолепная!

Первое, что сделала Танька, чуточку переведя дух, – тревожно огляделась по сторонам, ища глазами Серен. А когда нашла – наконец-то немного успокоилась. Слава богу, по крайней мере та вроде бы не собиралась встревать в разгоравшуюся свару!

– Перестань, пожалуйста, – с нажимом произнесла Танька, пристально посмотрев Брид в глаза.

Та в ответ не проронила ни слова, лишь нервно передернула плечами. Зато внезапно оживилась Ллио.

– Я никому ничего не говорила! – выкрикнула она Брид в лицо. – Святым Давидом клянусь!

– Ллио мне ничего не рассказывала, – немедленно подтвердила Танька. – Это я сама кое о чем догадалась, хотя многого так и не поняла.

Брид растерянно моргнула, потупилась. И тогда Танька обрушила на нее самый главный вопрос:

– Маэл-Бригид! Может, объяснишь наконец, чем провинился перед тобой Барах О’Гнив?

В ответ Брид тяжело вздохнула.

– Он улад, великолепная! А мы, клан И Лахан, – мунстерцы, – произнесла она таким тоном, будто перед ней был неразумный ребенок.

Танька услышала это не без удивления. В Мунстере Брид наверняка не бывала ни разу в жизни, да и та ветвь О’Лаханов, к которой она принадлежала, уже несколько поколений жила в Думнонии. А вот поди же ты: «мы мунстерцы»!

– Здесь, если не ошибаюсь, большинство моряков – из мунстерских кланов, – неожиданно вмешалась Илет. – И они с Барахом почему-то прекрасно уживаются.

– Да что знают об уладах гленские О’Кашины!² – запальчиво фыркнула Брид в ответ.

Барах, до сих пор молча слушавший перепалку, вдруг хмыкнул и покачал головой.

– Ладно хоть капитан это не слышит... – тихо пробормотал он себе под нос. Брид тотчас же повернулась к нему и зло сверкнула глазами.

– Гленские О’Кашины уладов знают хорошо, – вдруг раздался у Таньки за спиной обманчиво спокойный голос леди Эмлин. – Хотя бы по Дин Гиру. Тогда нашим десси пришлось драться с далриадскими скоттами³ – наемниками на нортумбрийской службе.

– Ну вот, я же говорила! – торжествующе воскликнула Брид.

– А в это же самое время северные О’Ниаллы – вроде бы такие же улады, что и скотты, – были союзниками бриттов, – невозмутимо продолжила леди Эмлин.

Едва она произнесла эти слова, как Барах загадочно усмехнулся.

– Эй, Маэл-Бригид! Поинтересуйся, где был в те времена мой отец, – заявил он, повернувшись к растерянно уставившейся на него Брид. – Чью доблесть воспевал он под звуки струн арфы. Рори О’Гнив – запомни его имя!

– От этого они не стали союзниками Мунстера, – чуть запнувшись, проговорила Брид и отвела взгляд от Бараха.

– А если Мунстер пойдет войной на твой родной Керниу, с кем ты будешь, думнонская Ни-Лахан? – жестко произнесла леди Эмлин.

– С теми, кого поддержит мой клан... – неуверенно промямлила Брид и вдруг испуганно воскликнула: – Но ведь такого не случится, правда же?

В ответ леди Эмлин усмехнулась:

– Кто знает. В истории бывало всякое.

Брид растерянно посмотрела Таньке за плечо, потом опустила голову. Сквозь многочисленные веснушки на ее щеках пробился густой пунцовый румянец.

– Я все-таки инженер, а не воин... – попыталась она ухватиться за спасительную соломинку.

– Значит, сможешь создать боевую машину, – отрезала леди Эмлин.

Не поднимая глаз, Брид неуверенно мотнула головой.

– Я ведь по ткацким станкам, госпожа Зои... Ну то есть...

– Придумал же какой-то перс приделать серпы к боевым колесницам, – пожав плечами, бросила Илет. – А чем ты хуже? Пристроишь, скажем, челнок к катапульте...

– Челнок? Но зачем?.. – непонимающе переспросила Брид.

– Ну мало ли, – хмыкнула Илет. – Может, она будет сразу по три камня кидать – и все по разным целям. Один прямо в меня полетит, другой – в Ллио, третий – в Дэл...

Брид судорожно вжала голову в плечи, щеки ее вспыхнули, как раскаленное докрасна железо. А Илет пристально посмотрела на нее и усмехнулась:

– Ну а что же так? Мы ведь гленские камбрийки, а не мунстерские И Лахан!

Этого Брид уже не выдержала. Резко вскочив на ноги, она рванулась к двери и, со всей силы хлопнув ею напоследок, скрылась в коридоре.

Серен, до сих пор тихо стоявшая, прислонившись к переборке, вдруг оживилась.

– Вот ведь какая! Ну разве так можно? – громко заявила она и брезгливо поморщилась.

Вообще-то ничего смешного в произошедшем не было. И все-таки Танька едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Очень уж забавно выглядела сейчас Серен, неподдельно возмутившаяся поведением Брид. Ох, видела бы она иной раз себя со стороны!

– Я схожу за ней? – раздался в тишине едва слышный голос Фи.

– Подожди немножко, – откликнулась Илет. – пусть она слегка остынет.

Танька обернулась, поискала глазами леди Эмлин. Но той в каюте уже не оказалось: видимо, она неприметно проследовала за Брид. Сразу полегчало на душе: по крайней мере, Брид была теперь под присмотром!

– Ой, а где госпожа Зои? – словно подслушав Танькины мысли, опомнилась Ллио.

– Вышла, – загадочно улыбнулась Илет в ответ.

А Танька немного пособиралась с духом и повернулась к Бараху.

– Хочу обсудить с тобой еще кое-что, – сказала она.

Барах согласно кивнул.

– Если можно – за дверью, великолепная, – добавил он, немного подумав.

Танька тоже кивнула в ответ. Отступать от своего замысла она не собиралась.

_______________________________________________

1 О’Ниаллы     – ирландская королевская династия,     родоначальником которой считается     Ниалл Девять Заложников, живший в первой     половине V века и носивший титул     верховного короля Эйре. Потомки Ниалла     правили в том числе и в Уладе – северной     пятине Ирландии, которая к тому времени     была разделена на несколько небольших     королевств. Одно из этих королевств     называлось Айргиалла.

2 «Гленскими     О’Кашинами» Брид назвала потомков     ирландских колонистов и иммигрантов,     поселившихся на южном побережье Уэльса     близ устья реки Туи (и ставших в этой     версии истории гражданами Республики     Глентуи). Большинство из них входили в     клан Дал Каш (больше известный в те     времена как «мунстерские десси»).

3 Скотты     – гаэльское племя, основное население     королевства Дал Риада, занимавшего     восточную часть Улада и северо-запад     будущей Шотландии.