Глава 16. Узнать истоки

До городской библиотеки они дошли минут за двадцать, держа друг друга за руки, весело болтая. У каждого в мыслях была вчерашняя ночь. Юрий чувствовал, его подруга просто пылает страстью, и временами терял нить их разговора, так как то и дело, спонтанно, неосознанно видел проступающее тонкое, энергетическое тело Маши. Энергия обвивала ее позвоночник, пылала оранжевым в области матки, там, где вторая чакра — свадхистана. И это было объяснимо. Вторая чакра отвечает за наслаждение, чувственность и умение получать удовольствие. Если она открыта — женщина способна бесконечно дарить мужчине наслаждение. И не только, кстати, через секс, но и через прикосновения, секс, вкусную еду, теплый дом, заботу и нежность. На уровне сердца Маши брезжил изумрудно-зеленый — анахата светилась. Она отвечает за способность испытывать сострадание и любить безусловно и безгранично, ну и умение заряжать мужчину эмоциями, вдохновением, при этом принимая его таким, какой он есть. Кудашев почувствовал, как тепло ее руки разливается и по телу. Ему подумалось, что, когда отношения строятся на четвертой чакре — то есть связывает не только секс — у них есть шанс быть по-настоящему гармоничными.

Мелькнуло недоумение, откуда взялось в нем это знание? До злополучного полета он имел только поверхностное знание о ведическом учении, даже, пожалуй, названия чакр не помнил. А тут все как на ладони. Юрий усмехнулся про себя, вспоминая свой последний серьезный роман с сестрой друга в Эстонии. Вот бы это умение видеть в человеке скрытое и невидимое. Он отшил бы Вилму с ее замыслами, после первой же ночи! Одно ясно, теперь они с дочкой пасечника связаны накрепко, все бы было хорошо, если бы не было, так как есть. Их любовь — смертельная угроза обоим.

Здание библиотеки, большое, одноэтажное, старой постройки, наверное, ровесник века, красного кирпича с большими окнами-арками и толстыми стенами, укрыто было разросшимися кленами, судя по всему видевшими еще Российскую империю. Интересно, а оно сохранилось в его мире, в его Смоленске? От мыслей таких отвлек девичий голос:

— Ты что, задумался совсем, я тебя спрашиваю, а ты будто и не слышишь! Во сколько встретимся? Сейчас десять, можно было бы на обед вместе сходить как вчера, но боюсь, не успею в интернате с делами закончить.

— А до которого часа библиотека работает? — спросил Юрий, улыбаясь обезоруживающей улыбкой.

— До шести вечера. Да народу тут, наверное, совсем немного будет, у студентов и школьников каникулы.

— Ну мне думаю хватит до шести часов времени, если раньше закончишь, приходи ко мне, а если до закрытия не успеешь, то я тут тебя дождусь, — обершарфюрер кивнул головой на уютно расположившуюся в тени кленов скамейку рядом со зданием.

Попрощались они совершенно бесстыдным, долгим поцелуем, чем вызвали громкое брюзжание шедшей мимо с бидоном тетки, что-то про «бесстыжих», что у обоих вызвало только улыбки. Наконец, Маша скрылась за углом, а Кудашев распахнул высокие двери и вошел внутрь. Небольшой коридор с какими-то аляповатыми стендами на которых, конечно же, красовалось что-то про КПСС и очередную пятилетку. Он прошел глубоко, вдыхая давно любимый запах. Ведь у всех библиотек он одинаковый, будь то коммунистический Советский Союз, Германский Рейх или Российская Империя. Книги пахли одинаково, мудростью и пылью, что в фашистском Риме, что в советском Смоленске.

Приличных размеров зал с высокими уходящими в глубь стеллажами, на которых теснились разноцветными корешками тысячи книг, заставил Юрия остановиться. Откуда, с чего начать? Он заметил справа от входа потемневшую от времени деревянную стойку, из-за которой торчал хвост стянутых резинкой русых волос. Молодая женщина-библиотекарь, худенькая, в простеньких очках, что-то читала с таким интересом, что даже не заметила нового читателя, вошедшего в зал. Кудашев подошел к стойке, стараясь не очень шуметь, заглянул через дубовые перила. Женщина, а скорее девушка, в легкой голубой кофточке была какой-то прозрачной. Такими бывают люди, предпочитающие общество книг свежему воздуху и активному образу жизни. Он положил руки на стойку наблюдая за библиотекарем. Та в это время перевернула страницу книги, которую читала и краем глаза заметила, что не одна. Она вздрогнула, захлопнула книгу и испуганно подняла голову, встретившись своими зелеными глазами с его улыбкой.

— Здравствуйте, извините, я не хотел вам мешать, но мне нужна помощь в выборе книг. — обершарфюрер отметил про себя, что девушке, наверное, лет двадцать. Она даже не привлекательна, а красива, только ей бы на солнышко, позагорать, поваляться на песочке у реки и вообще, провести месяц на природе. Погулять по лесу, покупаться, наверняка, такое времяпровождение пошло бы ей на пользу.

— Ой, извините пожалуйста, летом с утра у нас почти никого не бывает, вот я и зачиталась… — она смущенно покраснела под пристальным взглядом молодого мужчины.

— А что вас так увлекло, позвольте полюбопытствовать?

Рита Доронина, второй год работая в Смоленской библиотеке, выработала для себя оригинальную градацию мужчин. Почти все ее сверстницы прежде всего ценили в противоположном поле внешнюю красоту и физическую силу, а ее интерес вызывали мужчины интеллигентные и умные. Невзрачный очкарик из студентов-филологов, способный оценить прозу Стендаля и стихи Блока, привлекал ее больше чем бравый курсант Смоленского высшего инженерного училища радиоэлектроники войск ПВО с тоской в глазах листающий справочник по физике. Но с такими запросами, в свои двадцать лет оставалась она девственницей, так как к бравым курсантам готовым сожрать ее пылкими взорами, не лежала душа, а задохликов-гуманитариев, с воодушевлением обсуждавших с нею прозу ХIX века, не интересовала она как женщина. Поэтому, когда этот привлекательный молодой мужчина, с каким-то не здешним, отчего-то усталым с утра лицом, поинтересовался ее книгой, Рита смутилась и покраснела.

— Это Оноре де Бальзак, «Шуаны», — она не сводила глаз с собеседника, заранее смиряясь, с его грядущим непониманием и потерей всякого интереса к этой — книжной моли. Но она ошиблась.

— Великолепный роман! Если не ошибаюсь, один из первых романов Бальзака… Мне всегда из его героев был ближе маркиз де Монторан, а вам? Хотя… вы, наверное, не дочитали книгу до конца. — незнакомый читатель, явно знал, о чем говорил.

— Ну что, вы, я его перечитываю уже в третий раз! Вы задали мне не простой вопрос, страшное время там описано, очень жестокое, если из мужских персонажей, то мне более симпатичен командир «синих» полковник Юло, а если из женщин… — девушка потупилась, краснея, — наверное, Мари де Верней».

Мужчина улыбнулся очень доброй, какой-то редкой по нынешним временам улыбкой, Рита почувствовала странную, неожиданно возникшую приязнь к незнакомцу.

— Вы тоже любите Бальзака? — осторожно, стараясь не спугнуть чудесного собеседника, поинтересовалась она.

— Не скажу, сударыня, что он мой любимый французский писатель, но цикл «Человеческих комедий» меня впечатлил. Замечательно описана Франция после Наполеона, к тому же я читал его на языке оригинала… Знаете, часто перевод портит восприятие.

Маргарита почувствовала жар в груди и обрадовалась, что разговаривает с незнакомцем сидя на скрипучем, старом стуле, иначе ноги бы дали слабину. Надо же, он читал Бальзака на французском! И «сударыня» в его речи прозвучало как-то совершенно естественно, не вычурно, будто он не из книг это взял, а постоянно, повседневно использовал в своем общении.

— И что же… Что из его книг вам понравилось больше всего? — она затаила дыхание, наслаждаясь беседой.

— Никогда не задумывался над этим. Но с недавнего времени, часто вспоминаю «Полковника Шабера» с его историей пропавшего неведомо где героя, спустя годы возвращающегося в совершенно чужой мир. Вышедшая замуж за другого жена, нет прежних друзей, погибших в походах. Печальный конец, очень печальный. — голос молодого мужчины и стал тише, и грустное выражение его лица показалось Рите очень искренним.

— Но мы что-то с вами совсем углубились в литературу! — незнакомец неожиданно сменил тему, — я недавно в городе, сейчас работаю над некоторыми эпизодами истории ХХ века, поэтому и беспокою вас с утра пораньше. Давайте знакомиться, меня зовут Юрий!

Он, чуть перегнувшись через стойку, протянул руку. Не так как тянут, многие, будто суют в печку дрова, а как-то изящно и с достоинством.

Девушка, чуть помедлив, подала правую руку, не сводя глаз с мужчины почти шепча:

— Маргарита! Можно просто Рита…

Когда их руки встретились, девушку, будто пронзило электрическим разрядом, или ей это только показалось? Потом, она вспоминала с удивлением, что ей, аккуратистке, даже не пришло в голову завести на незнакомца читательский билет, спросив для этого паспорт.

Рита как во сне слушала парня, а у самой, отчего-то сердце билось так, будто хотело вырваться из груди и улететь высоко, в небо, к солнцу в самый зенит.

— Дело в том, Рита, что мне нужна научная литература, по первой половине ХХ века, желательно на английском или немецком, в том числе мемуары и возможно публицистика… Что посоветуете?

Когда разговор вошел в профессиональное русло, молодая библиотекарь приободрилась, все же на знакомом поле играть проще, к тому же с такой милой командой. Рита улыбнулась своим мыслям, сняла очки и по старой привычке потерла переносицу. Что бы ему посоветовать?! И вдруг оказалось, что все намного сложнее.

От книг о Великой Отечественной в центральной Смоленской библиотеке ломились полки. Как и в любой другой, по всему Советскому Союзу. Много было монографий и исследований, в последние годы они поступали в библиотечный фонд в очень большом количестве. Но авторы в подавляющем большинстве, конечно, советские, а вот иностранные… да, задачку он мне задал!

— Я сейчас подберу вам несколько книг, но… у нас нет иностранных изданий. Возможно что-то в переводе. Подождите немного. — девушка поднялась из-за стола, одернула простенькую голубую блузку и отправилась к стеллажам, сама того не замечая, грациозно покачивая бедрами, чего за ней отродясь не водилось.

Кудашев улыбнулся, глядя ей вслед, даже против своей воли окинул ее стройную фигурку, своим новым рентгеновским взглядом! Ого! Какое полезное умение, один такой взгляд дает больше чем длительное общение. Он смущенно потупился, оказалось, что умение его такое же нескромное и предосудительное как чтение чужих писем или сокровенных девичьих дневников. Одно дело Машенька, а другое дело иные. Решено! Без крайней надобности больше не стану…

В ожидании обершарфюрер закрутил головой по сторонам. Наверное, все библиотеки в чем-то одинаковые. Он вспомнил зал библиотеки университета, который так и не окончил, тот конечно был побольше и обставлен лучше. Но очень похоже, если не обращать внимание на то, что вон там, где висел на балке большой красный транспарант с надписью: «Наша цель — коммунизм!», у нас распростер крылья германский орел, сжимающий в лапах венок со свастикой. На противоположной от больших стрельчатых, готических окон стене в его университетской библиотеке висела хорошая копия портрета Фюрера, кисти Карла Треппе с готической вязью под ней: «Государство будет воспитывать в юношестве со школьной скамьи чувство ответственности и готовности отстаивать мужественно свое мнение». А тут, на стене напротив окон, аляповатый плакат в виде негра, азиата, краснокожего и белого, поднявших вместе руки сживающие красный флаг. Плакат, скорее всего намалевал какой-то местный «художник» с партбилетом в кармане. Ну да и ладно… Юрий сам не заметил, как вернулась девушка-библиотекарь, неся, прижимая к груди несколько книг.

— Вы их возьмете для работы или тут будете читать? — поинтересовалась она, по ее тону было понятно, что Рита очень хочет, чтобы он присел за один из столиков библиотеки.

Мужчина кивнул на один из столиков со старой лампой посредине и потянулся за книгами.

— И это все?! — удивился Кудашев, со своим скорочтением, он, наверняка, бы покончил с подборкой этой литературы, за час, — я надеялся, что тут больше книг по моей теме.

— Ну, конечно же, больше! Вам и за неделю все не прочитать, начните с этих, а потом придете еще. — девушка улыбнулась чуть снисходительно.

Юрий не стал спорить, уселся за стол и взглянул на стопку книг. Та-ак…. Что тут у нас…

Все книги, а их было шесть томов, представляли собой «Историю Великой Отечественной войны» изданную институтом Марксизма-Ленинизма при ЦК КПСС в 1960 году. Обершарфюрер хотел было вновь вернуться к стойке с милой библиотекаршей, но решил, все же начать с этих томов. Тошнить начало с первых же страниц… «Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945 гг., навязанная нашему народу разбойничьим германским империализмом, является самым трудным и в то же время самым героическим периодом в истории нашей Родины. Ни один народ не перенес таких тяжелых испытаний, которые выпали на долю советских людей в эти годы. В военной буре с новой силой раскрылась мощь страны социализма». Ну а чего он хотел и на что надеялся? Пришлось читать. Кудашев видел, как искоса поглядывает на него из-за стойки девушка, но как ни в чем не бывало, листал страницу за страницей. Это чтиво, забитое большевистской пропагандой, лишь немного дополнило то, что он узнал в сельском клубе Чернево. Через полтора часа, он положил все шесть томов на потемневшую от времени стойку. «Давайте другие книги, с этими все…»

Маргарита смотрела на Кудашева, открыв рот. Она видела, как он быстро листал страницы, только время от времени чуть задерживаясь, будто рассматривал картинки. Все это было до такой степени не серьезно, что она оскорбилась.

— Вы что, смеетесь? Полистали книжки и все?! — кажется, этот странный парень смеялся над ней.

— Ну что вы, Рита, я действительно их прочитал… Ну не знаю… Вы никогда не слышали о технике скорочтения? Не верите? Ну спросите меня о чем-то из этих книг!

Библиотекарь отчего-то, сама не могла понять, ему поверила. Хмыкнув она, ушла к стеллажам и быстро вернулась, держа в руках еще несколько книг.

Юрий, не отходя от стойки, взглянул на названия. Алафузов В. А. «Доктрины германского флота». Анфилов В.А. «Начало Великой Отечественной войны». Безыменский Л. А. «Особая папка «Барбаросса». Ионг Л. «Немецкая пятая колонна во Второй мировой войне». Филатов Г. С. «Крах итальянского фашизма». Были и переводы, Хаффнер С. «Самоубийство Германской империи» и Виллар Ж. «Странная война» и предательство Виши». По сути, все эти книги соответствовали советскому официозу и дополняли первый шеститомник с минимальными различиями. Германия и ее союзники проиграли войну. Без вариантов. Другого исхода и не могло быть. Слишком различен потенциал СССР, Британской империи и США, по сравнению с Германией и иными европейскими странами. Дело времени. В 1944–1945 это неминуемо. Во всем виноват Гитлер и вообще немцы. В 1939 СССР в союзе с германцами разбили Польшу, но во всем советским источникам как-то странно, это называется «освободительным походом». Будто и не было Рижского мирного договора 1921 года, по которому Западная Украина (западная часть Волынской губернии), Западная Белоруссия (Гродненская губерния) и часть территорий других губерний Российской империи с преобладанием польского населения считалась неотъемлемой частью Польши.

Как и после Первой мировой, всю вину за войну взвалили на Германию. Похоже, в ХХ веке это уже стало традицией. Выигравшие войну устроили судилище над побежденными, назвав это «Нюрнбергский трибунал». Любопытно, большевики объединились с западной плутократией… хм… тут явно торчат из всех щелей пейсы. Фюрер погиб. Оставшихся в живых руководителей Рейха победители казнили. Так… это нужно узнать подробней. На ознакомление с этими книгами, ушло примерно два часа. Юрий так глубоко погрузился в чтение, что совершенно перестал обращать внимание на Маргариту, не сводившую с него глаз. Он лихорадочно листал книги, делал на листе из школьной тетради, который попросил у нее, пометки. Только потом заметил, что машинально эти пометки у него выходили на немецком языке. Проклятье, это уже слишком подозрительно, если она увидит. За это время в библиотеку зашли еще несколько человек, но никто не остался в читальном зале.

Сложив прочитанное на стойку, он встретился с круглыми глазами девушки.

— Вы уже прочитали?! Я наблюдала за вами, отрадно видеть такое рвение, невероятно, вы и правда очень быстро читаете… — сказала она.

— Милая Рита, мне действительно очень интересна тема. Прошу, мне нужны материалы «Нюрнбергского трибунала»

— Вы знаете, у нас сейчас обед, но я, как правило, обедаю тут, захватила кое-что перекусить. Можете сходить покушать, через дорогу столовая, и через час вернуться, а если хотите, оставайтесь… угощу вас чаем. — она смущенно улыбнулась.

От чая обершарфюрер не отказался. Несмотря на пустой желудок, вновь опробовать на себе прелести советского общественного питания, к тому же одному, желания не было. Дрянной чай в большой кружке с отколотой ручкой, конечно не насытил, но немного прибил чувство голода. Девушка была действительно отличным собеседником. Их разговор вращался исключительно в литературной сфере и не заставлял Кудашева изворачиваться и врать о себе или отвечать на какие-то провокационные вопросы. Хотя если речь зашла о советских писателях, его несостоятельность была бы очевидна.

Юрий вновь расположился за столом в читальном зале. Три увесистых тома книги «Нюрнбергский процесс», черных с белым прямоугольником, с названием в правом верхнем углу, лежали перед ним.

— У нас еще есть семитомник 1957 года, тоже издательства «Юридическая литература», но думаю, последнее издание вам больше подойдет» — сказала ему девушка, выдавая книги.

Кудашев кивнул, скорее всего, содержимое и семи, и трех томов, можно было кратко охарактеризовать словами галльского вождя Бренна: «Vae victis» — Горе побежденным. Углубившись в чтение, он понял, что был полностью прав. Концентрационные лагеря… уничтожение евреев, военные преступления. Все было ошельмовано и шито белыми нитками. Миллионы уничтоженных евреев, газовые камеры, какой ужас… Как все-таки было право руководство Рейха у него в мире, раз и навсегда решившее еврейский вопрос, несмотря на все трудности и жертвы. Военные преступления, само собой, по мнению победителей, совершали только немцы. Уничтоженные бомбами мирные немецкие города, это конечно не преступления. Один Дрезден чего стоит… Твари!

Юрий, почувствовал, как рождается понимание. Что-то настойчиво рвалось в голову, какая-то мысль пыталась пробиться через нагромождение жидовской лжи. Так… минутку, что же так не дает покоя? Что-то тут не то! Сейчас… сейчас… Давай разбираться. Фюрер погиб в Берлине 30 апреля 1945 года… Геббельс 1 мая тоже в Берлине, Генрих Гиммлер, якобы отравился 23 мая 1945, где-то в Люнебурге. Геринг, приговоренный к смерти, отравился в октябре 1946, остальные… Гейдриха убили в 1942 году в протекторате, Шпейера осудили к двадцати годам заключения и сейчас это дряхлый старик, но хоть жив остался. Борман пропал в Берлине в конце апреля, начале мая 1945. Кудашев листал дальше… Кейтель, Штрассер, Риббентроп, Дениц, бедняга Гесс. А где же, Старый Макс? Почему о нем ни слова? Как я сразу не обратил внимания? Вся эта советская макулатура, пронизанная коммунистической агитацией, упоминает всю верхушку Рейха, но только не его! О Максе Эрвине фон Шойбнер-Рихтере ни слова… Он вновь попытался вспомнить все прочитанное. Так и есть! О одном из самых значимых политических фигур истории ХХ века, нет ни слова. Кудашев вспомнил рассказы отца, перед глазами стояли траурные рамки газет мая 1952 года, когда умер Старый Макс, но что за черт? Отчего нет ни слова о нем, тут? А может…

Юрий порывисто вскочил и почти подбежал к библиотекарю

— Рита, мне нужна одна книга, но я не уверен, есть ли она у вас!

Девушка вопросительно посмотрела на него.

— Мне нужна «Mein Kampf» Гитлера и желательно на немецком! — Кудашев вдруг осекся, понимая, что шансов получить желаемое, почти нет.

Но чуть задумавшись, а потом, полистав какую-то тетрадь Маргарита ответила:

— Да она у нас есть, в спецхране, выдается только по специальному допуску, так что извините…

— Хорошо, хорошо, вот, пожалуйста! — обершарфюрер, лихорадочно принялся ощупывать карманы и, наконец, достал из нагрудного кармана рубашки свернутый вдвое листок. Он положил его на стойку, и когда она потянулась к листку, их руки опять встретились. Мгновенное касание не более, но развернув листок, оказавшийся той самой справкой, что дал ему Сергей Горохов, Рита пристально осмотрела ее, кивнула и записала что-то в той самой тетради. Через несколько минут, Кудашев держал в руках вожделенную книгу. Она была такая же, как и у него дома. Небольшой по размерам, потрепанный томик в портрет Фюрера и красной полосой внизу по диагонали, на которой написано было «Mein Kampf». Не отходя от стойки, он с горящими глазами быстро открыл ее. Пробежав глазами страницу в самом начале книги, Кудашев замер. Библиотекарю, хотевшей было высказать удивление знанию кроме французского, еще и немецкого языка (что в Советской России встречалось не часто), показалось, что молодой мужчина вдруг постарел лет на десять. Она как-то по-бабьи, изумленно прикрыла рот рукой и опустилась на стул.

Обершарфюрер СС Юрген Кудашев, не выпуская из рук книги вернулся к столику где громоздились все эти бесполезные тома и вновь, уже медленно прочитал, беззвучно шевеля губами.

Посвящение

9 ноября 1923 г. в 12 ч. 30 мин, по полуночи перед зданием цейхгауза и во дворе бывшего военного министерства в Мюнхене пали в борьбе за наше дело с твердой верой в возрождение нашего народа следующие бойцы:

Альфарт Феликс, купец, род. 5 июля 1901 г.

Бауридль Андрей, шапочник, род. 4 мая 1879 г.

Казелла Теодор, банковский служащий, род. 8 авг. 1900 г.

Эрлих Вильгельм, банковский служащий, род. 27 янв. 1901 г.

Фауст Мартин, банковский служащий, род. 19 авг. 1894 г.

Рехенбергер Антон, слесарь, род. 28 сент. 1902 г.

Кернер Оскар, купец, род. 4 янв. 1875 г.

Кун Карл, оберкельнер, род. 27 июля 1897 г.

Лафорс Карл, студент, род. 28 окт. 1904 г.

Нейбауэр Курц, служитель, род. 27 марта 1899 г.

Папе Кляус, купец, род. 16 авг. 1904 г.

Пфортен Теодор, судья, род. 14 мая 1873 г.

Рикмерс Иоганн, военный, род. 7 мая 1881 г.

Шейбнер—Рихтер Эрвин, инженер, род. 9 янв. 1884 г.

Стронский Лоренц, инженер, род. 14 марта 1899 г.

Вольф Вильгельм, купец, род. 19 окт. 1898 г.

Так называемое национальное правительство отказало павшим героям в братской могиле.

Я посвящаю первый том своей работы, памяти этих бойцов. Имена этих мучеников навсегда останутся светлыми маяками для сторонников нашего движения.

Адольф Гитлер

Крепость Ландсберг.

16 октября 1924 г.