Глава 1. Встреча

Столица области встретила меня немилосердным зноем, и я застыл столбом от неожиданности, когда вышел из открытых дверей аэропорта к стоянке такси. Август 2019 года показал себя во всей красе, опалив мои лёгкие жаром полуденного солнца. За двадцать пять лет своего отсутствия я уже отвык от климата той местности, где родился и вырос, и мне понадобилось некоторое время, чтобы хоть немного привыкнуть к температуре, считающейся здесь нормальной для последнего месяца лета. Большой рюкзак с одеждой и предметами личной гигиены неприятно нагревал кожу спины, и она быстро вспотела, вследствие чего футболка противно прилипла к телу, невольно заставив вспомнить о более мягких погодных условиях моей второй родины, на территории которой я прожил уже четверть века. Навязчивые мысли о том, зачем я прилетел в этот город, уставший от экономической и политической безысходности и оставивший лучшие годы позади, а также являвшийся для меня практически чужим, и не правильнее ли было бы вернуться назад, в мир стабильной, благополучной и размеренной жизни за пару тысяч километров отсюда, предательски вспыхнули в моей голове, но тут же погасли под давлением вихря воспоминаний о событиях рокового дня. Цель поездки должна быть обязательно достигнута, и строгий план, какой я разработал добровольно и вполне осознанно, не допускал иных вариантов действий...

Таксист приблизился ко мне с заискивающей улыбкой, и она стала ещё шире, как только я согласился забраться в его старую, потрёпанную «Тойоту». Я бросил рюкзак на заднее сиденье и сам расположился там же, усевшись за креслом водителя, а потом сообщил нужный мне адрес. Мы тронулись в путь, и буквально через пару мгновений владелец автомобиля попытался завязать со мной разговор, однако я оборвал его на полуслове, сославшись на усталость после долгой дороги. Полноватый мужчина азиатской внешности недоверчиво посмотрел в зеркало заднего вида, силясь, видимо, определить по моему лицу, солгал молчаливый пассажир или нет. Мне были абсолютно безразличны его мысли и поступки, и он опять стал следить за дорогой, а я повернул голову к окну, чтобы сосредоточиться на созерцании городского пейзажа. Спустя всего несколько минут выяснилось, что я совсем не помню зданий и улиц, как будто это не тот город, где я прожил два с половиной года, будучи студентом политехнического института, и побывал почти во всех его районах, а совсем незнакомое мне поселение с ужасными дорогами, «облагороженными» убогими пожухлыми кустиками на обочинах и усеянными колдобинами и ветвистыми трещинами в асфальте, да ещё к тому же заполненное мрачными серыми бетонными многоэтажками с облупленными стенами в его центральной части и обветшавшими кирпичными и деревянными домами с прохудившимися крышами и кривыми заборами на окраине.

Мне было хорошо известно, главным образом по информации из интернета, что город постепенно приходит в упадок, строения и дороги не ремонтируются, заводы закрываются, рабочие места сокращаются, а молодые люди чуть ли не в массовом порядке отправляются на заработки в крупные мегаполисы, такие как Москва и Санкт-Петербург. Но одно дело — читать об этом, и другое — видеть собственными глазами... Таксист вёл машину довольно быстро, часто обгоняя другие легковушки и грузовики, и отпускал порой язвительные замечания по поводу неумелых или откровенно «тупых», по его мнению, участников дорожного движения. С одной стороны, такой способ вождения не позволял мне более детально рассмотреть городской ландшафт, а с другой — я был даже рад, что выходец из Средней Азии (судя по его акценту), вероятно, уже в скором времени доставит меня к пункту назначения. Мои ожидания оправдались: последний район с многоквартирными монолитными домами сменился на нашем пути частным сектором, а разбитая асфальтированная дорога перешла в грунтовку, за счёт чего ход «Тойоты» стал плавнее и мягче, однако мой попутчик тут же скептически заметил себе под нос, что данное преимущество сразу же исчезнет, как только начнутся осенние дожди, и «вот тогда-то лужи и грязь покажут всем, кто здесь на самом деле хозяин».

Рассеяно слушая его навязчивое бормотание, я как-то не заметил, что мы свернули с достаточно широкой полосы и въехали в узкую боковую улочку, по краям которой расположились приземистые бревенчатые избы, огороженные грубыми и некрашеными дощатыми заборами и выглядывающие из-за них своими немытыми окнами с деревянными потрескавшимися ставнями и простенькими занавесками. Водитель остановил машину у одного из этих домов и бросил, обернувшись ко мне:

— Приехали, начальник!

Я расплатился с ним рублями из тех денег, какие обменял ещё в банке Нюрнберга, взял рюкзак и открыл дверцу, впустив тёплый воздух в кабину. Номер дома был намалёван белой краской прямо на стене, и пока я внимательно разглядывал неказистое жилище, после того как выбрался из такси, его владелец надавил на педаль газа, и автомобиль скрылся в облаке пыли, оставив меня одного на безлюдной улице. Прошло несколько минут, и практически ничто не нарушало странную тишину — даже вездесущие шумы большого города не доносились сюда, словно я очутился в неком спящем крае, застывшем во времени... Калитка со скрипом отворилась, подвластная моей руке, и небольшой дворик, по всей видимости, давно запущенный и повсеместно заросший выцветшей от жаркого солнца травой, принял в себя моё тело, шествующее в направлении главного сооружения этого сонного мирка. Входная дверь была заперта изнутри, и мне пришлось довольно долго тарабанить по её наружной поверхности. Наконец послышался шаркающий звук шагов, сопровождаемый приглушённым ворчанием идущего человека, после чего раздался звук вставляемого в замок ключа, и через миг дверь отворилась вовнутрь, явив моему взору заспанного мужчину с помятым и небритым лицом и светлыми растрёпанными волосами. Из одежды на нём было лишь старое трико с пузырями на коленях и большой дыркой под правым боковым карманом.

Обитатель дома широко зевнул и спросил, лениво почесав пятернёй волосатую грудь и дыхнув на меня перегаром:

— Чё надо? Мужик, ты зачем меня разбудил?

— Привет, Петюня! Не узнаёшь? — поздоровался я и ответил вопросом на вопрос, постаравшись при этом улыбнуться как можно приветливее.

Покрытая многодневной щетиной челюсть Петра отвисла вниз, а заспанные глаза округлились от изумления. Он растерянно смотрел на меня около минуты, пытаясь принять очевидное и поверить в моё присутствие на пороге собственной хибары, но потом, похоже, собрался с мыслями и выпалил:

— Артур, как так? Ты здесь?!

Я не смог удержаться и рассмеялся, видя реакцию своего бывшего одноклассника на моё появление. Несколько секунд спустя на его физиономии вначале заиграла робкая улыбка, а затем Петька уже и сам оглушительно захохотал и, сделав шаг вперёд, заключил меня в крепкие объятия.

— Блин, какой ты здоровый стал! — отстранившись, с неподдельным восхищением в голосе произнёс он. — Из качалки, наверно, не вылазишь?

— Есть немного, — кивнул я. — Что, так и будем здесь стоять? Или всё-таки пригласишь меня к себе?

— Заходи, конечно, — смутился Петюня и добавил: — Только у меня беспорядок. Не пугайся!

— Пофиг...

Он не обманул — внутри хижины царил форменный бардак. Кучи разного хлама, мятой одежды и белья громоздились на двух потёртых креслах и четырёх видавших виды стульях, продавленном старом диване и кое-где даже на полу, покрытом древним и местами затёртым до дыр линолеумом. В центре комнаты, выполняющей одновременно роль зала и кухни, находился довольно крепкий и массивный деревянный стол, почти полностью заставленный чистой стеклянной и керамической посудой, а также пластиковыми бутылками с водой и какими-то газированными напитками. У стены, оклеенной однотонными дешёвыми обоями, располагался широкий шкаф, слева от него висели книжные полки, однако вместо книг они были забиты магнитофонными кассетами и компакт-дисками. Рядом, в одном из углов помещения, на низкой тумбочке примостились небольшой импортный телевизор и серый, изрядно поцарапанный музыкальный центр Panasonic, а неподалёку от входной двери стояли холодильник, тумба с кухонной мойкой и электрическая плита.

Хозяин собрал в охапку вещи с дивана и отнёс их в соседнюю комнату — скорее всего, спальню, — комментирую и описывая на ходу свои эмоции по поводу моего нежданного визита. Я устроился на диване, молча слушая его болтовню и между делом присматриваясь к спартанской обстановке жилища. Вернувшись обратно, он подошёл к холодильнику и, взявшись за ручку дверцы, полуобернулся ко мне и обронил:

— Может, это... Вмажем за встречу? Или ты там, за кордоном, спортсменом стал?

— Почему бы и не бухнуть? — пожал я плечами. — Что у тебя есть?

— Мы же не в Европе живём, — ухмыльнулся Пётр. — У меня нет вискаря или джина. Только пролетарская водяра... Будешь?

— Давай... Закусь имеется?

— Обижаешь! Наскребём что-нибудь. Вчера вон колбасу и свежий хлеб купил. Ещё запивон и огурцы солёные есть. Соседка целую банку дала.

— Только банку? Или ещё что-то дала?

— Да ну её... Страшная она и толстая. Хочет меня, поэтому и подкармливает иногда.

— А ты не поддаешься на провокации? Как истинный коммунист?

— Ага... — с ироничной усмешкой отозвался Петька. — Так ты это... Садись к столу!

Я поднялся на ноги и, предварительно убрав с ближайшего ко мне стула стопку одежды — джинсов, маек и рубашек — и аккуратно переложив всё это на диван, последовал его словам. Мой приятель вынул из холодильника толстую палку колбасы и подошёл с ней к столу. Окинув скептическим взглядом гору посуды, он хмыкнул, положил мясной продукт передо мной и принялся сгребать в кучу стаканы, тарелки и чашки и строить из них «небоскрёб» на дальнем от меня крае стола, намереваясь тем самым расчистить место для трапезы. Через пару минут ему удалось справиться с этой нелёгкой задачей, после чего вполне удовлетворённый, а также подбадриваемый моими шутливыми замечаниями Петюня отправился к шкафу у стены и возвратился уже с разделочной доской, кухонным ножом и буханкой белого хлеба в руках. Впрочем, на этом он не остановился, совершил вторую «ходку» и принёс трёхлитровую банку с огурцами и открывалку для неё. Последним актом его приготовлений стали два гранённых стакана для напитков и две стопки, которые он с важным видом поставил рядом с банкой.

Усевшись напротив меня, мой одноклассник сосредоточенно оглядел еду и посуду, а потом хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Вот я баран! Самое главное-то забыл!

Подскочив как ужаленный, он метнулся к холодильнику и достал бутылку российской водки с зелёной этикеткой.

— Это не последняя. Там ещё две, — заговорщицки подмигнув мне, заявил Пётр.

— У нас много времени, и есть о чём поговорить... — сказал я.

— Вот именно! — многозначительно подняв вверх указательный палец, подтвердил он. — Посидим, побазарим, повспоминаем...

Через полчаса мы опустошили уже половину бутылки, но наш диалог пока ещё не стал доверительным и не вышел за рамки осторожно-доброжелательной беседы двух людей, не видевших друг друга долгие годы и встретившихся совершенно внезапно. В основном я рассказывал о том, как устроился за границей, а мой собеседник сетовал на трудную ситуацию в стране, неустойчивую экономическую обстановку и частую нехватку финансовых средств лично у себя. По словам Петьки, в последние месяцы он подрабатывал в самых разных местах и не имел постоянного заработка.

— На жизнь-то хоть денег хватает? — прервал я его жалобы, закусив между делом очередную порцию холодной водки хрустящим огурцом. Овощи в рассоле оказались отменные, и я с удовольствием поглощал их, наслаждаясь кисло-сладким, «домашним», вкусом, который почти уже позабыл.

Петюня, в свою очередь, быстро опрокинул стопку, сразу же принялся жевать большой кусок колбасы и с полным ртом проговорил:

— Хобби помогает мне свести концы с концами.

— Какое хобби?

— Ты что, братан, совсем ничего не помнишь? Я же всегда техникой увлекался. Приёмники, видаки... Разное такое барахло. Теперь вот ремонтирую неисправные приборы. Телевизоры, магнитофоны, даже холодильники... Люди обращаются, а я им помогаю. За бабки, конечно. Кое-что сам собираю, так сказать, для души и оставляю себе или обмениваю у таких же «любителей». У меня в спальне куча старой электроники. Целая коллекция магнитол: Toshiba, Sanyo, Sharp, Hitachi, JVC, Aiwa... Вон Panasonic в углу стоит... Тоже своими руками восстановил. Он был конкретно убитый, в хлам.

— Респект. И хорошо платят за ремонт?

— Не... Не очень. Но мне много и не надо.

— Ясно... А «Чёрный рыбак» в твоей коллекции есть?

Пётр непонимающе уставился на меня, однако через пару секунд на его раскрасневшемся от алкоголя лице появилась добродушная ухмылка.

— Неплохо, бро! Вижу, ты всё же кое-что ещё помнишь, например старые погоняла.

— Так есть или нет? — напомнил я и отрезал горбушку от буханки, накрыв затем хлебную корку тонким ломтиком колбасы.

— Да, такой станок у меня имеется, — икнув, сообщил Петька и шустро разлил водку по стопкам.

— Продашь мне?

— Нет, не хочу. Слишком ценный экспонат! Только за миллион евриков.

Он засмеялся, а я подумал, что ещё не всё потеряно, и, может, позже мне удастся убедить его отдать нужный мне магнитофон. Мысль о том, что это музыкальное устройство непременно должно стать моим, возникла у меня в голове буквально миг назад, причём совершенно неожиданно, но приняв чёткие очертания, она уже не собиралась покидать мозг, даже наоборот — прочно укрепилась в нём, дополнив таким образом, казалось бы, готовый план новыми нюансами.

— Слушай, а как ты вообще меня нашёл? — спросил вдруг Петюня.

— Полина Великанова помогла.

— Полька?

— Ага, она самая.

Я рассказал ему, как наша одноклассница разыскала меня на просторах интернета. Пару лет назад я специально зарегистрировался в одной достаточно популярной российской социальные сети и терпеливо ждал, пока кто-нибудь из старых знакомых клюнет на эту наживку. Полина, всегда отличавшаяся большим любопытством, в конце концов обнаружила мою страницу и напросилась в «друзья». Само собой, завязалась переписка, и Полька, которая и раньше, во времена нашей юности, была не прочь посплетничать, с готовностью принялась писать мне в сообщениях всякую всячину про одноклассников — кто где живёт, чем занимается и с кем из них она виделась за последние годы... Вот так я получил адрес Петра Воробьёва, а большего мне и не требовалось. Разумеется, я не признался ему в том, что намеренно искал данную информацию, и вместо этого как бы невзначай упомянул, что узнал его место жительства от Великановой абсолютно случайно.

— Интернет многое изменил... — протянул он задумчиво. — В прежние годы всё было труднее и тем не менее намного интереснее!

— Согласен. Кстати, если уж мы заговорили о «прежних годах»... Ты в курсах, что стало с пацанами из «Интернационала»?

Мы допили первую бутылку, и я решил, что наконец-то пришёл момент для этого, самого важного, вопроса, который поначалу остался без ответа. Пропустив мои слова мимо ушей, Петька встал со стула и, покачиваясь, прошествовал к холодильнику, чтобы спустя полминуты вернуться со вторым прозрачным сосудом «огненной воды».

— Как считаешь, осилим ещё один флакон? — выдохнул он и, не дожидаясь реакции с моей стороны, снял крышку, и наполнил до краёв обе стопки.

— Легко! — откликнулся я, нанизывая на кончик ножа сочный огурец в банке. — Так ты знаешь что-нибудь о них?

— О ком? — Петюня, видимо, под действием алкоголя начал терять нить разговора.

— «Интернационал». Я про тех чуваков...

— Ааа... «Самураи»... — махнул он рукой. — На фига они тебе нужны? Измельчали ребята... Ушли в небытие вместе с 90-ми.

— Умерли, что ли? — встревожился я.

— Да нет... Живы вроде. Зачем тебе те пацаны? Они же тогда больные на всю голову были. Даже кликухи себе какие-то дебильные взяли. Ещё и по две на каждого... Да и для своей мини-банды тоже два названия придумали. По-любому, странные типы!

— В принципе, мне побоку на них. Просто хочу найти Маринку. Возможно, кто-то из бывших «интернационалистов» знает, где она сейчас живёт... Или ты знаешь? — В эту секунду я сам поразился, что ранее даже не допускал мысли о том, что ему это также может быть известно. Но Пётр сразу опроверг мои запоздалые подозрения:

— Да я вообще ничего о ней не слыхал после того, как она уехала. Это ещё в девяносто пятом было. Ты ведь тоже в том году свалил.

— В девяносто четвёртом, — поправил я, стараясь не выдать своего волнения.

— Ну да... Давно, короче... Почему ты вдруг вспомнил о Маринке?

— А я и не забывал, — честно признался я и, чтобы не вызвать подозрений, добавил: — Меня интересует, как сложилась её судьба. Про одноклассников и некоторых односельчан я кое-что слышал, а вот о ней нет никаких данных. Будто она бесследно пропала...

— Полька тебе про неё ничего не говорила?

— Нет. — На самом деле я и не пытался затрагивать эту тему с Великановой, опасаясь излишнего любопытства с её стороны.

— Даже если бы она что-то знала, то всё равно бы не сказала, — уверенно промолвил Петька. — Чисто из мести... Полька же её ненавидела, потому что сама в тебя втюрилась.

— Сомневаюсь...

— Да ладно! Это ни для кого не являлось секретом. Ты ведь тогда красавчик был. Стопроцентно вы с Маринкой могли бы стать классной парой, если бы поженились. Она выглядела, блин, как модель. Я, между прочим, в юности был в неё влюблён. Никогда никому не говорил этого, но вот тебе сказал... Теперь-то уже пофиг...

Я удивлённо воззрился на захмелевшего мужчину, а он залпом проглотил свою порцию крепкого алкогольного пойла и опять налил жидкость из бутылки в опустевшую стопку, а потом, не закусывая, продолжил:

— Наверняка не я один такой был. Только мы, неудачники, наши чувства скрывали, в отличие от тебя и Норта. Ну а если кто из нас и хотел к ней подкатить, то после того, как Робот на неё глаз положил, эти желания пришлось забыть. Он же любому мог башку открутить, или его дружки могли бы за него постараться... А как вы с ним эту проблему разрешили?

— У нас возник сначала небольшой конфликт, но потом всё как-то само собой разрулилось... Я ведь уехал. На этом наша кратковременная вражда и закончилась.

— Вообще-то, Артур, тебе крупно повезло, что ты слинял из Серебреков, — философски изрёк Петюня. — Они же в те времена крутые были, и могли бы запросто тебя как следует отоварить или что-нибудь похуже с тобой сотворить. Если бы захотели.

— Наверное, ты в чём-то прав...

Я не стал спорить, а вместо этого отправил себе в горло примерно сорок миллилитров водки и отпил затем из стакана какой-то напиток местного производства, отдалённо напоминавший по вкусу лимонад «Буратино» ещё советских времён. Мой «собутыльник» одобрительно закивал и поинтересовался:

— Неужели ты ради этого и прилетел? Чтобы её отыскать?

— Нет, конечно. Я здесь по работе. Наша фирма продаёт буровые установки и различные комплектующие изделия к ним...

— Для нефти? — перебил меня Пётр, увлечённо жующий только что сделанный им бутерброд.

— Для различных скважин. У нас много клиентов по всему миру, в том числе и в России, и даже тут, в городе, тоже имеются. Вот меня и направили сюда на две недели с целью подготовки почвы для заключения торговых договоров на поставку новой партии оборудования. Так я и очутился здесь, а по ходу дела решил совместить полезное с приятным, то есть навести справки о Марине и, если получится, повидаться с ней.

— Понятно... — Очевидно, он даже не допускал мысли, что в данный момент я могу откровенно врать, и спьяну поверил каждому моему слову. — Первая любовь не забывается и не даёт покоя душе!

— Получается, что так...

— А «Интернационал» как тебе в этом поможет? С чего ты взял, что кто-то из них в курсе, где она сейчас обитает?

— Незадолго до моего отбытия мы с ней сильно поругались. Из-за какой-то ерунды... Как раз в ту пору Роберт к Марине и зачастил. Мне говорили, что она и её подружки вместе с ним и его кентами начали зависать, правда, длилось это недолго. Вот я и подумал, что, может быть, «самураям» известно, куда Маринка в итоге перебралась. В Серебреках ведь у неё родственников не было. Я разыскивал её в интернете, но безрезультатно. Вот и ты тоже ничего о ней не слышал...

— Она тогда очень быстро вместе с родителями исчезла. В селе никто не знал повода для их переезда, насколько я помню... Значит, Норт уже после вашей размолвки решил с ней затусить. А я всё гадал, как это он тебя не отметелил? Оказывается, ты там уже не при делах был. Вокруг него постоянно много всяких баб вертелось, и Маринка, вероятно, должна была стать очередной кандидаткой на роль его личной тёлки. По крайней мере, он точно на это надеялся. Всё-таки хорошо, что она уехала и избавила себя от неприятностей. В те годы «Интернационал» всех местных в страхе держал.

— У тебя же с ними что-то было? Общие дела?

— Да какие там «дела»... — досадливо покачал головой Петька (если бы ему вдруг стало известно, что я навестил его лишь по причине того, что на одном из этапов своего прошлого он плотно общался с «интернационалистами», то в таком случае лёгкое чувство досады, несомненно, сменилось бы глубоким разочарованием). — Это Дрон насмотрелся боевиков про итальянскую мафию в Америке, и ему взбрело в голову, что их начинающей бригаде необходим, как он говорил, «бухгалтер для общака». Я ведь с ним по соседству жил, и в детстве, когда ещё сопляками были, мы часто вместе играли.

— Да, помню.

— Ага... Вот он и взял меня по старой памяти в их гоп-компанию. Я с цифрами всегда дружил. Математика и физика — любимые предметы были в школе. Это ты у нас историей увлекался...

— И биологией.

— А мне арифметика легко давалась, ну вот Беня и надумал меня определить для точного подсчёта их бабла. Первое время я был очень горд: как-никак сами «Самураи» приняли меня в свои ряды! Однако эйфория скоро закончилась.

— Чё так?

— Слишком опасно. Их группа становилась все более похожей на настоящую бандитскую шайку. Это произошло после того, как Робот состыковался с Бородой. Помнишь такого?

— Зэкан авторитетный? Жил тогда в Новомелинке. Правильно?

— Верно. Он ведь считался смотрящим за райцентром. Знакомство с Бородой сделало «Интернационал» реально мощным. Прежде они были всего лишь обыкновенными борзыми гопниками, а после контакта с ним стали ездить на разборки, причём не только по Новомелинскому району, но и по всей области, даже сюда, в город, зачастили. У них появились крупные бабосы, и вскоре я понял, что мне с этими ребятами не по пути. Хорошо, что вовремя соскочил... Русик наехал на меня тогда, типа, я трусливый лох и предатель, но Андрей заступился и помог, по старой дружбе. Короче, отделался я лёгким испугом.

— Что потом произошло? Почему у них не получилось раскрутиться?

— Трудно сказать... Девяностые завершились, и наступило новое время. Ходили слухи, что Бороду грохнули — то ли воры, то ли менты, — а всех его блатных дружбанов тоже загасили или пересажали. И Костолома — корейца, который «самураев» тренировал, — тоже мочканули. Его подопечные сначала залегли на дно, а затем их команда распалась. Вроде никто из «Интернационала» впоследствии так и не смог серьёзно подняться. Я знаю, что Дрон живёт в Казачинске и держит там пару магазинчиков, называются они «Степная звезда», но у него ведь бизнес в крови, а бывшие его друзья так ничего и не достигли в жизни. Хотя, может, я заблуждаюсь... В принципе, уже много лет не слышал о большинстве из них.

— А о ком слышал? — спросил я и внутренне напрягся.

— Ну, про Беню я тебе уже рассказал... Султан вернулся на родину, поселился на точке у одного фермера с соседнего района, который купил землю в Серебреках. По-моему, того фермера Суронин зовут... Хан следит там за его коровами.

— Конг?

— Он самый. Кстати, эта та точка, где раньше Ёхан работал. Хороший мужик был, несмотря на то, что алконавт и со странностями...

— Выходит, Султан пастухом стал? — Мне не хотелось в эти минуты будить воспоминания об Иване, и я вернулся к предыдущей теме нашей беседы.

— Типа того... Вот как жизнь поворачивается. Когда рожей, а когда и задницей!

Петюня захохотал пьяным, булькающим смехом, и мы с ним выпили ещё по стопке. Между тем малосольные огурцы уже закончились и нам пришлось заедать спиртное остатками колбасы и хлеба.

— Но это ещё не самый главный прикол, — сообщил он, вытерев рот тыльной стороной предплечья. — Я недавно вкалывал на стройке и встретил Колчака.

— Колян теперь большой начальник? Прораб? — саркастически подметил я.

— Не... Обычный босяк! Мы с ним там кирпичи на своих горбах за гроши таскали. От него и узнал, где сейчас Конг тусит. Они до сих пор кентуются... С остальными из «Интернационала» у него давно связи нет, лет двадцать уже, а вот к Хану он порой заглядывает на точку, когда приезжает в Новомелинский район. Квасят вместе, да прошлое вспоминают. Как мы с тобой сейчас.

— Жёны у них имеются? Дети?

— Оба бобыли. Да и кому они нужны? В своё время не захотели подсуетиться, а теперь вот бухариками стали. Живут одним днём.

— А у Дрона? Он семейный?

— У Андрея? Кажись, двое у него.

— Детей?

— Ага. Две дочки-школьницы. И жена, естественно. Сам я не видел, но Николай упомянул про них в разговоре, хотя с Беней он не в ладах.

— А про Маринку Колчак ничего не говорил?

— Мы про неё не базарили. Это ты её никак забыть не можешь, а нам по барабану. Что прошло, то уже не вернёшь.

— У тебя есть адрес Коляна?

— Должен где-то быть... Хочешь к нему сгонять?

— Попробую. Вдруг он поможет её отыскать...

— Пузырь с собой возьми, а лучше два! Николай обрадуется и поведает тебе всё, что знает.

— Ладно. Так и сделаю. Адрес давай, не тяни!

Пётр широко зевнул, встал со стула, сделал, шатаясь, несколько шагов в сторону спальни и с грохотом рухнул на пол. Я тут же вскочил, чтобы помочь, но он перевернулся на спину и останавливающим жестом выставил обе ладони в моём направлении, после чего пробормотал:

— Не нервничай, братан. Сиди! Меня просто немного занесло... Сейчас принесу.

Я снова сел, наблюдая, как Петька медленно поднимается и вслед за этим шаркающей походкой исчезает в дверном проёме. Его не было минут пятнадцать, и только приглушённые ругательства, сопровождаемые звуками передвигаемых тяжёлых предметов — возможно, мебели, — доносились из соседней комнаты, а потом он появился вновь, бережно держа в руках переносную магнитолу и пытаясь при этом идти ровно. Приблизившись ко мне, Петюня поставил музыкальный аппарат на стол и торжествующе посмотрел на меня с высоты своего роста, а я, в свою очередь, уставился во все глаза на двухкассетник. «Чёрный рыбак» — так кто-то из односельчан «в порыве озарения» окрестил магнитофон данной модели, и шуточное название прочно закрепилось в молодёжным сленге моих знакомых в те далёкие годы. Точно такой же неизменно стоял на низкой тумбочке у Иоганна в его хижине, и больше ни у кого в округе не имелось подобного «агрегата». Было, безусловно, много «японцев» других фирм-изготовителей, но «Чёрный рыбак» существовал у нас в деревне в единственном числе. Зная, что такие магнитолы больше не производятся, я с чувством благоговения осторожно прикоснулся к памятному раритету, а мой приятель снисходительно ухмыльнулся и провозгласил:

— Дарю! Теперь он твой!

— Ты что? Передумал? — Мне с трудом верилось, что это не шутка. — Ты же не хотел с ним расставаться! Я, вообще-то, думал, что ты за адресом Коляна пошёл...

Он хмыкнул и опустился на стул, придерживаясь руками за крышку стола, а затем обронил:

— Будет тебе адрес. Он у меня в телефоне. А мафон забирай! Это мой тебе подарок.

— Чем заслужил? Я ведь могу и заплатить.

— Не надо мне твоих буржуйских монет! — нахмурившись, решительно отрезал Пётр. — Эт я тебе за то, что ты мне жизнь спас. Может, ты уже и забыл, а я нет... Помнишь, как меня местные гасили у ларьков?

Это произошло, когда мы оба были ещё студентами. Он учился в сельскохозяйственном институте и жил в общежитии. Мне частенько приходилось навещать его там, и мы, как и многие молодые, но не обеспеченные достаточным количеством денег мужчины того времени, пытались скрасить свой досуг, распивая дешёвое разливное пиво из пластиковых бутылок и заедая это дело вяленой рыбой. Я редко оставался ночевать у Петьки и его однокурсников, проживавших там же, хотя порой и засиживался допоздна, однако в основном старался не пропускать последний рейсовый автобус, который мог доставить меня до частной квартиры, где я снимал комнату у ворчливой пенсионерки, пополнявшей свой бюджет за счёт приезжих студентов. В один из таких вечеров для меня настал момент покинуть «тусовку», и я, как обычно, собрался идти до автобусной остановки, располагавшейся неподалёку от торговых ларьков, в которых преимущественно продавались бутылки и банки с водкой и пивом, сигареты, конфеты, презервативы и всевозможные упаковки жевательной резинки. Петюня вызвался провожать меня, а на мои возражения ответил, что в последнее время участились случай, когда местные гопники вылавливали и избивали у ларьков пьяных жителей «общаги», желавших «затариться» на ночь алкоголем, и отбирали у них деньги.

Мне его предложение показалось смешным, так как он имел довольно хлипкое телосложение и какой-нибудь действенной помощи от него ожидать определённо не стоило. Впрочем, я согласился, поскольку не хотел задевать его самолюбие, подкреплённое большим количеством выпитого пива, и мы зашагали вдвоём по тёмным улицам, развлекая друг друга воспоминаниями о смешных эпизодах из нашей студенческой жизни (остальные участники попойки, среди которых присутствовали и девицы, не проявили желания прерывать приятный вечер и ради меня покидать уютную «хату»). Автобус ещё не успел уехать с остановки; я быстро попрощался с Петром и, находясь уже в салоне, пристроился у окна и помахал ему рукой, наблюдая, как он направляется обратно к себе домой. После того, как его спина полностью растворилась в темноте, из-за дальнего ларька показалась группа из четырёх коротко стриженных парней в широких джинсах, какие в молодёжных кругах именовались «трубами», и поспешила за ним. Практически в ту же секунду створки автобусных дверей захлопнулись, а я моментально спрыгнул с сиденья и закричал, чтобы их немедленно открыли, переполошив при этом других пассажиров, одаривших меня гневными взглядами и бранными комментариями. На удивление водитель послушался и двери распахнулись. Я вылетел как ошпаренный наружу и изо всех сил помчался в сторону общежития.

Мне удалось вовремя добраться до места происшествия, и мой друг пока ещё не сильно пострадал. Решившие напасть на него парни, по-видимому, только сейчас догнали и окружили его. Один из них резко ударил рукой Петьку по голове, свалив этим действием с ног, ну а уже через пару мгновений я, дико завопив, врезался в их толпу, опрокинув на ходу ближайшего противника, но тот зацепился за мою куртку, и мы с ним кубарем покатились по асфальту. Удача была определённо на моей стороне, потому как я оказался сверху, после чего, размахнувшись, ударил кулаком в нижнюю часть физиономии соперника. Тут подбежали его приятели, кто-то из них мощным пинком в спину отправил меня на землю, и затем последовали хаотичные удары ногами по всему моему телу. Я инстинктивно сжался в клубок и прикрыл голову руками, что в первые секунды позволило мне избежать сильных повреждений, хотя это всё равно не спасло бы меня, если бы избиение затянулось. К счастью, неожиданно подоспела помощь, причём оттуда, откуда мы её точно не ждали, — сперва послышался звук приближающейся легковой машины, а потом в воздухе раздался пронзительный выкрик: «Мусора!»

Меня сразу же оставили в покое, я приподнялся на локте и увидел, как наши обидчики кинулись врассыпную, а вслед за одним пацаном — тем, кто удирал по дороге (что само по себе являлось откровенной глупостью), — устремился сине-белый «Опель» — такие автомобили совсем недавно появились в автопарке городской милиции. Вероятно, из-за участившихся нападений на граждан служители закона патрулировали улицы по вечерам в данной местности, и благодаря их деятельности мы отделались только синяками и ушибами. Петюня подошёл ко мне, помог подняться на ноги и спросил, что же нам делать дальше: оставаться здесь и ждать возвращения «ментов» или идти в «общагу», чтобы привести себя в порядок. Я взглянул на его лицо — после удара гопника из ноздрей у него текли струйки крови — и ответил, что у меня нет никакого желания ехать в «мусарню» и давать там показания. Он кивнул, соглашаясь, и мы поспешили покинуть это место. Уже в комнате общежития я осмотрел своё тело и установил, что, кроме синяков на спине, ногах и руках, получил на среднем пальце правой кисти небольшую рваную рану вследствие удара по зубам противника. Она ещё долго гноилась, и спустя некоторое время я не на шутку встревожился и хотел было уже идти к врачу, но в один прекрасный день досадная рана всё-таки зажила, а на том месте остался короткий шрам, при случайном взгляде на который я с тех пор всегда непроизвольно вспоминал о давнем неприятном происшествии...

Вот и сейчас это памятное событие промелькнуло у меня в мыслях, а Пётр вновь наполнил свои простенькие рюмки водкой и проговорил:

— Теперь он твой... У меня полно других. От одного магнитофона не обеднею.

— Ну спасибо, друг! Классный подарок! — с чувством сказал я. — Не сочти за наглость — можешь подогнать мне какой-нибудь музыки? У тебя, смотрю, её много.

Я кивком головы указал на стену, где висели полки с кассетами и компакт-дисками. Мы чокнулись, а затем почти синхронно выпили, и Петька, шумно выдохнув и «занюхав» хлебным мякишем, поинтересовался:

— А какая тебе нужна? Метал, как в детстве? Помню, ты увлекался... Ёхан вроде тебя на него подсадил.

— Да, было дело... — улыбнувшись, подтвердил я. — Но такого добра у меня и дома до фига, дай лучше отечественной попсы.

— Чё, в натуре? Это же полный отстой! — недоуменно поднял брови Петюня.

— Ага... Ты прав. И всё же, есть у тебя что-нибудь в этом направлении? Желательно из девяностых. Хочу понастальгировать.

— Найдётся, наверное... Сейчас поискать, или до завтра подождёт? Там вон, на полках, валяются разные кассеты. Бери чё хочешь!

— Благодарю, брат! Завтра утром гляну, что у тебя имеется...

Мы поболтали ещё немного о прошлой и современной жизни, а также о нелёгком быте и глупой, по нашему обоюдному мнению, международной политике, и вскоре язык у моего собеседника начал заплетаться, а речь постепенно стала несвязной и неразборчивой. В один из редких моментов просветления он предложил открыть и распить третью бутылку (вторую мы благополучно «прикончили»), однако я отказался, поскольку почувствовал, как сам основательно опьянел, а ведь это совсем не входило в мои первоначальные планы. В конце концов мы решили ложиться спать. Пётр отправился в спальню, и уже через минуту оттуда раздался могучий храп, а я вышел наружу и посетил деревянный туалет, что стоял в дальнем углу двора, после чего, вернувшись в дом, упал на диван, даже не раздеваясь, и тотчас же уснул.