Пролог

Вечер был промозглый, мерзкий и унылый. Один из таких осенних вечеров, какой неизбежно наступает в этом городе после долгого и скучного дня, захваченного заморозками и увязшего в сырости. Полностью погрузившись в собственные мысли, я шёл без определённой цели, пересекая одну пустую, мокрую улицу за другой и не удостаивая своим вниманием серые силуэты домов, равнодушно взирающие на меня тёмными проёмами окон верхних этажей, в отличие от нижних, чьи «глаза» были плотно прикрыты пластинчатыми створками жалюзи. Кроме тусклых стеклянных прямоугольников, лишь только уличные фонари, кое-как пытавшиеся облегчить мне путь своим холодным электрическим светом, являлись молчаливыми свидетелями моего отрешённого, меланхоличного шествия. Капризная, неравномерная брусчатка сменилась вдруг скучным, монотонным асфальтом, а жилые дома — заводскими постройками и складами, и незаметно для себя я оказался в промышленной зоне, где офисные здания и производственные сооружения соседствовали с барами, клубами и борделями. Меня безмерно раздражали атрибуты ночной жизни данного квартала — и призывный красный свет из окон публичных домов, и многоголосый гомон, раздающийся из распахнутых дверей дискотек, поэтому я ускорил шаг и свернул в ближайший переулок, собираясь побыстрее покинуть столь неспокойное место, полное соблазна и грозившее развеять (пусть и на краткий миг) угрюмое и вместе с тем желанное состояние духа, завладевшее моими мыслями.

Ноги сами несли меня прочь, и когда беспокойный шум вроде бы уже смолк, неожиданно раздался новый звук, моментально заставивший моё сознание насторожиться, а тело замедлить шаг. Поначалу мне показалось, что я слышу сумбурный диалог или даже спор двух иностранцев, но чем дольше до моих ушей доносился тот странный словесный поток, тем больше я укреплялся во мнении, что где-то рядом находится всего лишь один человек, ведущий бессвязный монолог. Его говор по своему звучанию был подобен как выражениям английского и французского языков, коими я, в общем-то, не владел, однако с лёгкостью мог отличить их от других, так и фразам немецкого и русского — тех двух языков, которые я считал родными. Впрочем, помимо этих четырёх, мне слышались и элементы китайского, японского, арабского, испанского или португальского, а также индийских, славянских, скандинавских, балтийских и множества других языков. Конечно, однозначного ощущения того, что это именно они, у меня не возникло, но, по моему субъективному мнению, некоторая схожесть с ними в речи незнакомца определённо присутствовала. При всём при этом я не разобрал и не понял ни единого слова, поскольку все они были, вероятно, изменены до неузнаваемости, как будто говоривший их человек непредумышленно или же вполне намеренно искажал не только своё произношение в целом, но и состав, форму, свойства и интонацию каждого отдельного предложения.

Наконец любопытство взяло вверх, я развернулся и направился в ту сторону, откуда раздавались удивительные звуки, и вскоре вышел к узкому тупиковому проходу между массивных, однотипных и довольно старых кирпичных домов. Свет фонаря с соседней улицы едва проникал на такое расстояние, хотя всё же позволял рассмотреть тощую, по пояс голую и босую мужскую фигуру в коротких оборванных штанах. Я невольно поёжился, представив себе, как должно быть холодно и неуютно этому человеку, тем не менее его, похоже, совершенно не интересовали скверные погодные условия. Он по-прежнему громко бормотал, стоя лицом к стене и спиной ко мне, и к тому же активно жестикулировал худыми руками, словно пытался доказать что-то своему невидимому собеседнику. Его внешний облик выглядел достаточно необычно, однако самым поразительным в нём являлся размер головы. Она была чрезвычайно крупной и опиралась на широкую и короткую шею, придавая её владельцу весьма гротескный вид и наталкивая на мысль о врождённом уродстве. Я простоял неподвижно несколько минут, не спуская взгляда с таинственного незнакомца, но тот ни разу не обернулся и, скорее всего, не заметил, как стал объектом пристального наблюдения. В итоге мне наскучила эта однообразная картина, и я подумал, что не стоит тратить своё личное время на какого-то бродягу или бомжа, возможно даже сумасшедшего, после чего постарался незаметно покинуть это место.

Продолжив путь, я удалился уже приблизительно на сотню шагов, как неожиданно позади меня раздался жалостливый вопль, в котором отчётливо прорезались нотки жгучей боли, а затем послышались насмешливые мужские голоса и презрительные ругательства. Мне тотчас стало ясно, что с полуголым оборванцем приключилась беда, и я поспешил обратно, даже не задумываясь о том, насколько целесообразно и оправданно будет моё вмешательство. Спустя пару секунд я вновь очутился в полутёмном переулке, и мне открылось отвратительное зрелище: трое очевидно пьяных, примерно тридцатилетних мужиков усердно пинали ботинками скорчившегося на земле и жалобно скулившего бродягу. Видимо, они намеревались посетить какой-нибудь бар неподалёку или, судя по их состоянию, уже успели побывать в подобном заведении и сейчас решили немного поразвлечься. В мгновение ока я оказался за спиной первого из них и, ухватившись за ворот его кожаной куртки, подсёк ему ногу своей голенью. Одновременно с этим движением я резко потянул за воротник и опрокинул противника вниз. Он упал спиной на асфальт и потерял сознание, сильно ударившись затылком о твёрдую поверхность. Второй из троицы повернулся ко мне, заметив моё присутствие, и при этом на его бородатой физиономии появилось удивлённое выражение, а рот приоткрылся, пытаясь что-то сказать, но в тот же миг мой правый кулак расквасил ему нос. Мужчина отшатнулся, прижимая ладони к лицу, а я между тем прямым боковым ударом ногой в живот откинул к стене прохода третьего соперника. Пока тот приходил в себя, я подскочил к нему и, обхватив руками его голову, потянул её вниз, навстречу моему колену. После трёх быстрых ударов подряд коленом лицо у него превратилось в месиво и он безвольным мешком свалился на землю. К тому времени один из мерзавцев (ему я ранее сломал нос) очухался и, взревев, ринулся в мою сторону, желая, по-видимому, сбить меня с ног и таким образом вырваться из тупика. Было бы глупо упускать удобный случай, и когда он попытался оттолкнуть меня назад, я вцепился одной рукой в его локоть, а второй в одежду в районе груди, после чего быстро опустился на асфальт и потянул врага на себя, не забыв упереть согнутую в колене ногу каблуком ему в пах. Воспользовавшись инерцией движения нападавшего на меня человека, я в следующую же секунду распрямил конечность и легко перекинул его через себя, а затем совершил кувырок через плечо и сел на живот соперника. Придавив его к земле своим весом, я на манер молота несколько раз обрушил ему на голову плотно сжатый кулак, используя в качестве боевой поверхности нижнюю часть кисти со стороны мизинца, и в результате тело подо мной обмякло, прекратив всякое сопротивление. Удостоверившись в том, что мужчина лишился чувств, я поднялся на ноги, но уже мгновение спустя мощный удар по затылку погасил свет в моих глазах, вынудив меня рухнуть вниз.

Дальнейший ход событий, безусловно, являлся плодом моей фантазии, а точнее бредом воспалённого сознания по причине сотрясения мозга. Единственным подлинным действием, какое произошло на самом деле, было паническое бегство четвёртого члена шайки. По всей видимости, он оказался на месте происшествия несколько позже своих троих приятелей и отомстил за них, ударив меня исподтишка тяжёлым предметом, возможно, бутылкой шампанского или, вероятнее всего, дешёвого игристого вина. Я видел (хотя, наверное, больше воображал, чем действительно «видел») как этот тип сломя голову бросился прочь из тупика, оставив бесчувственные тела друзей лежать на асфальте, после того как появились «духи»... Два высоких человека внезапно материализовались из воздуха около бомжа и, взяв его за руки, помогли ему подняться на ноги. Мне приходится использовать слово «духи», потому что данный термин наиболее верно описывает внешность чужаков, ведь моему ослабленному зрению в тот момент были доступны лишь расплывчатые, мерцающие мягким серебристым светом и будто подёрнутые дымкой контуры их фигур. Я не мог рассмотреть ни лиц, ни особенностей одежды этих созданий, и только какие-то смазанные пятна, похожие своими очертаниями на людей довольно большого роста, виднелись мне в тусклом пространстве уличного тупика. Оба призрачных существа коротко поговорили о чём-то с бродягой, а потом он оставил их и направился в мою сторону. Присев рядом со мной на колени, человек осторожно положил свои ладони мне на лицо, и в моей голове раздался тихий, но достаточно ясный и, самое главное, абсолютно внятный голос:

— Ты спас меня от гибели, и я хочу отблагодарить тебя. У меня есть чудесный подарок, он позволит обрести покой, радость и блаженство, однако всё это ты получишь лишь в заключительный момент жизни. Когда смерть придёт за тобой, мой дар защитит тебя и перенесёт твою внутреннюю сущность туда, куда ты всегда подсознательно стремился попасть. Обещаю, что там будет очень хорошо! Прощай, храбрый герой, мир тебе и твоей душе...

Как только прозвучала последняя фраза, мой разум окутала вязкая мгла, и очнулся я уже на больничной кровати, а у окна на стуле сидела Кристина и глядела на меня своими большими голубыми глазами, в уголках которых затаился страх.