Глава 29. Провал

Все хорошее имеет свойство кончаться, а очень хорошее кончается еще быстрее. Эта мысль неожиданно пришла в голову Ткачуку, когда он с трудом захлопнул багажник «Нивы», забитый походным барахлом. Три дня их отгулов завершились. Вчера вечером они допоздна засиделись за костром, самогон был допит, истории все, даже самые сокровенные, порассказаны. Офицеры просто наслаждались тишиной, прерываемой всплеском гуляющей рыбы в озере. Редко потрескивали угольки в костре да кричали ночные птицы в окружающем лесу. А сегодня пора возвращаться. Микола усмехнулся. Странные времена. Начальство отправляет на отдых сотрудников в приказном порядке. Если б кто сказал, он бы ни в жизнь не поверил.

Никому из троих даже в голову не пришло удивиться этим странным отдыхом. Они просто знали, что нужно три дня отдыхать на Медвежьих озерах, удить рыбу, купаться, выпить, выспаться и опять выпить… Знали, что потом нужно явиться на службу и доложить самому высокому начальству о том, как отдохнули. И ни одному из трех не показалось это странным, как и то, что все трое были при оружии, и кроме двух макаровых и одного стечкина, в багажнике снизу были укрыты два новых, только что поступивших на вооружение АКСУ. Не было удивительным и то, что дважды в день они связывались по нужной частоте с позывным Кречет и докладывали:

— Кречет! Кречет! Я Комар! 00215, повторяю, 00215

Что означало, что все хорошо, задание выполняется, помощь или экстренная эвакуация не нужна.

Что и говорить! Отдохнули за эти три дня душевно. Все трое оказались заядлыми рыбаками. Но порядок есть порядок. Пока двое удили рыбу, один дневалил. Готовил, прибирал, мыл посуду. А сама атмосфера чего стоила? Озеро посреди леса, укрытое за вековыми соснами, настраивало на умиротворяющий лад. Тишина и неспешный образ жизни сотворили настоящий переворот в душах. Ткачук перестал смотреть на спутников настороженно и почувствовал редкое спокойствие и уверенность в себе. Капитан Александров перестал играть в молчанку и разговорился, причем оказался умным, толковым парнем и великолепным собеседником. У них с Миколой с самого начала возникло соперничество, кто кого обловит. Так и до самого отъезда паритет не был существенно нарушен. Как только один вытаскивал рыбину покрупней, как тут же другой если и не перебивал рекорд, то уж точно ловил не меньше.

Но, пожалуй, даже не рыбалка была на первом месте. Все трое отлично отдохнули душой, сидя по вечерам у тлеющего, вспыхивающего языками пламени костра. Под самогон, спасибо мужику с пасеки, о чем только не говорили. Ткачук рассказывал ребятам, как гонял по Украине в молодые годы бандеровцев. Повидал он немало и кроме всего прочего, в неформальной обстановке собеседником был отличным. Андрюха Коваль, даром что по дороге все нервы вытрепал своей заумной болтовней, парень был компанейский и хозяйственный. На такого можно положиться во всем. Пожалуй, Микола спину прикрывать его бы оставил уже без страха. А капитан Александров оказался не такой уж исключительный молчун. Рассказывал, как два года в Анголе служил, тертый оказался калач. Рассказал, как прокололся в Москве с женой одной шишки из МИДа и по той причине загремел в Смоленское захолустье.

Засиживались до поздней ночи и, как не странно, высыпались, несмотря ни на что. На утреннюю зорьку поднимались как штык. Голова после выпитого не гудела, хотя почти по литру на троих перед сном выпивали. С пойманной рыбы варили ушицу, жарили, запекали в глине, два дня вялили на солнце, а пойманную вчера вечером убрали в холщовую сумку и переложив крапивой решили довезти до города свежей. Все было отлично, вернее почти все. У трех здоровых мужиков с выпивкой про запас уже во второй день все чаще разговор заходил о бабах. О чем бы ни говорили, в конце концов, оканчивался разговор словами: «Эх, сейчас бы сюда деваху…» с пространным рассуждением, что и как с ней, в таком случае сделали, сколько раз и в каких позах. И ведь даже в голову не приходило, что в отличии от молодого старлея, Александров и Микола Ткачук, люди женатые, офицеры и партийные. Да провались оно все… Отдыхать так отдыхать!

Наконец, все уложили, собрали. Прибрали за собой. Оставшийся мусор прикопали даже не потому, что приучены были в полях так делать, а потому что не хотели оставлять после себя срач на этом гостеприимном, лесном берегу.

— Ну, хлопцы, стой, не стой, надо ехать! — Ткачук сел за руль, хлопнул дверью и сказал усевшемуся рядом Ковалю — передай Андрей, что обратно выезжаем.

Тот кивнул, покрутил кучки радиостанции:

— Кречет! Кречет! Я Комар! 00184, повторяю, 00184! Как понял, Кречет? В динамике через шипение и треск, через несколько секунд пробился голос: — Комар! Комар! Я Кречет! Понял тебя! Конец связи!

— Ноль! — подтвердил старший лейтенант окончание сеанса и откинулся на сидение.

Машина, урча двигателем, переваливаясь на кочках выехала на лесную дорогу. Выговорившись за эти дни, ехали молча. Минут через сорок проехали развилку, которую проскочили третьего дня.

— А что мужики, — подал голос с заднего сиденья Александров, может, завернем опять на пасеку, поблагодарим мужика, рыбкой угостим, да и я бы прихватил у него самогона еще. Хорош зараза!

Ткачук на мгновенье задумался, но потом отрицательно покачал головой:

— Хорошо бы, да потеряем больше трех часов, некогда… Может другой раз как-нибудь.

Александров сокрушенно вздохнул, но спорить со старшим не стал.

— Мне кажется, не будет следующего раза, — задумчиво сказал Коваль, глядя куда-то в сторону, через оконное стекло, — такое чувство у меня, что вот так славно провести время уже не получится, пусто на душе как-то…

Наверное, все трое чувствовали нечто схожее и до самого выезда из леса ехали молча.

Когда выехали на шоссе и с колес перестала слетать проселочная грязь, штука в России неистребимая даже в эту жаркую и сухую погоду, майор вдавил педаль в пол. В приоткрытые окна врывался встречный ветерок, теребя волосы, разгоняя духоту. Но чем ближе был Смоленск, тем сильнее что-то в груди ныло, и в голове все настойчивей звонил звоночек дурного предчувствия. В разведке предчувствие игнорировать никак нельзя. Микола мог биться об заклад с кем угодно, хоть объяснить, почему так, не мог. Просто знал. Почти тридцать лет службы за плечами тому подтверждение. Но вот почему так пакостно, становилось, без понятия. Ведь пару часов назад еще душа просто пела, все казалось отлично, а теперь как тучи свинцовые над головой повисли и неумолимо давили. Он включил радио. ВИА «Поющие гитары», по козлиному блеяли из похрипывающего динамика с надрывом жизнерадостных дебилов:

Синий-синий иней лег на провода.

В небе темно-синем синяя звезда, у-у-у,

Только в небе, в небе темно-синем.

Синий поезд мчится ночью голубой.

Не за синей птицей — еду за тобой, у-у-у,

За тобою, как за синей птицей.

С заднего сиденья Александров проворчал недовольным голосом:

— Шеф, выключи этих пидорасов, и так на душе мерзостно…

Ткачук крутанул ручку и сменил частоту. Диктор бодрым голосом, пафосно вещал:

— Подписанный президентом США Джимми Картером и Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым в Вене договор об ограничении стратегических наступательных вооружений стал грандиозным успехом СССР на дипломатической арене в борьбе за разрядку международной напряженности и мир во всем мире!

Капитан Александров уже не к кому не обращаясь, чуть слышно проворчал сзади: «Уж лучше бы пидарасы горланили…»

Микола, чувствуя, как нервы начинают дрожать, словно туго натянутая нить, грозясь лопнуть, с руганью на весь мир, выключил радио.

Машина выскочила с второстепенной на трассу, и Ткачук, матюгнувшись, резко нажал на тормоза. По направлению к областному центру дорога была перекрыта.

— Ого! Ептить! — вырвалось у со всех сторон правильного комсомольца, Андрюши Коваля.

Трассу перекрывали армейские грузовики, а на обочине сурово уставился прямо на них стволом пулемета КПВТ БТР-60. Грузовики стояли уступом, так что объехать их с ходу было нельзя. Несколько солдат в пограничных зеленых фуражках с автоматами, стояли рядом. Чуть в стороне виднелись и двое милиционеров. По всему выходило, что блокпост перекрывал дорогу на Смоленск, а не из города.

— Что за чертовщина? — майор переглянулся с товарищами, которые, так же как, и он очумело крутили головами. По знаку солдата, Микола нарочито медленно припарковался на обочине. Ладони на руле моментально вспотели.

— Да что происходит-то? — вдруг каким-то детским жалобным голосом спросил Андрей.

— Вот сейчас и выясним! — Ткачук грузно принялся выбираться из салона.

Подошедший младший сержант-погранец с чувством превосходства по отношению к троим гражданским в машине, выдал заученную скороговорку:

— Прошу всех выйти из машины и приготовить к проверке документы! Еще двое бойцов с автоматами обступили автомобиль.

Микола любил такие моменты. Он специально полез сначала в один карман, потом в другой, сделав встревоженное лицо, похлопал себя по обеим карманам брезентовых походных, грязных после трех дней в лесу брюк. Краем глаза наблюдал, как солдат начинает терять терпение. И уже точно уловив момент, когда сержант должен был сказать им что-то недовольное или грубое, Ткачук ловко выхватил удостоверение, раскрывая его перед носом служивого:

— Майор Ткачук, Комитет Государственной Безопасности! Кто у вас тут командует, срочно ко мне!

Простое, курносое лицо рязанского парня вытянулось и моментально побагровело, а глаза округлились. Он чуть не сбил с голову фуражку, отдав честь и, что-то невразумительно проблеяв, бегом припустил к грузовику. Ткачук чуть заметно улыбнулся ему вслед, как бы говоря: «Что, молокосос, покомандовал?»

Через минуту к ним уже шел, поправляя портупею, крепко сложенный старший лейтенант. Этот сразу понравился майору. Офицер, если даже был немного озадачен и беспокоен, но внешне это никак не демонстрировал.

— Старший лейтенант Суворин, — он четко приложил руку к козырьку и добавил — позвольте ваши документы!

Ткачукову красную книжечку с щитом и гербом СССР Суворин рассмотрел внимательно и без раболепства. У самого в нагрудном кармане лежало такое же удостоверение. Так же, со всей тщательностью, ознакомился с документами его спутников.

— Слушаю вас, товарищ майор! — старший лейтенант снова козырнул выжидающе, глядя на Миколу.

Ткачук, немного помедлив, сделал вид что осматривается по сторонам. Скользнул взглядом по БТРу, грузовику и только что увиденному в стороне желтому милицейскому мотоциклу с коляской. Лихорадочно скакали мысли.

Если он спросит, что тут делают пограничники с милицией, худшего и придумать нельзя. Ведь наверняка, по мнению этого старлея, майор, областной комитетчик, должен быть в курсе происходящего. А самое дурное было в том, что ни он, Ткачук, ни оба его спутника ни сном, ни духом не имели понятия что делается, почему перекрыта дорога. Раз перекрыли дорогу, значит, кого-то ловят. Не факт, что учения, может, и серьезное что. Но по-любому есть ориентировки какие-то… Многолетний опыт не подвел.

— Докладывайте, старший лейтенант! Нет ли чего подозрительного с утра? Что по ориентировкам?

Тон у майора был уверенный, документы сомнений не вызывали. Ну а замызганный вид и грязная машина? Да кто их поймет, оперативников. То, что перед ним опер, Суворин не сомневался, хотя в удостоверении было написано просто: «начальник отдела».

— Совместная группа блокирования в составе сотрудников пограничного управления и милиции, выполняет поставленную задачу по проверки транспорта, следующего из приграничного района. — несмотря на то, что незнакомый майор не являлся его непосредственным начальником, Суворин доложил. Но доложил грамотно. Вроде и доложил, а по сути ничего о поставленной задаче не сказал незнакомому офицеру.

Микола про себя отметил, что офицер-пограничник далеко не дурачок и как бы невзначай поинтересовался:

— Вы, старший лейтенант, сегодня в первый раз в оцепление заступили?

Видимо этим он наступил погранцу на больную мозоль:

— Какой там! Через день на ремень ходим, как четыре дня назад выставили блокпосты, вот уже второй раз заступил.

Тут в разговор вступил Александров

— Тут же проселков полно, сквозь вас, как вода через решето пройдут!

— Вы, товарищ капитан не волнуйтесь, мы свое дело знаем. Где нужно там секреты выставлены, проезжайте! У меня тут дел полно, сейчас автобус из Городища по расписанию должен быть, проверять будем. — офицер-пограничник взял под козырек и пошел обратно к солдатам.

— М-да… — выдавил из себя Ткачук и снова сел за руль. Офицеры молчали. Через километр Коваль не выдержал:

— Николай Григорьевич, остановите-ка машину вон съезд удобный, разговор есть.

Майор, не споря, свернул, и заехал чуть в сторону от дороги. Метрах в десяти от трассы, какие-то доброхоты сколотили стол и пару лавок. Они вышли из машины и уселись за стол, несколько секунд молча смотрели друг на друга.

— Товарищи офицеры, — тон старшего лейтенанта стал донельзя официальным, — у меня одного чувство, будто что-то не так?

— Если бы… театр абсурда, черт его дери! — Вадим Александров потер виски, и устало вздохнул.

— Согласен с тобой, Андрей! У нашего брата, разведчика, чуйка развита… Так вот эта самая чуйка мне просто орет в уши, что тут все не ладно! — подвел итог Ткачук.

Коваль кивнул и продолжил:

— Четыре дня назад, когда мы выехали из Смоленска, были перекрыты дороги! Мы не могли этого не знать. Но я вот ума не приложу в чем дело, я от этого погранца только и узнал, а вы?

— Без понятия! — Александров был как всегда краток.

Они выжидающе посмотрели на майора. Микола только кивнул.

— Далее… Как-то самой собой разумеется, что мы проторчали с удочкой в руках три дня на озере в лесу, в то время как тут серьезная заваруха, раз дороги перекрыли и автобусы шмонают! Мужики, вы поопытней будете, ну объясните мне, что это за задание у нас было? Рыбку поудили, самогону попили, поспали вволю… а в то же время, мы при оружии, с автоматами и с рацией в машине. Ежедневно на связь выходили… И что самое странное, вот эти три дня я считал это нормальным, а сейчас не пойму, то ли мы с ума сошли, то ли… я даже не знаю. — Коваль замолчал.

Ткачук продолжил его мысль:

— Все так! Сам не могу понять, что случилось. Тут еще странное дело, я хоть убейте не могу вспомнить, какое у нас задание, и кто его нам давал, кто инструктировал по операции и тому подобное. А вы?

— Вот, вот! — старший лейтенант, закивал головой.

— Все так, ребята, дело странное, и кому докладывать о своем возвращении тоже не знаю. Может ты, товарищ майор в курсе, как старший, тебе же докладывать! — Александров, достал пачку «Явы», прикурил. Протянул сигареты Ткачуку. Тот машинально вытащил из пачки сигарету, хотя и не курил уже лет десять, повертел ее в руках и положил на стол рядом с нацарапанном каким-то придурком на деревянной столешнице призывом: «Всем сосать!!!»

— И этого тоже не знаю. Ну-ка, напрягите мозги. Не может же быть такого, чтобы ни один из нас не помнил… — майор переводил взгляд с одного офицера на другого.

Минут двадцать и так, и эдак трое комитетчиков пытались разобраться в ситуации, опробовали все методы, логика буксовала и чем дальше, тем хуже становилось. Запутались окончательно.

Наконец, решили и дальше плыть по течению. Так как кроме самого Ткачука, и Коваль, и Александров были временно прикомандированы к его отделу, решили ехать в Управление на улице Дзержинского. Там сдать оружие и доложить дежурному о своем прибытии. А дальше, ну пусть дежурный решает, кто-то же их в эту дыру послал, оружие выдал, связь по рации поддерживал. Дальше разберемся!

Генерал-майор Кожевников обедать ходил в общую столовую Управления. Конечно, стол у него был отдельный. Не то что бы в конторе плохо кормили, наоборот, какой-то советский инженер или учитель, покушав в комитетской столовой наваристого борща на первое, и хорошо прожаренного шашлыка на второе, наверняка, решил, что жизнь удалась, но все познается в сравнении. На то он и генеральский стол, чтобы была на нем уха из осетрины, сырокопченая, тонко нарезанная колбаса трех видов и жульен из белых грибов под сметаной. Было, конечно, не только это, но Николай Иванович соблюдал умеренность, много — вредно, а вот в меру — в самый раз. Конечно, он знал, что в ста метрах от здания управления, в местном гастрономе, одном из лучших, кстати, в Смоленске, осетрины отродясь не было, зато можно было купить минтай и время от времени — треску. Сырокопченая колбаса на стол советских граждан попадала по исключительным праздникам…или наоборот на поминках, зато «Докторская» и «Русская» с вкраплением сала, была почти всегда. Не желудком единым жив народ страны Советов! Впереди планеты всей СССР — в космосе! Могучи ее вооруженные силы, стоящие на Одере и Дунае с одной стороны и во Вьетнаме и Сирии с другой! Очень хорошо думалось Кожевникову на патриотические темы под жульен и осетринку. Все верно! На страже завоеваний Октября стоит он и его сотрудники, значит, и условия должны быть соответствующие. А ведь очень много врагов вокруг, только и ждут возможности в глотку стране вцепиться и в спину ударить!

Мысли о врагах пришли как раз к концу обеда. Группа майора Ткачука должна вернуться часа через два, генерал чувствовал, как стремительно, портя аппетит, нарастает нетерпение. Поднимаясь по лестнице в кабинет, он обдумывал ситуацию, строил предположения, но так и не получалось внятно представить себе, какие результаты привезет Ткачук. В приемной попросил секретаршу связаться с полковником Мельгузовым и принести чаю. Обедать он мог где угодно. В столовой, в ресторане, как в молодости в окопе или лежа под кустом, но привык, что чай — святое, это не терпит спешки и посторонних глаз. Лена знала его привычки, не прошло и трех-четырех минут, как она внесла в кабинет небольшой поднос. На подносе в подстаканнике старого серебра как обычно крепко заваренный чай и сахарница с колотым сахаром. Новомодный растворимый, генерал не признавал.

— Мельгузова на месте нет, дежурному я передала, полковник свяжется в ближайшее время. — она чуть помедлила, вопросительно глядя на Кожевникова, тот покачал головой, давая понять, что ничего не нужно.

Николай Иванович проводил секретаря взглядом, отметив, что, не смотря на свои сорок лет, Лена многим тридцатилетним смело утрет нос. Стройная, привлекательная, среднего роста, с короткой прической. Вся собранная и аккуратная. Одета соответствующе работе, строго — в белой блузке и синей зауженной юбке чуть выше колен. Упругая не по годам задница скрывалась за тканью этой самой юбки. У него вырвался протяжный вздох. Лена давно была ему не просто секретарем, но другом и, конечно, любовницей. Слово это, Кожевников люто ненавидел, но в синонимах копаться не хотелось, смысл-то прежний. Он, как и многие подобные ему, считал, что об их связи никто не знал. Лена Костромина, была из тех, кто искренне привязывалась к кому-либо, отдавал себя без остатка. Но она была еще и замечательным другом, и коллегой. К ее работе у генерала никогда не возникало претензий и это, пожалуй, было главным. А вздох его имел под собой самое серьезное основание. Он последнее время тяготился их связи. Причина была банальна, Лена в свои сорок лет любила неистово, умело и страстно. В постели была мечтой любого мужчины, а вот он последнее время откровенно сдавал. И если раньше у него хватало сил и на супружеские обязанности дома и на Лену, то сейчас, увы. Начинал, наверное, сказываться возраст и постоянный стресс.

Они познакомились, когда он был полковником. Костромина, в ту пору молоденькая медсестра в военном городке, хлебала вдовью долю с маленьким сыном. Муж, капитан-танкист, в июне 1967 года сгорел в своем Т-55 у Исмаилии, прикрывая отступление, более похожее на паническое бегство, тупорылых арабских «друзей» в «Шестидневную войну». Они познакомились случайно, он помог ей в какой-то мелочи, потом предложил работу. Кожевников никогда не ставил Лене каких-либо условий, но природа взяла свое. У них закрутился роман, со временем только укреплявший их отношения. Сын ее, Игорь, через год заканчивал Московское, высшее пограничное командное училище КГБ при Совете Министров СССР. Само собой, Николай Иванович в свое время поспособствовал, но парень молодец, такому не стыдно было протекцию оказать.

Зазвонил телефон, задумавшийся генерал вздрогнул, снял трубку.

— Николай Иванович! Полковник Мельгузов. Соединяю?

— Да, Леночка!

— Товарищ генерал-майор, прошу прощения. Дела, на месте не сижу. — в трубке шипело и сипело.

Опять, наверно, на полигоне где-то, подумал Кожевников.

— Борис Андреевич, ты в городе? У тебя линия защищена? Да? Группа моя возвращается. Да, та самая. Успеешь ко мне? Час, максимум полтора… Жду.

Николай Иванович нажал на рычажок отключения и сразу взял прямой провод с дежурной частью.

— Тумайкин, группа Ткачука как приедет, разоружай. Ткачука срочно ко мне, а прикомандированных ребят накорми и у себя держи. С ними чуть позже.

Въехав во внутренний двор Управления, Ткачук поставил «Ниву» поближе к входу. Прежде, чем выходить из машины, он глянул на часы, потом молча, пристально посмотрел каждому из офицеров в лицо. Оба глаз не отвели. У Александрова мрачные упрямые складки и играющие желваки. С таким лицом с гранатой под танк только. Андрей Ковтун нервно закусил губу.

— Ну хлопцы, сиди не сиди, а надо идти. — Микола кивнул в сторону крыльца.

Было полпятого, и в дежурке их ждали. Все было как всегда, ничего странного, так как сотни раз до этого.

— Здорово, бродяги! — дежурный по Управлению, капитан Тумайкин, пожал всем, начиная с майора руки, — пошли в оружейку, сдавайтесь и наверх, — он многозначительно указал пальцем в потолок, закатив глаза, — сначала ты, Коля, потом ребята твои. Вы пока в столовую сходите.

На время усиления и казарменного положения для резерва, столовая работала круглосуточно. Микола, погруженный в свои мысли, машинально выщелкивал патроны из магазина Стечкина, вставляя их в просверленные пластмассовые плошки. Краем уха слушал, как этот нудный мордвин Мишка Тумайкин, проверяет у его спутников оружие.

— Э-э-э…нет, ребята, столовая никуда не убежит, а автомат кто чистить будет?! Я же не спрашиваю, стреляли из него или нет, но чистка обязательна! Порядок есть, порядок! Хорош ствол! В войска, поди еще не поступил, сначала к нам.

Наконец, он сдался. Дежурный, дружески хлопнув по плечу, пожелал Ткачуку «ни пуха», и Микола пошел по лестнице вверх.

— Почему такие тяжелые ноги? — думал он, почему звенит в ушах и дыхание перехватывает? Одышка? Будь ты мужиком, все же нормально, уехал, приехал, доложил…

В приемной его ждали. Секретарь Лена улыбнулась и кивнула на дверь. Майор в другой раз, наверняка, выдавший ей искренний комплимент, даже не заметил улыбки.

Генерал-майор Кожевников был не один. Он сидел на своем обычном месте. Между телефонами стоял пустой стакан в подстаканнике, а за приставным столом сбоку, спиной к окну, немного сгорбившись и положив руки на столешницу, расположился полковник Мельгузов из Пограничного. Ткачук знал его в лицо. Однако по работе никогда не контачил, наслышан лишь был, что мужик боевой.

— Товарищ генерал-майор, майор Ткачук по вашему приказанию явился!

— Проходи, майор! — Кожевников указал рукой на противоположный конец стола, где тоже стоял стул. Неудобный, с прямой высокой спинкой. — Докладывай!

Ткачук подошел к столу, но на стул не сел и принялся докладывать стоя. Что, что, а язык у Миколы всегда подвешен был отлично, но сейчас он чувствовал, что на редкость косноязычен и не убедителен.

— Докладываю, — майор сделал паузу, чувствуя, как пересохло во рту, — с вверенной мне группой выдвинулся в район Медвежьих Озер Шумянского района. По прибытии на место, в соответствии с полученными указаниями разбили лагерь и принялись… ловить рыбу.

Ткачук вдруг понял. То, что он говорит, — полная ересь и чушь. Появилось ощущение, схожее с затяжным прыжком с парашютом. Только парашют этот все никак не раскрывался. Сердце ухнуло куда-то вниз, а по спине пополз противный липкий пот. Но остановиться он не мог. Понимая, что роет себе могилу с каждым словом все глубже и глубже.

— Мы распределили дежурства по лагерю, а по утренней зорьке и вечером на удочку… ловили, на день донки кидали. Хорошо брал карп и лещи, на четыре килограмма, я в последний день взял, еле вытащил… Днем спали…

«Что ты, мудила, несешь», — билось в мозгу, но ведь то, что было, то и говорю, пытался он себя успокоить.

Полковник с генералом переглянулись. На их лицах появилось никогда до этого не виданное выражение. Причем у обоих одинаковое.

Ткачук не останавливался:

— Мы все трое отлично провели время, как и было приказано, товарищ генерал. Сотрудники, старший лейтенант Коваль и капитан Александров, проявили себя с наилучшей стороны. Но капитан, как рыбак поопытней, а на Ковалев весь лагерь держался. В машине вы привезли улов вчерашний. А то, что до этого поймали, частью употребили в пищу, а частью завялили…Жалко коптильни не было…

Микола видел, как багровеет лицом и начинает подниматься из-за стола генерал Кожевников, а Мельгузов, негромко, но отчетливо говорит:

— Да он же пьяный!

Майор, побелев лицом, не сводил круглых глаз с вставшего, опиравшегося кулаками в стол и исподлобья смотрящего на него Кожевникова. Таким его Ткачук никогда прежде не видел. Генерал заслуженно имел славу скорого на расправу и строгого командира. Мог и поорать за дело, но сейчас было просто страшно.

— Майор, ты идиот? — просто и тихо спросил он, Микола понял, что это грандиозный, всеобъемлющий, окончательный, бесповоротный пиздец.