Глава 37. Новый мир, как он есть

Обершарфюрер Кудашев раскрыл атлас на карте Европы. Окинул цепким взглядом. Вдруг перехватило дыхание, будто чья-то ледяная рука сдавила горло. Он прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, и чуть успокоившись, вновь, уже внимательно, не торопясь, изучил карту. Перелистал страницы, стал рассматривать карту мира, отмечая про себя разницу с привычными границами. Наконец, отодвинул в сторону атлас, взялся за учебник истории.

Технике быстрого чтения и тренировке памяти на специальном курсе «Аненербе» отводилось первое место. Объем информации, которые вкладывали в головы молодым солдатам и офицерам СС в Орденском замке, был огромным. Если в обычной манере читать, не то что в три года, а и в пять лет курс никто бы не одолел. Со стороны, будь, кто рядом в сельской библиотеке, могло показаться, что Юрий просто листает страницы одну за одной, внимательно их рассматривая. Но он успевал прочитать разворот за считанные секунды. Наполеон Бонапарт читал со скоростью две тысячи слов в минуту. Оноре де Бальзак, прочитывал книгу в двести страниц за полчаса. Но ученые «Аненербе» побили эти рекорды, более того, могли научить этому и других. Не прошло и пятнадцати минут, как отложив одну книгу, Кудашев взял уже другую. Через полчаса, он устало откинулся на спинку стула и потер виски. Посидел немного с закрытыми глазами, стараясь запомнить прочитанное. В голове гудело.

Юрий встал из-за стола, прошел к столику у шкафа, на котором стоял графин с водой и пара стаканов. Налил себе полный стакан. Руки потряхивало и, наливая, он выбил стеклянную звонкую дробь о стакан. Выпив, не отрываясь теплую и казавшуюся безвкусной воду, вернулся на стул и обессилено положил голову на руки лицом вниз. Вдруг навалилось отчаяние, осознание чуждости окружающего и неуместности своего тут нахождения. И усталость, страшная усталость. Не было сил, чтобы поднять голову и открыть глаза.

Германии нет… Вернее, их стало даже две. Но практически ее нет. Разделенная первоначально на зоны оккупации, теперь страна — это два марионеточных государства. В одном, на западе, оккупированном американцами и англичанами столица в Бонне, и попавшая под большевиков восточная часть со столицей в Берлине. В самом Берлином он так и не разобрался… Что-то написано про Западный Берлин и Восточный. Но кроме этого, Восточная Пруссия поделена между Польшей и СССР. Кенигсберга нет. На его месте, какой-то Калининград. А граница Польши теперь проходит по Одеру и Нейсе. Что стало с немцами, жившими в Восточной Пруссии и Силезии, так и непонятно. Судя по тому, что он знал о большевиках, их уничтожили… Не осталось немцев в Судетах и в Венгерской Трансильвании. Эльзас и Лотарингия в составе Франции. Юрий сдавил виски стараясь прийти в себя. Это же… это же никак не меньше десяти, а скорее всего пятнадцать миллионов человек: женщин, детей, стариков, — сгинули? И еще, они вновь разделили народ на немцев и австрийцев. На карте опять появилась Австрия. Юрий помнил, как в марте 1938 года ликовали люди на улицах, как дед выкатил бочки с пивом и угощал всех прохожих. Они снова вместе, немецкие братья объединились! В тот же день, 13 марта был опубликован закон «О воссоединении Австрии с Германской империей», согласно которому Австрия объявлялась «одной из земель Германской империи» и отныне стала называться «Остмарк». Выступая 15 марта в венском дворце Хофбург перед людьми, собравшимися на площади Хельденплац, Зейсс-Инкварт провозгласил Гитлера «протектором короны», а сам Фюрер заявил: «Я объявляю немецкому народу о выполнении самой важной миссии в моей жизни». Потом, почти через месяц в Германии и Австрии состоялся плебисцит об аншлюсе. И народы подтвердили свой выбор! По официальным данным, в Германии за аншлюс проголосовало 99,08 % жителей, в Австрии — 99,75 %. И вот… тут, их разделили опять.

Все остальное в мире было уже следствием. Перед мысленным взглядом Юрия мелькали страницы атласа. Коммунистический Китай, марионеточная Япония с американскими военными базами. Еврейское государство на Ближнем Востоке… Насколько Кудашев, по своему миру, знал, отношение арабов к евреям, — там теперь весело. Если в ХIX и начале ХХ века, Балканы были пороховой бочкой Европы, то тут, Ближний Восток — пороховая бочка всего мира. Мира с ядерным оружием.

В простых учебниках, написанных для школьников Совдепии, не написано было чего-то страшного. Там просто ничего не написано… Только про победу над «Фашистской Германией» 9 мая 1945 года и все. Но информация была донельзя скудной. Много глупых, звонких фраз о американском империализме, который после победы во Второй мировой войне, стал дежурной пугалкой. Страны Третьего мира, борющиеся за социалистический путь развития, против американской гегемонии… Но он умел получать информацию. Их подготовка была сродни обучению разведчиков. Остальное ему сказали карты. И он знал, знал, что такое большевизм, как он поступает с побежденными! Две стороны одной монеты. Жидовская плутократия США и жидовство под красными кремлевскими звездами.

Не один раз обершарфюрер, с того момента как пришел в себя в разбитом корабле чувствовал отчаяние. Когда сидел над трупом Ролле, когда нажимал на кнопку самоликвидации корабля, когда пришел в себя в незнакомом доме и понял, что попал в место, из которого нет выхода, он совершенно одинок. Но никогда еще отчаяние и тоска не были столь сильны, не рвали сердце, как сейчас. Юрий вспомнил, как отец рассказывал, что в Первую Гражданскую и в годы рассеяния священники не осуждали тех из Белых воинов, кто совершал смертный грех самоубийства, оказавшись в безвыходной ситуации. Их даже хоронили на освященной земле. На какой-то миг он поддался слабости и подумал, что, возможно, это не самый плохой выход. Но потом, стряхнул липкую паутину страха и слабости! Он новый человек! Он уже не прежний, он давно уже верит в иную судьбу и иных богов! Чем хуже он того неизвестного берсерка на Стэмфордском мосту?

Произошло это событие в 1066 году: неизвестный берсерк, защищал узкую переправу через реку, дабы сдержать армию англичан и дать время своему конунгу Харальду Суровому перегруппироваться. Около получаса утомленный и израненный викинг, подобно яростному медведю, отбивал атаку за атакой, славя бога Одина. Неистовый, он убил ни много ни мало сорок англичан своим топором, сдерживая всю англосаксонскую армию, пока его не закололи пикой с лодки из-под моста. Храбрый воин погиб, с ним закончилась и эпоха викингов. Армия Харальда Сурового не успела дождаться подкрепления и перегруппироваться. Харальд пал в гуще сражения от стрелы, попавшей ему в горло, а его войско было практически уничтожено. Но память об этой битве у Стэмфордского моста запечатлена в Англосаксонской хронике.

Или почему не поступить как Рязанский воевода, Евпатий Коловрат? Находившийся с посольством в Чернигове, где он узнал о осаде Рязани азиатами, Евпатий сразу вернулся домой, но не успел. Рязань пала. Но застал город уже разоренным, «…государей убитых и множество народу, полегшего: одни убиты и посечены, другие сожжены, а иные потоплены». Тут к нему присоединились уцелевшие «…коих Бог сохранил вне города», и с отрядом в тыщу семьсот человек Евпатий пустился в погоню за огромной армией монголов. Настигнув их в Суздальских землях, внезапной атакой полностью истребил их арьергард. «И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сек ими». Изумленный Батый послал против Евпатия богатыря Хостоврула, брата своей жены, «…а с ним сильные полки татарские». Хостоврул обещал Батыю привести Евпатия Коловрата живым, но погиб в поединке с ним. Несмотря на огромный численный перевес татар, в ходе ожесточенной битвы Евпатий Коловрат «…стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил…».

Есть предание, что посланец Батыя, отправленный на переговоры, спросил у Евпатия: «Чего вы хотите?». И получил ответ: «Только умереть!». Согласно некоторым преданиям, монголам удалось уничтожить отряд Евпатия только с помощью камнеметных орудий, предназначенных для разрушения укреплений.

Велика ли мудрость пустить себе пулю в лоб? Кому от этого станет лучше и легче? Этим людям, принявшим его, не смотря на всю его необычность, пугающую странность. Этому простому русскому мужику Лопатину? Или надежному и серьезному Сергею Горохову, в котором, не смотря на советскую форму, он чувствовал настоящего, русского воина? А как его смерть воспримет Маша Лопатина? Она же практически вчера объяснилась ему в любви, странной, стремительной, как отблеск молнии. Да и он сам все время думает о ней… Почему это все с ним случилось? Отчего с ним, а не с Ролле у которого осталась где-то далеко любящая жена, чудесные дочки и не родившийся еще сын? Нет, нет… он должен жить. Вопрос, как и с какой целью?! Чтобы прятаться все отпущенные ему богами годы на болотах и в лесах? Или корчить из себя местного… плюясь и ругаясь в душе, строить социалистический рай для рабочих и крестьян? Нет, это не для него. Это точно не для Юрия Кудашева. Но тогда что? В чем его миссия? Куда ведет его путь? Да и не смогу я изменить историю, чтобы ни делал, размышлял он, не поднимая головы с рук. Мне не вернуть миллионы убитых в эту войну русских и немцев, не спасти миллионы переселенных из Пруссии, Судет и Силезии…

В коридоре послышались шаги, смех и звонкие девичьи голоса. Как быстро пролетело время… Дверь распахнулась и в пыльный зал почти вбежали две подруги Лена Горохова и Маша Лопатина. Кудашев к этому времени уже бесцельно листал одну из книг.

— Что-то ты, Юра, бледный! — спросила подошедшая к столу Маша, — хотя не мудрено, душно тут! Хватит, пошли прогуляемся немного, воздухом подышим свежим, а там и в кино пора будет.

— Что-то голова разболелась, погода меняется. Дождь в ночь, наверное, будет, ты права, нужно пройтись. — ответил он, захлопывая и отодвигая учебник.

— Дождь, это хорошо! Давно пора, — вступила в разговор жена Сергея. Она взяла в руки «Историю СССР», окинула взглядом другие лежащие на столе книги. — я смотрю ты историей интересуешься?

— Да вот решил пока время есть освежить знания. Но это все учебники, а нет тут, Лена, посерьезней литературы?

— Скажешь тоже! Откуда это в сельской библиотеке? — по тону Лены, он понял, что за дело свое она действительно переживает, — у нас читателей то раз-два и обчелся, да и те приходят детективы почитать, Конан Дойля или еще что-то, но уж точно не труды по истории. Есть художественная литература, романы исторические, могу порекомендовать!

— Нет, спасибо, мне бы что-то документальное…— Юрий поднялся из-за стола, по старой, университетской привычке, сгреб книги и атласы и пошел расставлять на место, краем глаза заметив одобрительный взгляд библиотекаря.

— Ну, если что-то по истории серьезное, это тебе в район, а лучше в Смоленск, — сказала она.

Маша откровенно скучала среди книг. В конце концов, у нее каникулы, и так за плечами почти пять лет института. Втроем вышли они в коридор и Лена закрыла дверь библиотеки. Они спустились с крыльца, прошли к воротам вдоль густых кустов жимолости и вышли на улицу.

До этого, пока шли к подруге, и дома, за трапезой, главной темой девичьего разговора был новый знакомый. Маша взахлеб делилась впечатлениями и сразу призналась Лене, что «пожалуй, я влюбилась». Между ними не было секретов уже давно. Горохова, признав, что парень классный, принялась расспрашивать подругу о их знакомстве, требуя мельчайших подробностей. Что и говорить, на селе было ужасно скучно, а тут развивающийся на глазах роман Маши и незнакомца, обещал впечатлительной, молодой женщине яркие переживания. Но свои подозрения о странностях своего гостя, Маша осмотрительно придержала при себе. Наоборот, выспросила у подруги что муж ей рассказал о Юре. Правда, так толком ничего и не узнала.

Сейчас же, девушки в компании Юрия неторопливо шли к центру села — решили заглянуть перед закрытием в сельповский магазин. Все также о чем-то весело болтали. Кудашев же, находившийся в плену своих тягостных мыслей и дум, только делал вид, что участвует в разговоре. Отвечал односложно. Оглядывался. Улица с приличной наезженной колеей, ничем не была замощена. Вызывала у Юрия опасения. Он прикинул, что на ней не смогли бы разъехаться две подводы, не говоря уже о машинах. Вдоль улицы тянулись заборы и палисадники, кое-где в тени больших кустов сирени виднелись скамейки. Из-за высоких, большей частью не крашенных заборов виднелись крыши, покрытые какой-то волнистой черепицей, жестью или вовсе соломой. То тут, то там слышалось из-за заборов кудахтанье. По улице у палисадников куры ходили совершенно свободно, то купаясь в уличной пыли то, разгребая лапами землю у заборов. Обе девушки то и дело здоровались с людьми, идущими или сидящими у заборов. Кудашев, провожаемый любопытными взглядами, слегка кивал всем, с интересом рассматривая аборигенов. Вечерело. Жара дневная спала, и, судя по прохладе и легкому ветерку, действительно к ночи стоило ждать дождя.

—…А Митька сказал, декану, что это случайно получилось! — рассказывала Маша какую-то историю из студенческой жизни — но не тут-то было, декан и говорит, мол, случайности никакой нет и в помине, а вот повестку в военкомат…

— Что? Что ты сказала?! — вдруг изменившимся дрожащим голосом спросил остановившийся как вкопанный Кудашев.

Девушки обернулись и уставились на него.

— Э-э-э… повестку Митьке из военкомата принесли, — озадаченно повторила Маша последнюю фразу.

— Нет, до этого, что ты сказала, про случайности! — Юрий взял девушку за руку, смотря ей в глаза.

Жена милиционера недоумевающее переводила взгляд с него на Лену, силясь понять, что происходит.

— Ну… Дмитрий Андреевич, декан наш, так ему и сказал, что это не случайность, а закономерность, что сессию он завалил… — начала было Маша, но Кудашев ее прервал, схватив за плечи и расцеловал в обе щеки.

— Спасибо, милая! Спасибо! — он был так взволнован, что казалось, сейчас куда-то бросится бежать.

Маша с Леной, не понимая столь резкой смены настроения от отрешенной меланхолии, до волнения с поцелуями, переглянулись, как бы говоря друг другу: «Контуженный, точно контуженный!»

Вот оно! Вот ответ! Как он сам не догадался! Ведь знал, знал, давно знал… Шестой герметический Закон: Закон Кармы. «Всякая причина имеет свое следствие; следствие в свою очередь становится причиной для следующего следствия. Случайность — не что иное, как названный так людьми Закон Кармы, причинно-следственной связи. Существует много уровней причинно-следственной связи, но обойти данный закон невозможно, ни на одном из них». То, что с ним случилось, должно было случиться, ибо случайностей не бывает! Закон этот учит, что во Вселенной нет ничего случайного. Все, что в ней свершается, имеет свою причину. Отменить Карму не в силах ни одному живому на Земле человеку, ибо Закону Кармы подлежат даже боги. Нужно только понять эту причинно-следственную связь! Понять, почему провидению было нужно, что он оказался в этом мире. Тут и сейчас! Возможно, ему предстоит нечто такое, благодаря чему меняется история и судьбы миров! Его появление тут, столь необычно, немыслимо и не логично, что причиной должно быть, что-то грандиозное!

Какой же мелкой и постыдной казалась ему теперь минутная слабость, когда, сидя за библиотечным столом он раздумывал пустить пулю себе в голову. Глаза прояснились, спина выпрямилась, щеки окрасились румянцем. Он почувствовал небывалый прилив сил и понял, что оказался прав в этом озарении.

Подруги молча наблюдали за этой трансформацией, только переглядываясь, не зная, что и думать.

— Ну что же вы встали, ведите, показывайте, что тут интересного! — голос молодого мужчины стал бодр, так же, как и его вид, — ты права, Маша, свежий воздух чудеса творит! И голова болеть перестала! Он у вас, наверное, целебный, воздух!

Лопатинская дочка только улыбнулась, схватила парня под руку и весело щебеча, буквально потащила по улице, а Лена втянула, глубоко вздохнув, полную грудь воздуха и чуть задержала дыхание. Выдохнув, только пожала плечами. Воздух как воздух, чуть дегтем пахнет, и ветер со стороны колхозного свинарника доносил слегка характерную, сладковатую вонь. Уж точно, не так она представляла себе «целебный» воздух. Она пожала плечами и пошла вслед своими гостям.

Так, кто с улыбкой и смехом, кто в недоумении, дошли они до небольшой площади на пересечении улиц. Когда-то, в другой старой жизни стоял тут красавец храм из красного кирпича, а теперь облезлые выщербленные стены поднимали вверх колокольню без колоколов и крыши, с дырявыми, ободранными маковками двух пределов. Заброшенное строение наполовину скрывали разросшиеся кусты акации и сирени, а напротив, на другой стороне приличной лужи, раскинувшейся посреди этой импровизированной площади, стоял сельский магазин. Юрий, глядя на лужу, удивленно подумал, что за столько дней солнечной сухой погоды, она умудрилась не пересохнуть.

Лене Гороховой нужно было что-то купить, и они, поднявшись по ступенькам на крыльцо, вошли в лабаз. Он встретил их полутьмой после светлой улицы. Кудашев и интересом оглянулся вокруг, заскользил взглядом по полкам, рассматривая, что в ассортименте в мире «победившего социализма». Но из подсобки вышла женщина продавец и сразу стала центром внимания.

— Ой, девочки, рада вас видеть! Маша, вот, кого не ждали, позавчера только заезжали, думала теперь только как обратно в Смоленск поедешь, зайдешь! — продавец, среднего роста, женщина в светлой косынке, лет сорока, в линялом, некогда зеленом халате, выглядела очень привлекательно. Вроде и ничего особенного, а глаз отвести трудно. Есть в ней, что-то такое… изюминка. А не к ней ли Василий Андреевич наезжает последнее время? Ну, если к ней, то понятно, что он такой довольный!

— Здравствуй, тетя Наташа, да вот в кино, решили сходить. Серега нас с заимки на мотоцикле привез. — ответила Маша и, заметив пристальный взгляд продавщицы в сторону Юрия, добавила, — познакомься, это Юра, нашего Коли сослуживец, погостить приехал.

— Какой красавчик, ваш гость! — после некоторой паузы, во время которой она неторопливо, оценивающе окинула мужчину с ног до головы, ответила Наталья. Уж в чем, а в излишней скромности, заподозрить ее было нельзя.

— Ты, Машутка, смотри, не пропусти, доброго молодца! Да и военный к тому же! Поверь моему слову, по нынешним временам такие на пороге не валяются! — игриво добавила она.

— Ага, с неба такие падают! — вступила в разговор Лена, заворачивая что-то в кулек.

Кудашев вздрогнул, поистине не в бровь, а в глаз. Он подошел к прилавку и коснувшись Натальиной руки, чуть сжал пальцы здороваясь:

— Очень рад знакомству! Право, мне кажется, что в селе вашем, самые красивые женщины России собрались! И, пожалуй, был вполне искренен.

— Ого! И почему ко мне, такие не падают с неба? Маша! Я предупредила, сглупишь, упустишь парня, себе заберу, не плачь потом и не проси вернуть! — нрав у работницы советской торговли был веселый, но она тут же, коротко стрельнув на Машу взглядом, добавила, — да ладно тебе краснеть, шучу я, мне…мне… теперь без надобности соколик ваш.

Рука ее была мягкая, нежная, но сильная. Рука настоящей зрелой женщины, чувственной, полной не растраченной любви и жаждущей мужской силы рядом. Ненасытной и страстной. И да, он был прав в своих догадках, Лопатин был у нее, и у них все серьезно. Ай, да Василий Андреевич, седина в бороду, бес в ребро! Одно прикосновение, и все это промелькнуло в мозгу стремительно, как порыв ветра. Да еще с довольно нескромными подробностями. А тем временем его продолжали обсуждать.

— С ума сойти, какой ты галантный кавалер, столько сказал и ни слова матом! Наши, сельские, через слово по матушке тремя этажами кроют! Сразу видно, образованный, да по говору не местный! — Наталья лукаво посматривала то на него, то на девушек.

— Вы правы, Наташа, я из Прибалтики. Моя семья там давно живет, вот немного акцент и проявляется!

— Наталья Павловна, в кино может с нами сходите, вы же сейчас закрываетесь. Как раз успеете. — позвала Лена.

— Да уж знаю я про кино, не ты первая приглашаешь. До вас за десять минут, Степан Коршомный приходил за портвейном, тоже звал, а в обед скотники уговаривали в свою компанию на задний ряд. Мужики запаслись уже кто чем, и водкой, и вином, сразу видно, кино в клубе. Но, нет! — она сняла передник, широко зевнула и потянулась, выгибая спину, как довольная, сытая кошка, — я что-то этой ночью спала плохо, домой пойду…

Маша потупилась, искоса глянув на улыбнувшегося Юрия. Оба они знали, почему не выспалась Наталья прошлой ночью.

Пока разговаривали, Кудашева осмотрел магазин, и остался не впечатлен. До коммунизма, обещанного Хрущевым к 1980 году, современному СССР, судя по всему было еще далеко. Сравнивать сельский лабаз невозможно было не только с самым захудалым немецким магазином, но и теми, что были в начале пятидесятых в России, его России, не в пример богаче. На деревянных полках лежал ржаной черный кирпичиками хлеб, тремя горками громоздились в жестяных банках консервы с наклейками двух цветов. На одной — свиная голова, на другой — коровья, стало быть, тушенка, да еще какая-то рыба. На витрине стояли пачки с солью, пакеты с содой, коробки спичек. На полу, у стены, большой, сорокалитровый бидон со свешивающемся из него ковшом. Судя по грязным бокам и характерному запаху, скорее всего с подсолнечным маслом. За спиной Натальи рядком располагались бутылки с водкой и каким-то вином. Было их много, ассортимент, что и говорить небогатый, но, наверное, это самый ходовой товар в магазине. В противоположном углу размешался хозяйственный отдел с алюминиевыми чайниками, кастрюлями и тазами. Затейливо сложенная горка коричневого, хозяйственного мыла, еще какая-то мелочь… И венчали все это кирзовые сапоги огромного размера и ватник, очень маленький, будто на ребенка…

Троица попрощалась с Натальей, которая уже принялась закрывать изнутри ставни. Пошли по той же улице обратно к клубу.