Table of Contents
Free

Проект "ХРОНО" За гранью реальности

Лихобор
Story Digest, 1 153 917 chars, 28.85 p.

Finished

Series: Проект "ХРОНО", book #1

Table of Contents
  • Глава 30. То, что на сердце
Settings
Шрифт
Отступ

Глава 30. То, что на сердце

Минут через тридцать Маша вернулась в простом, слегка выцветшем светло-зеленом платье. Раскрасневшаяся, излучающая чистоту и свежесть, вытирала волосы большим полотенцем. Кудашев заметил, что одна из пуговиц на груди расстегнута, оттуда розовела кожа. Когда девушка закручивала на голове полотенце, под платьем призывно шевелилась грудь. Наверное, его лицо отразило слишком многое, потому что она, взглянув на Юрия, смущенно повернулась к нему спиной и застегнулась.

— Идите же, пока пар хороший, да не очень там долго. Чаю хочется! — Маша кивнула им на дверь, и мужчины засуетились, хватая простыни и полотенца. Кудашев, несколько раз против воли оборачивался на девушку и чуть не треснулся лбом о косяк двери.

У Лопатина с Юрием помывка действительно заняла мало времени. В другой раз, наверняка, парились бы с толком и долго, но тут сказалась усталость за день. Да и дома их ждали. Покончили со всем так же менее чем за час. Но успели и веничком дубовым пройтись друг другу по спинам и попариться. Когда вышли в предбанник, на столе стоял кувшин с квасом. Маша принесла, пока мылись. Добрым словом ее за глаза оба помянули, одеваясь. Потом вдруг оказалось, что Кудашеву и надеть нечего, единственная рубаха еще не высохла после стирки. Так по пояс голый и вернулся в дом. Лопатин только хмыкнул. Теперь уже дочь таращилась на полуголого парня, и в кого такая бесстыжая… Хотя… ну… сам себе признал Андреич, хорош кавалер. Был бы нормальным, местным, лучшей пары Машке и не пожелаешь, но в том то и дело, слишком уж он чужой.

После бани отец, перед чаем, налил себе еще грамм сто из бутылки, которая с подоконника перекочевала на стол. Молодежь пила исключительно чай. Маша — потому что стеснялась хлестать отцов самогон перед гостем, а Юрий — потому что заметил, что с алкоголь глушил его новые способности. Никогда не чувствовавший тяги к выпивке, он отнесся к вынужденному воздержанию спокойно. Не велика потеря. К тому же чай был хорош. К его терпкому натуральному чайному вкусу примешивался тонкий запах каких-то местных лестных трав, оставалось послевкусие, вызывающее ассоциации с лесным духом. За легким разговором ни о чем чайник быстро опустел, и Маша уже собиралась вновь разводить примус. Однако Василий, сомлевший от насыщенного дня, бани и выпитого, сказал, что будет ложиться. Решили, что дочь ляжет в своей комнате, а Юрий на старом диване в зале, напротив кровати хозяина.

— Юра, что-то и спать не хочется, пошли на улице посидим, а? — Маша, убирая со стола, вопросительно глянула на парня.

Честно говоря, обершарфюрер предпочел бы ложиться спать и, наверняка, уснул, как только голова коснулась подушки, но, конечно, согласился с девушкой, что спать еще рано. Да кто бы на его месте спорил?

Убрав посуду, Маша сказала:

— Иди, я сейчас.

Кудашев пожелал хозяину спокойной ночи и вышел на крыльцо.

На землю уже полностью легла ночная тьма, до полуночи осталось всего ничего. Спустившись на улицу, он взглянул на черное небо, усеянное огромным количеством звезд. Мутно-белесая полоса Млечного пути пересекала ночное небо. Где-то в сарае стрекотал сверчок, всхрапывал и переступал с ноги на ногу в конюшне Орлик, время от времени подавали голос куры. И лес жил своей ночной жизнью, наполненной криками ночных птиц, скрипом древних деревьев. Все это будоражило и рождало предчувствие чего-то необычного, странного, неведомого. Юрий сошел с крыльца и, задрав голову, наслаждался ночным небом с бесчисленными звездами. Небо…небо было таким же, как дома, с теми же созвездиями. Оно манило к себе, заставляло сердце биться сильнее, страстно звало подняться ввысь и лететь, лететь к этим ярким звездам. И полетим! Обязательно полетим, вот только закончиться эта безумная, страшная война. На мгновение Кудашев совсем забыл, где он, хотелось так стоять и смотреть в небо долго, долго.

— Красиво, — услышал он за спиной. Дочка хозяина неслышно вышла на крыльцо пока он пялился вверх, зачарованный этой картиной ночного умиротворения, — я тоже люблю на небо смотреть. Знаешь, Юра, оно тут у нас, посреди леса, какое-то другое, не как в городе, не знаю, как объяснить, но другое. Яркое, что ли, звезды как будто в душу заглядывают и говорят с тобой!

Он кивнул, подумал, пожалуй, он чувствует что-то схожее. А следом и совсем удивился, девушка почти слово в слово повторила его мысли.

— А хорошо бы вот полететь к этим звездам. Наверняка, где-то там есть и такие, как Солнце, как наша Земля! Ты бы хотел в космос? А? Хотел бы стать космонавтом, как Юрий Гагарин?

Кудашев чуть помедлил с ответом, переведя взгляд с Маши опять на черное, манящее небо. А… Вот что за Гагарина Лопатин старший вспоминал! Стало быть, тут уже и в космос выбрались, черт, сколько же он еще не знает, нужно быть осторожным, так можно на элементарных мелочах проколоться. Вот спроси он простодушно, кто такой этот Гагарин и все… Тут похоже о нем все знают, от мала до велика. Что ей сказать? Программа подготовки хронолетчиков предусматривала выход на орбиту Земли на их «VRIL-Jager3», да и потом он поднимался туда пару раз, так что, по сути, он был космонавтом. Да и первым в космос, на орбиту, еще в сорок шестом году поднялся немец, гауптман Теодор Вайсенбергер. Но каким-то особым подвигом это не считалось. Рассказывать, конечно, этого нельзя, но что-то отвечать нужно…

— Да, Маша, так уж человек устроен, что звезды манят его. Всегда так было, во все времена. И я бы хотел к звездам лететь. — Юрий сел на завалинку и похлопал рядом, приглашая присесть, девушку. Она присела, ежась от ночной прохлады, хотя было не так уж и холодно.

— Юра, ты же говорил, что летчик. Расскажи, каково лететь в небе ночью? — в темноте лицо Маши было просто не разглядеть, просто светлое пятно, но глаза ее просто сверками неподдельным интересом.

— Как? Темень кромешная. Если луны не видно, а в кабине горят разноцветной подсветкой приборы, на звезды почти и не обращаешь внимания, огни приборов отвлекают. А если луна видна, и летишь над облаками, то, кажется, что идешь по заснеженному полю… Красиво и немного жутковато…

— Ой, как бы хотелось мне хоть раз это увидеть, ты рассказываешь, я как будто вижу это!

Они немного помолчали, задрав головы. Кудашев чувствовал ее рядом, чувствовал внутри что-то горячее. И тем дольше, тем сильнее боролся с желанием обнять девушку. Он мог, находясь так близко, читать ее эмоции как открытую книгу и вот сейчас понимал, что она не будет против этих объятий… Но это уже ответственность! Ему сейчас только этих отношений не хватало на себя взвалить! Нет.

— Очень поздно уже. Идем, Машенька, спать! Завтра, помнишь, ты мне прогулку по лесу обещала.

Это «Машенька», ласково произнесенное сидящим рядом молодым мужчиной, сказанное в такое время, в почти интимной обстановке, при свете звезд, вдруг прокатилось по спине девушки и исчезло где-то в районе копчика, отдалось покалыванием и тревожной дрожью.

Что со мной? Никогда не было такого раньше… Почему я теряю голову рядом с этим почти незнакомым парнем? Почему мне кажется, что мы знакомы всю жизнь и почему мне так хорошо рядом с ним? Вот оно, это чувство! Настоящее! Не та, непонятная и странная дрянь, которая была полтора месяца назад с Максом в институте. Если мне так хорошо просто сидеть с ним рядом, то что будет если… Девушка чувствовала, что краснеет и искренне обрадовалась ночной темноте.

Обершарфюрер поднялся и подал ей руку. Как только ладонь Маши оказалась в его руке, вся сдерживаемая страсть передалась ему как электрический разряд. Даже отдаленно, такого не было, когда он сжимал в объятиях Вилме или другую дорогую женщину. Многое можно было списать на вновь обретенные способности, но далеко не все. Кто эта молодая женщина?! Почему его так влечет к ней? Какова ее роль в его странной судьбе? Что принесет она, радость и счастье или боль и страдание?

****

Лена проснулась, но еще долго лежала, свернувшись калачиком. Не открывала глаз. Хотелось уснуть опять и вернуть этот сон. Этот дивный, прекрасный сон! Как жаль, что сны быстро забываются, когда ты проснулась. Ей хотелось запомнить его, а лучший способ, кому-то рассказать. Она приоткрыла глаза, будильник на прикроватной тумбочке, показывал 08.30. мужа рядом не было. Нежели уже ушел, вот досада! Лена легко поднялась, накинула что-то из одежды. Нет, нет, только бы он был еще дома, он тоже должен узнать про этот сон, в первую очередь — он.

Лены выбежала на кухню, заглянула в сени. Фуражка лежала на полке. Он дома или во дворе. Как славно! Как была босиком, выскочила на крыльцо. За домом, слышался частый стук молотка, туда, быстрее… За углом она остановилась. Сергей у колодца ремонтировал тесовую крышу, накрывавшую сруб, давно собирался. Лена замерла, любуясь мужем. И за что ей такое счастье, порой она даже не верила, что это все в ее жизни, по-настоящему. На зависть сельчанам жили они даже не хорошо, а отлично. Он готов был жену на руках носить, а Лена просто души не чаяла в этом крепком, страстном, любящем, молодом мужчине. Она, осторожно ступая босыми ногами, медленно, стараясь оставаться не замеченной, пошла к нему.

Сергей, в простых домашних штанах, в старой майке, туго обтягивающей крепкое тело, стоял спиной к ней и прилаживал конек на скат. Он тихо говорил, что-то, как будто вел неспешную беседу с не видимым ею собеседником. Осталось несколько шагов, Лена прислушалась.

«… а ты как думаешь? Конечно, удивился! Вижу вдруг, висит себе этакий пузырь над головой… Как ты говоришь, да, орб этот…»

Не в привычках мужа было разговаривать самим с собой, ну за делом то мысли вслух, дело обычное. Сама иной раз на кухне или на работе в клубе чем-то займешься, задумаешься, глядь, а и не думаешь, а говоришь себе что-то… Лену вдруг прохватил озноб, лето жаркое, а нет, нет, да сквозит продувает.

Сергей осекся, замолчал, положил на сруб молоток и повернулся к жене.

— Ленок, как ты тихо! А что ж босиком? — улыбнулся он, ласково глядя на нее. Лена молча кинулась на шею к мужу, прижимаясь к нему всем телом, затараторила, путаясь в словах, стараясь рассказать сразу слишком много. Пока не вылетело из головы.

— Вот тараторка, погоди не пойму ничего, иди-ка ко мне, — он уселся на небольшую скамейку, усадил Лену на колени себе — ну, что стряслось?

— Ой, Сережка! — немного поумерив пыл, принялась жена рассказывать — мне таааакой чудесный сон в эту ночь приснился! Такой сон, что хочется опять лечь и еще раз увидать!

Сергей ласково посмотрел в ее горящие радостью глаза, отвел взгляд и зарылся лицом в ее волосах. Она, не замечая ничего, продолжала рассказывать, боясь, что сон столь яркий, радостный, сладкий, растает в голове, как утренний туман на солнышке.

— Коля мне приснился! — в голосе жены он слышал неподдельную радость.

— Да ты что?! — голос его дрожал, она восприняла это как должное, а Сергей был только рад, что Лена не видит его лицо. — и что приснилось?

— Нет, Сереж, ты не понял, он мне и раньше снился иногда, как в школе учились или потом… а сейчас не так…. Будто он ко мне сейчас приходил, и мы с ним разговаривали. Так реально было все! Представляешь, он мне приснился в форме своей, только не той в которой на свадьбе был, а в такой…простой совсем, не парадной.

Горохов отстранил жену от себя на вытянутые руки, осмотрел ее всю будто первый раз увидел, потом нежно обнял и поцеловал в лоб. Она вся светилась радостью.

— Вот говорят, что, как покойники снятся, страшно! А вот и нет! Совсем, совсем не страшно было, наоборот как-то спокойно и радостно на сердце, даже сейчас!

— И о чем вы с ним разговаривали? — Сергей постарался спросить это как можно спокойней.

— Представь! Как с живым все. Он сел рядом на стул, а я у стены на кровати сидела, даже подушку под спину положила, что бы удобней было. И шутил, смеялся…ну прям как раньше, —она немного помолчала, а потом снова принялась рассказывать, — а еще он знал, о чем я думаю. Знал самое сокровенное, про то, что ребеночка не можем родить. Знаешь, что сказал?! Говорит, не вините себя в том, что меня нет больше с вами, я сам эту судьбу выбрал. А вы корите себя в этом, и с этого все проблемы! Вовсе не из-за меня он на службе остался. Судьба, говорит… Он меня по голове так ласково потрепал и сказал, что у нас с тобой будут два сынка-близняшки и доченька. Засмеялся, сказал, что даже знает, как мы сыновей назовем!

У Горохова против воли вдруг скользнула по щеке непрошенная слеза… проняло! Ну Колька, ну брат.

— Знаешь, так уверенно сказал, мол, ему теперь отсюда виднее. Я спросила, как же так получилось с ним, он опять про судьбу что-то… Про отца потом говорил, про сестру. И не поверишь, сказал, что так было нужно, что бы он…умер, сказал, что та, кто богами ему суждена, ждала его по ту сторону жизни и смерти. Чудно так про богов было слышать. Колька же, никогда про это не думал и не говорил раньше. А потом говорит, хочешь, с подругой моей познакомиться? И что ты думаешь? Вдруг появилась девушка рядом с ним, стала за стулом, на котором он сидел и руки на плечи ему положила. Он щекой к ее руке прижался… Она тоже вроде в форме военной, но странной какой-то, раньше и не видела такой. Красивая… волосы светлые, длинные, ниже плеч, кольцами крупными и когда улыбнулась мне, ямочки такие на щеках… Видишь, Коля говорит, вот она судьба моя какая. А вам с Серегой пора прибавку в семью ждать, так и сказал. Затем попрощались они со мной. Он еще и говорит на прощанье, хотел сказать, чтобы ты, Лена с Сережкой любили друг друга, но не стану. Ведь крепче чем вы друг друга любите, нет на свете любви. Да, так прямо и сказал. За руки с этой девушкой взялись и пропали. Не сразу, а постепенно, будто туман рассеялся.

Лена все это выдала быстро, торопливо, наверное, старалась успеть, пока сон этот дивный не забылся. Но Сергей знал, что этот сон она не забудет, точно не забудет.

— Да, любимая, славный какой сон! Наверное, про такие сны говорят — вещий! Ну, раз нам такие в жизни перемены этим пророчеством теперь обещаны, здорово! — Сергей обнял крепко жену и поцеловал, — знаешь, милая, я ведь сегодня отгул взял, вот с колодцем собрался доделать, да и еще по хозяйству. А вообще, что-то соскучился, последнее время все в разъездах!

Он легко взял босую, почти нагую жену на руки, и понес в дом мимо сидевшего молча в стороне побратима. В голове эхом прозвучал голос Николая:

— Ну… пора мне, сейчас вам вдвоем побыть нужно…